Клуб Вечности. Реставратор

Елизавета Левинская (2024)

Я — художник. Я вижу красоту этого мира. Однажды, я встретил идеальное произведение искусства. Картину, истинный облик которой, только я могу увидеть. Но стремление вернуть картине её первозданную красоту оборачивается ужасом. Cущество, заточённое в полотне, пытается вырваться на свободу. Под ударом оказывается моя жизнь, мой разум и мои близкие. Но страшнее то, что я случайно перехожу дорогу древнему сообществу «Клуб Вечности». У которых свои планы на картину… и меня.

Не заблудись во снах

— Какая пошлость, — слышу я тихий голос отца Алексия. А точнее, моего друга Лёши.

Оглядываюсь на него с ехидной усмешкой. Ещё когда я открыл дверь, с картиной в руках, не смог не заметить цепкого взгляда Алексия на картину.

Да и сейчас он с неё глаз не сводит. И ведь он не представляет, какая она на самом деле.

— Ну да, поэтому ты разглядываешь её? Оцениваешь уровень пошлости?

Лёша только вздыхает.

— Я священник и глубоко женатый человек. Так что, твои подозрения беспочвенны и напрасны, — он держит недолгую паузу. — Какая-то она неприятная. Как будто, грязная что-ли.

— Ну а то! Вымазана в саже, обгорела, часть краски растеклась. Ну, я так могу объяснить вот это, — я показываю рукой на искажённое лицо Насти.

— Может, он её так и нарисовал? Как это называется… абстракция? — говорит Лёша.

— Да нет, я знаю, какой она должна быть, — я киваю на бумаги позади моего друга Вырванные листки со скетчбука, которые я разложил на небольшом журнальном столике. Теперь будет удобно подходить и сверяться с ними.

— Ты это чертил?

— Не чертил, делал наброски. Пока не забыл её лицо. План такой, сейчас я занимаюсь фоном и очищаю её от сажи. Затем, когда придёт гонорар за ту херотень, что я нарисовал для американцев.

— Игра? — уточняет Лёша. — Я немного отвык, что то, чем ты зарабатываешь себе на жизнь, ты называешь…

Это просто не искусство, — я пожимаю плечами. — Так вот: я оплачу консультанта, чтобы он помог мне понять, как её восстановить. В худшем случае, я просто перепишу её лицо. Я знаю, как.

Снова киваю на наброски. В голову лезет непрошеная мысль о том, что я точно запомню её лицо. Что я точно увижу её во сне. Иначе и не может быть.

— Тебе не кажется, что ты слегка… — Лёша будто подбирает слово. — Одержим?

Лёша сбивает меня с мысли.

— Ну, — я пожимаю плечами. — Я просто увлечен, понимаешь? Ты не видел, того, что видел я. Так что не можешь судить.

— Я не сужу. Просто… А что ты такое видел?

Снова оглядываюсь на друга.

Лёша самый странный человек, из всех, кого я знаю. Бывший журналист, подающий большие надежды. Он остался жить в родном южном городе и стал священником. Спасибо, что не монахом. От этого его уберегла только его жена Оля, в которую Лёша был беззаветно влюблён все почти пятнадцать лет брака и сколько-то там до брака.

В детстве, бабушка водила меня часто в церковь. И я общался со многими священниками, но Лёша не похож ни на одного из них. Активный, умный, иногда даже агрессивный. Фанатично спортивный, из-за чего он выглядит не столько священнослужителем, сколько устрашающей грудой мышц в рясе. Я не могу понять, как и зачем его угораздило обречь себя на белое монашество и получить сан.

При этом, он абсолютно верующий человек. Гораздо более верующий, чем многие мои знакомые священники. Ходячая сплошная смесь несочетаемого, невозможного. Странного.

И возможно, на этом и держалась наша дружба по началу. На странности, необычности. Лучший друг нищего художника и неудачливой модели, живущих во грехе, это, конечно же, два метра и сто десять килограмм чистой духовности.

