Конспекты на дорогах к пьедесталу

Елена Поддубская (2024)

Роман «Конспекты на дорогах к пьедесталу» задуман как многотомник. В данный момент написано пять книг, и автор работает над шестой. Это вымышленная история о жизни студентов физкультурного института в Малаховке, что переплетается с реальными событиями спортивной летописи СССР, и где упоминаются великие спортсмены и прославленные деятели спорта — тренеры, врачи, журналисты, руководители, учёные.Судьбы героев, а их в романе более сорока, прослеживаются на протяжении всего повествования. Первая книга — «Поступление» — знакомит читателя с главными персонажами и даёт начало истории каждого из них.

Глава 2

Главный корпус института − серый блок с большими раздвижными окнами и высоким крыльцом − был построен в начале тридцатых годов двадцатого века. Парадная стена центрального холла была снизу доверху из стекла. Слева от входа висел стандартно оформленный стенд с портретами ректора, обоих деканов и ещё восьми докторов наук и профессоров института. Холл и центральная лестница делили здание на две части: слева — главный корпус в четыре этажа, справа — пристройка вполовину ниже. Коридор, уходящий влево, вёл к ректорату и заканчивался железной дверью кафедры анатомии. Перед ней справа была боковая лестница, ведущая на этажи и в подвал в морг, слева тянулся стеклянный туннель к единственной аудитории вуза. На стенах до середины коридора висели портреты прославившихся студентов МОГИФКа, далее он был «иллюстрирован» стендами с учебными пособиями. Плакаты, рельефные макеты и экспонаты в банках с формалином, помещенные за стекло, вызывали скорее отвращение, нежели любопытство или интерес.

Основной срок подачи документов уже закончился, но коридор у ректората не пустовал: комиссия, временно разместившись здесь, принимала опоздавших. Кто-то забыл вложить заверенную копию свидетельства о рождении и в последний день вынужден был нестись к нотариусу. Кому-то было лень переписывать вручную и заверять в учебной части выписку с оценками из аттестата зрелости, но за перо браться всё же приходилось. Некоторые пренебрегли советом явиться для сдачи документов загодя и прилетели в Москву в последний момент. И прочее, прочее, прочее. Такое повторялось каждый год. В коридоре кипели страсти, лились слёзы, рушились надежды, и допуск на сегодняшний экзамен по специализации имели пока не все.

Примерно в такой ситуации оказался абитуриент Армен Малкумов. Несмотря на светлую кожу и высокий рост, кавказца выдавали пронзительный взгляд, чёрные брови и выбритые до синевы скулы. Юноша впервые пришёл в институт только сегодня и удивился очереди в ректорат. Записавшись под двадцать шестым номером, он тепреь важно вышагивал по коридору. Пронзительный взгляд из-под густых ресниц перебирал каждого, то и дело тормозя на девушках. Прохаживаясь взад-вперёд, Армен что-то бормотал на своём языке, автоматически переходя на русский при выходе из приёмной очередного абитуриента. Очередь украдкой рассматривала зеленоглазого красавца, облачённого в светлое — от тенниски до мокасин.

Первые полчаса работы комиссии разгрузили список на пятнадцать мест.

— Эй, кто там следующий? Давай, брат, иди скорее, − махнул кавказец на открывшуюся дверь и совсем неожиданно улыбнулся сразу всем, − у меня сегодня экзамен.

Глубокий баритон вывел очередника из дремоты, и он вскочил с откидного стула, как со стартовых колодок. Девушка в кедах и с целлофановым пакетом в руках подошла к освободившемуся стулу и тяжело рухнула на него.

— Экзамен сегодня у всех, — сказал, как отрезал, широкобёдрый коротышка с орлиным носом и тёмной густой щетиной. − Юлик, − представился он кавказцу, протягивая руку. — Ты из какой группы?

Малкумов широко раскрыл и без того большие глаза.

— Ты что такое говоришь, дорогой Юлик, а?

— Я не говорю, я спрашиваю: из какой ты группы? Ты ведь на первый курс поступаешь? — Дождавшись кивка, Юлик обрадовался. — Тогда у тебя должен быть номер группы. Я, например, в группе один-один. И они — тоже, − кивнув на очередь, коренастый юноша быстро взглянул на дверь. — Там принимают пока только нас.

