Спаси нас, Господи, от всяких перемен!

Елена Поддубская, 2016

Действие романа происходит в стране, в которой меняется режим правления. Люди приспосабливаются к новому существованию, зачастую поступая как выгодно, а вовсе не так, как предписано нормами морали или божьими законами. В результате всякое безумие получает своё возмездие. Содержит нецензурную брань.

18

Съездив в июле в Юрмалу, побывав там на конкурсе КВНщиков и покупавшись в относительно прогретом в том году Балтийском море, Ивановы решили подсобрать на новую машину, и в привычном отдыхе в Турции себе отказали. Но в конце августа Егор проиграл пять тысяч долларов, которые Катя скрупулёзно скупала в банке. Азарт так захлестнул его, что однажды вечером Иванов взял всю сумму из укромного места и поменял по самому невыгодному курсу. Обида и непонимание оказались сильнее любви и терпимости: взбешённая на этот раз не на шутку, жена объявила о разводе. На следующий день она принесла формуляр со списком документов, которые требовалось предоставить для раздела имущества. Увидев бумаги, Иванов испугался: Катя никогда ничего не делала, хорошенько это не обдумав. Он попытался поговорить по горячим следам, давая обещания и даже клятву больше не смотреть в сторону игровых заведений, но жена слушать его не стала и ушла в супружескую спальню, заявив, что отныне это только её комната. Егор перебрался в зал, куда не так давно был куплен добротный раскладной диван с жёстким матрасом. Заходить к маме могла отныне только Вера.

Дочь с детства любила приходить и разговаривать с родителями о разном, поэтому именно её Егор взял в союзники для перемирия. Подговорив знакомую в турагентстве «продать горящую путёвку», он стал уговаривать дочь поехать на море.

— Верунь, это же глупость — не поехать в пятизвёздочник со SPA-салоном на первой линии и с семидесятипроцентной скидкой. Прикинь?

Вера, сразу всё поняв, «прикинула» и дала отцу согласие на поездку.

— Мамулечка, ты не сердись, — попросила она, — мы всего на десять дней. Я так устала — сил нет… И море я обожаю. Мы поедем, да?

Катя с лёгкостью согласилась: не хватало еще, чтобы ребёнок страдал из-за проблем взрослых.

Обрадовавшись, Вера пошла собирать вещи. Она очень рассчитывала, что, оставшись одна, Катя передумает разводиться. «Ну что за бред? — рассуждала дочь, − ведь родичи с подросткового возраста вместе! Зачем всё рушить? Отец, безусловно, балбес ещё тот, но ему можно сделать последнее китайское предупреждение: или ты бросаешь свои забавы, или… В душе он трус, поймёт. Да и маму он любит, что говорить. Вон, когда у неё спина болела, встать не могла, на руках к врачам носил. И обеды готовил, и стирал… Много таких? Ни фига!» − Вера с грустью сравнивала отца со своими сверстниками и глубоко вздыхала. В двадцать пять лет у неё не было ещё ни одного мало-мальски затяжного романа. Порой девушке казалось, что что-то с ней не так: в кругу девчат не нужно было постоянно сдерживать свои мысли, действия, намерения, а вот ребят её прямота отталкивала. Да и где найти настоящего мужчину? Вера сама умела и колесо поменять, и лампочку вкрутить, и деньги зарабатывать, поэтому знала, что жить с мужчиной из жалости, из-за желания быть зависимой, как Настя, или потому, что «время настало», она не смогла бы. Вот только кто распознал бы в этой сильной и решительной девушке хрупкую и нежную бабочку, которой тоже хотелось погреть крылышки на чьей-то груди? Но… как говаривал её отец: «Всё в жизни не так: то сиськи маленькие, то жопа холодная». И хотя изначальный смысл фразы имел однобокое значение, со временем она стала универсальной.

Накануне отъезда на море Иванов случайно встретился в подворотне дома с Уховым. Сосед был навеселе, но смотрел на друга хмуро:

— Море, блин? А я в этом году его даже не нюхал. Всё какие-то делишки-зае.ишки…

— Так приезжай к нам, — пригласил Егор. Настроение было и у него не очень, но впереди маячила надежда на перемирие с Катей.

— А шо? И приеду. Ты где будешь? − Услышав название гостиницы, Анатолий взвыл − ему остановиться в такой давно было не по карману, − но Егор тут же успокоил:

— Да брось ты! Там в сентябре этих гостиниц — всяких пруд пруди. Приезжай! И Настю захвати, пусть тоже развеется. Вера мне говорила… совсем она… расклеилась? ‒ Егора подбирал слова.