— Только без… наездов, ладно? Это исповедь. Тайна исповеди, помнишь?

— Давай уже.

Едва я собираюсь открыть рот, как дверь подвала резко хлопает. В мастерскую влетает Лера, шурша многочисленными пакетами.

— Нужна твоя помощь, — заявляет она. — Срочно нужна твоя мужская помощь!

Я так и не понимаю, к кому она обращается. Ко мне или Лёше?

— Когда я вас уже венчать-то буду? — вместо приветствия спрашивает он у Леры.

— А я знала, что ты не просто так тут торчишь: сначала венчать будешь, потом крестить десяток наших детей, а после всех нас хоронить. Ты ищешь постоянных клиентов, да?

Леша не обижается, к его чести, а просто качает головой, и, завидев пакеты, кивает на них вопросительно.

— Это что?

— Одежда для фотосессий, Маришка подкинула, мне надо срочно выбрать! Будет домашнее дефиле! — её голос резко становится звонче, веселее. Она оглядывается на меня, и, будто что-то вспомнив, сжимает губы. — Короче, ты был прав. А я была неправа. Не надо было мне ходить к тому фотографу.

Я нервно хватаю кисточку, чтобы что-то держать в руках.

— Что там?

— Там у него всё глючное, и всё фотки оказались бракованными. ВСЕ. Он не может ничего обработать. Какой-то кошмар!

— Это как? — задаёт Лёша мой вопрос.

— Да вот так! Везде лицо засвечено. Вместо лица — белое пятно. Везде. На всех исходниках.

— Свет не так выставил? — я пожимаю плечами. — Или матрица сломана… Но он бы видел это в объективе.

Лера только машет рукой.

Да кое-кто, просто рукожоп! Но! — её голос опять звенит. — Меня прямо на улице остановил человек, агент. Сказал, что я божественна красива и просто обязана попробоваться к нему. Ура?!

Она подпрыгивает на месте, и обводит нас взглядом, видимо, считая, что мы с Лешей сейчас подкинем невидимые шапочки, и будем подбрасывать её на руках, как в кино. Но мы только мрачно переглядываемся.

— Я в восторге, — мрачно отвечаю. — Ведь первый попавшийся на улице мужик, обязательно фотограф “Vogue” и никогда не заманивает к себе дурочек, для дурных целей.

— Ты, блин, опять?! Твой дар уже сработал, всё. Теперь я в безопасности!

— Так, стоп, какой дар? Вы о чём? — Лёша смотрит на Леру. Та лишь снова отмахивается.

— Да о том, что Олежек у нас провидец. Нострадамус, — заводится она. — Он заявил мне, что меня убьет фотограф, к которому я приду. Якобы, увидел это во сне. Хотя на самом деле, просто нагадал мне одного кретина и всё!

— Ты видишь вещие сны? — теперь Лёша выразительно смотрит на меня.

Я закатываю глаза. Сейчас меня начнет отчитывать священник за веру в сны, и закончит агитацией исповеди и венчания. Но отец Алексий меня снова удивляет.

— Как часто это происходит? — спрашивает он, резко встав. Будто бы от волнения.

— Ну, не так часто. Но если я что-то вижу, то оно сбывается, — я нервно прикусываю губу. Я как раз и хотел рассказать о снах. Только не вещих, а странных.

Но не хочу рассказывать о Насте при Лере. Она неправильно поймет.

Или правильно. Что ещё хуже.

Я нервно бросаю кисточку в старое ведро, что использую как мусорную урну. Слышу как дерево бьется о металл и чуть успокаиваюсь от шума.

Теперь, о том, что я вижу вещие сны знает кто-то кроме Леры. Леры, которая расценивала мою особенность скорее как блажь.

— Это плохо, — тихо говорит Лёша и снова садится. Мгновенно присмирев, я и Лера смотрим на него.

— Что плохого? — спрашивает она.

