Искра души

Елизавета Даер (2024)

Что делать, если всю жизнь тебя используют для подзарядки магического кристалла, говорят о великом предназначении, а после ритуала привяжут помимо магии ещё и душу? Чем это грозит?! А тем, что это будет новым витком спирали: привязка, рождение дочери, смерть тела, смерть души и новый виток уже с новой подопечной. Такой участи я не желаю ни своей дочери, ни, тем более, себе… Значит будет побег.За обложку спасибо KnesArt.

Глава 4. «Знакомства лишними не бывают»

Редкие лучики солнца играли в салочки, прыгая то по лужицам на извилистой тропинке, то по листочкам высоких деревьев. Эти «шалуны» прятались в кронах и выпрыгивали так неожиданно, что я просто щурилась от удовольствия, когда они светили прямо в лицо, ловя крохи тепла утреннего солнышка. Тропинка тоже веселилась от души, она то медленно и задумчиво огибала небольшие пригорки, то резко пряталась за кустом, скрываясь от взора. Я шла с легким трепетом в душе, стараясь впитать как можно больше этой безмятежной тишины, наслаждаясь каждой секундой. Птицы щебетали, радуясь новому дню. Слышан был и стук дятла-трудяги и конечно как же без всезнайки-кукушки!

Спустя какой-то час деревья отступили, открывая перед взором небольшую деревеньку с небольшими, уютными домиками и плетеными заборами. Осталось найти где-то на окраине избушку знахарки. Как сказала Агафья, кухарка из трактира: «Коль травки нужны, то это к бабке Лужке. Она у нас бабка-огонь… как рявкнет, так сразу бежать хочется… подальше. Староста-то наш хотел её из деревни того… подальше. Пришел с двумя мужиками… для выселения, а бабка — то как схватит палку после его слов… Нет, та не подумай, стояла-то она спокойно и выслушала всю речь и о том, что не принято всяким там ведьмам в деревнях жить и про то, что люд честной против неё, и про то, что больно дорого она берет за своё лиходейство. Вот на этих словах она палку-то и схватила, да как давай этих обхаживать… да и приговаривать «ты как девок обхаживать в чужном доме, а потом ко мне бежать за травками, так это надобноть. Жинке то своей в глаза смотреть не совестно. Как болит чаго — дак ко мне бежишь, а как за работу расплатиться — ты бабка погоди… люд баломутишь аки чертяга какой. Щаз я тебя уму-разуму поучу, коль батька не сумел» Ну там она его по голове и стукнула. Искры летели на загляденье!!!… После того случая староста прям агнец ходит. Глазенки ВО…Но работу свою бабка знает. Не прогадаешь».

После такой характеристики грех не пойти. Тем более Махей-то так обрадовался: «деньги за проезд не возвращаю!» А сам к хозяину таверны побежал… Когда уходила из таверны, то на козлах помимо Махея мужик сидел. Вот ведь плут своего точно не упустит. А кухарка Агафья оказалась просто кладезь информации. Без нее я бы точно лесную тропинку не нашла, так и топала бы по дороге пол дня.

По деревне плутала я не долго. Такого дома как у знахарки точно ни у кого не было. Все домишки были рубленные из отесанных бревен с острыми крышам. Этот же был словно гриб: бревна не проходили никакой обработки, а крыша как покатый холм, облепленный сверху травой и мхом. И у этого дома у единственного не было забора, если не считать небольшой загон с мирно пасущееся козой. На крылечке сидела не совсем еще старая старушка, на сморщенный гриб явно не была похожа. Старушка явно проживет ни один десяток, на вид крепкая. Серая рубаха, синяя юбка с рисунком по краю и чистенький фартук, на голове платок, завязанный бантиком на макушке. Она сидела на крыльце, гладила внушительного серого с черным кота и о чем-то с ним разговаривала.

— Вот и наша гостья. Чего стоишь? Проходи. А то заждались тебя совсем — кот лениво посмотрел на меня и соскочил с колен старушки.