Кавказец осмотрел всех пристально, сообразил, что быть в нужной группе — это то, что ему сейчас нужнее всего, вернулся взглядом к Юлику и пожал плечами.

− Э-э, дорогой, зачэм спрашиваешь? Если ты номер один-один, значит, и я номер один-один. Да?

Коротышка не согласился:

− Ну-у, я бы на твоём месте так не утверждал, а уточнил в деканате. Может, ты в группе один-два или один-три, а может, вообще один-шесть. − Очевидно, последняя была в Малаховке на каком-то особом счету, потому что Юлик хитро прищурился. Кавказец усиленно замотал головой:

− Какой один-шесть? Ты что, генацвале? Я с тобой в одной очереди стою. Да? Значит, группа у нас должна быть один. То есть я хотел сказать один-один. Да? Зачем мнэ один-пять? Один-шесть? Один-десять?

Юлик снова сделал добродушное лицо:

— Ну, нет так нет. Народ в институт разный поступает, сам понимаешь. Ты вот, сказал, лёгкую атлетику сдаёшь? У меня тоже сегодня утром лёгкая атлетика, а завтра гимнастика. А у тебя какие экзамены? − Коротышка говорил уверенно, спину держал ровно. Как раз про экзамены Армен и собирался выяснить в приёмной, но решил лучше в этом не признаваться. Отвлекая внимание от себя, рослый красавец с интересом посмотрел на собеседника.

— Гимнаст, да? — в голосе слышалось сомнение: небритый был не только мелким, но и корявым.

— Конькобежец, − ответил Юлик со значением.

— Конь-ко-бежец? Это на коньках, да? − Зимние виды спорта на Кавказе считали за отдых. «А разве отдыху учат?»

— Что-то вроде того. Ты Бориса Стенина знаешь? — назвал Юлик известную фамилию, заметив сомнение на лице кавказца. − А про Марию Исакову слышал? Это первая советская рекордсменка мира в беге на коньках. Она на полторашке выбежала из двух минут тридцати секунд! − Сообщая о прославленной спортсменке, юноша с орлиным носом выглядел почему-то особенно радостным. Армен, догадавшись наконец, что речь идёт не о начальстве института, просиял.

− Нет, − признался он честно. − Но теперь я тебя, Юлик, услышал. И запомнил: Мария Исакова и Борис…

− Стенин, − напомнил конькобежец, почти укоряя, − тогда и вот этого великого человека запомни, − добавил он назидательно, приблизившись к стене с портретами спортсменов и указывая на один из них: − Цыбин Борис Александрович, рекордсмен на десятке. В смысле, на дистанции десять тысяч метров. Ну десять километров, понимаешь? — уточнил он, ибо кавказец напряжённо молчал. — Смотри, Цыбин закончил этот институт. Видишь, написано: «…выпускник МОГИФКа 1969 года». Он был тренером сборной страны. Я мечтаю бегать, как он.

− А мне вот Ринат Дасаев очень нравится, − сказал Армен, кивнув на портрет футбольного вратаря, висевший рядом. На такой ответ собеседник развёл руками:

− Ну, нашёл о ком говорить! Дасаев! Это же — кумир миллионов. Да? — улыбнулся он девушке в кедах и с пакетом. Она неопределённо пожала плечами. Сражённый отсутствием характерного женского вздоха, Юлик повернулся к Армену. — По-моему она не знает, кто такой Дасаев, − предположил он негромко, — и, наверное, волнуется, − оценил конькобежец растянутое равнодушие, − или футбол не любит. Я и сам футболистов не очень-то… В индивидуальных видах стать знаменитым тяжелее. — Юлик медленно пошёл в сторону кафедры анатомии, не упуская из виду дверь приёмной комиссии. Армен вышагивал рядом, выбрасывая длинные ноги, как если бы шёл в сапогах. Разглядывание экспонатов не мешало их мыслям. Дойдя до конца коридора, они развернулись, и кавказец возобновил разговор так, чтобы не нарываться на лишние вопросы:

− Слушай, дорогой, ты сказал, что сдаёшь лёгкую атлетику и гимнастику. Бегать, прыгать — это нормальный экзамен. А гимнастика зачем?