— Каждый дар дается человеку с требованием. Как притча о талантах. Сколько бы у тебя не было таланта, ты должен его развивать. И чем больше его у тебя, тем больше ответственность. За всё надо платить. Потому что потом спросят, — он поднимает палец. — Прямо там и спросят.

— Ты на его стороне? Ты веришь ему?! — возмущается Лера и переводит взгляд на меня.

— Давайте сделаем так, — Лёша поднимает руки в миролюбивом жесте. — Ты пойдешь с ней на фотосессию. Это же её мечта!

Он встаёт, становится сзади Леры и кладёт ей руку на плечо.

Мой мозг, выращенный на фэнтези Толкина, сразу представляет себе огромного, доброго тролля и капризную принцессу эльфов с обиженно надутыми губами.

Надо сделать набросок.

— Я не маленький ребёнок, чтоб меня сопровождать, — цедит Лера.

— Он увидит что опасности нет, а если она есть — он сможет защитить тебя. Вы же спорите из любви друг к другу, дети мои.

— А вообще идея отличная, — поднимаю я голос. — Я уважаю твои стремления и мечты. А ты уважай моё желание тебя обезопасить.

Лера не отвечает, оглядывается на Лёшу, зыркнув ему в глаза и удаляется наверх.

Уже на верхней ступеньке оглядывается.

— Я, собираюсь показать тебе образы, а ты выберешь лучшие. Устрою небольшое дефиле, — объявляет она. — Я пошла краситься.

На Лёшу даже не смотрит и снова разворачивается, уходя.

Намёк понятен.

— Вас буду венчать не я, — слышу я грустный вывод моего друга.

— Мне бы твои проблемы, — хмыкаю я.

— Насчёт снов, Олег, — говорит он тише, хотя Лера явно не может нас услышать. — Это правда, что других снов не видишь, кроме тех, что сбываются?

— Отчасти. Я вижу во снах то, что не видят другие. Иногда даже наяву. Как с ней, — я киваю на картину. — Я увидел, какой она должна быть. Какой она была. Единственный сон, что ещё не сбылся это с Лерой. Ни о каком белом пятне там и речи не было. Я видел, как Леру поглощает какая-то трясина. Тёмная, страшная. Она как туман, как дым поднималась с пола и обхватывала её а потом её лицо… — я задумываюсь. Я ведь видел нечто похожее, только там было не белое пятно.. — Её лицо исчезло. Осталось тело и чёрный дым вместо лица.

— Ты Сновидец.

Одна короткая фраза Лёши, и меня будто ударяет током. Сердце стучит в ритме сальсы и становится снова так холодно, будто меня коснулась Настя.

Не знаю, прочитал ли Лёша в моём лице то, что я чувствую. То, как пульсирующим, нарастающим страхом мелькают воспоминания о Насте, которая звала меня именно так.

— Что?! Сновидец, это тот, кто видит сон?

— Ну, не только. Так называют людей с особыми способностями. Видеть реальность во снах. Не иллюзии, а правду. Они не видят обычных снов. Могут видеть прошлое, будущее, могут общаться с живыми и мертвыми. Могут путешествовать во снах, — он прекращает перечислять и просто пожимает плечами. — Если ты видел что-то связанное с Лерой, тебе нужно её оберегать, даже против её воли. Может быть, опасность совсем не там, где ты думаешь.

Возможно… а где ты это вычитал. О сновидцах? Это у вас в Библии написано?

Он только хмыкает.

— Я читал много умных книг. В юности тем более, был период, когда я очень увлекался оккультными вещами. Не помню, откуда я знаю именно это. Поищу, принесу. Если тебе важно.

— Да, спасибо.

Он кивает.

— Просто помни. Дары нам даются как семена, и мы можем взрастить и хорошее и плохое. Сновидцы, как я помню, редко сохраняют свой рассудок, — он оглядывается на Настю и я понимаю, о чём он говорит. — Не заблудись во снах, Олег.