Всё закончится в пятницу

Елена Усачева (2024)

В трех седьмых классах назначена годовая контрольная по математике. И — вот уж чудо! — объявлен приз: класс, получивший самые высокие оценки, поедет на море в Болгарию! Тут бы всем заинтересованным лицам сесть за учебники, повторить формулы, вспомнить алгоритмы решений… Но тут начинается какая-то криминальная мистика: один за другим из строя выбывают отличники. Травмы, страхи, слежка друг за другом, отравления и даже похищения! Кто решил извести весь цвет школы и, главное, зачем?! Главным героям остается одно — самим найти злодея и расправиться с ним. Для среднего школьного возраста.

* * *

© Усачёва Е. А., 2024

© Люмфур Ив, илл., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Глава Первая

Что наплакал кот

Не успел начаться первый урок, как в класс вошла завуч, оглядела притихший 7 «А» и сообщила, что в пятницу будет годовая контрольная по алгебре.

— Да, да! — завуч пресекла начавшийся шепот возмущения. — Проверять ваши работы будут в РОНО. Так что никаких вам поблажек. Но…

От этого «но» души даже самых отчаянных двоечников, которым что РОНО, что не РОНО — было все равно, покрылись ледяной корочкой.

— Но! — Завуч неожиданно улыбнулась. — Класс, лучше всех написавший работу, поедет в Болгарию.

Все знали, что у директрисы были какие-то связи, и каждый год один класс обязательно ездил на море отдыхать. Видимо, теперь дошла очередь и до их параллели.

Большой радости это сообщение не вызвало, лица ребят остались настороженными. Завуч последний раз окинула взглядом первые парты и вышла. Стук ее каблучков еще звонким эхом разносился по коридору, а Викентий Михайлович, учитель истории и классный руководитель ашек, сурово спросил:

— Ну, что, седьмой класс, справитесь?

В гробовой тишине муха попыталась перелететь с подоконника на парту толстого Митрофанова, стол которого так вкусно пах бутербродами с телячьей колбасой, которые еще совсем недавно на ней лежали, но испугалась собственного жужжания и приземлилась на бант на голове Каринки Сидоровой. Каринка была настолько увлечена мыслями о предстоящей контрольной, что не заметила этого и позволила мухе спокойно потирать лапки на кромке шелковой ленты.

— А чего тут справляться? — беззаботно протянул Владик Костомаровский и стал демонстративно раскачиваться на стуле. Ласковое имя Владик Костомаровский сохранил с начальной школы. Но если в третьем классе он был симпатичным вихрастым ребенком, при виде которого учителя начинали умильно улыбаться, то к седьмому годы учебы он растерял все свое обаяние, превратившись в обыкновенного двоечника с сильными кулаками и слабой головой. — Мы поедем! У остальных шансов никаких.

Чтобы подтвердить верность своих слов Владик хотел замереть в самой дальней точке своего раскачивания, но не удержался и грохнулся на стоящий за его спиной шкаф. Многоэтажная конструкция из дерева и стекла покачнулась, но устояла.

— М-да, Костомаровский, если ты будешь так же писать контрольную, то ехать нам с третьего этажа на первый, не дальше, — кисло улыбнулся историк, оставив выходку Владика без наказания. — Тебе бы не мешало посидеть над учебником.

— А я не могу, Викентий Михайлович, — протянул Костомаровский из-под парты. — У меня цифры в голове не задерживаются. Вот если бы стих какой выучить…

В классе захихикали. Все знали, что в дырявой голове Владика не задерживаются не только цифры, но и любое другое «умное» слово, включая определения, таблицы Менделеева и умножения, а также все физические, химические и алгебраические формулы.

— Надеяться на одних отличников глупо, — прервал смешки историк и внимательно посмотрел на первые парты, где, как обычно, обитали жители страны «Запятеричье». Каринка Сидорова с мухой на голове, очкастая и страшно вредная Ирка Крюкова, долговязый Жека Стриженов и тихий, испуганный Митька Емцов. — Надо как-то и всем остальным подтянуться. В классе «Б» тоже хватает отличников.

