Новая женщина, или Кругосветка на колесах

Елизавета Ильинична Ильина, 2020

Cюжет книги основан на подлинном событии – в 1894 году американка родом из России впервые в мире совершила кругосветное путешествие на велосипеде. Пускаясь в дальний путь на новом по тем временам средстве передвижения, героиня объявляет себя "новой женщиной" в надежде прославиться и разбогатеть. Кругосветка в одиночку длиной почти в пару лет изменит ее представления о мире и поможет узнать себя. События развиваются стремительно, однако повествование рассчитано на неспешное чтение. Это книга-калейдоскоп, которая предлагает вдумчивому читателю достроить подлинные связи между репортажами начинающей журналистки Мэри и свидетельствами знавших ее людей. Многослойный, увлекательный текст рассчитан на широкий круг читателей.

Автор: Для меня история о New Woman (Новой Женщине) началась в Одессе, той, что в прериях Техаса, в кампусе местного университета, где климат знойный, а студенты нелюбопытны и медлительны. Такие времена — на Диком Западе уже не звучит легендарное «Вот промчался Неуловимый Джо». Студент мексиканец, будущий скульптор, подрабатывающий в хозблоке, промчался мимо на электрокаре. На лихом вираже на дорогу что-то грохнулось. Мексиканец даже головы не повернул — наушники, да и вообще, мачо не замарачиваются по пустякам — зато я отчетливо услышала хлопок и увидела на проезжей части растрепанную картонную коробку с надписью recycle. Макулатура, выпавшая из-под вёдер и щеток, разлетелась по асфальту. Прибрать некому — сиеста, и только бледнолицые препы с севера вроде меня шатаются порой среди кактусов под жарким солнцем. Бесконечные протоколы и счета на мелованой бумаге и вдруг желто-серая папка, надпись на обложке неразборчивая, внутри замусоленные рукописные листы, газетные и журнальные вырезки, карандашные наброски, среди английского письма замелькали слова на русском. Впереди было два внеклассных дня. Папка, после тщательной санобработки, легла на мой рабочий стол. Чтобы сложить весь пазл, потребовалось несколько лет.

START

Лето 1914 года. Нью-Йорк

— Так вы говорите, кругосветное путешествие? Дело увлекательное. Как я догадываюсь, даже прибыльное. А вы знаете, что творится вокруг? Как любил спросить мой папаша: що у нас на двори? А на двори у нас — война! Так пишут в газетах. Анархисты застрелили эрцгерцога, значит, австрияки объявят войну Сербии, ну и России, ясное дело. С чего это? Не знаете? Думаю, тут не обошлось без кайзера. Вот увидите, как германцы начнут эту войну. Дальше и турки ввяжутся. О японцах я лучше помолчу. Чем занимаются эти люди? Они хотят перекроить мир? Их плохо воспитывали. Не нашлось разумного человека, который сказал бы им: хочешь перекроить мир — заштопай сначала свой мозг. Вы тоже не похожи на мальчика из правильной семьи, коли вас тянет на приключения, но вы, по крайней мере, хотите мирно путешествовать, а не стрелять в живых людей почем зря. Похоже, вы из тех, кому не интересна политика, но я могу кое-что порассказать. Я бы мог рассказать вам, что бывает, когда человек не интересуется мировой политикой. В один прекрасный денек, такой же солнечный, как сегодня, она вламывается к вам в дом хуже погромщика. И куда вы побежите? В Европу, где убивают за жирный кусок, или в Японию, где режут не только чужих, но суют ножик в собственный живот?

— Ну хорошо, вы приятный молодой человек, и я таки расскажу вам одну колоссальную историю размером с кругосветное путешествие, потому что если вы сами хотите туда же, значит, вы живете каждый день так, будто завтра вам не светит. Лично я задумываюсь о будущем, поэтому сижу тут с вами и веду длинные речи вместо того, чтобы отправиться куда-нибудь подальше ближайшей синагоги. Хотя, прошу заметить, в этой стране у меня есть свободное право идти куда пожелаю, сидеть в русской чайной и иметь беседу с легкомысленным незнакомцем, которого я хочу по-отечески предупредить, чтобы вы остудили пыл и серьезно пораскинули мозгами, прежде чем сделать следующий шаг куда бы то ни было.

— Вас тянет путешествовать. Не успели приехать в самый прогрессивный город на земле — уже хотите податься отсюда прочь? Что вы знаете про Нью-Йорк? Разве вы знаете, кто сидел на вашем месте двадцать лет назад и слушал моего совета? Известно ли вам, кто совершил беспримерное путешествие каких-нибудь двадцать лет назад, выехав из дома не на авто, прошу заметить, и, ясное дело, не на аэроплане. На чем, вы думали? Не знаете. Так я вам сообщаю: на двух колесах, на велосипеде. А?! Села и покатила, хотя злые языки бились об заклад, что не уедет дальше границы штата. Я с самого начала был за неё всем сердцем. Ведь она из наших, из Коганов, но ее семья из Таганрога, а мы гомельские. Мы плыли в Америку на одной палубе, шли на одном пароходе. Это было в 1876 году. Да, мы оказались впереди той большой волны народа, что схлынула с русского берега после убийства хорошего русского царя и последовавших затем кровавых безобразий. Сидите тихо! Вы мне потом расскажете, какая волна принесла вас на этот берег, а пока что слушайте сюда. В 1876 на борту евреев было немного, и я, молодой человек лет двадцати, запомнил всех Коганов, даже малолеток, очень подробно. Много прибыло позднее, когда мы тут пообжились. Ее папаша Лейб Коган помер через несколько лет после прибытия, и мать последовала за ним буквально через пару лет. Девчонке было всего пятнадцать, когда на нее и старшего брата свалилась забота о двух младших. Мы звали их сюда в Бруклин. В те годы здесь было не тесно и цветисто. В доме справа темноволосый чухонец держал русский ресторан ради любимой русской жены, а слева рыжий ашкенази торговал самоварами ради хорошего барыша. Думаю, покойный Коган совершил ошибку, когда решил обосноваться в Бостоне среди англо-саксонских снобов. Там гораздо меньше евреев, чем здесь, там нас не любят откровеннее, там в ходу антисемитизм, по идее запрещенный американской конституцией, как любые другие измы, окромя, само собой, капитализма. Не знаю, почему они там остались…

— Так вот, перед самым стартом из Нью-Йорка она ночевала в доме моей сестры. Роза пошила ей специальный костюм для путешествия. Женщине в длинной юбке далеко не уехать в мужском седле. Эта велосипедистка попросила мою сестру укоротить юбку, чтобы подол не мешал крутить педали, и еще заузить и подшить мужнины брюки, чтобы надевать их под юбку. Я тоже сделал свой вклад в это рискованное предприятие. Женщины сами бы не додумались. Мэриам, где ты будешь хранить деньги, документы и прочие интимные вещи? — прямо спросил я. Она развела руками — и я пошил для нее добротный жилет с прочными внутренними карманами на мелких пуговицах.

— Газетчики кричали: Мэри Берри стартует с восточного Бродвея. Спешите видеть! Вы удивляетесь, откуда Берри. Я сам очень удивился, когда узнал, что она вдруг стала Ягодкой. Рекламный трюк. Думаю, ее мужа это обстоятельство расстроило сильнее, чем то, что она перекроила на свой лад его собственные штаны. Я его никогда не видел, но люди говорят, он нашей Мэриам в подметки не годится, домосед и лентяй. Хотя газеты брехали, что у него собственное дело. Какое дело? Пара пустяков, разносчик у солидного дядьки. Да еще из тех, кто с умным видом часами просиживает в обнимку с Торой вместо того, чтоб пойти и принести лишнюю монету в семью. Но куда было деваться девушке после безвременной смерти родителей? Послушалась местного раввина и вышла замуж за неприметного тихого еврея. Намаялась от семейной жизни и поняла, что хочет вздохнуть и оглядеться. Устроилась на работу в приличную контору — это понятно, но с чего ей взбрело в голову оторваться от дома и пуститься в дальний путь? Одно дело, когда женщина имеет свой интерес помимо мужа и детей. И совсем другой коленкор, когда она вдруг бросает семью и бросается сломя голову туда, откуда может не вернуться. Что она себе думала эта Мэри?

Тут рассказчик сделал наконец паузу, широко развел руками, отпил чаю из большой кружки и оглядел просторный зал русской чайной.

— Швитцер. Так мы называем иммигрантов, для которых Америка — шанс получить свой жирный кусок. Такие равняются на миллиощиков. Как утверждает мой сосед Натан, швитцер заради барыша маму родную продаст вместе с папиной Торой, но мы с вами не будем сгущать красок. Мэри славная женщина, хотя ее поступок выглядит скандально. Муж так осерчал, что даже не пришел проводить ее при большом скоплении народу. А вы бы не расстроились? Современные женщины прямо-таки помешались на этих колесах. Что бы я сказал, заяви моя жена о решении покататься где-то помимо меня? Я бы сказал: ты свободная гражданка Американских Штатов, ты имеешь право сделать свой персональный выбор, но я прошу тебя не покидать меня, потому что в отсутствии горячо любимой супруги я могу попасть в пучину дурной бесконечности чужих женщин и превратиться в последнего босяка, а ведь у меня свое дело, я солидный домохозяин и разве не я — ваш кормилец. Да, я могу так сказать, потому что аккуратно содержу свое семейство и раз в неделю, как полагается, у нас праздник, накрытый стол, и дом наш полная чаша. Что сказал муж Мэриам, я не знаю, она мне не докладывала, а тому, что писали про нее шакалы газетчики, не доверяю. Вряд ли муж дал добро. Уверен, ему было больно. Могло ли быть иначе? Мэриам поступила жестоко, но, скажу я вам откровенно, случись мне как американскому гражданину голосовать на скамейке присяжных, винить ее в этом, все равно, что винить огонь в том, что он обжигает. Женщина была молода и хотела дышать. Она хотела настоящей жизни, а не кислятины. Пусть даже она хотела, чтоб о ней узнала вся Америка, в конце концов, весь мир, — и это простительно. Она решила добиться этого своими руками. И ногами! Откуда взялись силы у хрупкой женщины нажимать на педали тяжелой железной машины? На загородных дорогах нет брусчатки, это вам не зеркальные трассы будущего, которые нам обещают в газетах. А велосипед фирмы «Колумбия», который ей вручили, весил не меньше полутора пудов. Мэри так не терпелось въехать на этой груде металла в новую жизнь, что она даже не удосужилась заняться тренировкой, как делают нормальные люди. Взяла пару уроков у одного спортсмена и — вперед, из ихнего Бостона сюда к нам. С одной стороны, правильно начинать громкое предприятие в Нью-Йорке, новый мир начинается на Манхеттене — кто спорит? Но! Разумный человек разве поедет из Бостона в Нью-Йорк в майскую жару? На велосипеде, вдоль побережья, под открытым солнцем, боже мой! Разве что заради пяти тысяч долларов, это хорошие деньги.

— В ту пору все буквально бредили этими велосипедами, а женщины решили, что велосипед уравняет их с мужчинами, освободит от гендерного гнета, как они выражаются по-ученому. Мэри попала под влияние дамочек, называющих себя феминистки. Слыхали про таких? Они хотят равных с мужчинами прав. Её окучивала мадам Суперстоун, которая познакомила Мэри с главой женского общества трезвости мадам Собер. Они обещали ей всяческую поддержку, говорили, что привезут на церемонию отбытия губернатора штата, но тот в последний момент объявил, что присутствовать не может ввиду неотложных дел. Ясно, что Мэри расстроилась. Среди официальной части, провожавшей ее в дальний путь, из мужчин был только капитан Пэк, представитель фирмы «Колумбия», он же председатель отделения Лиги Велосипедистов Новой Англии. Он стоял на помосте в обнимку с тяжелой двухколесной машиной и ожидал своей торжественной минуты, пока феминистки толкали громкие речи. Мадам Суперстоун басила про то, что главная цель нашей Мэриам — распространять передовые идеи о равенстве полов среди мавров, бедуинов и прочих народностей, угнетающих женщин, короче, несла чушь. Тем временем Мэри интересовалась у других дамочек, ровно ли сидит на ней новая шляпка, потому что хотела выглядеть симпатично на фото в газетах. Хорошо еще, что не надумала ехать в Вашингтон, как планировала вначале. Успела наболтать газетчикам, что надеется на аудиенцию у президента. Наивная женщина, разве она знала, что у президента большие проблемы с финансами. Ему пришлось просить взаймы 65 миллионов золотом у нашего Моргана и английского Ротшильда, но экономика таки накрылась медным тазом.

Старый еврей тяжело вздохнул и остановил полный неизбывной печали взгляд на кудрявой голове молодого человека, сидевшего напротив. И это были мои кудри и уши, которые не вполне верили ему, были тоже мои, и язык, который не смел до сих пор его прервать, тоже был мой. Его рука плавно скользнула под пиджак и вынырнула с портмоне. Он перевел взгляд на портмоне, двумя пальцами достал оттуда сложенную вчетверо газетную вырезку, аккуратно расправил ее и протянул мне.

