Ведьмёныш

Елена Николаевна Маруфенина (2024)

Вам кажется, что наша жизнь скучна? Посмотрите вокруг. Вот маленький мальчик с мамой идёт по улице. Он родился необычным и вся его жизнь необычна. В свои шесть с половиной ему доступно многое. Главное, чтобы в него верили.

Глава 6

Михаил.

— Вот зачем ты с Белкой ругаешься? — Шептал мне на ухо Васятка, — Хозяин, не надо с ней ссориться, не забудь, ведьма она. А, как откажется тебя учить?

— Не откажется, — махнул я рукой, — она прекрасно помнит, в каком виде мы её подобрали. Пока я от неё пользы не вижу, только вред. Зачем она меня в крапиву загнала?

— Да не знаю я, говорит, ты сам туда полез.

— Я не туда полез. Я от неё спрятался.

— А в крапиве, тогда что делал? — Уставился на меня своими круглыми глазищами слуга.

–А любопытный шибко, — вставил своё слово домовой.

— Ну, вас. — Обиделся я. — Маму, как уговорить на кладбище сегодня к обеду сходить? И что я женщине скажу? Она же не будет ребёнка слушать.

— Раньше об этом надо было думать, — проворчал Васятка, — прежде чем обещания то раздавать.

— Я тебя не ворчать просил, а совет дать.

— Правду матери говорить надо. — Вмешался Евграфыч, — это не я, это Белка советует. Говорит, ты мал ещё совсем. Тебе веры не будет. А маму все послушают. Объяснить ей надо всё. Она и с женщиной сегодня пообщается. А так до новолунья обещание не исполнишь, жди беды.

— Пугать то зачем? — Вздохнул я, соображая, как маме всё рассказать.

— Знакомь нас с ней. Не обойтись без взрослых. Зелье начнём варить, водка нужна, брать где? У вас нет. Покупать надо, а кто купит? Заклинания вспоминать разные, опять-таки, работать они должны, а кто ребёнку поверит. К схрону с книгой идти. Сам что ли? Не, без взрослого не обойтись.

— Мне бабушка вчера сказала, — вспомнил я, — место силы у нас в деревне есть. Ехать туда надо. Ладно, решили, сейчас и познакомлю маму с вами.

— Белку не упоминай, ни к чему. Пусть хоть насчёт её будет в неведении. — Прошептал мне в след Васятка.

Такое маленькое собрание мы провели в ванной комнате, пока я умывался. Как мама отреагирует на Васятку? А на Евграфыча? Ох. Но без маминой помощи я ни чего не сделаю.

— Умылся? — Мама потрепала меня по макушке, — долго ты что-то сегодня, вороны утащат.

— Почему? — Опешил я.

— Не знаю, так говорят. Я где-то слышала.

— Не вороны, а сороки, потому что чистый, блестишь. А они всё блестящие любят. — Объяснил мне Васятка громким голосом.

— Что? — Не поняла мама. — Миня это что было? Что за чревовещание?

— Мама это Васятка мой слуга. — Начал я объяснение.

— Понятно, и давно ты так умеешь?

— Мам. Выслушай меня, пожалуйста. — Для пущей убедительности я встал из-за стола. — Я не такой, как все.

— Миня, мне то не рассказывай. Ты нормальный, как все. Просто немного застенчивый. Это пройдёт.

— Мам, не перебивай меня, пожалуйста. Выслушай. Молча. Договорились?

— Ну, хорошо. Слушаю.

— Мам я ведьмак, — у мамы в глазах заплясали озорные огоньки, губы сами собой расползлись в улыбке. Стараясь не обращать внимания на маму, я продолжил. — Так получилось, у меня слуга есть, я тебе говорил уже, Васятка. Покажись.

Рядом со мной материализовался маленького роста человечек, заросший шерстью с ног до головы. С торчащими ушками, на конце которых были кисточки. Огромные, черные глаза уставились на маму. С минуту она молчала и просто улыбалась, переводя взгляд с меня на Васятку. Затем улыбка медленно сползла с её губ.

— Как ты это сделал? Где взял эту игрушку? Я тебе такой не покупала.

— Я не игрушка, — ответил Васька, — я слуга.

— Дорогая вещь, откуда?

— Мам он живой, — попытался я достучаться до неё. Я ожидал любой реакции, воплей, обморока, да чего угодно, но только не такого. Мама упорно не желала признавать Васятку. Тогда слуга подхватил бокал со словами: «Я вам сейчас чай налью», демонстрируя, что он живой. Тут-то мама и завизжала. Я кинулся к ней.