–Ну, уголёк, проводи нашу гостью в избу, ни к чему на улице языками чесать — слов не оказалось совсем. Рот сам по себе то открывался, то закрывался.

–Да ты не стой столбом, а проходи аль онемела что ли?! Ну это мы поправим… у меня такая травка есть! — и пошла в избу. Кот стоял у входа с укоризной поглядывал или мне показалось?!

Я передернула плечами и пошла в дом. Переступив порог оказалась в чистенькой и уютной комнате. В центре стояла кормилица-печь с зашторенными полатями, у окна сколоченный стол и скамья с тонкими подушками, вдоль стены две деревянных бочки. На стенах висели пучки трав, наполняя избу пряным ароматом и таз с ковшом. Недалеко от столовой стоял шкаф с кухонной утварью, а в углу ближе к печи стоял резной комод и сундук, накрытый тканью.

Старушка накрывала на стол снедь для позднего завтрака или раннего обеда, очень раннего. Буду считать, что завтрак. Крынка с молоком, ароматный каравай хлеба, сытная каша и, о чудо, миска с ароматной земляникой.

–Присаживайся. Пора завтракать. Да ты не бойся — старушка взглянула на меня и улыбнулась доброй улыбкой. Наконец-то немота прошла. Ну, точно знахарка от Светлейшего, все болезни как рукой сняло:

–Простите меня. Здравы будьте и спасибо за приглашение — красноречие прям таки плещет. Я присела на скамью напротив знахарки. Кот прыгнул на скамью к старухе и заурчал, искоса поглядывая одним глазом.

— А откуда вы знали, что кто-то к вам прейдет? Может вы кого другого ждали?

— Что ты ошибиться я не могла, тебя и ждала девонька. А узнала от дарящих истину. Они мне видения посылают, совет дают, а когда и предупреждают о грядущем. Ты ешь пока. Погуторить и после можно. Сытый человек на мир открытыми глазами смотрит, а голодному только живот на ум идёт.

Совет дельный. И мелькая деревянной ложкой, зачерпывала наваристую кашу. Обмакивая в сахарные ягоды кусок хлеба, запивала его молоком. Как только все наелись разговор полился как ручей.

— Знаю я, что бежишь ты от дурных людей, но знать не знаешь где ответов искать. С ответами помочь не могу, а вот пособить в поиске сил найдется. Побудешь у меня недельку, а к новому дню и попутчика тебе найдем не сомневайся.

— Спасибо, но мне торопиться нужно. Ведь наверняка ищут меня.

–Потому и говорю, что переждать тебе нужно. На третий день строжище проехать должны в столицу-то. С ними тебе никак встречаться нельзя.

–Дак в таверне меня видели и скажут, что я к знахарке пошла.

— Не переживай, придумаем что-нибудь. Да с той же Агафьей сговоримся. Ей вроде один сбор очень нужен был для дочери. Вот и приготовим его и еще кое-что для закрепления молчания — знахарка подмигнула, а я подумала, что не только лечением она занимается, раз и духи в помощниках. Значит неделя, не такой и долгий срок. Переживу.

***

В обществе знахарки Лукерьи, или бабки Лужки, как звали её все в деревне, кота Уголька и козы Стервочки дни летели не заметно. Дни были насыщены приятной суетой по хозяйству и неспешными разговорами по вечерам. А ночи — покоем. С небольшой корректировкой внешности мы справились на следующий же день. Приготовила настой по рецепту Марты, в состав которого по иронии входила травка с названием Белолока. Волосы у меня теперь были насыщенного черного цвета. Лишь посеребренные пряди все же были светлее и на солнце казались, словно в дымке. Теперь я могла ходить и без ненавистного чепца, заплетая волосы в косы или подвязывая лентой. Для большего изменения, по совету знахарки, я стала ополаскиваться еще одним отваром для лучшего укрепления загара. Уж с большой неохотой прилипал на мою кожу загар, выдавая мою явно не деревенскую принадлежность. Ну и одевалась я теперь на деревенский манер в льняной сорочке и юбкой в пол. Мужскую одежду носить мне старушка запретила, в штанах могли ходить лишь охотницы, да и то лишь в лесу.