"На Двух Колесах Вокруг Света". Вчера утром мисс Берри, объявившая, что совершит кругосветное путешествие на велосипеде, прибыла в Нью-Йорк и остановилась в доме друзей детства в Бруклине. Она выехала из Бостона неделю назад. По пути следования местные жители оказывали ей внимание и выражали поддержку. Приверженцы физической культуры, как мужчины так и женщины, сопровождали мисс Берри на своих велосипедах на разных отрезках пути. В бытность свою в Бостоне мисс Берри работала секретарем и рекламным агентом. В девичестве Мэриам Коэн, теперь она замужем за мистером К., у которого собственное дело в городе. Муж горячо поддержал ее решение объехать земной шар под псевдонимом Берри, иначе она не решилась бы на этот шаг. Черты лица велосипедистки намекают на европейское происхождение, но первое, что заметит любой, — необыкновенно живые темно-карие глаза. Мисс Берри находится в прекрасной спортивной форме и не чужда журналистике, поэтому будет информировать наших читателей о своем продвижении все дальше на восток. Желаем ей попутного ветра и удачи! [Редакция газеты открывает подписку на пари: ваши прогнозы о дате возвращения М.Б. в Нью-Йорк, ставки принимаются с 5 июля 1894 г. ]

— Когда мы молодые, трудно обойтись без авторитетов. Вы, небось, тоже начитались Жюль Верна. А известно ли вам, кто проверил, возможно ли объехать земной шар за восемьдесят дней? Женщина! Молоденькая журналистка Нелли Блай. Она сделала это даже быстрее, чем сочинил этот француз. Мэри знала, на кого равняться. Она во многом повторила путь Блай, оставалось только выйти замуж за миллионщика, хотя бы и на целую жизнь старше себя, как сделала умница Нелли. Однако наша Мэри по неопытности сильно усложнила себе жизнь. Она многое не продумала, а давать ей практические советы было поздно, время поджимало. Как и Нелли Блай, она стала заложницей пари, которое заключили между собой два толстосума.

Коган принял вырезку из моих рук, аккуратно сложил как было, и вернул ее обратно в портмоне.

— На той самой церемонии проводов в Бостоне она объявила: Я отправляюсь в кругосветное путешествие с одной сменой одежды и совершенно без средств и вернусь сюда через восемнадцать месяцев, имея при себе пять тысяч долларов, — и вывернула пустые карманы юбки. Мадам Собер протянула ей монету со словами: Вот вам доллар для почину! На что Мэри сказала: Этого я взять не могу, cогласно условиям моего контракта, деньги я должна заработать сама. — В таком случае, считайте эту монету авансом за то, что будете пропагандировать идеи нашего общества, — так сказала мадам и пришпилила белую ленточку, эмблему общества трезвости, к шляпке Мэри.

— Стоит всё же отдать должное бостонским дамочкам — они не отпустили Мэри с пустыми карманами. Вслед за белой ленточкой был вклад повесомее: к рулю приделали табличку ПЕЙТЕ ИЗ НЕИССЯКАЕМОГО ИСТОЧНИКА БЕРРИ — вот откуда взялось новое имя — и представители фирмы «Бостон Берриз» вручили ей сто пятьдесят долларов за то, что мисс Берри станет прославлять воду из колодца, в которую они потом добавляют немного фруктового сахара и продают в разноцветных бутылках. Их тоже можно понять. Биться за барыши стало труднее, в атаку пошла Кокакола. Чуть не забыл, дамы снабдили Мэри револьвером для самообороны. Я видел эту штуковину и даже держал в руках. Красивая вещь, с инкрустированной перламутром рукояткой. Только от кого ею обороняться? Может, пугать индейцев? Таки те из них кто выжил успели обзавестись винчестерами.

— Итак, Мэри поехала из Бостона, и спустя неделю мы встретили ее в Нью-Йорке. Заметьте, что мужчина спортивного телосложения может легко покрыть этот путь за пару дней. Она тряслась по кочкам неделю, и, можете быть уверены, проклинала себя за эту затею. Упрямая, как все женщины, пиши пропало, если что вобьет себе в голову, откажется от задуманного, только если лишится сил, а дело шло именно к тому. Судите сами: жара, одежда насквозь мокрая от пота прибавляет весу и действует на нервы, плюс зубодробильные дороги, без конца трясет и подбрасывает, из еды в основном сухари да яблоки, негде поспать, постираться, прибраться и наконец сходить в уборную по-человечески. В конце жаркого дня человек становится похож на… Вот смотрите, я беру пряник, окунаю его в чай, держу немного, вынимаю — вот так и Мэри стала похожа на мокрый пряник, покрытый глазурью из густого пота цвета пыли. Короче, хлебнув сполна на бездорожье, она призадумалась, стоило ли менять тяготы семейной жизни в Бостоне на неприкаянность одинокого путешественника незнамо где. Так поневоле впадешь в отчаяние, и она в него, как ни хорохорилась, почти впала. Почти.

Коган съел размякший пряник, отхлебнул чаю и продолжал.

— Мэри рассказывала мне об одном студенте, который учился в ихнем Гарварде, и за полгода до неё объявил, что отправляется в кругосветное путешествие на двух колесах, с пустыми карманами, тоже на пари в пять тысяч долларов, о чем, конечно, уведомил газетчиков. Через пару недель он вернулся обратно в Бостон и сказал, что не смог заработать ни-че-го и вообще чуть не помер. Все решили, что этот юноша просто хотел сделать хайп и прославиться через газеты. Так вот, когда Мэри впервые заикнулась о том, что намерена обогнуть земной шар, местные репортеры вспомнили об том студенте и прозвали ее «мистер Хайп в юбке». Многие бостонцы склонялись к тому, что Мэри — рекламный ход в умелых руках полковника Поупа, хозяина тех самых заводов, где производили те самые тяжеловесные «Колумбии», а теперь оттуда выходят шикарные авто. И те и другие ошибались. Понятно, что полковник имел свой интерес в предприятии Мэри, но дело в другом. Молодая и бойкая женщина никогда не останется без финансовой поддержки в пути, даже если ни при каких условиях не будет торговать собственным телом. Вот вам главное очко против вашего желания путешествовать без средств. Если вы не красавчик — а вы не красавчик — найдите хорошее дело, сделайте себе порядочный капитал, как подобает мужчине, а потом отправляйтесь к маврам, бедуинам, самураям и самоедам.

— Мэри была не только молодая и бойкая женщина, она была «новая женщина». Так называли себя дамочки, которые дико раздражали, но и сильно притягивали мужчин. Женщина, которая не хочет связать себя браком, стать матерью семейства, кажется доступнее, особенно если лезет в политику. Женщина на велосипеде — приятная картина: грудь на уровне ваших глаз, в высоком седле, попа в бриджах… приятная для многих, но не для меня. Скажу вам откровенно, я мужчина романтический и не стану шить женщине брючную пару даже за хорошие деньги. Теперь новые фасоны, свободный крой, не то что прежние осиные талии в корсетах. Мне нравятся каскады шелка и тафты, подхваченные лентами под грудью или же на бедрах, как на древних статуях. Мне нравятся укороченные юбки, освобождающие шаг, — особенно красиво, если у женщины тонкие щиколотки… мда… но брюки — нет! Ваш мастер работает через два блока отсюда, где вывеска с черным цилиндром, — говорю я дамам, которые хотят заказать в моем ателье штаны. Пусть ко мне придет дочь миллионщика Моргана, скажу ей то же самое. Хотя двадцать лет назад именно я первый сказал Мэри, что в юбке она далеко не уедет, тут нужен мужской костюм. И я был прав! Вот и всё. Точка.

Так говорил Соломон Коэн, гражданин США с 1881 года, мастер мужского костюма, не пожалевший своего времени, чтобы вразумить заезжего молодого человека. Я был очарован, заинтригован и обескуражен одновременно.

— Как всё? Она не вернулась?!

Мистер Коэн отозвался не сразу, только после того, как допил чай и дожевал второй имбирный пряник.

— И вот с такими мыслями в голове вы собираетесь объехать земной шар? Я сказал только то, что вы слышали. Разве я сказал что-то еще?

Он поднялся со стула и надел шляпу.

— Будьте здоровенькие!

— Спасибо! — крикнул я, опомнившись, когда его спина была уже в дверном проеме.

Рассказ старика Когана не выходил у меня из головы. Мне захотелось тут же броситься на поиски этой необыкновенной путешественницы. Ее поступок вдохнул в меня новые силы. Я решил немедленно разузнать все возможное о Мэри Берри. Если, на мое счастье, она еще жива, отыскать адрес этой отважной девушки — а мне она представлялась не иначе как молодой — и предложить ей что-нибудь необыкновенное, хотя не ясно что именно. Однако война, которую впоследствии назвали великой за величайший масштаб, сломала мои планы и помешала осуществить мечту о кругосветке. В кругосветку отправилась война, а я, подчиняясь законам военного времени, исполнял свой долг, но путешествовал мысленно, вместе с Мэри, и дал себе слово, что в будущем, если выберусь из этой мясорубки, непременно разыщу её, а пока буду собирать любые сведения о ней, чтобы написать книгу о велосипедистке Мэри Берри, чтобы при встрече подарить лично в руки. Я даже выбрал эпиграф для книги, строчку из моего кумира: «Промелькнет велосипед бесшумным махом птицы». О чем еще мечтать на войне…

Старик Коган сто раз был прав. Фантазия Жюля Верна окончательно разбудила путешественников. Самые решительные отважились пройти по маршруту, проложенному книгой. Нашлась и девушка, которая не побоялась осуществить то, чего великий писатель, подаривший миру новую идею, не изведал. Сведения о Нелли Блай можно найти в энциклопедии. Она не просто повторила маршрут эксцентричного мистера Фогга, но и побила его рекорд, причем реально, а не на бумаге. Ей удалось обогнуть земной шар за 72 дня и 6 часов. Восторженная публика встречала ее в Нью-Йорке 25 января 1890 года. Даже если в тот промозглый январский день Мэриам Коэн оставалась дома, она не могла не знать о таком громком событии. Она работала на три местные газеты: продавала места для размещения рекламы и брала на дом бумажную работу — значит, была в курсе новостей. Мэри много читала и хотела стать журналистом. Ей было известно, что первое кругосветное путешествие на велосипеде совершил Томас Стивенс, выехав из Калифорнии в 1884 году. По суше он ехал только на велосипеде и вернулся спустя три года.

Настал день, когда Мэри твердо решила совершить нечто уникальное. В ее воображении Нелли Блай соединилась с Томасом Стивенсом, и она поняла, что именно следует ей делать. Она станет первой в мире женщиной, совершившей кругосветное путешествие на велосипеде. Ура! До того дня, когда в скромной квартирке в северной части Бостона прозвучал этот победный клич, не было известно ни об одной женщине, проехавшей на велосипеде хотя бы по США от Атлантики до Тихого океана. Тем временем велосипед захватывал поклонников тысячами, на железную машину перестали показывать пальцем, хотя на женщин за рулем по-прежнему глазели с недоумением. У Мэри никогда не было собственного велосипеда. Ежедневно наблюдая, как велосипедисты без усилий крутят педали, она пришла к выводу, что занятие это не утомительное и научиться ездить легко.

Узнали о решении Мэри, в первую очередь, сотрудницы редакций, на которые она работала. Девушки крайне воодушевились и наперебой давали советы, кого взять в спонсоры и покровители. Первым делом следовало добыть велосипед и освоить эту модную машину, что оказалось делом непростым. Свой первый опыт общения с педалями и седлом Мэри описала в небольшой книжке «Как я училась водить велосипед», изданной на средства Союза Новых Женщин. К счастью, тренеру Мэри повезло гораздо больше, нежели инструктору ее современника Марка Твена — укрощение велосипеда в Бостоне происходило без жертв и разрушений. Впереди у неё был долгий путь, чтобы проверить теорию писателя о невозможности избежать наезда на каждую встречную собаку.

Свой проект о кругосветном путешествии Мэри изложила на бумаге и обратилась к известному промышленнику и почетному гражданину Бостона, хозяину завода, где наладили производство велосипедов «Колумбия». Проект одобрили, и представитель «Колумбии» лично доставил женскую модель велосипеда к зданию бостонской мэрии, где был устроен митинг в честь отъезда Мэри Берри, а за пару недель до этого события она подписала контракт с крупнейшим производителем фруктовой воды компанией «Бостонские ягоды».

В Нью-Йорке выдалась возможность взять другую машину — представитель компании «Стерлинг», узнавший из газет о планах Мэри Берри, предложил ей модель, хотя и мужской конфигурации и без тормозной системы, зато вдвое легче «Колумбии» и с циклометром на переднем колесе. Причин для отказа у Мэри не было, договора насчет машины она не подписывала, и фирменная табличка фруктовой воды перекочевала на заднее колесо красавца «Стерлинга».

ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ ВЕК

Журнал «Новая Женщина» Наш корр. Мэри Берри на пути в Европу. Накануне отплытия эмоции пассажиров и провожающих достигают высшего напряжения. Вполне естественно, когда на человека, который собирается провести в океане целую неделю, волнами накатывает воодушевление, меланхолия, а то и страх. Морское путешествие — тяжелое испытание. Пароход уходит в необозримую даль. Провожающий стоит на пирсе, не в силах сойти с места, пока судно еще виднеется вдали, а пассажир стоит на палубе, вцепившись в перила, и не может оторвать глаз от берега. Что их ждет впереди? Сплошная неизвестность.