— Не кричи, соседи услышат. Чего ты?

Визжать мама, глядя на то, как Васятка деловито наливает чай, не перестала. Тогда я перешёл к своему излюбленному способу. Начал плакать. Мама, подхватив меня на руки, кинулась прочь из кухни.

— Напугался, да маленький? Животного напугался? — Гладила меня по голове мама.

— Это не животное, это мой слуга. — Опять терпеливо начал объяснять я, перестав плакать.

— Там это, соседка к вам поднимается, — в дверях комнаты появился Евграфыч. Если Васятка смахивал на мимимишную мультяшную игрушку. То Евграфыч больше походил на сучок, зачем-то обмотанный мехом и наряженный в старую одежду. На Васятке были надеты джинсики и безрукавка, на ногах сандалии. Евграфвч одевался, как старый дед. Длинная рубаха с заплатами, полосатые, широкие штаны заправленные в короткие валенки.

Мама уставилась на домового.

— Миня ты его видишь?

— Да мам, это наш домовой. Евграфыч.

— Ага, — кивнула мама, — Евграфыч, а имя как?

— Невзором назвали, — расплылся в улыбке он. — Говорю, соседка визга напугалась. Объясниться надо.

В это время раздался звук дверного звонка. Мама встала, оглядываясь на Васятку и Евграфыча, прошла к двери. Открыла. На пороге стояла баба Нюра. Соседка снизу.

Не плохая женщина, когда мама родила, она показывала и рассказывала, что надо делать с младенцами. Пару раз мама, бегая в магазин, оставляла меня с бабушкой Нюрой. Вот только с сыном у неё проблемы. Пьёт. Уже чего только не делали с ним. Месяц, два и опять в запой. Жалко женщину. Помочь ей надо.

— Ты кричала? — Спросила баба Нюра у мамы.

— Это мы с Миней балуемся, простите.

— Ничего себе, я уж думала, тебя режут. Головой думай. — Разозлилась соседка.

— Простите, — мама низко наклонила голову.

Ругаясь, баба Нюра пошла вниз. Мама, закрыв дверь, так и стояла в коридоре не решаясь обернуться.

— Мам, — позвал я, — мне помощь твоя нужна.

— Не привиделось? — Резко повернулась она и уставилась на Васятку, затем перевела глаза на домового.

— Мам, они со мной с самого моего рождения.

— Я вместе с домом родился, — поправил меня Евграфыч.

— То есть они в квартире всегда? — Мы дружно кивнули, — почему я их не видела? Не положено? — опять синхронный кивок, — а ты с рождения с ними общаешься? — Мы втроём развели руки в стороны. Мама посмотрела на нас, кивнула своим мыслям и скрылась у себя в спальне. Я вопросительно посмотрел на домового. Он наклонился и заглянул в щель под дверью.

— Сидит, Белку гладит, в окно смотрит, — доложил домовой.

— Осмысливает, — сделал вывод Васятка, — есть будешь? — Спросил он у меня. Я кивнул.

— Хорошо про кошку ей не сказали, не выдержала бы. — Вздохнул Евграфыч. — Умная всё же ведьма была.

— Почему была? — Не понял я, — есть.

— Что от неё уже осталось, память. Померла, и силу некому было передать. Кошка рядом котилась, вот Белкой и стала. — Шептал домовой, подглядывая в щель под дверью. — Идёт. — Подскочил он.

Дверь открылась, вышла мама, уже успокоившаяся.

— Вкусно? — Поинтересовалась она у меня, кивая на тарелку с остатками каши.

— Как всегда, очень, — расплылся я в улыбке.

— В чём моя помощь нужна? — Мама смотрела мне в глаза. По-видимому, она ещё надеялась, что это всё шутка.

Я ей рассказал о покойной Миле. Что сделать это должен до новолунья. Три дня осталось. Немного подумав, мама заговорила.

— Я тебе во всём буду помогать, но ты меня никогда больше не будешь обманывать, — я хотел возразить, что и не обманывал никогда. Но мама подняла руку заставляя замолчать. — И ещё, ты мне сейчас всё расскажешь. И в первую очередь кто ты и где мой сын.

О, как. Мама решила, что её сына подменили. Ладно, начну рассказ с самого начала. С отца и ночей любви.

Слушала мама меня очень внимательно, почему-то закрыв рот обеими руками. Как я начал рассказ об отце, кто он и что это заклятие сработало, мама закрыла рот руками. Так и сидела, смотрела на меня. Закончил я рассказа Милой. Какая помощь мне нужна, что надо сказать Милиной маме. Как вести себя на кладбище.

