Любовь и птеродактили

Елена Логунова, 2022

Люся Суворова и ее друг Петрик удачно совмещают приятное с полезным: они приезжают в приморский поселок, чтобы провести очередное заседание женского клуба «Дорис», где оба трудятся под руководством Люсиной институтской подруги Доры. Необременительная работа вовсе не мешает отдыху, и все идет неплохо, пока друзья, отправившись на морскую прогулку, не замечают пустующий катер. Оказывается, что его пассажиры пытались погрузиться с аквалангом, но, не умея с ним обращаться, погибли. А позже выяснилось, что это старый знакомый Люси с Петриком – бизнесмен Афанасьев, и они уже не смогли остаться в стороне. Ведь есть серьезные подозрения, что утонуть бизнесмену и его любовнице помогли! Смешные детективы Елены Логуновой – это увлекательные интриги, веселые приключения и блестящий авторский юмор. Ее героини легко и изящно распутывают хитроумные преступления, всегда оставаясь самыми обаятельными и привлекательными!

Пятница-развратница

— Я готова была идти за ним на край земли, и вот я здесь, а он где? — прохныкала девица и хлюпнула то ли носом, то ли коктейлем.

Я на нее не смотрела, но за слова уцепилась:

— Хочешь сказать, что тут край земли?

— Ну, дальше-то море, — резонно ответила девица.

Как там ее? Вера, Ира? Я не запомнила имя нашей случайной собутыльницы.

— Нет в жизни счастья! — мрачно резюмировала Доронина и выпила свой мохито залпом и с таким лицом, будто это был кубок с ядом.

— Тс-с-с! — одернула я ее и торопливо огляделась — не слышал ли кто. — Хочешь испортить налаженный бизнес?

Дора Доронина — основатель и председатель клуба «Дорис», название которого расшифровывается как «ДОставка Радости И Счастья». Ей кричать, что таковых не существует, — все равно что рубить сук, на котором мы сидим.

Мы — это я, пиарщик клуба и правая рука Доры, Петрик — дизайнер и имиджмейкер, Эмма (он же Витя) — мальчик на побегушках и актер второго плана, а также наш новый водитель Артем.

— Ох, сказала бы я тебе, чего хочу… — Доронина требовательно пощелкала пальцами, и бармен Никита сноровисто смешал ей еще один коктейль.

Четвертый, кажется. Или пятый? Я не следила за Дорой — было зрелище поинтереснее.

— Да знаю, знаю. — Я успокаивающе похлопала подругу-начальницу по плечу. — Не переживай так, будет еще праздник и на твоей улице. А завидовать нехорошо. Давай лучше порадуемся за нашего дарлинга.

Собственно, дарлингом я и любовалась, пока Доронина размеренно накидывалась коктейлями, а незнакомая девица опрокидывала рюмашки в ритме собственной грустной песни о несчастной любви.

Дарлинг наш, ослепительно прекрасный в серебряных плавках и небесно-голубой шелковой бандане на золотых кудрях, возлежал в шезлонге, вокруг которого без устали кружил красавец-брюнет. Он натирал нашего дарлинга солнцезащитным кремом, поил водичкой, кормил клубничкой, обмахивал веером, разминал ему плечи — разве что пятки не чесал. Хотя, может, просто я в этот момент отвернулась.

Смотреть на эту сладкую парочку неотрывно и не впасть в грех лютой зависти было совершенно невозможно. И это мне, у которой есть Караваев, тоже всегда готовый и накормить, и напоить, и почесать, и размять, вообще распустить руки и не только их. А каково такое видеть Дорониной — одинокой женщине в самом расцвете сил?

— Уволю я этого дарлинга, — злобно проворчала Дора. — Все равно для бизнеса он такой бесполезен и даже вреден.

А вот тут она была совершенно права. Пиарщик во мне подобрался и напрягся.

На аудиторию клубных дам Петрик у нас спозиционирован как персональный дарлинг Феодоры Михалны — прекрасный принц-консорт нормальной ориентации.

Где я ей срочно и не дорого нового дарлинга найду — красивого, умного, с тонким вкусом и превосходным гардеробом на все случаи жизни? Не-ет, надо Петрика возвращать в лоно традиционной семьи.