Сегодня 30 мая 1894 года. Меня зовут Мэри Бэрри, а этот пароход называется «Турин». Меня можно считать непоседой, и здесь много таких, кому не сидится дома, — эмансипированные женщины, игроки в гольф, тайные любовники, дамы с ручными собачками, дети, которые учиняют полный бедлам на палубе, девушки легкого поведения, которые ведут себя как паиньки, черные музыканты из джаз-бэнда и даже лиллипуты из шоу фриков. Не исключено, что по ходу плавания на борту может обнаружиться кое-кто еще. Внешне я ничем не примечательна и легко затеряюсь в толпе, прогуливающейся по средней палубе, однако меня уже начали узнавать и зовут «наша Ягодка Мэри». Звучит слащаво для активистки женского движения, но я не возражаю. Главное, чтобы пассажиры, обычно скучающие от безделья, занялись делом после моих лекций, которые, несомненно, принесут им пользу. Мне удалось приступить к делу на второй день плавания, когда пассажиры разделились на два класса (независимо от класса занимаемой каюты): жертвы морской болезни и те, кто ею не страдает. Мне повезло — я морской болезнью не страдаю. В открытом море этим можно гордиться. Человек, желудок которого ведет себя прилично в первые дни плаванья, проникается самодовольством и берется руководить «пациентами». Фрацузские стюарды успокаивают пассажиров дежурной шуткой: «Только бутылки в баре хорошо переносят качку. Составьте им компанию, господа!» Мне же, с белой ленточкой на шляпке, в бар лучше не входить.

Достаточно было выехать на палубу на колесах (разрешение у помощника капитана получено заранее), как собралась куча желающих научиться езде на вело. Таким образом, я сделалась для многих первым в их жизни велосипедным тренером, занятия расписаны по часам, и качка нам не помеха. Пассажиры ищут общения где придется, чтобы не умереть со скуки между завтраком, ланчем и обедом. Кажется, люди нигде не говорят так много, как в открытом море. Для некоторых разговор становится способом забыться, и они несут всякую чепуху, однако большинство рассуждает здраво, а уж если вам повезет встретить остроумных людей, — дальнее плавание превратится в роскошное общение. Благодаря моим урокам езды на колесах и лекциям о женском движении образовался дискуссионный клуб. Темы возникают стихийно, обсуждения проходят бурно и нередко достигают точки кипения. К примеру, вчера одна дама из Парижа одобрила мою приверженность женскому костюму. Началось с юбки, а пошло-поехало-вам-судить-куда. Пуритане не дремлют.

— Брюки для женщин отвратительны! В Нью-Йорке я такого не видела, а вот в Париже глаз часто бывает оскорблен грубым и даже безобразным видом женщин с болтающимися во все стороны штанинами.

— Я тоже протестую против идеи мужского костюма для женщин. С тех пор как появился велосипед стало исчезать чувство стыдливости. Общественное мнение не стоит нынче ни гроша!

— Велосипедистки намерены разбить чистый женский идеал. Если они победят, то предадут свой пол. Велосипед получает такое распространение, потому что дает возможность укоротить юбку и показать ножки.

— Мне кажется, вы приувеличиваете. Велосипед — просто удобный вид транспорта для активной женщины, — напоминаю я присутствующим.

— Я не понимаю велосипеда для истинно изящной женщины. Это спорт антиженственный, хотя некоторые дамы смотрятся в панталонах весьма недурно, как мальчики, — басит бородатый джентльмен.

— Погодите! Вам, мужчинам, скоро надоест встречать женщин, похожих на вас. Уверена, что в моду вернутся длинные в платья в пол.

— Тут главное определить пол… — пытается вставить слово другой бас.

— Тут не до ваших острот, разговор серьезный. Мы обязаны сохранить нашу юбку, одну из привилегий женщины, и оставить штаны тем, кто мнит себя нашими господами.

— Лично я не имею определенного мнения о велосипеде… Я всю ночь не могла уснуть…

— Попробуйте с бурбоном, он усыпляет. Я смело заявляю: в качестве одежды брюки на женщине сме-хо-твор-ны! — Ну разумеется, это мнение мужского рода.

— Мечтаете об эмансипации, а говорите лишь об одежде. Зачем вам право голоса, мадам? Укоротите юбку до колен — и весь мир будет у ваших ног. — Это тоже мужчина, французского рода.

Слышатся односложные, как в английском парламенте, одобрительные реплики джентльменов и смех. Стюарды разносят напитки, ухмыляясь в модные французские усики.

— Вот и в газете пишут, что Сара Бернар подозревает велосипед в посягательстве на традиционную мораль. Читаю: «Все эти молодые женщины и девицы, проносящиеся мимо нас на вело, в значительной мере отказываются от семейной жизни. И так уж ли точно доказано, что велосипед не вреден для мышечной и нервной системы?»

— Вот именно! Чем больше циклистка набирает мышечную массу, тем меньше она становится похожа на женщину. Чем прикажете утешаться мужчинам? Неужели железными мышцами?

— Велосипед не может заставить женщину отказаться от кокетства.

— Женщина — она вообще есть кто?!

— Вот в чём вопрос!

— Надо различать: есть истинная женщина, а есть синий чулок.

— Именно! Дело не в велосипеде, а в самой женщине.

— Нас, женщин, требующих эмансипации, удивляет, отчего крутить педали велосипеда считается делом неженским. Вы когда-нибудь интересовались мышечной массой ног портнихи, которая целыми днями крутит колесо швейной машины?

— Господа, выражайтесь аккуратнее, здесь дети!

— Женщину следует освободить прежде всего от дорогой мишуры, нарядных тряпок, чтобы остряки типа Оскара Уйльда перестали называть вас декоративным полом, — снова вступают басы.

— Вы полагаете, что когда ее перестанут украшать турнюры и шляпы наподобие висячих садов Семирамиды, к ней можно будет подступиться как к нормальному человеческому существу?

— Позвольте! Вы имеете что-то против шляпы моей жены?

— Господа, вот вам презабавный случай. В окрестностях Лондона к церкви подъехал свадебный кортеж на велосипедах. Невеста и жених были одеты на один манер, в широких бриджах и сюртуках серого цвета Жених был гладко выбрит и так же розовощек, как и его избранница. Когда молодая пара предстала перед священником, тот смутился и прежде чем приступить к венчанию тихо спросил: Позвольте же узнать, кто здесь жених, а кто невеста?

— Чудовищно!

— Унисекс?! Смешно!

— Замечательно!

— Куда катится Европа?!

— Боже, храни Америку!

Еженедельник «Пара Колес» 6 июня 1894 г. В порту Гавр меня встретил американский консул д-р Чанслер и помог с формальностями на таможне. Он выручил мой «Стерлинг», который французские бюрократы не желали возвращать в тот же день. Неужели для «железного коня» требуется карантин?

Д-р Чанслер вручил мне американский флаг и зонт, раскрашенный в цвета флага, и посадил на поезд до Руана. Поездка была недолгой. В Руане, по договоренности с консулом, меня встретил французский журналист г-н Моро и его товарищи из Лиги французских велосипедистов. После непродолжительного отдыха и прекрасного обеда, устроенного в мою честь, мы сели на велосипеды и отправились в Париж. По пути следования мы будем останавливаться в городах, где я намерена рассказывать публике об Америке и отвечать на любые вопросы. В следующем номере читайте о моем прибытии в Париж! Ваша Мэри Берри

Из книги «Гусиная Охота» После мучительного путешествия на пассажирском пароходе, которое принято изображать как растянувшееся на неделю веселье, пассажиров из Америки встречали французские бюрократы, но когда после таможенников и железнодорожных контролеров они наконец добирались до Парижа их настроение менялось кардинально. Американцы, в особенности те, кто впервые пересекали океан, были провинциальны, мало читали, не знали французского и не могли даже вообразить, что Париж — это город всех на свете соблазнов, где даже завтрак может стать изысканным пиршеством. В Париже они начинали понимать, что Старый Свет действительно стар, просвещен, изощрен, а местами даже прекрасен.

В те прекрасные времена мужчины при встрече снимали шляпы, кланялись и не глазели бесстыдно на женщин, как хамоватые ковбои. В Англии мужчины ждали, пока женщина подаст знак, что с ней можно поздороваться. Во Франции мужчины целовали женщинам перчатки. В России, если женщина роняла платочек, мужчина подбирал его и с поклоном подавал даме. Мужчины в присутствии дам садились только по их приглашению и вставали, если вставала дама. Однако же в эту Прекрасную Эпоху прекрасный образ жизни вели только представители верхних сословий. Низкие (они же подлые) сословия, не обремененные условностями этикета, наблюдали прекрасную жизнь со стороны. Если крестьяне и снимали шляпы в присутствии женщин, работавших в поле наравне с мужчинами, то лишь для того, чтобы утереть пот со лба. Редкие исключения из простонародья, которым удалось из грязи прорваться в Прекрасную Эпоху, описаны во французских и русских романах второй половины девятнадцатого века. В описываемую эпоху без шляпы на улицу могли выходить лишь представители низших классов.

Женщины не употребляли алкоголь и не курили в обществе, это считалось вульгарным. Мужчины покручивали усы и курили сигары и трубки, некоторые по-старинке нюхали табак. Взрослые люди были вежливы и учтивы друг с другом, а молодежь не фамильярничала и не занималась любовью до свадьбы. Случалось, что девица могла соблазниться и забеременеть, тогда плод запретной связи отдавали в приют, где о нем пеклись за казенный счет. Господа, декларируя свободу и демократию для всех и каждого, крайне редко признавали своих бастардов. Случалось, что кучер, возивший законных детей дворянина, которого считали совестью нации, был одним из его незаконнорожденных отпрысков. Случалось, что известные писатели гуманисты в молодости ловили девушек в полях, а много лет спустя, постарев, пытались раскаяться на бумаге и призывали нацию к воздержанию. К началу следующей и далеко не столь прекрасной эпохи открылось больше приютов для сирот и сумасшедших домов, зато нюхать табак почти перестали.

В Прекрасную Эпоху бурно развивалась промышленность и всемирная торговля, в магазинах было всего вдоволь, от свежих устриц до шоколада, и люди состоятельные все это потребляли. А люди бедные верили, что вскоре придет конец их тяготам, настанет эра справедливости, когда все, а не только богатые, будут жить сытно, чисто, с полным комфотом, — ведь так утверждали теоретики, выпустившие бродить по Европе призрак коммунизма. Прекрасная Эпоха — время научных и социальных чудес, поэтому ничто не казалось невозможным. Ничто не слишком, особенно после того, как Жюль Верн предложил покорить Луну с помощью пушки, а Герберт Уэльс изобрел машину времени.

Фантасты перестали отличаться от ученых. Империи мечтали о мощных орудиях и снарядах, способных уничтожить целые города. Фантасты описывали перспективы захвата новых планет, не размениваясь на неосвоенные территории на земле, и вовлекали ученых в горячие споры о перспективах освоения космоса. Кстати, писательский труд стал гораздо продуктивнее — на смену гусиным перьям пришла перьевая ручка! Правда, гусям от этого легче не стало…

В ту пору европейцы, т.е. белые люди, не подозревали, что все они, за редким исключением, расисты и ксенофобы. Их интерес к неграм, бедуинам и прочим аборигенам захваченных ими территорий подпитывался, в первую очередь, жадностью. Ближе к концу девятнадцатого века в моду вошли всемирные выставки, на которых, помимо достижений материальной науки, индустриальных новинок и нового искусства, демонстрировались этнографические инсталляции. Организаторы выставок знали, что европейцы желали видеть образцы экзотических народностей и племен из колониальных окраин. Известен забавный случай. На всемирной выставке в Париже перед бамбуковой хижиной сидели полуголые канаки из Новой Каледонии (куда французы ссылали уголовников, анархистов и прочих лишних людей) и кремнем точили каменные пики, чего прежде никогда в своей жизни не делали, потому что служили мелкими чиновниками в колониальной администрации. После закрытия выставки парижский музейный департамент направил их вместе с инсталляцией в турне по европейским столицам. Канаки писали прошения директору департамента, им хотелось поскорее вернуться на свои острова, к привычной теплой жизни. Не дождавшись ответа, они сбежали и тайно сели на корабль, который якобы шел на восток. Моряки, обнаружившие беглецов в трюме, объяснили, что корабль идет в Африку, но были рады помочь, кормили их, от души хохотали, слушая рассказы о глупых посетителях выставок, и помогли найти в Каире корабль, направлявшийся в Полинезию.

У непросвещенных читателей может возникнуть впечатление, что в ту эпоху царили мир и благодать. Как бы не так! Все крупные державы приняли участие как минимум в одной войне. Убийства первых лиц разных государств посредством бомб, пуль и ножей происходили регулярно. Динамит был изобретен и запатентован Альфредом Нобелем для горного дела и стал применяться в Прекрасную Эпоху не только в мирных целях. Появились новые бомбы, в том числе c отложенным временем взрыва. Анархисты, динамитчики, бомбисты держали в страхе весь континент. В 1876 году был убит султан Турции (оккупант и тиран), в 1881 — российский император Александр II (освободитель), в 1894 — президент Франции Сади Карно (ни то ни сё). В 1896 убили шаха Персии, в 1897 — премьер-министра Испании, в 1898 — императрицу Австрии, в 1900 — короля Италии… Многое из этих страстей человеческих можно было увидеть своими глазами, ведь появился — чудо из чудес! — кинематограф. Кто-то скажет «золотые годы мира», «новый Ренессанс», однако же приемы и методы охоты на гусей в этот период не изменились совершенно, хотя и появилось принципиально новое оружие punt-gun, тяжелый крупнокалиберный дробовик с очень длинным стволом, называемый также «утятница» либо «гусятница». Английские пантганы использовались для промысловой охоты на крупную дичь и позволяли убить столько птиц, сколько необходимо. Американские конструкторы удлиннили ствол пантгана, чтобы убивать столько, сколько возможно. Одним выстрелом жадные до денег живодеры убивали 40-50 птиц. Дороже всего, как несколько лошадей, пантган ценился в России. Естественно, что поголовье уток и гусей в Европе и Америке начало катастрофически сокращаться. Маргиналы из секты защиты Матери-Земли выступили с требованием одновременно запретить использование пантгана для охоты на дичь и разрешить использовать его против политиков и бюрократов, которые воображают себя гусаками-троглодитами на крыльях бессмертия.