— Зато в «В» их кот наплакал, — ввернул как всегда громогласный Макс Лавренко. — А уж с бэшками мы как-нибудь разберемся. В конце концов, их можно и подкупить.

— Никого мы подкупать не будем, — хлопнул ладонью по столу Викентий Михайлович. — Борьба должна быть честной. Занимайтесь, и я уверен, что летом мы непременно поедем на Черное море.

Все почему-то дружно зааплодировали, и только отличник Митька Емцов еле слышно спросил:

— А как-нибудь достать вариант контрольной можно? — И испугавшись, что его неправильно поймут, добавил: — Ну, чтобы всем подготовиться.

Историк пропустил вопрос мимо ушей. Видимо, для него добывание контрольной не относилось к разряду «честной борьбы».

— Ну, что же? — Викентий Михайлович открыл журнал. — Надеюсь, никто не поленится пару раз заглянуть в учебник алгебры и вспомнить основные формулы. А пока мы займемся эпохой Екатерины Великой и восстанием Емельяна Пугачева.

Под общий гул голосов муха сорвалась с головы Сидоровой и устремилась к окну. Не заметив стекла, она врезалась головой в прозрачную преграду и обиженно полетела прочь.

А на перемене около класса истории неожиданно появились бэшки.

— Ну что? Посмотрим, кто кого? — Колька Рыбкин зло поглядывал на вышедших в коридор ашек.

— Смотрелки не сломайте, — как всегда вылез вперед Макс. — Все равно наша возьмет!

— Это чего это ваша? — насупился Вовка Карманов и засунул руки в карманы брюк. — Верняк — мы на море поедем.

— В следующем году, — мрачно пробормотал Митрофанов, вытирая большущее красное яблоко о рукав. — А в этом — мы. Не спешите покупать чемоданы.

— Посмотрим! — с вызовом повторил Рыбкин, и бэшки не спеша удалились.

— Как бы они чего не надумали. — Митрофанов откусил половину яблока и стал с хрустом его жевать.

— Пускай только попробуют. — В глазах Лавренко появился азарт предстоящей борьбы не только на листочках в клеточку, но и в реальной жизни. — Мы им тоже что-нибудь отчебучим.

— Это мы можем, — согласился Владик Костомаровский, провожая недобрым взглядом уходящих Вовку с Коляном.

Все вернулись в класс. Жизнь потекла своим чередом, пока не наступил следующий день.

Во вторник Каринка Сидорова пришла в школу с перебинтованной правой рукой.

— Ничего себе, — присвистнул стоящий впереди всех Лавренко. Он с любопытством рассматривал тугое переплетение бинтов на руке отличницы. — Как это тебя угораздило?

— Ой, что теперь будет. — Ирка Крюкова поправила сползающие с носа очки и подперла кулачком тощую щеку. — Как же ты писать будешь?

— Можно диктовать, — предположил отличник Жека Стриженов, со странной улыбкой наблюдая за Каринкой.

— Ага, причем на весь класс, — хихикнул Митрофанов, шурша оберткой от «Сникерса». — Тогда у половины точно будут пятерки. — И он вгрызся в коричневый батончик.

— А у глухих и шестерки, — мрачно добавил Стриженов.

— Меня мама вчера в поликлинику повела, — всхлипывала Сидорова, утирая мокрые щеки белоснежным бинтом. — А там дети бегали. И я… Я даже не успела заметить, как мне дверью ударили прямо по руке. Врач сказал, перелома нет, но неделю в гипсе проходить придется.

— Видишь, как все удачно получилось. — Макс довольно жмурился, словно от Каринкиной травмы ему была самая большая прибыль. — И по руке получила, и ко всем врачам успела.

— Дурак! — От возмущения Сидорова даже плакать перестала. — У меня справка — освобождение от школы на неделю.

