Ветер моих фантазий

Елена Юрьевна Свительская, 2020

Когда-то Саша увидела подростка, рисующего мост между мирами. С тех пор фантастику пишет. И ищет того художника, чьё лицо не успела рассмотреть, а имя ей неизвестно. Говорит, что любит его.Когда Саша начала книгу о давно погибшей цивилизации, о двух названных братьях, один из которых – сын учёных, а другой – жертва учёных и раб первого, то внезапно встретила молодых японца и корейца, обожающих рисовать. Только… они рисуют сцены из пока не опубликованного её романа. И Саша запоздало понимает, что сцены из её книги начинают случаться наяву…

«Последний влюблённый» — отрывок 1

Девушка кружилась по льду, развевались её волосы да полы её одежды, длинные рукава. Парила чайка над разноцветным льдом. Восходящее солнце подсвечивало стены домов-кристаллов, ласкало бледные лица и разноцветные волосы первых прохожих…

— Как красиво! — выдохнул кто-то с моста.

Мужской голос, молодой.

— Да нет, скукота! — возмутился женский голос.

Тихое утро распускалось над городом, светлело небо, да необыкновенными цветами загорались стены домов разной высоты и разных форм…

***

А где-то в космосе, на планете, медленно скользившей у края их галактики, грянул мощный взрыв, когда с её скалистой поверхностью соприкоснулись два сплетённых луча, синий и голубой. И, чуть погодя, следом за ними лёг толстый искрящийся красный, поднимая в воздух и разрывая в мелкие куски огромный пласт.

Четверо мужчин едва сумели отпрыгнуть и притаиться за небольшой скалой. Серьёзные лица измазаны в гари и крови, алой и ядовито-жёлтой, длинные, чёрные волосы с синим отливом, сплетённые в тугие косы, покрыты каменной крошкой. Рубашки с длинными полами, одетые поверх узких штанов, почти уже изодрались, штаны тоже, зияют прорези в высоких сапогах. Одежда вся изгажена в своей крови, чужой, гари, да прочей дряни. Разве что металлические пояса, из причудливо сплетённых металлических бляшек разных форм и металлов, по-прежнему чистые и блестят.

Один шевельнулся, показывая пальцами короткий, тайный знак.

Другой качнул головой, одной рукой касаясь широкого узорчатого браслета на другой руке, а той, дрожащей и израненной, вцепляясь в пояс.

Небольшой летательный диск противников спустился пониже, мгновенно, притаился за скалой.

Самый молодой из четвёрки чуть сдвинул руку, указывая за скалу.

Мужчина с седыми прядями сердито куснул губу.

Яркая вспышка глянула откуда-то из камней, изнутри. Вспыхнул вражеский корабль — и сгорел в одно мгновение, даже без дыма.

Камни близ скалы шевельнулись, приподнялись…

И мелкие камешки соскользнули с одежды, по цвету и фактуре сильно напоминающей поверхность планеты. А в миг следующий она уже сменила окрас, да вышивка проступила, воинов.

— Хирсанитаримссссс! Шшисссс! — прошипел молодой мужчина, грозя рукой кому-то в небе.

Видимо, учёл, что камеры наблюдения врагов могут доставать далеко, а значит, их услышат.

Один из прячущихся недоумённо посмотрел на напарников. Губы начавшего стареть шевельнулись, мол, говорит ихним, что это — наш край космоса, и другие чтобы не смели даже приближаться к нашей территории.

Тот, спросивший, поморщился.

А откуда-то сверху на самозваного посла обрушился ливень из лучей. Седеющий вовремя сшиб верхушку скалы, за которой они прятались — подловил момент, когда рядом с горой проходил луч вражеского оружия и скала как будто из-за него и обвалилась. Да, прижмёт его воинов, но зато и прикроет. Глаз там, видимо, множество глядят в приборы дальнего видения. Нечего лезть.

А дерзнувший хамить целой армии противника ловко уклонялся от залпов их оружия, пройдясь по жутко извилистой траектории, да с немыслимым каскадом акробатических трюков и вывертов.