Дневник Мэри. 7 июня. Консул заверил, что мы поймем друг друга. Француз Моро говорит по-английски ужасно, с акцентом, трудно разобрать, но делать нечего, другого гида до Парижа нет. Велосипед у него, в отличие от моего, с ручным тормозом и переключателем скорости. Зато мой легче. Дорога хорошая. Ночлег в уютной гостинице. Очень вкусный сыр бри — ела впервые.

9 июня. В Париже первым делом заехали в редакцию и типографию газеты, где он сотрудничает. Тип газеты — американский, та же погоня за сенсациями, десятки репортеров, лихорадка, бесконечные телеграммы, стенографистки, беготня по этажам… в целом, ничего нового. Обещает показать «настоящий Париж». ОК — поглядим. Хочу пробыть в Париже min. пару недель.

В Н-Й пришлось укоротить юбку. Во Франции придется укоротить гордость, чтобы сменить юбку на шаровары, иначи никакой езды — одна морока, мучение.

«Утренняя Звезда» Мэри Берри из Парижа. Самое колоссальное впечатление производит железная башня, построенная господином Эйфелем. Она гораздо выше статуи Свободы, подаренной нашему государству Французской Республикой, и совершенно не похожа на что либо виденною прежде наяву. Башня Эйфеля была гвоздем всемирной выставки 1889 года. Теперь же ее обслуга с горечью наблюдает немногочисленную публику, не то что раньше, когда гости выстаивали по нескольку часов перед кассами. Башню даже перекрасили, чтобы придать ей новую наружность, посветлее и пожелтее. А вот известные парижане, которые изначально считали «железную даму» бесполезной и чудовищно уродливой, обедают в ее чреве. На вопрос: «Почему?» — они отвечают: «Это единственное место во всём Париже, откуда её не видно». Изнутри ресторанный зал украшен резными деревянными сводами, напоминающими русский головной убор кокошник. На мой вопрос, не в угоду ли это русским гостям, которых в Париже больше прочих иностранцев, французы только пожимают плечами.

Русских здесь действительно много, особенно среди студентов, которые составляют 27% от общего числа иностранных студентов, а на медицинском факультете их около 80%. На втором месте по большинству студенты из Америки. Для американцев, как и для русских, Париж — светоч цивилизации, поэтому сюда так стремятся будущие врачи. Отсюда американцы вывезли метод лечения под названием method expectante, согласно которому врач помогает организму пациента самому бороться с болезнью. Наша несравненная соотечественница Элизабет Блэквелл, первая женщина врач в Америке, основала первую клинику с женским персоналом именно после обучения в Париже.

Наука открыта для самой широкой публики — в Морг допускаются все, кроме слабонервных. Чарльз Самнер, уроженец Бостона и сенатор (ныне покойный), в молодости слушал лекции по естествознанию и мировой истории в Sorbonne и часто бывал в анатомическом театре вместе с друзьями медиками. Он был поражен тем, что наряду с белым большинством в университете обучаются темнокожие молодые люди, что в корне опровергало идею, с детства навязанную американским воспитанием: чернокожие по природе своей тупы, ленивы и к развитию не способны, поэтому находятся в рабстве. Вернувшись домой, он посвятил свою жизнь борьбе против рабства и сегрегации.

«Беспечный Ездок» Париж — такой же современный Вавилон, как и Нью-Йорк, однако черные африканские лица тут редкость, поскольку большинство местных африканцев родом из французских колоний между Средиземным морем и пустыней Сахара, где обитают светлокожие магрибские арабы и смуглые берберы. О Париже написано и пишется очень много авторами гораздо лучше меня. Скажу главное: чудесно видеть собственными глазами то, о чем столько читала и слышала. Здесь всё кипит, бурлит и пенится, от шумных улиц до знаменитой французской кухни! Грохочут тяжелые трамваи, мостовые заполнены фиакрами, между которыми ловко снуют camelots (разносчики газет), выкрикивая сильными голосами свежие новости.

Темпераментные французы не терпят длиннот и усложнений: пусть дорога будет прямой, как полет пчелы, а речь быстрой и хлесткой. В обыденной речи парижанин говорит «Бульмиш» вместо длинного «бульвар Сан-Мишель» и уж, конечно, никто не станет утомлять себя длинным словом «велосипед», здесь это просто «вело». А я теперь «сиклист», как и тысячи других французских велосипедистов.

Великая Велосипедная Революция совершилась во Франции. Именно здесь появилось новое существо — «человек-вело», в отличие от простого смертного, из мяса и стали. Прежде транспорт представлял собой содружество двух живых существ со своей волей и характером, и не всегда им удавалось договориться и уладить разногласия ненасильственным путем. Теперь человек оседлал железного коня, который быстрее животного и не подведет хозяина, потому что не нуждается в пище, воде и отдыхе. Он скорее всего переживет своего хозяина и перейдет в другие руки. В Европе первенство по производству велосипедов принадлежит фирме англичанина Джеймса Старли, а среди лидеров французского велосипеда — фабрики La Gauloise и Peugeot, их машины продаются повсюду.

Вчера на Елисейских полях был устроен национальный парад велосипедистов, на котором энтузиаст велосипедного дела во Франции мэтр Филипп Гонкур произнес речь.

«Господа! Мы связаны новыми, восхитительными и жизнерадостными ощущениями. Благодаря велосипеду мы научились уважать и любить друг друга. Велосипед способствует нашему сближению и примирению на всех фронтах. Он служит устранению предрассудков и грустных недоразумений в наших личных отношениях, ведь он дает новую формулу братского и романтического общения. Вот почему, друзья мои, сегодня я буду пить шампанское — и призываю вас к тому же — за единение душ и народов через вело, новый символ человеческой свободы. Ура!»

Среди других выступавших был Гораций Тисье, доктор и внештатный корреспондент журнала «Сиклист». Он ярый сторонник женского спорта. Вот что сказал доктор: «Верховая езда труднее велосипедной, однако же у нее все еще много противников. Вы хотите запретить женщинам езду, гимнастику, фехтование? — спрашиваю я вас. — Отлично! Оставьте их в пропитанных духами будуарах, на мягких софах, а вечером посылайте их в театр или на бал дышать спертым воздухом. Что вы получите? Совершенно нездоровое существо. Лучше спросите самих женщин, чего хотят они. У меня есть пациентки, теперь уже бывшие, которые были очень слабого здоровья и не могли выносить малейшего утомления. Сейчас они ездят на велосипеде по три-четыре часа без устали! Я рад, что велосипедный спорт завоевывает цивилизованную часть общества. Одно из доказательств тому — наша гостья из Америки, преданная пропагандистка двухколесного дела мисс Мэри Берри».

«Женщина на Колесах» 16 июня 1894 г. Разноязыкая речь слышна отовсюду, но сами французы говорят исключительно по-французски. Кажется, они презирают любой другой язык, в первую очередь, английский. И это главная причина, по которой диалога у нас не возникает, — согласно договору с моим спонсором, я должна говорить только на родном языке. По-английски со мной говорят русские дамы, которые уверяют, что любят пожить в Париже и напитаться его духом, и соблазняют меня последовать их примеру. Только в Париже художественная натура может представить свои работы на суд всего мира и понять себе цену.

Мне повезло встретить двух ярких молодых женщин из России. Мисс Татиана Коперник путешествует с подругой артисткой, для которой переводит на русский пьесы европейских авторов, в том числе Уил.Шекспира. Их связывают самые нежные отношения и любовь к Искусству, поэтому в кругу друзей их называют «сирены Лувра». С юных лет девушки слышали о великой Саре Бернар, об ее эксцентричности, будто спит она в гробу в костюме печального Пьерро и одевается в просторные тоги, чтобы скрыть невероятную худобу. Когда же наконец добрались до парижского театра, увидели на сцене располневшую женщину со сделанным с помощью косметических ухищрений лицом, которой, кажется, уже играть лень. Газеты пишут о новом увлечении «божественной Сары» — это модная в Европе интеллектуальная игра «сальта», которая помогает достичь вершин комбинаторики, сохраняя таким образом ясную память и здравый ум, что весьма полезно в почтенном возрасте.

Мисс Коперник посвятила меня в некоторые языковые тонкости. Французский в последние годы переживает странную эволюцию, так что многие из новых словечек возмущают знатоков классического французского языка, которым совершенно невдомек, что сие может означать. Сама она в полном восторге от свежих французских mots — делимся с читателями:

аlphonse — Альфонс = мужчина, живущий за счет женщин (ролевая модель входит в моду);

bleu — голубой = новобранец (у нас таковых называют «зеленый»);

douloureuse — печальный = счет в ресторане;

faire la bombe — сделать бомбу = кутнуть;

canard — утка = газетное вранье;

bout-coupé — намек = еврей;

mal-blanchi — неотбеленный = негр;

kif-kif — окей по-арабски = араб, мавр;

être chocolat — быть в шоколаде = остаться в дураках (!)

Теперь о трудностях перевода. К примеру, обычная фраза — Она хороший человек. — переводу с русского на французский не поддается. У французов слово homme (человек) обозначает мужчину; женщину можно называть словами персона, существо, создание, но не человек. То же самое с английским. Таким образом, «Декларация прав человека» буквально значит «декларация прав мужчин»! При этом художники для изображения Свободы, Равенства и Справедливости пользуются женскими фигурами. «Несомненно, что дух языка всегда соответствует духу нации», — делает вывод мисс Коперник. Если так, значит, в России женщина — человек равный человеку мужчине. Для меня это новость, причем отрадная. Прикачу в Россию — проверю! До следующей встречи, ваша Мэри Cyclist

Дневник Мэри. Тат.К. говорит, что в Париже лучше не иметь угла, чем красивого платья. Советует мне прекратить одеваться в серое, чтобы выглядеть привлекательно, потому что это всегда выгодно. Повела меня к своей модистке выбрать яркую шляпку. И заплатила за нее вопреки моим протестам — невероятно! Потом в «Американское Кафе» на бульвар Капуцин. Улица названа в честь монахинь, но будто впику им устроена для всяческих соблазнов и разврата. У Коперник колоссальные связи. Представила меня своим русским друзьям, их здесь много, все очень щедрые люди. Или любят показать, что богаты? Платят всегда и везде мужчины — ж. в голову не придет платить за себя в присутствии м. Я мило улыбалась, демонстрируя новую шляпку, а в душе испытывала злобу на собственную нищету. Как хочется сейчас же покончить с этим жалким существованием! Вспомнилась убогая квартира, жадный до денег хозяин, бесконечные счета за газ, воду… муж… ненужный, ничтожный… Тут К. громко объявила, что пора сменить американку на курятник, — я опешила, почувствовала себя еще хуже. Довольная произведенным на меня эффектом и дружным хохотом друзей, К. объяснила, что курятником они называют сумасшедшее заведение Фоли-Бержер. Столько шампанского я не пила еще ни разу в жизни, но помню каждую подробность. После шампанского и танцев, все сильно разгоряченные, стали вдруг без свякого повода обсуждать статью Толстого «Неделание»: любить полезнее, чем трудиться, а всего полезнее то, что для души — короче, спасение в нас самих, далеко ходить не надо. К. заявила, что хочет сделать новый перевод, п.ч. тот, что французы делали никуда не годится, скверный. Тут все, перебивая друг друга, заругали французов: непонимание тонких материй, меркантилизм и т.п. Потом потребовали еще шампанского, чтобы выпить за русскую душу. Подруга К. громко захныкала, что соскучилась по России. Провозглашали тосты за отсутствующих друзей, причем три раза подряд за «милого Чехова».

«Tour du monde» (французский журнал «Кругосветка») Известно, что теперь в Париже, куда ни бросишь взгляд, наткнешься на англо-саксов, как из Старого Света, так и Нового. Парижан давно не удивляют громкие анонсы лекций американца Марка Твена, который в последнее время больше живет в Европе, нежели у себя дома. Привыкли мы и к туристам, которые ходят по двое-трое и целыми группами, но вдруг явилось редкое исключение — во-первых, это дама, путешествующая самостоятельно, во-вторых, дама на колесах. Самое же главное, что это молодая женщина, рискнувшая отправиться в кругосветное путешествие на велосипеде без сопровождения! Пятнадцать лет назад мистер Твен написал, что ему пришло как-то в голову удивить мир, отважившись на путешествие по Европе пешком. Отметим, что путешествовать в одиночку не отважился даже он и выбрал себе попутчика из близких приятелей. Эпоха пешеходов уходит в прошлое. На повестке дня — люди на колесах.

Мадмуазель Мэри Берри ездит на сверкающем серебром новеньком американском «Стерлинге», руль которого отделан слоновой костью. Прекрасная модель, не хуже любой английской, и выполнена с французским шиком. Прибыла она во Францию из-за океана в традиционном для пуритан скучном женском костюме, но наши дамы из общества тут же одели ее в «бисиклет», самую модную брючную пару для женщин, в которой Мэри выглядит элегантно и привлекательно.

— Кто вдохновил вас на подвиг? — таков был мой первый вопрос к ней.

— Нелли Блай. Я следую ее примеру, — ответила американка.

— Хотите доказать, что вы сильная женщина?