— Минус отличник, — тихо произнес Жека, и все головы повернулись к нему.

— Ничего, оклемаешься, — без тени жалости протянул Костомаровский, который за свою жизнь ломал конечности не раз и не два. — Ты ручку между пальцами засунь и пиши. За неделю натренируешься.

Одноклассники выжидательно посмотрели на Каринку, словно она должна была прямо сейчас дать честное-пречестное слово, что будет заниматься днем и ночью и непременно к пятнице научится писать рукой в гипсе, а если понадобится, то и обеими ногами. Но из глаз Сидоровой снова полились слезы, и честного слова от нее класс не дождался.

— Ты чего это про «минус отличник» заговорил? — негромко спросил Владик, подбираясь ближе к стоящему в задумчивости Стриженову.

— Да так… — Жека забрался на подоконник. — У нас с бэшками было одинаковое количество отличников. То есть шансы на хороший результат пятьдесят на пятьдесят. Без Сидоровой шансов у нас становится меньше. Если, конечно, кто-нибудь еще кроме нее на пятерку не напишет.

Костомаровский посопел, почесал в затылке и задал вопрос, который определил все последующие события этой недели:

— Так это они, что же, специально сделали?

Стриженов удивленно вскинул бровь.

— Пятьдесят на пятьдесят, — прошептал он.

— Как это? — совсем запутался в математических исчислениях одноклассника Владик.

— Все просто. — Жека растопырил пятерню, соображая, как бы понаглядней все объяснить бестолковому Владику. — Вот смотри. Какой шанс, что ты на улице встретишь инопланетянина?

Костомаровский уже поднял руку, чтобы почесать в затылке, но движение не завершил.

— Какой уж тут шанс. — Владик решил не утруждать себя подсчетами. — Почти никакого.

— А вот и нет, — радостно щелкнул пальцами Стриженов. — Пятьдесят на пятьдесят. Либо встретишь, либо нет. Так и здесь. Либо все подстроили, либо нет!

И он убежал, оставив одноклассника размышлять над неведомой еще теорией вероятности. Размышления эти быстро его утомили.

Все-таки голова Владика была приспособлена под другое, и Костомаровский пошел обсудить новости с друзьями.

Историк долго изучал покалеченную руку Каринки, а потом грустно покачал головой.

— Да, дела… — протянул он, наблюдая за тем, как Сидорова изо всех сил пытается шевелить почти полностью перебинтованными пальцами. — Вы уж, это, берегите себя, что ли.

Викентий Михайлович оглядел притихший класс. В глазах его подопечных читалось несгибаемое желание живыми и здоровыми добраться до пятницы. А если и отдать свою жизнь, то очень дорого.

— А как будут считать проходной балл? — заговорил вдруг Жека. — Средний или общее число хороших отметок?

— Это ты к чему спрашиваешь? — учитель выглядел заметно погрустневшим.

— Понимаете, Викентий Михайлович, — с пафосом заговорил Стриженов. — Если на контрольную придут одни отличники и хорошисты, то наши шансы заметно увеличатся.

— Ты предлагаешь всем двоечникам переломать руки? — внимательно посмотрел на него историк.

— Почему же только руки? — Жека был невозмутим. — Есть еще ноги. А ещё в нашем распоряжении разные простудные заболевания и вирусные инфекции.

Среди тишины раздавалось только урчание вечно голодного желудка Митрофанова. От удивления и возмущения никто и слова сказать не мог. Один Костомаровский довольно улыбался. Перспектива не идти на контрольную его только радовала.

Историк ушел, больше ничего не сказав. А что тут было говорить? Контрольная — это честная борьба, никаких обманов и хитростей здесь быть не должно. Да и помешать проверке знаний по алгебре учеников седьмых классов могло только стихийное бедствие в виде цунами или тайфуна. Но ни того, ни другого в Москве весной не бывает, поэтому, обсуждай не обсуждай, контрольную все равно писать придется.