Причём, танцевал он между смертельных лучей очень долго. Большинство бы выдохлись и сдохли, подвернувшись-таки под вражеский удар, но ему всё было ни почём. Да, одежду его, прежде девственно целую, изрешетили, где к телу не прилегала. А прежде даже ни единого камешка, ни единой бусины не сбили с его верхней вышитой рубашки особо ретивые из стрелков противников, иногда забавлявшихся этой дурью, за ради устрашения противников, да чтоб между собой побахвалиться в меткости и безукоризненной тщательности прицела. Но длинные чёрные волосы с синим отливом, лишь с краю заплетённые в тонкие косы, чтобы в глаза не лезли, развевались вслед за наглецом не тронутые.

Чуть погодя, толстые, разбивающие горную поверхность далеко вглубь, лучи сменились тонкими и куда менее вредными — из врагов кто-то опять вздумал поиграть.

Но молодой мужчина ловко уходил от всех их выстрелов — и его густых, длинных волос чужие стрелки ни разу не подпалили.

— Что за хрень?! — не выдержал один из четвёрки, подсматривающий в щёлку из-под обвала.

Сидеть или валяться под толщей камней было тяжко: даже одежда и обережное сооружение не полностью справлялись с давлением, а тот юный безумец, похоже, не только не пытался отчаянно спасти свою жизнь, но ещё имел наглость ловить удовольствие от процесса доведения вражеских стрелков.

Напарник зажал ему рот.

«Человек он или кто?..» — прозвучало по тайному каналу.

«Заткнись, а то они могут подслушивать нашу линию» — проворчал мысленно командир.

«Блин, да сколько же генов у него усиленных?! — не унимался его воин. — Или то особый вид имплантатов?..»

«Даже я вас слышу. Заткнитесь уже» — вдруг раздался в их головах незнакомый голос. Мужской. Молодой.

Вроде угроз не прозвучало вслед. Так что же… этот безумец?..

А тот изящно скользил между лучей…

Вдруг стало тихо-тихо. Даже звёзды над безжизненной планетой как будто поблёкли. И враги больше не палили.

Молодой воин напряжённо застыл, оглядываясь. Потом отчаянно шарахнулся в сторону. Огненная волна, пришедшая не сверху, а по поверхности планеты, откуда-то из-за обломков, скользящая бесшумно и извиваясь, будто змея, подпрыгнула вверх и подпалила ему полы рубашки.

«Сгорит же! — снова забыл обо всех предупреждениях болтливый воин. — Живьём сгорит!»

«Да сомневаюсссс» — прозвучал у четвёрки в головах чужой и свистяще-шипящий голос, так, что они все вздрогнули.

А дерзкий боец резко преобразовал ногти в длинные металлические лезвия, да успел срубить подол рубашки, прежде, чем ткань догорела до его штанов на заднице.

Придурок почему-то застыл, зажмурившись. Из-за убежища других бойцов к нему, извиваясь, поползла новая огненная полоса, только чуть краснее цветом было хитрое пламя…

Мужчина вдруг подпрыгнул, глаз не открывая, руки в сторону раскинув… высоко взлетел, изогнулось петлёй крепкое тело, не шибко мускулистое…

Уже оказавшись параллельно земле, на миг, он открыл глаза — и из них вверх, да причудливо по сторонам расползаясь, поползли голубоватые, узкие лучи, а за ними по воздуху расходились водяные кольца.

Миг — и факелами запылали вражеские тарелки над ними — два или три десятка. Некоторые выжидали рядом друг с другом, так что всех сразу и не посчитаешь. Да и не шибко удобно пересчитывать поверженных врагов из-под огромной груды камней. Щелей не хватит, шевелиться неудобно.

«Вот досада! На самом интересном месте притаились!»

«Но кто-то же должен выйти живой» — уныло прокомментировал командир.

Воин приземлился, мрачно взглянул вверх. Изящно, даже играючи, ускользнул от одиночного, толстого, бордово-алого луча, пришедшего откуда-то издалека.

Кулаком небу — почти чистому уже, хотя бы вблизи — погрозил, исторгая на языке чужой цивилизации:

— Хирсанитаримссссс! Шшисссс! Аньиссс!

И снова протанцевал, по необъяснимой какой-то траектории — так сразу и не просчитаешь алгоритм, не узнаешь логику его движений. Но… красиво.

Издалека чуть просыпались камни с уцелевшего основания скалы. И от неё отделилась девушка, рыжеволосая, прежде сливавшаяся с её поверхностью. Вытянулась, пытаясь разглядеть отсюда лицо того дерзкого парня, осмелившегося состязаться с лучшими стрелками противников.