— Я Новая Женщина и хочу доказать, что женщина не слабее мужчины и может справиться с трудностями без помощи мужчин, самостоятельно, — твердо заявила Мэри Берри.

Считаю уместным напомнить читателям, что Нелли Блай (она же Леди Сенсация, как прозвали ее в Америке) известна не только своей молниеподобной кругосветкой. Эта отважная женщина впервые подала нам личный пример честной документальной журналистики: под видом пициентки она провела 10 дней в психолечебнице и выступила затем с обличительными статьями о бесчеловечных условиях, в которых содержатся больные; часть из них доставлены туда насильственным путем или по ошибке и подвергаются издевательствам со стороны персонала. В результате, власти были вынуждены обратить внимание на бесчинства в этой и других больницах и затем, по требованию возмущенных граждан, увеличили ассигнования на нужды департамента общественного презрения.

Продолжая интервью с милой соотечественницей Нелли Блай, я не постеснялась задать провокативный вопрос:

— Признайтесь, вы бежали от несчастной любви?

— По-вашему, любовь бывает несчастной? Любовь всегда прекрасна. И от нее не убежишь, как гласит народная мудрость.

Достойный ответ из уст молодой особы! Тут я села на любимого конька и расспросила американку об её взглядах на отношения полов, но это тема для женского, а не географического журнала. Что же касается путешествия, надеюсь, мадмуазель Берри примет мое приглашение. За границей она впервые, и я хочу расширить ее горизонты, предложив место в моей осенней экспедиции в Пальмиру.

В следующем номере читайте эссе Мэри Берри «Долго сидеть утомительно» в моем переводе на французский. Ваш корр. Лидия Пашкофф

Дневник Мэри. Т.К. возила меня в Фонтенбло к знаменитой анималистке Розе Бонёр. Эта женщина лет 70 давно уже не боится пересудов и открыто живет с молодой поклонницей ее таланта. Консервативные французы осуждают трибадизм — термин мне незнакомый — потом стало ясно, что это любовь между женщинами. Роза носит мужские костюмы, в них удобнее работать. Еще бы! Похвалила мои шаровары, сказала, что шляпа с рекламными лентами — остроумная находка, назвала меня «резвой кобылкой» и подарила свой рисунок с рыжей лошадью. Она пишет большие картины из жизни животных, домашних и диких, а жадные до грязи репортеры пишут о ее «животной похоти, дикой для всякой нормальной женщины». Мне тоже непонятна похотливая тяга женщин друг к другу, но я ценю их смелость жить так, как они считают нужным. Анна — второй партнер Розы, до нее Роза 40 лет жила с женщиной старше себя, до самой ее смерти. В детстве Анне подарили куклу, изображавшую Бонёр, чьи картины были тогда в большой моде, и с тех пор она мечтала стать таким же знаменитым и богатым художником, как Роза Б. Около 6 лет назад Анна сама явилась к Розе, чтобы нарисовать ее портрет, и с тех пор счастливо живет со своим кумиром. Коперник считает такой союз идеальным, хотя сама намерена выйти замуж за мужчину, чтобы «вкусить в жизни всё». У богатых свои причуды. [Написать о них в «Новую Женщину»]

«Новая Женщина» НЕЖЕНСКОЕ ДЕЛО? Случалось ли вам видеть женщину адвоката? Ответ наверняка будет отрицательный. А вот мне повезло. Ее имя Элен Миропольски. Я прошу ее рассказать о себе и о работе.

Э.М.: Мой отец русский, мать польского происхождения, но с детства я воспитывалась в Париже и получила образование в Sorbonne. В первые годы моей адвокатской деятельности на нас, первых женщин адвокаток, глазели как на зверей в зоопарке. Приходилось очень строго себя держать, особенно среди коллег мужчин. Увы! Мужчина в салоне и мужчина на службе — два разных существа… Любая женщина, которой приходилось работать рядом или вместе с мужчинами, хорошо это знает. Наши уважаемые коллеги все еще никак не могут воспринимать нас серьезно, на равных, думают, что мы просто играем в адвокатов, как дети. Однако им хорошо известно, что у нас уже сложилась своя клиентура, довольная женской методой вести дела. К тому же у женщин юристов есть своя сфера, в которой они приносят пользу — детоубийства, преступления несовершеннолетних и даже бракоразводные процессы, в которых, как правило, потерпевшей стороной бывает женщина. Среди преступников тоже встречаются женщины и они вправе требовать, чтобы их защищала женщина, которая лучше понимает сердце другой женщины.

М.Б.: Господствующие воззрения и традиции исподволь внушают нам мысль, будто они неизменны. Они якобы просто отражают «естественное» положение вещей. Так ли это?

Э.М.: Да, устоявшиеся взгляды кажутся такой же частью жизни, как солнце над головой или деревья в парке. Но ведь их формируют люди, защищающие свои интересы, а это уже политика. Особенно преуспели в утверждении «естественного права» англичане. Там вы не отыщете женщины, допущенной в профессию. Там женщину не пустят даже в Британскую публичную библиотеку. Там ученые, оспаривающие божественное начало, продолжают следовать установкам наподобие «Послания к Тимофею»: «Жена да учится со всякою покорностью; а учить жене не позволено, ни властвовать, над мужем, но быть в безмолвии». Позволю себе процитировать «естественные идеи» наших с вами современников. Вот вам чистой воды порочная политика!

«Непреложным фактом является то, что мужчине дано повелевать женщиной от начала времен, и это вечное установление, которое мы не в силах и не вправе менять» (Сэр Перси).

«Женщины — те же дети, только побольше ростом. И это все, что необходимо знать о них мужчине, который должен жениться» (Лорд Честерфилд)

«Между мужчиной европейцем и женщиной из Европы найдется больше физиологических и душевных различий, чем между мужчиной европейцем и негром из дикого африканского племени» (Лорд Кромер).

К счастью, подобные перлы мы уже не услышим во Франции, хотя мысленно большинство французов солидарны с консервативными англо-саксами. Надеюсь, что в Новом Свете мужчины способны рассуждать по-новому.

М.Б.: Скажите на милость, почему женщина в короне на троне — это нормально и даже отлично, а женщина в парике и мантии юриста — подозрительно и смешно?

Э.М.: Боюсь, недобрую услугу нам оказывают женщины, которые подражают мужской манере выражаться, курят и рассуждают о равных правах и сексуальной свободе. Это не более, чем пустое позерство, весьма наивный способ объявить себя феминистками. Я призываю женщин получить хорошее образование и профессию и на практике показать мужчинам, что мы не хуже и не слабее, а в решении некоторых вопросов даже превосходим их. Тяжелый физический труд — проклятье для любой женщины. Посмотрите, как уродует такой труд наших гризеток. В любой стране вы найдете столь же измочаленных фабричных работниц.

Я благодарю мэтрессу Миропольски, которая при такой напряженной работе выглядит женственно и элегантно. На ее рабочем столе не только деловые бумаги, но и модный журнал. Умная женщина и многогранная личность — вот лучший портрет нашей современницы. Женщины, имеющие надобность в правовой защите, могут связаться с Элен Миропольски по адресу: 10 Boulevard du Palais, Paris, France. Ваша М. Берри из Парижа.

Дневник Мэри. 25 июня. Уже на пути в Германию. Репортер из «Парижского Курьера», где про меня написали невесть что, увязался сопровождать меня до границы. Наверно, хочет заработать на сплетнях. В таком случае, я тоже стану использовать его в корыстных целях. В дороге по незнакомой местности пригодится. Пытается любезничать. На второй день пути стал жаловаться на жизнь и поругивать местные нравы. «Женщины и деньги — в этом весь гребаный Париж. Если у молодого репортера нет покровительницы из общества — пиши пропало, не напечатают ни строчки… В то же время мужчина должен отвечать за всё, включая женщин. А стоит женщине покуситься на место мужчины, её унизят или уничтожат как личность. Всем известно, что лучше всех в Париже пишет одна женщина, но все лавры достаются ее мужу. Она умна, поэтому живет в тени супруга, прославившегося благодаря её таланту и связям, и ни на что не претендует. О чем тут говорить, какие такие права женщин…»

26 июня. Француз переключился на политику — во всех газетах пишут об убийстве французского президента в Лионе. Теперь говорит о «проклятых анархистах»: в феврале казнили одного, бросившего бомбу в парламенте (гильотина!), на очереди следующий.

М.Берри — Т.Коперник (по почте) Дорогая Татиана, спешу подтвердить, что Германия — скучнейший край, в точности как вы говорили. От самой французской границы до Мюнхена ни одного приятного лица.

Заработать лекциями здесь так же сложно, как заставить улыбаться. На подаренную вами шляпку косятся, как на что-то неприличное.

Какой-то местный чиновник явился ко мне в гостиницу, устроил допрос и сказал, что, поскольку я прибыла из Франции, мне, во-первых, следует уплатить таможенную пошлину за велосипед, во-вторых, темы моих лекций должны быть согласованы с его ведомством. Я пообещала уплатить пошлину в ближайшее время и изложила темы на бумаге. Не узрев ничего политического и убедившись, что я американка, успокоился и принялся давать советы. Вас наверняка развеселит наш диалог, постараюсь передать слово в слово.

— В Баварии вам не стоит выступать с лекциями от имени Союза трезвости. Здесь каждый знает свою дозу, пьяницы наперечет, на учете.

— Тогда я позабавлю публику рассказами о женщине, которая основала газету «Топор», ведь среди баварцев много дровосеков.

— У вас в Америке женщинам позволено рубить лес?

— Нет, она почтенная мать семейства из Техаса, но уверена, вашим соотечественникам придется по вкусу характер Кэтрин Нэш, основательницы Женского Христианского Союза Трезвости. Она врывается в питейные заведения и сокрушает барные стойки топором с криками «Долой похитителей человеческих душ!» Была арестована уже больше десяти раз, но имеет много последователей, она идейная, ее не остановить. Штрафы платит из средств, заработанных лекциями о вреде алкоголя и продажи сувенирных топориков, которые вырезает из дерева ее муж.

— Он дровосек?

— В Техасе нет лесов. Раньше он продавал кожаные сапоги, теперь проповедует в церкви. Работа по дереву — хобби.

— Расскажите лучше про Техас. Мне известно, что там есть большая немецкая колония.

— Немецкие ковбои?

— Зачем? Они керосинщики. В Техасе качают нефть.

— Ладно. В таком случае темы задайте сами. За что платят, про то и расскажу.

Он сказал, что проконсультируется в своем ведомстве и пришлет мне соответствующую бумагу. Похоже, баварцы не успеют оценить мой английский. Возьму в проводники велосипедиста покрепче и поспешу в Австрию. Вообразите, меня все еще сопровождает мсье Моро. Он весел и неутомим, однако поднадоел. Пользу он принес немалую, потому что знал путь через лес в обход пограничного шлагбаума. Мы даже точно не поняли, где кончилась французская и началась германская территория.

Обнимаю вас, моя дорогая!

P.S. Жаль, не имею постоянного адреса, чтобы получать весточки от вас.

Из книги «Путевые Очерки Ричарда Фитцроя» Что такое германский обед? То же самое, что типичный английский. Водянистый суп с переваренными овощами и пересушенными гренками, пикули, кусок говядины с белым жиром, вареный картофель и брюква, копченая рыба, жареные пончики с джемом и Mehlspeise наподобие пудинга с вишневой или сливовой подливкой. Однако же наш Винни никогда не падает духом и провозглашает:

— Зато мозельское вино и пиво хоть куда! И это важная причина, чтобы заглянуть в германский трактир. Не затем я отправился в путешествие по миру, чтобы критиковать чужие вкусы. Мой удел — наслаждение, разочарование оставляю вам.

Как старые друзья мы понимаем друг друга с полуслова. Утомленные однообразием местных пабов, где по-настоящему вкусными были только хлеб и выдержанный сыр, мы решили поохотиться и устроить большой пикник с костром и барбекью. Впереди как раз наметились очертания светлой рощицы, что вполне соответствовало нашим намерениям. Примерно через полчаса мы свернули с большой дороги влево и вскоре стали нагонять пару на велотандеме и спортсмена на американском «Стерлинге», которого мы единогласно приняли за янки, но «янки» оказался французом, «Стерлинг» принадлежал даме на тандеме, которым рулил местный проводник, а вот дама оказалась самой что ни на есть янки из тех мест, где произошло печальное для старушки Англии «бостонское чаепитие». Вид у всех троих был измотанный, и мы пригласили усталых путников к нашему костру. Знакомство произошло без всяких церемоний. Решительно сняв пыльную перчатку, Мэри Берри протянула руку каждому из нас.

Облюбовав милое местечко, мы встали лагерем под раскидистыми липами. В предвкушении славной охоты на местных гусей Арчи вдруг разволновался и напомнил, что у нас только один ствол на троих, поэтому не стоит суетиться вокруг него, как индейцы вокруг майского шеста, а лучше бросить жребий, в какой очередности будем стрелять. Метафора с индейцами была навеяна присутствием американки. Арчи неисправимый дамский угодник и вхолостую не бьет. Дама улыбнулась, как и предполагалось, однако же немного попятилась, отошла за ближайшее дерево и явилась обратно… со своим оружием.

— Удачной охоты, господа, — сказала Мэри, протягивая наган с изящно инкрустированной перламутром рукояткой.

Арчи принял оружие с достоинством и не проронил ни слова, пока мы не оказались на вполне надежном расстоянии от привала.

