ГрошЕвые родственники

Елена Михайловна Шевченко, 2018

У бизнесмена средней руки и средних лет Викентия Гроше все было хорошо. И семья надежная, и сын за границей на пятерки учится, и загородный дом, и бизнес процветает. Все было хорошо, пока он от скуки жизни не начал восстанавливать свое родовое древо. Он нашел среди предков и генералов, и великих деятелей, и добропорядочных помещиков, а в нагрузку к этому множество далеких родственников с трудными судьбами и непростыми характерами. Желая им помочь, герой оказывается втянут в круговерть авантюрных и детективных приключений, из которых он найдет не менее парадоксальный выход.Содержит нецензурную брань.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги ГрошЕвые родственники предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 22. Я еду по нелюбимой Польше к брату

Маришка поджала губы и уставилась в окно поезда, который вез нас из Варшавы в Белосток. Я знал, что сейчас будет. Она начнет всхлипывать, потом задыхаться, потом у нее будет учащенное сердцебиение, похолодеют руки, я буду виноват во всем.

Она умела устроить ад на любом месте: в путешествии все гостиницы оказывались не теми; при посадке растений в саду их надо было срочно красить известкой и сразу поливать, даже если шел дождь; во время обеда, если я ронял крошку на стол; в праздник, когда гости не там разулись и плохо вытерли ноги перед входом; в магазине, если она купила что-то не совсем то, не рассмотрела, потому как я ее торопил, и это что-то приходилось менять на следующий день. И добро было бы тихо, я давно соглашался со всем, даже не вслушиваясь в поток всхлипов и причитаний, но она начинала визжать и рыдать.

Меня всегда примиряло с ней чувство своей вины. Она любит нас, она с ума сходит, если я не отзвонился, она с Борькой каждый день по два часа вечером говорит, выясняя мельчайшие подробности его жизни. Сколько он автобус после работы ждал, шел ли дождь, перестала ли тявкать соседская собака, она даже про это помнила. Чем он угощал девушку на свидании, почему они так и не сошлись. Она очень, до бесконечности, любит Борьку, мне так казалось. И еще я думал, что она ко мне привыкла, как наша собачонка, тоскует в разлуке, не ест, не пьет, ждет на пороге. Она делает все, выбиваясь из сил, чтобы нам было лучше. Мы не успеваем за воплощениями еще не высказанных и даже неосознанных желаний. Она бежит раньше наших слов, чтобы опередить, преподнести нашу, реализованную по ее разумению мечту. Она оживляется, она возбуждается, она полна сил и энергии, даже если накануне хандрила и не могла встать.

Все наши передряги и проблемы давали ей заряд, глоток воздуха, адреналин, бодрили и пробуждали к действиям. Ей становилось хорошо, когда нам было плохо, она упивалась своей властью, самопожертвованием, христианским подвигом помощи ближнему.

Ей отчаянно было нечего делать. У нее не было подруг, не было дела, кроме, как мыть и тереть, попрекая нас неряшливостью. Но держась за свою вечную швабру, как Ролан за меч, она с негодованием, обидой и приступом истерики отвергала мои предложения о профессиональной уборке в нашем доме. Она не могла нам позволить жить своей жизнью, это бы лишило ее смысла существования, изъяло сущность и само существование.

Но она была жизнеспособной, она пила нашу жизнь, она ее разделяла, она ею жила. Без этого, она бы давно захирела. Поэтому Борька никак не может найти себе не то что жену, даже веселую подружку на пару недель. Рядом с ним стоит любящая и самая заботливая на свете маменька, не продохнуть. Если кто-то из нас заболевал, она сразу наполнялась сил, энергии, здорового румянца, она исполняла все обязанности подорванной медсестры на поле боя, выбиваясь из сил и распрямляясь в полный рост. Мы были обязаны ей всем, она, как комар или пиявка, питалась нашими бедами и проблемами, ее все это вдохновляло и окрыляло.

Я молчал. Я не мог ей сообщить о своем открытии ее сущности. Она бы все равно ничего не поняла, не признала, это разбило бы ее сердце и лишило повода жить, есть, дышать, худеть, толстеть, причитать, волноваться, радоваться новым приобретениям и прочим удовольствиям ее жизни. Я молчал. Она была готова к очередному припадку, вот уже губы поджала. Сейчас прорвется, я снова буду виноват.

После медового месяца хотел было бежать, развестись, испариться, но оказалось, что она беременна. И как тут бежать? Когда я первый раз купал сына, держа его на руках в маленькой синей ванночке, понял, что это навеки. Я не могу бросить этого червячка, который давно уже стал огромной орясиной, но по-прежнему уверен, что у нас замечательная семья, лучше не бывает. Я никогда не спорил, я старался все исправить, но не мог передать этот секрет Борису, пусть он его не знает, пусть минует его это откровение. Пусть он сам построит что-то свое, вдруг выйдет счастливое и солнечное, радующее каждый день, но как-то у него не получалось, не складывалось.