Хоть избушка и находилась практически в деревне, но как-то сбоку. Никто особо не захаживал на огонёк, лишь девчушка лет восьми с рыжими волосами, золотыми веснушками и большими зелеными глазами, опутанными ресничками. Звали её Вериника и приходилась она старушке вроде бы внучкой. Знахарка заикнулась, что преемницу после себя готовит. Вериника прибегала утром и помогала знахарке с травами, потом они садились за стол и маленькая пигалица старательно выводила еще не ровные буквы, записывая свойства трав. Это так напоминало наши с Мартой занятия, что я садилась за стол рядом и тоже старалась записать то, что еще не знала. Старушка была не против, она улыбалась искренне и ни разу не повышала голоса. Как-то поздним вечером мы седели с бабкой Лукерьей за столом и приготавливали порошки для лечения: толкли в ступке засушенные травы, смешивали в соответствующих пропорциях и фасовали в холщевые мешочки. На каждом мешочке делали стежки из ниток обозначающий тот или иной сбор. У печки свернувшись калачиком лежал Уголёк изредка подрагивая хвостом и громко мурлыча. Настоящая идиллия.

Неожиданно Уголёк встрепенулся, обежал всю комнату, прислушиваясь, и метнулся к двери истошно замяукав: «Мяяяяяу! Мяяяя». Знахарка тоже соскочила со скамьи со словами «Вериника!?» и побежала к выходу. Они словно о чём-то переговаривались… Уже у самой двери: «Эва, скорее, что-то случилось с Вериникой…» Мой ступор длился доли секунды. И вот мы со знахаркой мчимся по той самой тропинке в сторону таверны. Тропинка всё также петляла, то скрываясь за деревьями, то выныривая. Дыхание началось сбиваться, в голове шум, сердце билось как сумасшедшее, ног практически не чувствовалось, но мы бабкой Лукерьей неотрывно бежали за Угольком. Для своего возраста она очень даже быстро бежала, но вскоре силы стали сходить на нет… Сколько мы бежали сказать было сложно, вскоре деревья поредели и стала виднеться дорога проходящая мимо таверны. Как только последние кусты расступились, предстала немного пугающая картина.

Над таверной рваными лохмотьями нависали серые облака. Несколько деревьев рядом с таверной было опалено огнём и пару больших надломленный веток нависали, грозясь рухнуть. На лугу виднелась колея в метр в виде конуса, направленного в сторону дороги и расширяющегося к лесу. И вот в этой расширяющейся части, сразу за раскидистым кустом практически без единого листочка под ворохом мелкой зелени виднелась ярко рыжая шевелюра нашей малютки. Она лежала лицом к лесу, словно пыталась убежать… Больше людей не было видно, лишь пару коней стояло на привязи у входа в таверну.

Уголёк первым добежал до Вериники и стал кругами бегать возле неё нервно подрагивая хвостом и ласково мяукая. Я подбежала и, боясь потревожить ребёнка, ведь лечить мне так ни разу и не приходилось, а те знания хоть и были, но навредить я боялась больше, стала стряхивать с неё траву и листву, зовя её по имени. Буквально через пару минут подбежала знахарка. Распахнула рубашку Вериники и прислонила ухо к груди ребёнка. Дыхание у той было тихим-тихим, как уходящая в даль река… Сердце билось через раз.

–Жива, но помочь здесь я ей не смогу — она посмотрела на лицо девчушки с сожалением — Донести до дому не успеем, да и травами сейчас не спасти… душа утекает.

–Давайте я в таверну сбегаю, ведь раз здесь все так раскурочено, значит, сражались маги. А раз уже всё стихло, значит, и целитель был, иначе бы за вами послали — хотелось мир перевернуть, а девчушку, ставшую такой родной спасти.