— Этот француз так и льнет к девушке. Держу пари, он готов колесить с ней по свету всю оставшуюся жизнь. И болтает без умолку, как французы. Самоуверен, как павлин. И усики такие аккуратные, точно бутафорские. Знает, что красив, паршивец, — выговорился наконец Арчи.

— Красив, так и есть, но слишком густые ресницы. Сразу видно, что зануда, — сказал Винни.

— Точно. Ресницы, как у теленка, — подтвердил я. — И болтает без умолку, хотя его английский ни на что не годится.

— Кто бы сомневался! У нас к лягушатникам куча претензий и гораздо больше исторических оснований для самых негативных чувств, но мы не считаем зазорным говорить по-французски без ошибок, — сказал Винни.

Арчи в полной мере получил нашу дружескую поддержку. Теперь можно было приступить к охотничьим маневрам. Рассредоточившись, мы тихо продвигались вперед.

Тем временем на уровне глаз нарисовались местные куропатки. Винни и Арчи выстрелили одновременно, как по команде. Промахнулись оба.

— Германские птицы шустрее наших пуль. Следует довести это до сведения британского парламента, — веско заметил толстяк Винни.

— Не забудь отправить депешу и в американский конгресс, — резонно добавил Арчи.

Винни предложил двигаться к ближайшему водоему. Мы пошли на звук легушачьего хора. И нам фантастически повезло! У воды было линное стойбище гусей, а при линьке, как известно, гуси теряют способность летать. Я прихватил с собой сеть, и при желании мы могли бы отловить дюжину гусей, но решили ограничиться тремя — в самый раз для обеда на шесть персон.

Не стану вдаваться в подробности охоты сетью на незнакомой местности. Скажу главное: на привал мы вернулись не с пустыми руками. У костра пришлось отдать должное французу. В отличие от нас, он знал, как ощипать и приготовить дичь не хуже толкового английского дворецкого. Проводник тоже не подкачал — в прохладной траве нас ожидало баварское пиво. Пока мы охотились и отдыхали, он zgonyal zapivkom (вероятно, неизвестный нам германский диалект, хотя Арчи настаивает на польском).

Пикник удался на славу. Присутствие дамы предполагало неагрессивное соперничество и элегантный юмор, дабы она не сочла нас высокомерными занудами. Обгладывая гусиную ножку, наш cordon bleu ударился в сладостные memoirs.

— Лучшее блюдо из гуся ножки «конфи», но лично я люблю pigeons, вы знаете, голуб. Я вырос в Альзас, там каждая семья держит маленький дом для pigeons. Там на полях вы можете всегда видеть много ворон и также pigeons. Голуб там нарисован везде. Альзас чудесный! Вы можете видеть их под крышей в церкви, где альтарь, и на школьном дворе их рисуют дети. И потом, когда я стал молодой мужчина, я делать pigeonner, гулить как голуб под окном красивой девушки, потому что я верил в чистую любовь, мечтал, что мы будем жить как два голуб всегда вместе, всю нашу жизнь. В Альзас!

— В Париже мы посетили Музей орнитологии, — пошел в атаку Арчи, — там нам рассказали о другом, уничижительном значении французского слова «пижон» и производного от него глагола «пижонэ». Известно, что в давние времена французы судили о благосостоянии своих сквайеров по размеру голубятни. Дабы обмишурить будущих зятьев, многие отцы семейства не брезговали дырявить стены голубятни, чтоб она казалась жалкой, как и предполагаемое приданое. Отсюда логическая цепь ведет нас к женщинам, которые…

— Всякая цепь ведет к женщинам, — перебил его француз. — Cherchez la femme! Со времен славных норманских королей (NB: шпилька в сторону нашего побережья!) глагол pigeonner значит целовать друг в друга, как делают влюбленные голуб, открыть ваш рот и положить ваш язык в рот у дамы. Очень эротик!

— Изучая нравы нубийцев, обитающих в Египте, — не удержался Винни, — я узнал, что для них мясо голубя — сильнейший афродизиак. — Им потчуют жениха на брачном обеде. В Ассуане я каждый день заказывал на обед голубей, фаршированных смесью из кус-куса, жареного миндаля и сушеного винограда, и никак не мог взять в толк, отчего местные феллахи переглядывались и прикрывали улыбки концами тюрбанов. Вероятно, нубийские голуби возбуждают исключительно нубийцев, потому что я ни разу не ощутил ничего, кроме дивного вкуса, чуть язык не проглотил от удовольствия…

Всё это время раскрасневшаяся американка молча, с явным удовольствием пережевывала гусиную грудку и лукаво, на манер девушек из Фоли-Бержер, щурила глаза на наш веселый костер. Горячих парней следовало заткнуть и остудить. Я подал знак направить разговор в прохладное русло.

— В Анатолии, — сказал Арчи, строго глядя на Винни, — я видел гигантские голубятни, к которым приписаны тысячи голубей. Там в голову никому не придет обедать фаршированным голубем. Турки выращивают голубей исключительно ради помета, которым удобряют сельскохозяйственные поля. А во Франции слово «пижон» характеризует еще и нечестного игрока.

— Надеюсь, вам понравилась наша скромная добыча? — спросил я Мэри.

— Конечно, благодарю вас, — ответила девушка, одарив всю компанию самой искренней улыбкой. — Спасибо вам и за гусей и за голубей. Я ведь пишу в журнал американских орнитологов. И вообще люблю птиц.

— В таком случае, я должен рассказать вам, как в Альзас готовят куропатку.

Это был уставший молчать француз. Тут Винни решил размяться, поднялся со своего пенька и навис орлом над заморской пташкой.

— Скажите, мисс Мэри, а как вам удалось провезти через границу ваш наган? Я слышал, германские пограничники отбирают всё, чем можно покалечить человека, включая маникюрные ножницы и швейцарские перочинные ножи.

Винни хорошо воспитан, но в диких условиях теряет последние капли учтивости. Во время охоты мы обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что женские шаровары французского покроя — лучшее место для контрабанды оружия, о чем пограничники пока еще не догадываются.

— Если мисс Мэри ответит на твой вопрос, Винни, она получит право задать симметричный вопрос. Нужно ли тебе это, спросим себя.

— Ты прав, старина Ричи, — согласился Винни. — В таком случае, дадим слово представителю Французской Республики. Может статься, в скором будущем нам придется дружить против Германии.

Баварский проводник отошел ко сну, не кончив обеда, поэтому ничто не мешало нам посудачить об антигерманских настроениях в Европе, наслаждаясь душистым голландским табаком.

СОН проводника Шумахера: Ночь тиха, туман на речке, звезды на небе горят. Фридрих с Лизхен под кусточком нежно, сладко говорят. Не о том, что небо ясно, что сияют звезды в нем, не о том, что ночь прекрасна… Говорят они о том, что провизия ужасно дорожает с каждым днем… И король Вильгельм, говорят, того… совсем… Киндер, кирхе, кюхе, пиво, херр унд дамен, плюс ангстрем… схемы, шлемы, подсистемы… хрен… гарем… тебя-щас-съеммм… мифолллогееммм…

«Гусиная Охота» Чтобы не тратить время попусту, требуется знать все факторы, из которых складывается успех. Гуси ведут себя крайне осторожно, поэтому нельзя охотиться на них группой. Лучше всего вдвоем, однако истинные мастера выходят на охоту в одиночку. Когда идут вдвоем или втроем, охотники не разговаривают, не торопятся, ловят каждое движение внутреннего волнения перед началом дела. Каждая охота неповторима, и охотник часто действует интуитивно.

Гуси летают быстро, но редко машут крыльями, поэтому их полет кажется медленным. Вот они — казарки — летят. Цепочка быстро соскальзывает к земле. Увлекшись, охотник может не слышать собственных выстрелов — жгучий момент, как в азартной игре. Затем пыл теряет остроту, сходит на нет. Если такие ощущения отсутствуют — человек занимается банальным острелом, охотой такое дело не назовешь.

«Женское Дело» Мэри Берри из Баварии. Председатель суда в городе Пфаффенхофен-на-Ильме известен всей Германии как женоненавистник, поэтому именно к нему едут мужчины из разных городов и сельской местности, когда дело касается развода. Не так давно этот судья сделал постановление о том, что жительницам города запрещается худеть. Причиной тому стало дело одного чиновника, который добивался развода на том основании, что его жена потеряла чуть ли не половину своего веса всего за один год, с тех пор как стала регулярно ездить на велосипеде, вопреки протестам мужа. Истец утверждал, что уменьшение в весе вызвало также уменьшение привлекательности его супруги, по каковой причине — «отсутствие тяги к ней» — и требовал развода. Судья пришел к выводу, что, если бы исхудание было естественным, оно не могло бы послужить поводом к разводу, но поскольку оно явилось результатом злой воли, упрямства и отстаивания личных интересов, что противоречит клятве, даваемой женой перед алтарем во время венчания, требование мужа считается справедливым и подлежит удовлетворению.

Другой известный случай из его практики — дело господина из Гамбурга, что на севере Германии, где местный суд отказался рассматривать его весьма оригинальный иск. Этот господин желал развестись с женой потому, что у нее очень холодные ноги. В своих показаниях муж жаловался на то, что жена клала свои ледяные ступни на его спину, отчего у несчастного появились ревматические боли в пояснице и существенно снизилась потенция, о чем свидетельствовала и бумага от семейного доктора.

Женщин этот судья не жалует совершенно. В городе хорошо помнят, как полиция грубо разогнала манифестацию женщин у здания суда, требовавших справедливости по отношению к своей подруге. Однако женщинам удалось довести благое дело конца. Муж молодой женщины, меньше года назад вступившей в брак, чиновник городского управления, встретил на вокзале дальнюю родственницу жены и настолько ею увлекля, что предложил ей остаться и снял для нее квартиру в нескольких кварталах от собственного дома. Естественно, жена вскоре узнала правду и, возмутившись, уехала к матери, после чего брошенный муж переселил любовницу в свой дом. В небольшом городе такой скандал сразу становится публичным. Все женщины в округе собрались у дома бесчестного чиновника и в знак солидарности с оскорбленной подругой потребовали выдворить любовницу. Затем женщины сопроводили мужа на почту, чтобы дать телеграмму жене: «Прошу, возвращайся! Дом очищен от греха». Вскоре молодая супруга вернулась в семейное гнездо. И тут уже все женщины города собрались, чтобы встретить ее на вокзале и победным маршем проводить до самого входа в дом. Эти примеры — свидетельства, что женщины способны к самоорганизации и солидарности для защиты себе подобных. Может ли быть иначе? Однако, мало кто из женщин обладает решимостью баварских горожанок.

«Женщина на Колесах» Мэри Берри из Германии. Бавария кажется чище и здоровее других германских земель. В Мюнхене воздух чистый и много воды, от питьевых фонтанчиков до больших фонтанов на площадях и в скверах. Величественная архитектура совершенно не вяжется с легкой атмосферой города. Мужчины в Мюнхене, судя по всему, проводят жизнь между физической работой и пивной, где подавальщицами трудятся женщины. Так много крупных, мускулистых, широкоплечих людей разом мне еще видеть не приходилось. Больше всего поражает количество пивных точек. Пиво привозят огромными фурами с лошадьми геркулесовых размеров, под стать баварцам. Здесь размер имеет значение. В пивных очень шумно, баварцы гогочут, пускают клубы табачного дыма и требуют долива. Первую большую кружку баварец выпивает, не садясь, у барной стойки, причем кружку берет сам. Огромные чистые кружки развешаны сверху по стенам длинных коридоров. Затем он усаживается за стол со второй порцией и следующие три-четыре кружки выпивает в компании, с шутками и прибаутками. Драки случаются редко.

Из Мюнхена я выехала ранним утром. По дороге остановилась в небольшом городе под названием Мюлдорф, окруженном со всех сторон кукурузными полями. Остановке сопутствовало необычное явление — жених в черной фрачной паре, высоком шелковом цилидре и перчатках цвета горной лаванды, управлявший велосипедом, украшенном свежими белыми розами. Бедняга выглядел не очень счастливым, обливаясь потом в жаркий день, но упорно взбирался к церкви на высоком холме. Посетив скромное венчание, я двинулась дальше.

В Германии часто говорят: «Не дьявол ли построил Кельнский собор?» (См. также очерк М. Берри «Eau de Cologne» о душистой воде из Кельна в нашем номере за 10 июля с.г. — Ред.). То же самое можно спросить о баварских дорогах: не дьявол ли прокладывал тут дороги, ведь среди них нет ни одной прямой. Всякая дорога петляет и извивается так, что солнце оказывается то справа то слева три-четыре раза в час. Порой может казаться, что вы заехали в лабиринт. Но вот за очередным поворотом — виртшафт, нечто среднее между гостевым домом и салуном, но зачастую это целое хозяйство, чистый двухэтажный дом с большим зеленым двором, небольшим скотным двором и садом, где есть столы со скамьями для гостей. Как приятно в жаркий день пообедать под тенистыми деревьями.