Я надеялся, что в своем Мюнхене, куда он отправился учиться дальше, все образуется. Он учился, нашел работу, защитил степень магистра, поменял квартиру, собирается купить машину, пошел учить итальянский. Может, все верно. Может, и не нужно счастливой семьи, если человеку и так хорошо. Только откуда тогда взяться роду. Это только супруга квохчет, что пора ему жениться. Откуда она знает, когда пора?

— Хорошо, хорошо, мы их навестим, но только не будем задерживаться в этом кошмаре, — всхлипнула она.

И тут я совершил немыслимое, невозможное, зажмурил глаза и вынул из кармана маленький пузырек коньяка, всего-то на 0,33. Вытащил пробку, понюхал ее и хлебнул, вот так смело и принародно. Дорогая забыла о надвигающемся приступе, захлопала глазами, открыла рот. А я хлебнул еще раз, я знал, что она не будет орать в поезде, она потом вынесет мне мозг, но это будет потом. А пока я предвкушал знакомство с братом и другими родственниками, которые подтянутся из Кракова, Варшавы и Лодзи, и мы будем вести неспешную беседу, потягивать холодную водочку, а она будет тихо злиться и молчать.

У нее была дурацкая привычка выходить из машины на ходу, если я молчал в ответ на ее вопли и причитания. Но из поезда она не выйдет, и с вокзала не сбежит, она же ни одного слова сказать не может, ни на каком языке, даже на русском чушь порет.

Коньяк с прозрачной пантерой на каплевидной фляжке был неплохим, вполне достойным и даже вкусным, я держал его во рту, наслаждаясь ореховыми нотками. Жена встала и демонстративно пересела на другое место, с вызовом глядя на меня. Я должен был кинуться к ней, извиниться, умолять простить меня, но я не шевельнулся, мне стало хорошо. Там, на вокзале, вряд ли она будет орать, и сейчас еще сорок минут абсолютного покоя под стук колес. Мне было очень хорошо, я не желал ей зла, я просто хотел покоя и одиночества, хотя бы пару часов одиночества.

В этот раз она поступила совершенно неожиданно. Вернулась на место, выхватила мой флакончик, смело отхлебнула, покраснела, покрылась испариной и с вызовом посмотрела на меня. Ну что же это было лучше, чем рывок стоп-крана. А там, на людях, тем более при иностранцах, она будет вести себя тихо-тихо, иногда одергивая меня, да и то под столом, чтобы я не хлебнул лишнего, есть у меня эта проблема.

Это единственное мое спасение от крепких объятий семьи. Я ухожу в запой, сбегая в дешевый номер какой-нибудь гостиницы, отключаю телефон, пью и пою Розенбаума. Потом, конечно, крик, ор, упреки, попреки, я виноват, обещания и клятвы, что этого никогда не повторится. И первые годы я даже верил в эти слова, возможно, она верит и по сию пору. И, правда, я на полгода завязывал, хотя душа требовала хлопнуть рюмку, чтобы погрузиться в сон, дня на три, забыть про работу и супружеский совместный шопинг с этим долбаным мороженым в ресторанном дворике среди возбужденных теток и орущих детей.

Сын, когда подрос, смотрел укоризненно, мол, мать обижается, а мать святое, и я давал ему слово, что завяжу. Так и было. На полгода. Сын не пьет, боится, и это верно. Я ему даже впаял, что у нашего рода ген алкоголизма, и лучше опасаться спиртных напитков. Он и опасается. Всего — девушек, алкоголя, чужих людей, четверок по учебе, быть смешным и нелепым, он заносчив и осторожен. Но трудолюбив и упорен.

Я рассказал ему про родословную, по скайпу, бумажки показывал, торопился. А он ответил, что ему пора идти в гости, где они будут играть в «Мафию». Я в его годы играл в преферанс и пил пиво, на водку денег не было. Я не обиделся, я был обескуражен, неужели ему не интересно, кто мы и откуда и почему такие дураки неприкаянные, живущие чужую жизнь. Я думал, мы вместе с ним найдем ответы на все вопросы, которые задали эти девять поколений. Мы это чудесным образом получили, потому что пришла пора все узнать, и еще что-то можно изменить, и наладить для будущего. Но он бежал играть в «Мафию». А чем «Мафия» лучше коньяка?

Но он вернется, рано или поздно вернется, и я отдам ему все эти списки и таблицы, и он будет счастлив, как я сейчас. Я блаженно улыбался, Маришка смотрела на меня озабоченно, но молчала. Я спрятал пустой пузырек в сумку и уставился в окно, до Белостока оставалось четверть часа. В полупьяном мозгу почему-то всплыла улыбка Летиции. Чему она тихо радуется в своей ободранной хрущевке? Она мне не объяснила, но ее улыбка делала счастливым Сашку, которому я обещал почистить саблю. Ему пока еще интересно все, что уже интересно мне.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги ГрошЕвые родственники предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я