— Вместо специализации, − пробурчал конькобежец, всё ещё немного с досадой. Красивый кавказец в белом его теперь не впечатлял: «Как можно поступать в институт физкультуры и не знать имён прославленных спортсменов?»

— Ничего не понимаю. — То, что летом негде сдавать экзамен на коньках, ему в голову не приходило. Армен провёл по мышцам брюшного пресса на макете, что висел рядом с очередью, потом по своим. Его анатомия была явно несовершенна.

— Я тоже не панимаю, — встрял в разговор ребят худенький, но жилистый азиат, сидевший рядом с девушкой с пакетом. Ловкими пальцами паренёк навязывал узлы из обычной бельевой верёвки. — Я — тоже гыруппа одын-одын, конный сыпорт, и ошень любулю Ринат Дасев, а мене надо сыдавать ыксамен по опп.

— Чего? — конькобежец замер в полушаге.

Вся очередь посмотрела на парня с верёвкой.

— Опп — опышая пизическая падгатовка: от лавочка обжиматься, пресс качать, палка далеко бросить, бегать многа, — крупные белые зубы обнажились в улыбке на его луноподобном матовом лице.

— А-а, — выдохнул Малкумов, — так бы и говорил: легкая атлетика, − про остальное он плохо понял. Азиат опять улыбнулся:

— А я так и гаварю — опп, — губы, очерченные контуром, казались на фоне кожи бледными. Кавказец подошёл совсем близко к азиату. Глаза его искрились:

— Слушай, а лошади твоей чэво сдавать?

Паренёк из Азии сморщился и заморгал, зачем-то показывая накрученные узлы верёвки. Юлик громко засмеялся:

— Стипль чез! − Теперь очередь оглянулась на конькобежца. Он, словно пробуя рельеф макета на твёрдость, постучал по нему костяшкой указательного пальца и пояснил: — Бег с барьерами.

Очередь выдохнула, Малкумов кивнул, азиатский паренёк опять сморщился:

— Какими бариерами? Зашем бариерами? Мой кон во Прунзе остался.

— Где-где?

— Во Пырунзе. Город мой. Столица Кыргызии. Панимаешь?

— А-а, во Фрунзе! Ясно, — конькобежец весело улыбнулся и поочередно пригладил свои тонкие усики, — далековато живёшь, — заключил он, хотя знал, что в МОГИФК поступают школьники из разных уголков страны. Азиат напрягся: что думает «конкобежес» о его Родине? Хотя все республики в стране имели одинаковый статус — советских социалистических — отношение к прибалтийским, например, было почему-то совсем не таким, как к азиатским.

Для Шандобаева не было на Земле места краше и лучше его Киргизии. Где горы с хрустальными вершинами умыты летними дождями, засыпаны снегами, где разливается перед ними озеро Иссык-Куль, такое же чистое, как знаменитый Байкал.

— Да. Ошень далеко я живу, — согласился азиат, изучая лицо Юлика. — Пырунзе — три шаса и ещё полшаса на самолёте. А ты отыкуда?

— Из Харькова, паря.

— Это Укыраина, да! — обрадовался золотокожий парнишка. — Я там был мыного раз. Кырасивая Укыраина. Ба-алшая-преба-алшая.

— Точно. Тебя как зовут? — конькобежец протянул руку теперь и азиату.

— Серик.

— Как? — Юлик еле сдержал смех. Не заметив подвоха, азиат повторил с достоинством:

— Серик. Шандобаев.

— Это что — имя такое или прозвище? — Армен подтянул повыше молочно-кремовые брюки и сел перед парнишкой на корточки. Серые белки глаз кавказца контрастировали с красными азиата.

— Пошему не имя? — совсем не обиделся Серик. − Это по-русски некырасиво зывушит, а по-казахски Серке — вожак, лидер. Вапще я — казах, но живу в Кыргызии.

— Как интересно. А зачем верёвка? — вдруг поинтересовалась девушка с пакетом.

— Дыля думат шитобы. Панимаеш: сидыш, берёбка курутиш и думат карашо.

— Про что думать-то? — Армен пожал плечами: «Чего голову ломать: беги быстрее, толкай ядро дальше. Всего делов!». Но казах произнёс мечтательно, почти поэтично:

— Пыро горы, пыро Прунзе, пыро кониа.

— А коня как звать? — снова полюбопытствовала девушка. Серик признательно улыбнулся.