— Это всё? — Мама опустила руки, посмотрела на меня. — Я тебе нужна только для этого?

— Мам, ты чего? Я тебя люблю! — Мои губы начали непроизвольно трястись, из глаз покатились слёзы, — мам я всё тот же Минька, твой маленький Минька. Мам я же не виноваааат. — Сдерживать рыдания я не стал.

Мама не подскочила и не обняла меня, как всегда. А сидела и внимательно смотрела на меня. Васятка с Евграфычем не показывались. Я уже начал всхлипывать, когда мама, словно очнувшись, поднялась, обняла меня. Начала целовать приговаривая:

— Прости, прости меня сын. Мне всё равно кто ты. Ты мой. Мой маленький Минечка. Я тебя очень люблю.

— И я, — всхлипывая и прижимаясь к маме, шептал я, — это не я придумал, это заклятие.

Обнявшись, мы посидели очень долго. Мама первой встала и бодрым голосом заговорила.

— Так, что там надо говорить Милиной маме? И когда она будет на могиле?

Валерия

То, что рассказал мой сын, не укладывалось в моей голове. Но знать про своего отца, он ничего не мог. Про ночи любви я вообще, никогда никому не рассказывала. Я и сама — то пытаюсь их забыть, как страшный сон. Когда Миня описал мне одну сцену… Мой сын! В шесть лет! О Боже! Мне хотелось заорать, и я закрыла рот руками. Так и просидела, пока Минька рассказывал.

Обнять и приласкать сына стало страшно. Что он? Кто он? Дух? Мертвяк? Как теперь жить? Ещё эти, как их назвать и не знаю. Животные не животные. Блин, они же мужчины, вроде. А я в комнате голышом могу ходить. Вот стыдоба. Как с этим теперь жить? Бросить Миньку с этими и уйти в общагу? Малыш рыдал, его глазки были полны слёз. Это мой малыш! Мой сынок! И пусть его выхаживал какой-то Васятка, зубки мандрагорой мазал, отвары от колик давал, но родила-то его я! И девять месяцев ходила тоже я! Это мой сын! И всякой нечисти я его не отдам! Что же я за мать, ребёнок попал в беду, а я бежать собралась. Помощь ему нужна. Он у меня особенный, таких больше нет! На кладбище идти, значить на кладбище. Тем более разговаривать мне с живой женщиной.

Уже, когда мы с Минькой шли к кладбищу, я спросила сына.

— Минь, а домовой он мужчина?

— Да, — утвердительно кивнул он, — у него и семья есть. Жена и трое деток. Только он их никогда не показывает. Не положено у них. Семьи в подвалах живут.

— А он не подглядывает за мной, ну в ванной, например?

— Зачем? — Искренне удивился сын, — мам домовые всегда с нами живут. Я имею в виду с людьми. Зачем ему подглядывать? Ты как маленькая.

Я смутилась. И в самом деле. Сучок мохнатый, зачем ему подглядывать, он и не человек вовсе. Вот Белка была бы котом, я же её не стеснялась бы. Фу, вот нагородила, надо выбросить из головы всякую чушь.

— Пришли, — взял меня за руку Минька, когда мы шли по главной аллее, — вон видишь, женщина у могилки плачет. Всё помнишь?

— Конечно. Она Анжела, дочь Мила, одеяльце в первую квартиру. Серьга у Ники. Минь может, ты со мной?

— Нет, у неё дочь погибла, а ты с ребёнком подойдёшь. Нет. Я вон там посижу. Я всё увижу. — Миня направился к могиле на другой аллее.

— Здравствуйте, — подошла я к плачущей женщине, она вздрогнула и посмотрела на меня. А до меня вдруг, дошло, как это всё я ей буду говорить? Возьмите одеяло, идите в первую квартиру? Женщина смотрела на меня. — Дочь? — Начала я. Ну, надо же было с чего-то начать.

— Да. Людмила. Осенью ещё, за хлебом отправила. Она так идти не хотела. Я ещё и наругалась. Обвинила её, что помогать не хочет. — Женщина не переставала плакать. — Она так дверью хлопнула. Я ей вслед ещё и отлупить пообещала. Нет мне прощения, я убила своего ребёнка. Я ей так мало говорила, что люблю. Всё чего-то требовала, то учиться хорошо, то в музыкалку. Кому оно теперь надо? Что от этих оценок? Моменты жизни ловить надо было, а мы? Как мы живём? Поздно уже. — И её опять сотрясли рыдания.