–Видишь ли, Эва, и боевые маги учат азы целительства, но этих знаний не хватит чтобы вернуть искру жизни. Посмотри на неё… — знахарка показала на неестественно распахнутые глаза, словно сведённые судорогой веки слегка подрагивали, а зелёные глаза Вериники словно блекли, растворяя краску — я не могу зажечь жизнь, я всего лишь знахарка, хотя и с необычными способностями — она говорила тихо, спокойно и… безнадёжно. Было видно по её лицу, по рукам, поглаживающим хрупкую девочку, по опущенным плечам, по прерывающемуся дыханию, что потеря рыжеволосой бестии приведет к началу конца этой доброй и бойкой старушки. Вериника и есть её жизнь и будущее. Что же делать?! Я судорожно вспоминала всё, чему меня учила Марта, пытаясь вспомнить хоть одно зелье, настой или заговор, который хоть немного помог. Но, ни-че-го. Неужели эта маленькая, легкая на проказы, но такая усердная в учёбе егоза больше не сможет увидеть мир! В голове пронесся образ мамы, которую я увижу только если во сне, навеянном воспоминаниями о прошлом, о счастливых видениях. Рука потянулась к руке Вириники…Дальше я не понимала, что происходит.

Я бессознательно выводила на тыльной стороне ладошки Вериники узор. Я словно перед кристаллом. Пустым кристаллом, холодным, внутри которого виднелся белесый туман. В руке холодная ладошка, в груди пылает огнём, а снаружи по коже опаляет морозом. Глаза закрылись сами собой, отгораживая от окружающего мира. Звуки как будто пропали. Ощущение окружающего мира «схлынуло», унося сознание.

Передо мной развернулось серое марево. И опять как когда-то давно нахлынул страх и паника. Что случилось? Понимание, что я не могу сейчас быть у храмовников рядом с кристаллом никуда не ушло, но ведь схожие моменты никуда не делись. Ощущение отсутствия пространства и в тоже время наполненности как и тогда. И искры, изредка блеснувшие и гаснущие, такие же словно палкой растормошили головёшки в костре. Эти искры манили… но были так далеко. Себя я ощущала не совсем целостно, вроде всё есть, но как-то однобоко, ущербно, несовершенно. Об этом можно и потом подумать. Больше всего смущало за пределами оболочки. Что-то здесь было не так. Чувство неправильности давило, требуя исправить. Оглянулась вокруг, пытаясь найти ошибку. Сперва глазу не за что было зацепиться, но немного погодя я заметила неправильную искорку, нет даже не искру, а лишь небольшой блеклый лепесток медленно угасающий. Ещё немного и растворится совсем, не вспыхнет ярким пламенем и погаснет как насыщенный жизнью костёр, а просто затухнет не успев разгореться, не впитав и не почувствовав своей мощи.

Я наклонилась, протянула руку и поманила лепесток своим теплом. Эта кроха неуверенно колыхнулась — испугавшись, а спустя мгновение потянулась. Я не стала сама хватать, ведь даже у такого маленького должен быть выбор. Пусть тяжёлый, но, тем не менее, сделать он должен его сам. Вскоре кроха уместилась у меня на ладошке слегка вздрагивая. Я накрыла блеклый лепесток второй ладошкой и зашептала о том, какой он молодец, какой он смелый и любимый. Мне захотелось увидеть его жарким пламенем, наполненным яркими огненными красками. Чтобы Свет его согревал окружающих, даря теплоту и защиту.

В груди у меня разгорелся пожар, требуя вырваться. Я старалась направить его к рукам, казалось, что именно так будет правильно. Когда жар переместился к рукам, я взглянула на лепесток. Сквозь сомкнутые ладошки пробивался свет, насыщаясь яркими красками. Он еще не обжигал, но уже заметно нагрелся. Я раскрыла ладони и отпустила не блеклый лепесток, а достаточно яркую искорку. «Будь счастлива! Гори ярко!» Чувство опустошенности нахлынуло. Гул в голове нарастал…

Последнее, что я помну это как открыла глаза. На меня смотрела знахарка со слезами на глазах. За ней был странный куст с ободранными листьями с одной стороны и с мелкими молодыми листочками с другой стороны.

— Спасибо — прошептали губы знахарки.

–В таверну нельзя — прохрипел детский голосок.

И темнота….