«Гусиная Охота» Фридрих II, король Германии, император Священной Римской Империи, прозванный Stupor mundi — удивление мира, человек худосочный и нервический, для многих был антихристом, однако для многих других стал воплощением свободы. Недаром Данте поместил его в свой ад. Этот европейский монарх вел жизнь восточного султана, однако, что бы ни утверждали хронисты и кардиналы, не был атеистом, просто человек все хотел понять сам и требовал, чтобы ему объяснили, в чем разница между богом арабов, богом евреев и богом Папы Римского. Все, кто о нем писал, восхищались его храбростью и способностью находить общий язык с иноверцами. В замке Фридриха стоял гарнизон некрещеных сарацинов, но именно при этом короле богоборце построено больше всего церквей, в т.ч. был заложен фундамент чудо собора в Кельне. Нас этот правитель привлекает прежде всего тем, что самолично продиктовал «Трактат об Охоте» и поставил задачу иллюстраторам: выделить каждый вид и каждый род животных и птиц, а для этого внимательно следить за их повадками, схватывая и передавая самые характерные движения. Параллельно король сам проводил естествоиспытания. Однажды Фридрих дал яду человеку и заключил его в огромный плотно закрытый глиняный кувшин, чтобы выяснить, куда денется душа этого человека после смерти. То же самое он проделал с парой гусей — значит, предполагал, в отличие от клириков, что у птиц тоже есть душа. Хронист Фра де Адамо также рассказывает, что Фридрих накормил прекрасным обедом двух человек, одного уложил в кровать, другому велел охотиться в лесу. Следующим вечером приказал обоих умертвить и вскрыть в его присутствии, чтобы видеть, который из них лучше переварил пищу.

«Беспечный Ездок» Неожиданная встреча в пути. Три велосипедиста нагнали меня на дороге. У каждого на шее висела фляга, а шляпы были обвязаны куском мягкого муслина, концы которого спускались сзади до плеч, как обычно носят женщины. Оказалось, что стартовали они из Лондона с той же целью, что и я, и нам по пути. Англичане старые друзья и не раз путешествовали вместе, но впервые, как и я, решились объехать земной шар на колесах. Вело у них массивные, с шинами Данлопа, гораздо тяжелее моего «Стерлинга» еще и потому, что нагружены всевозможным багажом включая фотоаппаратуру. Рекомендует себя эта троица легко и непринужденно:

— Мы поехали вместе, потому что у нас много общего. Мы тщеславны, любим, когда о нас говорят и пишут в газетах.

— Да, мы ужасно тщеславны. Задумали исколесить весь мир и оставить след в истории.

— И еще мы ужасно ленивы, ни один из нас не брал уроки в спортивной школе, прежде чем взобраться на вело.

— Многие в Лондоне обрадовались, узнав о нашем отъезде на Восток и прочие дебри.

— Еще бы! Надеются больше нас не увидеть, ведь о нас много судачат, и наши имена часто мелькают в скандальной хронике…

— Поэтому, милая леди, обращайтесь к нам запросто. Меня зовут Ричи. Толстяк с самым большим сундуком — Винни, а тип в кожаных бриджах — старина Арчи.

Арчи совсем не стар, а Винни никакой не толстяк, это высокий худощавый мужчина с учтивыми манерами аристократа. Все трое в прекрасной спортивной форме и, уверена, отлично справятся с поставленной задачей.

Они любезно пригласили меня к своему привалу. Во время отдыха у костра я спросила, почему они едут втроем, ведь обычно люди путешествуют парами.

— Парами ездят любовники, а мы друзья, — ответил Арчи.

— Втроем удобнее, когда надо голосовать по спорным вопросам. Думаю, это главное, — сказал Ричи.

Вилли поднял правую руку в знак согласия и добавил:

— Вы только взгляните на наш багаж. Вдвоем не осилить. Один фотоаппарат чего стоит.

Джентльмены предложили сделать фотографию в память о нечаяной встрече и двигаться одной группой до Вены. К счастью, по этим вопросам голосовать не потребовалось.

Следующий день был на редкость хорош. Зеленые холмы и долины манили к себе, и сердце радостно открывалось им навстречу. В приятной компании дорога казалась легче. Мы добрались до приграничного городка Браунау, куда с германской стороны ведет железный мост через реку. По мосту следует ходить, ездить воспрещается — пришлось спешиться. Австрийские пограничники не пропускают велосипедистов, не уплативших пошлины за машины. Снова пришлось раскошелиться: 3 доллара за один велосипед — дороговато, как ни крути. Уловки типа моя-твоя-не-понимать не помогли. Англичане попытались объяснить, что наша группа направляется в Россию, поэтому Австрию можно считать лишь транзитным пунктом. Таможня была непреклонна. Один из офицеров заверил, что, коли мы идем транзитом, пошлина — чистая формальность и в Венгрии деньги нам вернут, а один из англичан прокомментировал через губу:

— Таможню способно убедить лишь цунами. Хотел бы я знать, откуда у Венгрии деньги возьмутся?

В столице Астрии Вене намечается торжественный прием, о котором заранее позаботился британский консул. Англичане говорят, что мое участие на «Стерлинге» украсит это событие. Не вижу причин возражать и с благодарностью присоединяюсь. До встречи в столице Австрийской Империи!

Дневник Мэри. 15 июля. Ближе к Вене повстречалась группа на велосипедах, пятеро мужчин, за которыми на изрядном расстоянии следовала большая коляска, набитая корзинами с вином и деликатесами. Спросили у кучера, кто такие, — сказал, что это эрц-герцог катается с друзьями. Все мужчины были одеты по-спортивному. Где «сам» понять невозможно. Интересно, как пахнет этот австрийский принц — дорогим табаком, токайским вином, парижским парфюмом или кельнской водой? Или, может, лавандовым мылом, ведь он наверняка ежедневно принимает ванну. Шляпы мужчин украшены самым популярным в Австрии цветком edelweiss, т.е. благородный белый — цветок грязно-белого цвета, а вовсе не белый и выглядит ненатурально, будто сделан из папье-маше или некрашеной ткани. Благородный белый — это белая лилия или жасмин!

Вена считается символом шикарных балов, вальсов и беспечного благоденствия, а я уже видела её темную сторону — районы, где люди живут в трущобах, едва сводя концы с концами, а многие и того хуже, поэтому сводят счеты с жизнью, бросают младенцев на свалках, убивают за ломаный грош… Будь проклята несправедливость и «благородные белые» господа!

«Сатирикон» Уроженка Вены Ирма Блюм имеет фешенебельное свадебное агентство в столице, где пока совсем немного женщин, управляющих собственным делом, и намерена открыть филиал в Нью-Йорке. У нее также имеется список из представителей австрийской и венгерской аристократии, с одной стороны, и девушек с весомым приданым, с другой. В список входят в том числе два принца, состоящие на службе в гвардейских полках и владеющие замками в Богемии и Трасильвании. Непременным условием для вступление в брак с особой низкого происхождения они считают приданое в десять миллионов долларов. Тирольские бароны, занимающие положение при дворе императора Австро-Венгрии, и близкий друг эрцгерцога чешский граф М. согласны всего лишь миллионов на пять-шесть. Типичный кандидат на «новые деньги» Нового Света — титулованный лейтенант австрийской армии, владелец старинного замка с живописными окрестностями. Г-жа Блюм утверждает, что подбор кандидаток для особ благородных кровей — дело сложное, так как приходится учитывать колоссальный разрыв в культурных референциях. К примеру, граф Кемпински отверг наследницу одного из чикагских магнатов, потому что она ест картофель фри руками. На замечание г-жи Блюм, девушка ответила: «А как его есть? Не ногами же…» Несмотря на трудности Блюм уверена в успехе своего американского предприятия, ведь австрийская аристократия слетается на доллары, как пчелы на сахар. Г-жа Блюм ведет статистику, основываясь на объявлениях о заключенных браках. По ее подсчетам, сейчас Германия бьет рекорд по сумме долларов, полученных из Нового Света в виде приданого. Германия дала Америке трех герцогинь, шесть графинь и дюжину баронесс, заплативших за свои титулы в общей сложности около ста миллионов долларов. Второе место у Великобритании, затем идут Италия, Франция и наконец Россия, где «импорт» американок пока не популярен из-за того, что русский рубль крепче доллара и свои богатые невесты еще не перевелись.

«Путевые Очерки Ричарда Фитцроя» Согласно карте, мы были уже в пригороде Вены, когда к нам буквально на всех парусах, в раздутой на ветру бледно-синей блузе, подкатил человек и заорал по-немецки:

— Вы, те самые велосипедисты?

— Мы велосипедисты, — сказал Винни.

— Не станем утверждать, что мы пасем овец на ваших тучных пастбищах, — проворчал усталый Арчи. — Однако я не уверен, что мы «те самые».

— Вы! те самые! вокруг света! англичане, да?!

— Да, — подтвердил я. — Подскажите, каким путем лучше проехать в город?

Синяя блуза проигнорировала мой вопрос, и след простыл, едва мы успели спешиться. Зато столь же внезапно появилась следующая синяя блуза и сообщила по-английски, что будет нашим гидом до места встречи.

— Кто был тот сумасшедший? — спросил Арчи.

— Он помчался предупредить, что вы уже на подходе.

В центре города у Hotel d’Europe собралась толпа встречающих. Вход в отель был украшен в нашу честь гирляндами свежих цветов, по двум сторонам висели флаги двух империй. Мэр города и английский консул обменялись приветственными речами. Пока продолжалась короткая церемония, наша Ягодка не теряла времени даром. Она развернула американский флаг на флагштоке, который был привязан к раме ее мужского велосипеда, и, встав точно посередине, между британским и австрийским флагами, стала позировать перед фотокамерами. Завидев женщину с полосато-звездным флагом, мадьярский оркестр, игравший нечто среднее между Моцартом и Вагнером, нестройно перешел на «Янки Дудл». Победным маршем мисс Берри вступила в отель. Хотя даму там не ждали, ей незамедлительно была предоставлена прекрасная комната с телефонной связью. И очень кстати, ведь надо же было ей как-то связаться с американским консулом, чтобы получить отметку о прибытии в Вену. Странно, что его не оказалось среди ликующей толпы.

Австрийская Империя радует глаз, но заставляет страдать другие органы и части тела. Люди, которые прокладывали дороги на этой земле, без сомнения, ценители редких панорам и пейзажей. Иначе зачем карабкаться на крутой подъем, потом резко спускаться вниз, чтобы затем снова изнурять себя горным серпантином. Туристическая романтика — бесспорный плюс, но на велосипеде вы трижды проклянете пионеров австрийских дорог. Достаточно мельком взглянуть на подъем, обвивающий зеленые холмы, словно белая лента трезвости на шляпке нашей спутницы, чтобы посоветовать ей выбраться из Австрии без ущерба для здоровья. Женские мускулы не рассчитаны на горный перевал. В арсенале у нашей троицы имеется опыт перехода через Альпы пару лет назад. Мы были рады, что мисс Мэри не проявила свойственного женщинам упрямства и села на поезд до Кракова. И была сто раз права!

Жара, которая внезапно обрушилась на нас, оказалась беспощаднее солнца в пустыне. Затаскивая тяжелые велосипеды, немногим легче нашего собственного веса, на австрийские «холмы», мы вспоминали африканский зной как приятный вечерний бриз. Стоит заметить, что за всё время в горах мы не встретили ни одного велосипедиста. Напрашивается вывод: австрийцы, в отличие от нас, люди здравомыслящие. В тот день мы были ничуть не уверены, что снова увидим голубой Дунай где-нибудь в Венгрии. Разумеется, все выжили, о чем свидетельствуют последующие главы этой книги.

Двигаясь на юго-восток, к Черному морю, мы могли бы сократить путь через Балканы, но, учитывая перманентную напряженность на Балканах, сочли за лучшее отправиться в Россию через Трансильванию. Винни был счастлив, ведь он давно желал удостовериться, так ли страшны вампиры, как их рисуют, ну и сфоткаться с ними при случае.

В качестве небольшого отступления от главной линии, уделим несколько слов фотографии. Нет сомнений, что после изобретения фотокамеры такие феномены как известность и слава перешли в совершенно иное качество, по сравнению с теми временами, когда в газетах и журналах печатались только рисунки. Если ваше изображение тиражируют в прессе, вы не можете сохранять инкогнито или вести себя как попало. Приходится действовать осмотрительно, чтобы не запятнать репутацию. Фото коренным образом изменило жизнь человека. В этой книге читатель сможет рассмотреть 132 лучших фотографических снимка, сделанных за два с половиной года нашей экспедиции. Среди них и тот, что помещен на соседней вкладке. У парадного входа в венский Hotel d’Europe слева направо: Арчибальд Соулсбери, Мэри Берри с флагом, Уинстон Мейнард и Ричард Фитцрой, автор книги.

«Новая Женщина» Июль 1894. Мэри Берри из Европы. Мужчины утверждают, что женская мускулатура не рассчитана на горный перевал. Я взялась опровергнуть и этот миф. Карпатские горы — не самые высокие в Европе, однако же какую-то часть пути пришлось идти пешком, потому что ехать было крайне опасно. Долгая хотьба с велосипедом измочалит кого угодно. Как тут не позавидовать горным козлам, которые непринужденно скачут по отвесным скалам. Дорога выматывает настолько, что не остается сил злиться. Отличная терапия для тех, кто старается видеть хорошие стороны в самых ужасных ситуациях.

Австрия осталась позади. Передо мной простиралась мрачная земля Трансильвании, со всех сторон окруженная стеною гор. Здесь проходит невидимая граница между цивилизацией и ее отсутствием. Тут вам не встретится указатель с приглашением в деревенскую гостиницу «Уютный приют для велосипедистов». Да и велосипедистов здесь нет. Даже грязные постоялые дворы с неудобоваримой едой встречаются крайне редко. Угрюмые местные жители не понимают никакого языка, кроме собственного наречия. Живут они в хибарах, сложенных из сырого кирпича и крытых соломой. Бумажные деньги не интересуют их совершенно. В одном месте мне предложили обменять мой жакет на большой круглый хлеб и сыр.