— Сейчас все исправим, — пообещала я и осторожно слезла с высокого барного табурета.

Пол, выложенный теплой терракотовой плиткой, почему-то покачивался, будто палуба корабля. Хм, а я-то сколько коктейликов употребила? Два, три или?..

— Так, мальчики-зайчики! — Приблизившись к Петрику с его верным паладином по изящной волнообразной кривой, я решительно оттеснила брюнета от шезлонга. — Вы увлеклись и рискуете поломать нам рабочий сценарий. Ее Величество Феодора Единственная изволят гневаться и грозят страшной карой.

— Лишением премии? — нервно трепыхнулся чувствительный к любым лишениям Петрик.

— Хуже: увольнением! — припугнула я.

— Все, Артурчик, все! Потехе час, а делу время. — Дарлинг завозился, встал с шезлонга, покачнулся, игривым шлепком отбросил протянутую брюнетом руку помощи и цепко обнял меня за талию. — Пойдем, моя бусинка крепостная, успокоим нашу ревнивую барыню.

— Ты что тут пил? — попрекнула я друга, оценив, сколь он неустойчив: не морально — это как раз не новость, — а физически. — Я думала, Артур тебе водичку носит, а это никак водочка была?! На пляже, на жаре? Фу, как вульгарно, не ожидала такого от вас!

— Помилуйте, Генералюссимус, какая водочка? Слабоалкогольный витаминный коктейлик на швепсе! — обиделся брюнет.

— Ав… Ав… — подтявкнул Петрик.

— Напился, как собака! — досадливо констатировала я.

— Ав-авторский коктейлик-ик! — договорил дружище и накренился, но, к счастью, в нужную сторону — к пляжному бару, откуда на нас, презрительно щурясь и гневно раздувая ноздри, взирала Доронина.

Высокая и крепкая барная стойка удержала нас с дарлингом от окончательного падения в бездну порока. Ой, оговорилась — порога. Он вдруг высоковат оказался.

— Никита, организуй пропойцам похмелин, — вздохнув, попросила Доронина.

— Я сам, я сам! — подоспевший Артур бесцеремонно оттеснил бармена и зазвенел стеклом, готовя целебное снадобье.

Артур Покровский — известный в нашем городе шеф-повар и ресторатор, владелец ряда весьма успешных и респектабельных кормушек и поилок. Недавно, воодушевленный приятными переменами в личной жизни, он решился шире расправить крылья — то есть раскинуть сеть своих заведений — и открыл пару точек в курортных местах у моря. А теперь, можно сказать, приехал с инспекторской проверкой, прихватив и главный катализатор своих счастливых перемен — Петрика.

Тот потащил с собой лучшую подругу — это я, позвольте представиться: Люся Суворова по прозвищу Генералюссимус. За мной, конечно, увязался мой ревнивый и подозрительный сердечный друг Караваев.

А будучи без пяти минут супружеской парой, мы с ним, разумеется, не могли оставить в жарком душном городе ребенка и вывезли на море моего младшего (двадцать три годика) братца Эмму.

Доронина же, вредина и эксплуататорша, никак не хотела давать нам с Петриком отпуск, поэтому мы с дарлингом хитро придумали провести очередное заседание клуба «Дорис» на выезде и отправились как бы в командировку. В компании самой Доры, конечно (какое же мероприятие без нее!), которую привез водитель Артем.

В итоге по принципу «дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку и т. д.» в уютном частном отеле у моря собралась вся честная компания, чему был особенно не рад Караваев. Мой милый настроился на романтический тет-а-тет, а оказался в гуще цыганского табора.

— Что, и мне? — Получив стакан, я хотела обидеться, что меня тоже записали в пропойцы, но Дора скомандовала:

— Все пьют до дна! — И подала пример, с гусарским шиком опрокинув в себя приготовленное Артуром пойло.

Уффф…

— Ав… — вякнул было Петрик и задохнулся.

— Авторское что-то, — сиплым шепотом согласилась я, энергично обмахнувшись ладошкой. — Из чего это сделано? Ацетон, нашатырь, соляная кислота, свежая бобровая струя? Не все ингредиенты мне знакомы, но бодрит ого-го как!

— Ав-фигеть как! — договорил Петрик, задорно стукнув по стойке стаканом.