И с отчаянным воплем с обломками скалы и ближайшей каменистой поверхности взмыла в воздух — останки скалы мелкой крошкой развеял неожиданный удар — так как кто-то из противников остался.

Она приземлилась, упав с большой высоты. Сильно приложилась о твёрдую поверхность. Вместе с оставшимися скальными клочками. Села, застонав. Лицо изодрано, да в щели меж камней застрял большой клок длинных, рыжих волос.

«Женщина?!» — не выдержал уже командир четвёрки.

А одинокий воин выпустил мощный заряд, почти неразличимый, беззвучный, по едва не сгубившему её кораблю. Тот, впрочем, успел уклониться. Хотя и толстый был, масштабный. Явно не из боевых. Не из первого ряда. Но тех вроде уже расстреляли.

«Обмельчалисссс мужикиссс вашшшши! — опять влез в их тайный и вроде бы невозможный для слежки тех врагов канал чужой голос. — Совсссем обмельчалисссс! Выпуссскаете в бои баб!»

«Узнаю, какой придурок выпустил на границу девку — убью!»

«А усссспеешшшьсс?» — голос самца иной цивилизации звучал ровно, но по смыслу видна была издёвка. Может, ржёт он там над ними. Если те гады умеют смеяться. Но точно издевается.

Командир людей проворчал, мысленно:

«И прибью ту заразу, которая говорила, что у вас нету этой технологии»

«Тю! Мечтай большшшшессс!»

Но, впрочем, уворачиваясь от лучей, выходящих из ладоней одиночки, толстый масштабный корабль торопливо пополз подальше, виляя туда-сюда в надежде уклониться.

Девушка поднялась, шатаясь. И тут же упала на колени. Ярко горели камни с её пояса, включая и ускоряя процесс регенерации, обращаясь к своим внутренним или к наружным резервам энергии, но кровь по её лицу всё ещё стекала.

«Барахлит техника» — вздохнул начавший седеть мужчина.

«Тю! Приророждённых бабссс выпускают против насссс! А ещё грозятссся!»

Командир людей запоздало вспомнил, чего там это «Тю!» означает на лексиконе противника — и побагровел от гнева под камнями. Впрочем, не вылез. Не хватает ещё поддаться на такие гнусные провокации, как юнцу. Тем более, что одного придурка там итак уже хватает. Развлекается парень. Ну да ничего. Пристрелят — и кровь последующих поколений будет здоровей и чище.

Одиночка вдруг исчез.

Рассыпался в воздухе, а куда частички его делись — неясно.

«Пристрелили» — уныло прокомментировал один из наблюдателей.

Командир удержался, чтоб смолчать о своей догадке: не пришибли, а телепортировался.

Но тот возник уже в другом месте каменной планеты, на горе. Чтобы мощным залпом засветить дыру в борту толстого медленного корабля самих болтливых вражеских воинов.

Шипя и извиваясь, обливая пилотный отсек ядовито-жёлтой кровью, змееобразное существо свалилось на пол. Удар противника не только прошиб обшивку и особое вещество их иллюминаторов — доселе казавшееся им непробиваемым, по крайней мере, не технологиями этих людишек точно — но и испепелил кресло пилота.

Разборки, кто круче стреляет, пришлось отложить. И так уже ясно, что одна зараза другой стоит. Зараза на заразу — это любимое развлечение самцов из разных цивилизаций, но, к несчастью, ежели не сохранить свою шкуру — оно уже не светит. Да и проклятое слово «работа», помноженное на «начальство»…

Но юный воин иной цивилизации всё же надеялся, что не только ему руководство по голове настучит за самонадеянность. И, для достоверности, чтоб подгадить, успел дошипеть завершающую фразу в чужой канал связи, ещё недавно считавшийся тайным и уникальным плодом научной деятельности вражеской цивилизации:

«Проссследили бы вы за аини того кианинасссс!» — и выпал — и из чужой линии, и из сознания.

Толстый корабль дальше спасался на автопилоте. Но, на счастье последнего из выживших кораблей, самый меткий из воинов противника сейчас отвлёкся, добегая до раненной самки своего народа.

«Кианин бы не стал с вами играть!» — ошалел от такой клеветы командир четвёрки.

Но ответа не дождался. Хотя вроде язва с того конца была ещё та. И мужчина улыбнулся под камнями: пристрелили гада.