— Берик. Зынашит «кырепкий», — гордо и спешно ответил наездник, предупреждая вопросы. Но тут конькобежец всё же не выдержал:

— Охренеть: Серик на Берике, значит? — шевелюра Юлика затряслась.

— Зачем смеёшься, брат? Красивое имя, — Малкумов встал и крепко пожал руку нового знакомого из Фрунзе. Ему, как представителю народной диаспоры, обида товарища была ясна: над кавказцами тоже частенько подтрунивали потому, что на русском они говорят смешно. «Но говорят же, понять можно». Что одеваются иначе. «А сами-то смешные — джинсы напялят по самые-самые…, ни сесть, ни встать». Что женщин любят и комплименты им часто делают. «Потому что русские мужики пить любят. И женам если изменяют, то ругаются потом с ними навсегда. А на Кавказе все друг друга любят, никто не ругается и каждый своё место знает». Мысли смуглого красавца прервала девушка в кедах.

— Тебе имя Серик понравилось? — уточнила она для верности.

— Берик! — пояснил Армен. — Да и Серик — тоже неплохо. Сразу ясно, откуда родом. Вот я из Нальчика. Кабардино-Балкария, — он поднял вверх указательный палец. Девушка протянула что-то похожее на «угу» и уточнила:

— Это на Кавказе?

— Точно, красавица! — гордо ответил Армен.

Юлик прищурился:

— А ты кабардинец или балкар?

— Армянин. А папа у меня — грузин, — кавказец смотрел на всех свысока.

Девушка в кедах нахмурила лоб:

— Это как так?

— Это кто-то, где-то, когда-то, кого-то, — Юлик закусил губу, прихватив даже ус.

− Зачем кого-то? — нахмурился Армен. − Ты армян не знаешь? Ты Игоря Тер-Ованесяна не знаешь?

− Тер-Ованесяна знаю даже я, − вставила девушка в кедах.

Армен подошёл к ней и несколько раз пожал руку.

— Да, богатая география у наших абитуриентов, − произнёс конькобежец уже задумчиво.

С минуту все молчали, потом девушка в кедах чихнула, достала из пакета огромный клетчатый платок, высморкалась и снова обратилась к Армену, подпиравшему стену:

— А ты на какую кафедру поступаешь?

— А что такое «на какую кафедру»? Я это не понимаю, красавица. Я в институт физической культуры поступаю. Группа один-один, — теперь Армен верил в то, что говорил, и хотел быть именно в той группе, куда были записаны вот эти симпатичные ему ребята. Он степенно встал, снова подошёл к стенду и снова ткнул в пластиковый брюшной пресс, который, по его мнению, в своих ровных кубиках сосредоточил всю представительность заведения. Сидеть на месте для кавказца было сущим наказанием: — Мой папа мне так и сказал: «Езжай, сынок, в Москву, поступай в институт спорта и будешь, как Игорь Тер-Ованесян».

− Грузин? — уточнил Юлик.

− Что грузин? Армянин, конечно, − произнёс Малкумов.

− Папа твой — грузин? Ты же до этого говорил, что папа — грузин, − память у конькобежца была хорошая.

− Э-э, ара, − произнёс Армен обидчиво, − Кавказ — это только кажется много разных людей. А на деле все мы одинаковые. И Тер-Ованесян, если он великий человек, − такой же грузин, как армянин. Понимаешь?

Юлик ответил неожиданно радостно и прикладывая руки к груди:

− Я понимаю, как никто другой, − а чтобы совсем реабилитироваться за предыдущую фразу, уточнил: − но, вроде, Тер не здесь учился.

Кавказец гневно сверкнул глазами:

− Как это — не здесь?

− В Москве есть другой институт спорта и физической культуры: Центральный, ГЦОЛИФК, − кивнула девушка в кедах.

Армен сморщился, как при неприятном запахе:

− Чэго? Это на каком же языке нужно разговаривать, чтобы такое выговорить — Гы — цы-фы-к…

— Это да, − согласился Юлик, − нам больше повезло. МОГИФК — это звучит!

− Да Малаховка — это вообще вещь! — оценил кавказец, тут же забыв, что только что расстраивался, − я как представлю, что я здесь учусь… из Нальчика и в Малаховке!