От Артурчикова похмелина голова мигом прояснилась, в черепной коробке сделалось пусто, просторно и очень свежо, даже зрение приобрело небывалую резкость. Я вдруг разглядела множество мелких несущественных деталей: кружевную паутинку под тростниковой крышей, божью коровку на оплетающем беседку вьюнке, новую подвеску на серебряном браслете Дорониной, татушку на щиколотке незнакомой девицы-плаксы…

— Ой, дарлинг, что я вижу? У тебя биколорный шарм стрекозы Pandora, он же такой редкий, это оригинал? Откуда? — Петрик тоже прозрел и жадно вперился в запястье Дорониной.

— Ну, с возвращением, — одобрила та его интерес. — Узнаю моего дарлинга — неизменно внимательного к деталям ценителя прекрасного… Так, Петрик и Люся! Через полчаса жду вас у себя с докладом о ходе подготовки к нашему мероприятию.

Она вернула Артуру пустой стакан:

— Отличный рецепт, надумаешь запустить в производство — я в доле. — И решительно направилась к бассейну, куда и бухнулась плашмя прямо с бортика, подняв тучу брызг.

— Какой доклад через полчаса, нам еще в душ, потом лосьоном намазаться, на лицо после солнца тонизирующую масочку и с волосами что-то сделать, — несогласно забормотал Петрик, возмущенным взглядом вербуя меня в союзники, но было уже поздно: Доронина бултыхалась в бассейне, игнорируя нас с дарлингом, как величественный кит — несерьезную рыбью мелочь.

— Идем готовиться к докладу, — вздохнула я и потянула друга к белеющему за цветущими деревьями зданию гостиницы.

— Ах, какая прелесть! — в сотый раз восхитился Петрик, мимоходом сорвав пушистый розовый цветок альбиции, она же константинопольская акация или шелковое дерево, и ловко приткнув его под бандану на левом виске. — Ну, чудо же, правда? — Второй пышный розовый помпон он пристроил на правый висок.

— Правда, — согласилась я, хихикнув. — Так ты похож на миленького гламурного Чебурашку.

— Преследуемого зубастым крокодилом! — Петрик понизил голос, сделал большие глаза и стрельнул взглядом за плечо, явно намекая на Покровского, который поплелся за нами. — Ускоримся!

Хихикая, мы ускорились и, просквозив через садик, с разбегу вломились в прохладный сумрачный холл наших апартаментов.

Надо сказать, что устроились мы в приморском поселке по-царски — в двухэтажном апарте, который так и называется: «Люкс короля». Есть еще «Люкс королевы», почти двойник нашего, с его обитателями у нас общая терраса — такая просторная, что при необходимости может заменить собой вертолетную площадку. Поскольку «Люкс королевы» пока пустует, вся терраса находится в нашем единоличном пользовании.

Вообще-то мы с Петриком предполагали скромно обосноваться в стандартном двухместном номере, потому как Доронина — она весьма прижимиста — не оплатила бы нам более роскошное командировочное жилье. Но Караваев, понимая, что при таком раскладе на бурную личную жизнь нам с ним рассчитывать не приходится, объединился с Покровским, и эти коварные богатенькие типы вместе сняли королевский люкс, в котором запросто могли бы разместиться две такие компании, как наша.

Роскошно меблированные комнаты на первом этаже достались мне и Петрику, персональные спальни на втором заняли Караваев и Покровский, и даже для братца Эммы нашлась прелестная светелка под самой крышей. Водитель Артем, у которого в курортном местечке имелись престарелые родственники, поселился в частном доме у бабушки с дедушкой, а экономная Доронина сняла для себя одноместный «стандарт» в нашей же гостинице, только в другом корпусе — попроще, без архитектурных изысков. Нам, живущим по-королевски, она откровенно завидует, поэтому не упускает случая вынудить подчиненных покинуть роскошные апартаменты и назначает совещания в своей тесной каморке.