На пороге класса Викентий Михайлович разминулся с литератором. Стоял в дверях Сергей Юрьевич уже давно, слышал весь разговор 7 «А», поэтому добродушно улыбался. Потом он долгим взглядом посмотрел на Карину и только после этого прошел к своему месту. Впереди их ждало обсуждение несчастной судьбы собачки Каштанки.

А через два урока, на большой перемене, на вредную Крюкову опрокинулся стол с чайниками.

Дело было в столовой. Жизнерадостный звонок на большую перемену погнал проголодавшихся учеников самой обыкновенной общеобразовательной школы в самую обыкновенную столовую. Из нее уже давно по всему зданию разносились призывные запахи подгоревшей запеканки и чего-то кислого.

Увлеченные творчеством великого писателя Антона Павловича Чехова ученики 7 «А» появились в столовой одними из последних. Между столами и лавками вращался поток голодных школьников. Ашек мгновенно прижало к окошку раздачи.

Внезапно среди всеобщего гвалта раздался грохот и перекрывающий его пронзительный визг.

Орала всегда тихая Ирка Крюкова. Упал на нее стол, куда всегда ставили чайники с горячими чаем и какао. Но в этот раз Крюковой круто повезло — чай был слегка теплый, так что отделалась Ирка легкими ушибами и сильным испугом.

Поднимали пострадавшую всем миром. Однако Крюкова повела себя странно. Вместо того чтобы обрадоваться неожиданно привалившему к ней вниманию, она начала упираться и отбрыкиваться от тянущихся к ней рук.

— Не трогайте! — верещала она. — Не подходите! — Ирка попыталась упасть обратно в коричневую лужу, натекшую из чайников. — Не надо!

Вдруг среди одноклассников она заметила Жеку и кинулась на него с кулаками.

— А!!! — громче прежнего закричала она. — Это все ты виноват! Твоих рук дело!!!

Дотянуться до Стриженова Крюкова не успела. Под ноги ей попал очередной чайник, и она шлепнулась на пол, подняв вокруг себя чайные брызги.

Жека выразительно покрутил пальцем у виска и оглядел столпившихся ребят. Сочувствия на лицах семиклассников не было. Глаза всех горели любопытством.

— Я-то тут при чем? — пожал плечами отличник и, на всякий случай, начал выбираться из толпы.

— Кто говорил, что для успеваемости надо, чтобы в классе было меньше народа? — Ирка смахнула пальцем попавшие на очки чайные капли.

— Ненормальная, — пробормотал Стриженов, проходя мимо Макса, словно Лавренко был единственным, кто мог его понять. Но, судя по хитро прищуренным глазам, Макс был другого мнения. Шустрый Лавренко поискал глазами, с кем бы можно было поделиться своими соображениями. Рядом стоял только Владик, с которым никакого обсуждения быть не могло. Макс отошел в сторону и столкнулся с насмерть перепуганным Митькой Емцовым.

— Ну, а ты чего дрожишь? — хлопнул он по плечу одноклассника.

— А что если и правда всех отличников в нашем классе убирают? — прошептал еще больше побледневший Митька.

— Не дрейфь, товарищ, прорвемся. На могилах наших врагов еще будут цвести незабудки.

При упоминании могил Емцов стал сине-зеленого цвета и бочком начал выбираться из столовой. Макс поискал глазами другого собеседника. Неподалеку за столом сидел над своей порцией Митрофанов. Под всеобщую сумятицу он раздобыл себе завтрак и уже вовсю трудился над творожной запеканкой, щедро политой сгущенкой.

— Ну, а ты что обо всем этом думаешь? — Лавренко попытался стащить кусочек творожника, за что тут же схлопотал ложкой по руке.

— Смотреть нужно, куда идешь. — Митрофанов прикрыл свою тарелку локтем и заработал челюстями в удвоенном темпе. — Тогда чайники падать не будут. А если ворон считать, то не только чайники, шкафы падать начнут.