— Депрессия у неё, — Анатолий качнулся. Из длинных шорт арбузом торчал живот. Егор шаловливо нашёл край ремня и легонько дернул:

— А какое лучшее средство от депрессии?

Анатолию такая встряска не понравилась, и он отступил:

— Какое?

— «Море, Вася»… Так что давай!

Ухов пьяно обвёл взглядом двор. Некогда детский скверик с горкой и песочницей выглядел из подворотни гадюшником, заросшим высокими деревьями.

— Надо бы эти деревья все на хрен спилить… Как думаешь?

— Ладно, мне ещё нужно за водой в дорогу. Завтра выезжаем рано утром.

— За водой — это хорошо. Ты ещё и пивка набери, − посоветовал Ухов. − Мои водилы рассказывали, что на побережье всё дорого.

— Так ведь уже не сезон.

— И шо? Лучше набери! И коньячка. Там травануться — как два пальца… Ну, ты меня понял.

Почесав затылок, Егор подумал, что, пожалуй, сосед прав. Он вынул из кармана деньги.

— Добавить? — Анатолий предлагал деньги с легкостью, будто давал не свои.

— А у тебя есть?

— Держи! — Ухов вытащил пятитысячную купюру и вложил в ладонь Егора. — И бери лучше не армянский, а есть вон там такой… А-а, шо я тебе объясняю? Пошли вместе. Делов-то? Дом обогнуть…

С недавнего времени на углу дома между Казачьей и Сергиева открыли продуктовый супермаркет. Раньше там был ресторан, потом помещение стояло пустым. Бывший хозяин собирался обустроить в подвале квартиры и сделал такой подкоп, что стало кособочить не только пятый подъезд, но и асфальт в арке между ним и шестым.

— Гляди, Егор! Армяшек из ресторана погнали, а тут какой-то фраер из соседней республики строит. − Анатолий ткнул на возрастающий каркас строения на месте бывшей пиццерии. — Видел фундамент? Этажа три будет, не меньше. А может, вообще многоэтажку забабахают. Х…ли им? Полный абзац! Скоро я буду чудакам из этого дома со своего балкона давать прикуривать. Во беспредел! И как это тут строить разрешили?

— Значит, дал немало, — Егор осуждающе покачал головой. Проект здания и вправду, похоже, задумывался большой. Стоял он всего в пятнадцати-двадцати метрах от торца их дома и, если действительно речь шла о многоэтажке, стал бы загораживать свет жителям нижних этажей. — И опять без паркингов строят, − возмутился Иванов. Проблема парковок не решалась, и машины с улицы оставляли теперь даже в их дворе, куда, вообще-то, въезд перекрывал шлагбаум. − Что за власти у нас? Продаёшь ты землю — ну, молодец… Берёшь ты взятки — ну так кто их не берёт; уже всю страну коррупцией задушили. Но хотя бы чуть-чуть о людях подумали! Кто так строит? − ещё раз осудил Егор, уже выйдя из магазина.

— Кто так строит, так жить не будет — вот и вся философия. Ладно, не расстраивайся, − успокоил Ухов. У подъезда три набитых пакета перекочевали в две руки Егора. Жилы на его шее натянулись, лицо от напряжения покраснело.

— Точно сам донесёшь? — Анатолий даже не допускал мысли, что можно уронить такую ценность.

— Да не боись… Донесу. Ты вот только мне это… достань ключи в кармане и дверь «открывашкой» отопри, − попросил Иванов. Ухов засунул руку в шорты соседа и, в отместку, шаловливо даванул через ткань на нежное тело. Егор дёрнулся, но вяло: груз мешал. Анатолий хохотнул, вытащил наружу отмычку с электронным чипом, подождал, пока замок сработает, придержал дверь, пропуская Егора в подъезд. Ключи Иванов забрал под мышку во избежание новой шутки соседа.

— Слышь, Егорыч… А если я и Мари возьму — ничё? — спросил Ухов в глубину подъезда. Егор оглянулся от почтовых ящиков, поглядел, щурясь: горела только одна лампочка у лифта, а весь проход до него был тёмным. Жирное тело Анатолия загораживало проём в двери. Егору показалось, что Ухов улыбается — извинительно, как это делают попрошайки. Отчего-то стало жаль друга. Егор, как мог беззаботнее, пожал плечами.

— А чё «чё»? Ничё! Бери и Мари. Крестница как-никак. Девкам веселее будет.

На этом и расстались.