Впрочем, у Дориного жилища есть своя изюминка. Поскольку это самый маленький и дешевый номер в отеле, его единственное окно выходит не на море или горы, как у нас, и даже не во внутренний дворик-патио, а в холл. Думаю, это помещение задумывалось как служебное — для ночного сторожа, к примеру. Ажиотажный спрос на средства размещения сподобил владельца переделать сторожку в номер-далеко-не-люкс, но вместе со скромным метражом и аскетичным интерьер-дизайном постояльцы получают весьма необычный вид: в холле установлен огромный аквариум с мелкими серебристыми рыбками. Он аккуратно встроен в ту стену, на которую через неширокий проход смотрит окошко каморки, так что ее обитатель при наличии некоторой фантазии может вообразить, будто прямо за его иллюминатором — морские глубины.

Водобоязнью и клаустрофобией наша начальница не страдает, поэтому снующие за окошком кильки ее не нервируют. Даже наоборот, позитивно настраивают на рабочий лад, ведь символ клуба «Дорис» — маленькая голубая рыбка.

— Приплыли наконец, — проворчала Доронина, когда мы с Петриком после душа и сокращенных до минимума уходовых процедур явились к ней на условный ковер. — Размякли, разнежились тут, еле плавниками шевелите!

Длительное созерцание рыбного мельтешения за оконным стеклом определенно сказалось на системе образов и лексиконе нашей начальницы.

— А вы, между прочим, тут в командировке! И вам, между прочим, надо в работу погружаться, а не в мужском внимании купаться! У вас, мои рыбоньки, между прочим, мероприятие скоро, и очень важное, не чешуевое!

Рыбонька Петрик вскинул плавничок, то есть ручку, как отличник, который просится к доске:

— Дозвольте булькнуть?

— Булькай. — Дора, встретившая нас в позе древнегреческой амфоры — руки в боки, — бухнулась задом на страдальчески заскрипевшую кровать.

— Мы уже определились с запасным местом проведения заседания на случай обещанного синоптиками дождя! — доложил Петрик.

— Надеюсь, не в баре? Вы так сопьетесь, мои рыбоньки.

— Конечно, не в баре, это было бы пошло. — Петрик скривился. — Мы кое-что поинтереснее придумали. Устроимся в холле! — Он кивнул на окно с рыбешками и поспешил объяснить наш гениальный замысел: — Отгородим ту часть, где стеклянная стена-аквариум, зеленой изгородью…

— В смысле, крашеным забором? — нахмурилась Доронина.

— Дарлинг! Я сказал — изгородью! Живой, зеленой, из настоящих деревьев в кадках!

— Ты знаешь, сколько они стоят?

— Нисколько, мы их из нашего люкса принесем, — вмешалась я.

— Поставим по углам прелестные декоративные фонтанчики, — продолжил Петрик, — они очаровательно журчат, в сочетании с аквариумом будет совершенно чудесно…

— И где мы их возьмем, эти фонтанчики?

— Тоже в нашем люксе.

— Да? И что еще мы там возьмем? — Голос завистливой начальницы уже сочился ядом.

— Раковины, — твердо сказала я.

— И унитазы? — не унималась Доронина. — Они у вас там тоже совершенно прелестные?

— Сантехника — высший класс, — не дрогнула я, — но мы тебе про другие раковины говорим. У нас гостиная декорирована в морской тематике, там целая коллекция роскошных раковин, в смысле, ракушек. Мы их возьмем на время, чтобы украсить холл.

— И руль, — добавил Петрик. — Его тоже прихватим. На время. Хотя я и навсегда бы его забрал… Он классный!

Доронина молча посмотрела на меня. В ее глазах прискорбие, вызванное завистью, затейливо мешалось с интересом, обусловленным жадностью. Дора, естественно, уже поняла, что ограбление нашего люкса позволит ей здорово сэкономить на декорировании места действия.

— Это не просто руль, а настоящий корабельный штурвал, — объяснила я. — Такой, знаешь, круглый, деревянный, со множеством торчащих во все стороны ручек…

— Похожих на маленькие скалки или деревянные толкушки для пюре, — добавил Петрик.

Я подумала, что на его лексикон и систему образов заметно повлияла близкая дружба с поваром и ресторатором.

— Штурвал что, тоже из люкса? — не поверила Доронина.

— С террасы, — ответила я. — У нас там есть детский уголок с площадкой-корабликом.

Мы замолчали и выжидательно уставились на начальницу.