Слушать про шкафы Максу было неинтересно, и он пошел дальше искать, с кем бы обсудить недавние события.

— А если это и правда Стриженов? — Владик подошел к Лавренко как-то незаметно. — Я тут подумал…

— Вот-вот, — перебил Костомаровского Макс, — ты сначала думай, а потом говори. Зачем Жеке ломать руку Сидоровой, а потом еще и ронять стол на Крюкову? Если мы плохо напишем контрольную, он вместе с нами никуда не поедет.

— Его могли подкупить. — Было видно, что Владик долго обдумывал свои слова. — Бэшки победят, а его возьмут с собой.

— Глупо так подставляться, — возразил Макс. — Нет, это не Жека.

— Я тут кое с кем перетер одну темку, — не унимался Владик. — Стриж наведывался к бэшкам и о чем-то их расспрашивал.

— Да ладно тебе… — начал Лавренко, но мысль свою не закончил. В пяти шагах от него стоял Стриженов и преспокойно у всех на виду разговаривал с Вовкой Кармановым и Коляном Рыбкиным. Лавренко уже собрался к ним подойти, но Макс, заметив, что на него смотрят, сам поспешно выбрался из столовой.

Ирку увели в медпункт мазать синяки и ссадины. Вернулась она оттуда со справкой об освобождении от занятий на несколько дней.

Сообщение это было настолько ошеломляющим, что среди урока к ним в класс ворвался историк, долго вертел в руках справку, а потом, не сказав ни слова, ушел.

— Митрофанов, хорош жрать! — Лавренко подсел на парту к однокласснику и смахнул на пол крошки от печенья. — У меня к тебе дело.

— Какое еще дело? — Митрофанов недовольно покосился на неожиданного собеседника и спрятал в портфель початую упаковку «Юбилейного».

— Надо кое за кем проследить, — с таинственным видом произнес Макс.

Митрофанов нахмурился, переваривая информацию и только что съеденное печенье. В животе его забурчало, что было верным признаком того, что ни на какую аферу соглашаться не надо.

— А чего сразу я? — протянул Митрофанов, пододвигая поближе к себе сумку, — чтобы в случае чего просто встать и уйти.

— Потому что ты самый незаметный, — торжественно сообщил Лавренко и, предвосхищая возможные возмущения, быстро добавил: — Понимаешь, на тебя никто не подумает, что ты следишь за кем-то. А потом ты живешь в одном доме с Жекой.

Митрофанов посопел, «проглатывая» новую порцию информации.

— Как это я за ним буду следить? За деревьями прятаться?

Макс довольно прыснул. Он представил, как толстый Митрофанов, поддерживая живот, бежит за Стриженовым, прячется за машинами, лежит в канаве, пытаясь замаскироваться сорванными веточками березы.

— Нигде прятаться не придется, — как можно беззаботней махнул рукой Лавренко, хотя в душе он страшно боялся, что Митрофанов пошлет его куда подальше с его идеей. — Предложи ему вместе дойти до дома, а потом погляди, чтобы он больше не выходил из дома. А если пойдет, проследи, куда отправился, с кем встретился. У тебя окна куда выходят?

— Во двор.

— Ну вот! — довольно потер руки Макс. — Сиди около окна, жуй бутерброды. И тебе добро, и всему классу пользу принесешь. Ты же хочешь поехать в Болгарию?

— Не мешало бы, — уклончиво ответил Митрофанов.

— Ну вот! — принял этот ответ за согласие Лавренко. — Если что произойдет — звони. Я буду поблизости. — Он таинственно сощурился и приблизил свое лицо к румяному уху одноклассника. — У меня есть большие подозрения, что все эти падения и ушибы — дело рук нашего отличника. Но с тобой, — Макс выпрямился и торжественно положил руку Митрофанову на плечо, — мы быстро выведем его на чистую воду.