Его болтливый напарник выскользнул из-под камней — то ли бабье состояние проверять, то ли словом обмолвиться с незнакомым им ловким и смелым одиночкой. Вроде была их одежда на нём, человечья, с родной планеты даже, но по вышивке на форме так сразу и не поймёшь из чьего отряда.

Командир предпочёл отлежаться, изображая сдохнувшего или раненного. Да и тот, юнец болтливый его уже доконал за весь их поход. Ежели и застрелят — и ладно.

Но пожилой мужчина ещё долго не мог выровнять дыхание и унять сердцебиение.

«То ли плох стал, — уныло думал он, уже без телепатической связи, сам с собою общаясь, — то ли вывел меня из себя тот гад хвостатый. Да чтобы кианин — и лез в такую заваруху?! Чтобы так над врагами потешался, да им хамил? Люди могут. Молодые дурни. Но чтобы уравновешенный кианин…»

Вздохнул измученно.

«Но ежели прав тот гад, то аини у этого кианина должен быть каким-то бешеным. Вообще на голову больным, чтоб своему хианриа такое позволять! Нет… и аини бы безрассудного выперли, подвергнув всеобщему осуждению, и его хианриа, плюющего на устав. Разве что в другом отряде тайно выступил сын кого-то из Совета, а его придурошный родитель его глупости раз за разом прикрывал. Вот и взрастил такое чудо с детства. Но, ежели тот смельчак-одиночка — чей-то хианриа, то его аини с такой дурьей башкой долго на войне не продержится. Пристрелят заразу когда-нибудь. Когда-нибудь точно пристрелят. И ладно»

А тот, дерзкий, молодой, человеческий воин до девушки добрался. Жестом велел ей замолчать, осматривая раны.

Она всё-таки не смолчала, спрашивала, кто он, да из какого отряда. А кровь лилась из тела, не спешившего заживать.

— Приророждённая, — отметил наконец мужчина сухо.

— И что? — спросила та с вызовом, руки в бока упирая. — Да я знаешь сколько испытаний прошла, чтобы меня в этот поход пустили?!

Он, напряжённо оглядевшись, вдруг подхватил её, перекинул через плечо, придерживая за ноги. И, скользя, по необъяснимой траектории, направился к укрытию.

Девка визжала, хамила и пыталась его бить, но лицо мужчины оставалось непроницаемым. Потом она его, извернувшись, коленкой по груди пнула, благо ноги её торчали спереди. Он рукой её ногу прижал, сдавил больно — и она на несколько мгновений заткнулась, то ли поняв, что шутить с нею не будут, то ли выдумывая новую боевую стратегию. А он невольно рукою грудь свою задел. Напряжённо застыла рука. Провёл снова по рубашке, ощупывая, ногу её задевая.

— Эй, не смей меня лапать! — живо среагировала баба, приняв его жест исключительно за интерес к её ногам, обтянутым в плотные широкие штаны. — Я ещё лечь тебя не звала!

— Я и не хотел, — отрезал мужчина.

Вдруг сбросил её с себя на горную поверхность — она спиной приложилась и штаны ободрала на заднице. И, быстро оглядевшись, рванулся куда-то назад. К тому месту, где её подобрал. Потом к тому, где ему полу одежду подпалили. Внимательно вглядывался, ища что-то потерявшееся. Хотя и по сторонам и наверх смотреть не забывал. Да неровно двигался.

«Так сразу и не пришибёшь. Просто так не пристрелишь» — одобрительно подумал командир, внимательно подглядывающий за ним.

Хотя вроде тот парень шибко встревожился из-за потери. Но и про врагов не забывал. Парень… да, молодое лицо, сколько веков и не скажешь, но… а стал бы старый воин вот так лезть, сломя голову, да под вражеский прицел?.. Этой дурью разве что молодые страдают. Но, к счастью, глупые долго не живут.

Всхлипнув, обзывая хамского помощника и так, и эдак, и на нашем языке, и даже на языках двух иных цивилизаций, воительница-неудачница поднялась. Вытянулся выскользнувший из-под спасительных обломков воин, да чуть выполз оставшийся там его напарник. Но напрасно мужики вглядывались в штаны ободранные. Из-под верхних, под цвет поверхности, выглядывали другие штаны, бугристые и никак не в обтяжку.