— Ну, предположим, — нарочито неохотно согласилась она. — План Б — гостиничный холл с аквариумом, деревьями, фонтанами и ракушками…

— И рулем, — настойчиво добавил Петрик. — Руль будет вишенкой на торте, это я тебе как дизайнер говорю. Представь, как ты будешь смотреться за ним? Как Колумб!

— Ладно, буду с вишенкой. Но план А — по-прежнему шашлык на диком пляже, я уже договорилась с местными, нам покажут самые живописные бухточки! На послезавтра ничего не планируйте, в девять ноль-ноль встречаемся в холле у аквариума и едем смотреть локации. — Доронина успокоенно закрыла глаза и привалилась боком к подушке. — Пока все, к вечеру жду от Люси текст своей речи, а от тебя, дарлинг, эскизы холла для плана Б… Свободны…

Мы с Петриком бесшумно стукнулись в кулачки и поторопились вышмыгнуть из опочивальни нашей строгой барыни.

Мою радость от того, что совещание закончилось на редкость быстро, омрачала лишь необходимость срочно — уже к вечеру! — написать Доре речь, но я понадеялась, что начальница пока что обойдется тезисами, уж их-то я набросаю мигом, мне достаточно тему знать… Ой!

— А на какую тему речь-то? — спохватилась я, сунувшись в окошко Дориной опочивальни.

К счастью, мы с Петриком недалеко убежали.

— На тему секса, конечно же, — ответила Доронина, как будто даже удивившись моему вопросу, и беспокойно заворочалась, скрипя пружинами своего ложа.

— Барыня про секс говорить желают, — поделилась я с Петриком.

— Да не говорить, — усмехнулся мудрый дарлинг. — В том-то и дело… Даже не знаю, может, подыскать нашему Федору Михайловичу кого-то подходящего? Нынче пятница-развратница, а на пляже есть одинокие мужчины, судя по их наружности и экипировке — не особо взыскательные…

— Кого попало брать не будем, — возразила я. — Федор Михалыч у нас еще ого-го!

Дорониной, которую мы называем Федором Михайловичем, как Достоевского, всего-то двадцать семь лет, но в клубе «Дорис» она уже второй год изображает моложавую бабушку и, пожалуй, излишне вжилась в роль. Так что Петрик где-то прав, рядом с ней органично будет смотреться какой-нибудь отставной настоящий полковник. Хотя Дора предпочла бы кого-то помоложе и погорячее…

— Артема надо спросить! — придумал Петрик. — У него тут корни, должен всех знать. Может, из местных мачо кто-то мается в гордом и отвратительном одиночестве… Ты позвони ему, озадачь.

— Позвоню, — согласилась я, потому что идея была недурна. Организовав Дорониной курортный роман, мы бы выкроили больше времени на собственную личную жизнь.

Мы вернулись в свой королевский номер и, условившись встретиться в нашей морской гостиной через два часа, разошлись по своим комнатам, чтобы поработать, как велели нам Доронина и чувство долга.

«Думаете ли вы о сексе? И если да, то КАК вы о нем думаете?» — написала я и, отпустив компьютерную мышку, почесала в затылке.

Зачин речи выглядел неплохо, но подозрительно напоминал незабываемые тягостные раздумья Пятачка о том, любит ли Слонопотам поросят, и если да, то КАК он их любит.

Ладно, буду считать, что это не наглый плагиат, а уместное ситуативное сходство. Главное, чтобы Дора с этим согласилась и не снизила мой гонорар за то, что я тырю тексты из книжки про Винни-Пуха.

Хотя чем плох Винни-Пух? Бессмертная классика!

«Посещает ли вас тревожная мысль: „С сексом надо что-то делать…“?» — написала я.

Дальше пошло легче и веселей:

«Прошу не путать вопросы: „Как заниматься сексом?“ и „Что с ним, этим сексом, делать?“.

Первому половозрелых особей учить не надо, хотя я лично с неподдельным интересом читаю занимательные статьи о тантрическом сексе, воспринимая их как волшебные сказки для взрослых. Нет, я верю, верю в восьмичасовые секс-марафоны Стинга и его жены ничуть не меньше, чем в светлое будущее!