— Это шанс, − согласился Юлик, − вот бы ещё поступить!

− Зачем «если», ара? Поступим. Мой папа никогда не ошибается. А про Тера нужно всё-таки уточнить. А то вдруг он здесь тоже нэмножко поучился, прежде чем в этот ваш «гцк» пойти? − высокий красавец смотрел с характерным прищуром, какой бывает у людей, приехавших с Кавказа, и пользовался такой же особой жестикуляцией. Все рассмеялись. Вдруг стало как-то спокойно и радостно, словно все действительно уже поступили. Серик улыбнулся девушке в кедах и вдруг вспомнил:

— Ты не перышивай. Бывает пилпак. Бывает пакультет пизики и математики. А это — инсититут пизической культуры. Поняла?

Девушка неуверенно кивнула. Юлик, отвернувшись, затрясся в беззвучном смехе, но дрожащая шевелюра его выдавала. Кто-то в очереди отошёл от говорящих подальше. Кто-то, наоборот, приблизился к группе. Девушка в кедах шумно выдохнула и поставила пакет на пол, между ног: надо было помочь кавказцу с выбором.

— Какой у тебя вид спорта? — спросила она.

— Спортивное ориентирование, — выговорил Армен со значением, высоко поднимая изящную кисть руки с длинными тонкими пальцами. Взгляды сфокусировались на ней. Очередь на мгновение погрузилась в такое молчание, что слышно было, как крутятся в комнате по приёму документов вентиляторы.

— А это сы парашютом? — рискнул предположить Серик. Его спокойно-беззаботное выражение лица исключало любой подвох.

— Можно и с парашютом. А можно и бэз, − согласился Малкумов.

Девушка в кедах потёрла одну ступню о другую.

— А я и не знала, что есть такой вид спорта.

— Есть, — твёрдо заверил Армен.

— Канешна. Раз он зидесь, зыначит, иесть, — логика казаха была железной. Девушка вздохнула и кивнула согласно, лишь бы закончить этот непростой разговор. Серик спросил: — Тебя как зовут, кызымочка?

— Я — Сычёва, а не кызымочка.

Шандобаев, любезно растягивая губы в улыбке, попросил:

— Не обишайся, кырасавица! Кызымочка по-казахски зынашит «девушка».

— Понятно, — кивнула Сычёва. — Только как ты собираешься поступать, если в русской школе не учился?

Серик удивлённо нахмурился:

— Пошему не ушился? Я и в русской школа ушился, и в казахской ушился, и в кырыгызской. У нас во Пырунзе интернат был сыпортивный. Там, Сычёва, говорят на всех языках.

— Зачем, Серик, так официально: «Сычёва»? Как твоё имя, красавица, м-м? — взяв девушку за руку, Армен причмокнул карминными губами и потянулся ими для поцелуя.

— Не надо имя, − девушка демонстративно отдёрнула руку и спешно спрятала за спину. − Тут только фамилию спрашивают. Так что зовите Сычёва. Я — местная. Из Загорска, — бледное, пухлое лицо абитуриентки было усеяно прыщиками. При разговоре она то и дело откидывала голову назад, отчего из-под чёлки тёмного каре открывался лоб, где прыщиков было особенно много, и заводила руками волосы за уши. Однако всё это не мешало кавказцу проявлять интерес:

— Из Загорска? Это где?

Ответить девушка не успела. Открылась дверь приёмной комиссии, и оттуда с криком выбежал счастливый паренёк:

— Ура! Мужики! Допустили!

— Куда? — воскликнули все.

— На сцепуху, — рыжий очкарик крутился волчком, разговаривая со всеми сразу.

— Куда-а-а?

Пацан остановился, подтянул шорты и произнёс медленно и по слогам:

— На спе-цу-ху! Я — дислексик. Привыкайте, — предупредил он, махнул рукой на прощание и побежал к выходу. Его проводили взглядами.

— Счастливчик!

— А шито это за сыпорт — «дислексик»? — Серик посмотрел на девушку в кедах. Сычёва задумалась, потом решила:

— Наверное, борьба такая. Они все там по-русски говорят странно.

— Группа один-один! Следующий! Только группа один-один, — потребовал из открытой двери кабинета мужской голос.

— Народ, это я, — Юлик отскочил от стены и скрылся в кабинете.