«Что за день! — отчаянно подумал болтливый. — Никакого развлечения! Хотя…»

Одиночка, из непонятно какого отряда сюда добравшийся, вдруг присел, потянулся рукой. Вскочил, отступая, делая несколько резких движений. А когда на миг замедлился, то люди заметили, что в руке его на цепочке болтается тонкий, плоский камень неровной формы, бордовый, почти прозрачный, с вкраплениями иного вещества, напоминавшего тонкие прядки золотистых волос. Залитый по краям в оправу из пёстрого металла, местами тёмного, местами светлого, серебристого.

Сдвинулся быстро. Ещё сдвинулся. Девка вглядывалась в подвеску, забыв обо всём. Даже пропустила миг, когда к ней подобрался воин другого отряда, да, приобняв, потянул к себе.

— Живущая! — сказал бодро.

И запоздало получил по уху, сердито отпрянул.

— Э, ты чё?!

— Я с тобою лечь не обещала, — прошипела воительница, смотря на него, прищурив глаза. Светлые, редкого оттенка.

А она, отступив, покосилась на того, танцора и наглеца, что чуть замедлился на несколько мгновений, одевая странную подвеску на голову, да заправляя в ворот, скрывая снова от глаз чужих. Пальцами прищёлкнул по разошедшемуся звену, металл заплавляя вдруг раскалившимся ногтем, вновь ставшим полоской металла. И вроде не глядел, но ни волос не поджёг, ни шею ни ошпарил.

А эта неудачница, напряжённо застывшая, снова вглядываясь в это нелепое украшение, вдруг радостно вскрикнула и бросилась ему навстречу, как-то вдруг забыв и о ссадинах, и о спине зашибленной, и о штанах дырявых и даже о войне.

Мужчина замер недоумённо, но на миг правда, надо ему должное отдать и его реакции. И рванулся в сторону.

Но девка, вдруг скорость развившая в разы больше, чем когда драпала от залпов противника, живо преодолела расстояние между них, да повисла на нём, обвивая руками его шею.

— Кри! — радостно выдохнула она. — Как я рада снова тебя увидеть, Кри!

— Нам не обломится, — уныло прокомментировал самый болтливый из воинов, трезво оценивший всю степень бабьего восторга, направленного в сторону безбашенного хама.

А тот, кого она назвала коротким именем, домашним, сухо её от себя отцепил, держа на вытянутых руках, сурово и цепко сжимая её плечи. Она замерла, потерянная.

— Ты… не рад меня видеть? — спросила тихо и потерянно. — Даже спустя столько времени?

— Зачем приророждённая полезла на границу? — спросил мужчина сухо, внимательно глядя ей в глаза.

— Да просто… — девушка смущённо потупилась, подковыривая какой-то почти отколовшийся обломок горной поверхности под ногами.

Потом вдруг вздрогнула, да подняла на него глаза, заполняющиеся счастьем:

— А ты до сих пор его не выкинул! Значит, ты запомнил меня! Хотел ещё когда-нибудь меня увидеть!

— Ты из чьего отряда? — спросил он бесцветным голосом — и ничего в его лице от взгляда глаз её тёплых и сияющих не изменилось.

— Ранани 785.

— Ваш отряд разбит, — заметил он спокойно, будто они обсуждали, ждать ли завтра в их родных краях дождя над лесом или не ждать. — Ты тогда пойдёшь с ними, — да подтолкнул её в направлении тех четырёх, уже всех осмелившихся выбраться.

— Но я хочу с тобой! — возмутилась она.

Вдруг рассыпалась молекулами — лёгкая дымка, заметная — и появилась уже сбоку, обвила его руками.

— Не гони меня! Мы так давно не виделись!

— Мы друг другу никто, — отрезал мужчина ледяным голосом.

Девушка тяжело вздохнула. И грустно призналась:

— Может, я тебе никто, но я считала тебя моим другом. И сейчас готова так тебя называть.

— Разве было между нами что-то? — спросил он уже недоумённо. — Разве мы вместе прошли сквозь какие-нибудь большие трудности? Зачем ты стремишься ко мне?

— А разве нужна причина? — она отлепилась, отступила на шаг, чтобы заглянуть ему в глаза.

Спокойные глаза, а лицо невозмутимое.

Девушка вздохнула.

— И что… ты так просто уйдёшь?

— А разве меня что-то удерживает? — он всё-таки улыбнулся, хотя улыбка его смотрелась как-то странно.