Кто здесь весел, несмотря ни на что, так это цыгане, кочующие в кибитках, разукрашенных яркими лентами. Посмотришь на них и кажется, что нет на свете людей свободнее, однако живут они по строгим правилам и подчиняются Баро, который вершит их судьбы, как патриарх и король. Ему же принадлежит решающее слово при заключении брачных союзов. Женятся цыгане в самом раннем возрасте, в 13-14 лет. Свадьба — главное событие в жизни, продолжается целую неделю. В церемонии этой много такого, что давно уже, к счастью, отменено в западном обществе. Когда жених вместе с дружками приходит к невесте, молодых сажают за стол вместе с гостями, но есть им в течением двух часов запрещается. Пока мужчины выпивают и закусывают, пару отправляют в специальную комнату. Вход туда охраняют пожилые женщины, которые потом предъявляют гостям и родственникам доказательства чистоты невесты. Если девушка невинна, они выносят красный флаг и накрывают стол заново. Только в этом случае жених и невеста получают благословение на брак от родителей жениха. Невесте подносят подарки и наставляют быть покорной и верно служить мужу. Затем начинается гулянье с танцами и песнями. Мужчины и женщины пируют отдельно, потому что цыганские женщины не имеют права есть вместе с мужчинами, они только обслуживают, а сами могут поесть когда придется. Если же девушка «порченая», над ней издеваются, наказывают и могут выгнать из табора. Если невеста или жена убежит с другим, оскорбленный муж должен поймать ее и заклеймить так, чтобы след остался навсегда, например, отрезать ухо или нос… Мужчину за измену жене — к гадалке не ходи — не наказывают никогда.

Дневник Мэри. 25 июля. Проводник Шумахер предупредил, что в русских гостиницах спальное место не включает в себя подушки и одеяла, они выдаются только за отдельную плату. Теперь понятно, почему русские путешественники ездят по Европе с огромными баулами, — думают, что такие правила повсюду. Снабдил меня рекомендательным письмом к хозяину гостиницы в старинном городе. Сказал, что 1) город следует осмотреть как следует, чтобы освоиться в драматично новой обстановке, 2) хозяин поселит меня за символическую плату, включая постель и еду, если письмо будет передано аккуратно в срок. Какой любезный мужчина!

Необычное ощущение: просыпаешься утром и сходу не можешь понять, где находишься. Требуется десяток секунд, чтобы определиться с местом.

Мой милый дневник, мне некому пожаловаться, некому довериться, кроме тебя, и возопить: больше всего на свете я желаю отправить к черту эту проклятую машину и вернуться в Париж в компанию праздных богачей, и стать содержанкой хотя бы на время. Нервы на пределе. Хорошо, что удалось отдохнуть в Кракове и сочинить кое-что для журналов.

«Оракул» Август 1894 г. Пропагандистка трезвой христианской жизни, сестра наша по духу Мэри Берри специально для нашего еженедельника из дебрей Старого Света.

В Трансильвании я остановилась на постоялом дворе, не обозначенном на туристической карте и окруженном с трех сторон сосновым лесом, таким густым и древним, что даже вблизи черный, без признаков свежей зелени. Как водится в таких местах, хозяин еврей, в неизменной черной фуражке, из-под которой свисали длинные рыжие пейсы, бойко заговорил по-немецки, предлагая всё сразу. Его жена проводила меня в отдельную комнату на втором этаже. Постель была чистая и удобная, однако ночью я проснулась от леденящего сердце звериного воя. Не будучи сильна в зоологии, определить, собаки это, шакалы или волки, я не могла. Через некоторое время у входа в дом послышались голоса, и я, осмелев, приоткрыла окно и увидела подъехавшую коляску. Прибыли новые гости, двое мужчин. Утром к завтраку вышел только один из них, седовласый господин, который представился как профессор Аморталюс. Он шутил и смешно потирал ладони, радуясь вкусному свежему хлебу и сливочному маслу. Насытившись, он поднял вверх указательный палец и прищурился как заговорщик.

— Внимание — чеснок! — сказал он. — Тут всюду развещен чеснок, видите? По всему потолку и по углам, и вдоль лестницы.

— Я видела связки чеснока и лука во многих постоялых дворах и тавернях по всей Европе, — ответила я.

— Лук меня совершенно не интересует, а вот чеснок… Это знак!

Профессор позвал хозяина и спросил:

— Зачем вам столько чеснока?

— Хочешь быть здоров — ешь чеснок, — отчеканил хозяин. — Накормим вашего мальчика — будет как огурчик, маринованный с чесноком, душистый и хрустящий.

Профессор ухмыльнулся и тут же нахмурился.

— Ему необходимо поставить банки. Прошу вас, немедленно. Сейчас же!

Оказывается, сопровождавший профессора молодой ассистент слег с воспалением легких. Я предожила любую посильную помощь, профессор поблагодарил, но счел мое беспокойство излишним.

— Для вас найдется более интересное занятие, — понизив голос, сказал он, — если вы, конечно, любезно не откажетесь.

Профессор поведал мне, что направляется в сердце Трасильвании, дабы найти окончательное подтверждение своей теории. Во имя этой цели он многие годы провел вдали от дома. Университетские коллеги всегда считали его чудаком и открыто иронизировали по поводу его исследований. Почему? Область его научного интереса выходит далеко за рамки традиционного лабораторного эксперимента.

— Я не из тех, кто поверяет космос математическими выкладками. Меня манит хаос и всё, что не подчиняется законам человеческой логики. Моя самая известная книга посвящена тайне летучих мышей. Она содержит доказательства того, что эти загадочные существа никакие не мыши, а совсем наоборот — кошки, получившие крылья и неприглядную внешность не по своей вине, а как результат адюльтера. — Профессор энергично потер ладони, будто давал мне время оценить его блестящее открытие.

— Как это возможно?

— Вот в чём вопрос! Вам как представителю англо-саксонской культуры должна быть известна древняя загадка: Ду бэтс иит кэтс? В порочную связь с кошками неоднократно вступал недостойный супруг древнеегипетской богини Бастет.

— Простите, профессор, о Древнем Египте я могу судить лишь по некоторым экспонатам, которые успела осмотреть в Лувре.

— Бастет — божество в обличье кошки, — нетерпеливо пояснил профессор. — А в мужья ей достался шут, хотя бы и божественный, по имени Бэтс. Заставить его не блудить не было никакой возможности, поэтому Бастет сочла за лучшее превращать ублюдков, рожденных другими кошками от Бэтса, в мышей с крыльями, чтоб летели куда подальше. Какое изысканное божественное коварство, не правда ли?

— Кто бы мог подумать!

— А поскольку все божества бессмертны, процесс продолжается, Империя Б разрастается и кровососов становится все больше и больше. Имя им — легион!

— Империя Б?

— Какая же империя без императора, хотите сказать вы? Хороший вопрос! Я вижу, вы женщина необыкновенно мужественная, если путешествуете одна, поэтому прошу вас принять участие в дерзкой вылазке в штаб-квартиру, с позволения сказать, противника. Только там можно будет выяснить, существует император или нет. И не забывайте, что мы имеем дело не с космосом, а с хаосом, где форма правления может в корне отличаться от привычных нам государственных устройств.

Предложение профессора застало меня врасплох.

— Пожалуй, съем еще один бутерброд, пока вы думаете, — как ни в чем ни бывало сказал он и потянулся за хлебом. — Я в самом деле приглашаю вас на бал, милое дитя. Бал состоится завтра. В замке Хироптера, за этим лесом, на вершине горы. Через лес не поедем, чтоб на волков не напороться. Поедем в обход. Это долго, зато надежно. В вашем багаже есть красивое платье?

Я окончательно растерялась, но на последний вопрос могла ответить сразу.

— Нет.

— Неужели вы отказыватесь ехать на бал в самый древний замок в Трансильвании? Коли вы пишете о путешествиях, это просто необходимо. Сведущие люди вас засмеют, когда узнают, что вы отказались от уникального приглашения.

— У меня нет бального платья.

— Отлично! Я не сомневался, что вы существо разумное. Впереди целые сутки, и платье я беру на себя. А прямо сейчас обсудим правила личной безопасности. Начнем с чеснока.

Платье доставили на следующее утро, но в замок Хироптера я не попала. Случилось непоправимое. Профессор снова решил подкрепиться и… насмерть подавился крылышком жареного цыпленка. На похороны я не осталась. Решила ехать в тот же день, пока светило солнце, и держаться подальше от штаб-квартиры темных сил в Трасильвании. Бог миловал. Аллилуйя!

Интерлюдия: В ворота постоялого двора недалеко от губернского города въехала красивая сверкавшая серебром машина на двух колесах, в какой ездят курьеры да холостяки. Машиной управлял человек в широких штанах, узком коротком сюртучке заграничного покроя и маленькой шляпе, туго подвязанной шнурком под подбородком на манер дамской. Под шляпой можно было рассмотреть лицо, не то чтобы красивое, но не дурное, нельзя сказать чтобы молодое, но и совсем не старое, вроде бы женское, но, может быть, и мужское. Въезд не произвел совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным, только два мужика, сидевшие на большом камне у изгороди, сделали некоторые замечания. «Вишь ты, — сказал один другому, — вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет такое колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?» — «Доедет», — отвечал другой. «А в Казань, я думаю, не доедет?» — «В Казань не доедет», — отвечал другой. «А штаны?» — спросил один. — «Штаны? — задумался другой. — От материи зависит. Коли аглицкая, может, и штаны доедут.» Да еще, вслед за двухколесной машиной, вбежал во двор запыхавшийся молодой человек в желтых весьма узких и коротких панталонах, в клетчатом пиджачке с покушениями на моду, из-под которого торчал белый воротничок. Молодой человек оборотился на мужиков у изгороди, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, бросился к машине, заговорил с седоком не по-русски и помог спешиться. «А я русский на манер французский, только погишпанистее!» — сказал второй мужик. Тут оба захихикали. Этим разговор и кончился.

«Путевые Очерки Ричарда Фитцроя» На следующее утро мы выехали на ровную поверхность степи. Даже глазам стало легче, не говоря о легких, которые после горного перевала начали забывать, что значит легкое дыхание. Радоваться было рано. Возникла непредвиденная трудность: мы попали в страну, где нет дорог. Колея была, их было много — вероятно, каждый кучер или ездок вычерчивал собственную наикратчайшую прямую через степь. Как говорится, никто не ждал испанской инквизиции. Тогда к черту бесполезную карту! В этой степи надежнее всего следовать за цыганскими кибитками, на восток, навстречу заре. Мы славно повеселились, проведя следующую ночь в таборе. Удивительное дело, нас даже не пытались обокрасть. Арчи сказал, причина ясна: цыгане уважают свободу и увидели в нас колесящих по свету братьев по духу. Смотришь на них и кажется, что нет на свете людей свободнее, но живут они, подчиняясь строжайшим правилам.

Гром гремел, и ливень сотрясал мост над рекой, по которой проходила граница с Россией. Часового не смущали погодные условия и он, используя штык вместо шлагбаума преградил вход с таким спокойствием, будто на чистом небе светило солнце. Напрасно мы просили выяснить наши личности под навесом. Арчи догадался вытащить сигару и, прикрывая ее шляпой, предложил солдату. Тот взял и пустил нас под крышу, а сам остался под тяжелыми струями дождя. Мы умирали с голоду и надеялись на скорую формальную процедуру — не тут-то было. Пришлось прождать больше часа, пока нами занялся пограничник поважнее часового. Вопреки нашим прогнозам с нас не взяли транспортной пошлины. Офицер недолго сверял наши паспорта с черным списком нигилистов, их друзей и родственников, после чего по-французски разрешил «кататься куда нам угодно» и улыбнулся в темные усы. Дождь лил не переставая, кататься было неприятно. Русский сказал, что рядом есть «гостиница, управляемая евреем, довольно сносная, без кусачих тварей, и стол с мясом и вином». Мы ринулись туда быстрее летучих тварей и сразу получили стол, однако ночью пришлось высыпать полпачки антиклопина, чтобы наконец забыться сном.

Через сутки ландшафт по пути следования изменился. Местная река, наткнувшись еще в доисторические времена на скалу, обогнула ее с двух сторон и превратила в неприступную природную крепость. Человек, он же венец природы, как утверждают последние научные открытия, переступил через реку и выстроил крепость рукотворную. Первые известные упоминания об этой крепости встречаются в записках о римских походах на Дакию, в чем нет ничего удивительного. Для нас стало неожиданностью, что башни и укрепления, относящиеся к Средневековью, сооружены армянскими мастерами. Вокруг крепости вырос город Каменец-Подольск, где мы осмотрели большую армянскую церковь и старинный колодец характерной итальянской архитектуры, построенный на деньги армянского купца. Арчи неприминул заметить, что видел точно такой же в средневековой крепости на Адриатике. Давным-давно в городе жили армянские грамотеи, которые выполняли заказы на переписывание христианских текстов, канонов, летописей, судебников, молитвенников и даже словарей. Эта информация подтвердила правильность нашего намерения включить в маршрут Армению как один из столпов христианской цивилизации. Нашу троицу вряд ли можно назвать святой, но взрощены мы в добрых традициях церкви Христовой и являемся подданными Королевы, которую церковь Англии называет своей головой. Кстати, мы не обнаружили в городе потомков добрых армянских христиан. Куда они подевались? Ушли по доброй воле или произошло нечто из разряда «неотвратимого зла», как выражаются политики, избегающие слова «истребление».

Конец ознакомительного фрагмента.