Только не понимаю, каким чудесным образом могут найти время для затяжного сеанса тантрического секса те, кто каждый будний день проводит девять часов на работе, три часа в дороге, не менее получаса в магазине и как минимум столько же у кухонной плиты? А еще нужно помыть посуду, одежки всем членам семьи на завтра приготовить, загрузить и разгрузить стиралку, позвонить родителям, почитать книжку, подпилить ногти себе и надавать по лапам коту, раздирающему когтями диван, сделать маску для лица и уроки с ребенком…»

— Ты это о ком и для кого сейчас пишешь? — влез с критическим замечанием мой внутренний голос. — Напоминаю: среди клубных дам нет трудящихся в поте лица, они сплошь богатые бездельницы, страдающие от скуки.

Я снова почесала в затылке, подумала немного и переписала абзац:

«Я только не понимаю, каким чудесным образом могут найти время для затяжного сеанса тантрического секса те, кто каждый будний день проводит четыре часа на фитнесе, три у косметолога, два у парикмахера и с трудом выкраивает час на посиделки с подружками за смузи с безглютеновым десертом?»

Внутренний критик покривился, но промолчал, и я пошла дальше:

«У среднестатистической работающей женщины миллион дел, а не алых роз!»

Критик кашлянул. Я вздохнула и поправила фразу:

«У каждой нормальной женщины миллион дел, а не алых роз! Розы оптом многие из нас получают только посмертно. Но не будем о грустном. Утешим себя тем, что мужчинам тоже нелегко живется, однако они крайне редко отказываются от вечернего сеанса любовных игр по причине головной боли.

Вот интересно почему? Может, у мужчин головы как-то иначе устроены?

Впрочем, это риторический вопрос. Нас интересует другой — вполне конкретный и жизненный: как на закате долгого многотрудного дня прийти к вечернему сексу в подходящем расположении духа и тела и получить в итоге хороший результат?»

— Не вполне понимаю, почему речь исключительно о вечернем сексе, — снова подал голос мой внутренний критик.

— Просто потому, что заседание клуба, на котором Дора будет произносить эту речь, пройдет в конце дня, — объяснила я.

— Ладно, тогда продолжай.

Но я уже иссякла — вдохновение улетучилось. Я прислушалась, надеясь, что капризная муза мне еще что-нибудь нашепчет, но уловила только приглушенный шум в коридоре. Пока я строчила текст Дориной речи, под дверью вздыхал, шуршал и скребся Караваев.

— Лю-уся, Люсь-люсь-люсь! — призывно посвистывал он. — Ты почему от меня заперлась? Ты что там делаешь?

— Заперлась, чтобы ты не мешал. Я работаю.

— Сейчас? Летом, у моря, в знойный полдень, так располагающий к сиесте с холодной сангрией и спелыми персиками?

За дверью что-то с намеком звякнуло и булькнуло.

— Ты демон-искуситель, — буркнула я, не отрывая пальцы от клавиатуры. — Изыди! Я сочиняю Доре речь про секс.

— Из головы? А если с натуры? Будет живее, красочнее, убедительнее! — страстно зашептал демон.

— За красочность у нас Петрик отвечает, к нему постучись, — сердясь, съязвила я.

Сангрии с персиками захотелось ужасно.

— К Петрику уже Покровский постучался, они там вместе работают. Не хочу даже думать, над чем и как.

— Предполагалось, что над эскизами. — Я вздохнула, закрыла макбук и пошла открывать дверь Караваеву, сангрии и персикам.

Где-то через час мне позвонила Доронина. К этому моменту персики мы с Караваевым съели, сангрию выпили, другими приятными занятиями тоже не пренебрегли, так что Дора, можно сказать, удачно попала, ничему не помешав.

— Люся!

— Да-а-а? — томно откликнулась я.

— А где мои рыбы?

Я нахмурилась, не уловив суть вопроса, и попыталась уточнить:

— Твои рыбоньки? То есть мы с Петриком? А мы…

— Вы в бездне разврата, это понятно, — перебила меня Доронина. — Я спрашиваю, где мои рыбы? Те, из аквариума, которые часть нашего плана Б?

— В смысле? — Я села в постели. — Я же видела их, когда мы приходили к тебе с докладом…

— Так приди и посмотри еще раз! — Дора бросила трубку.

— М-м-м-м? — вопросительно промычал задремавший Караваев, когда я перелезла через него, как через бруствер окопа, и стала торопливо одеваться, точно солдат по тревоге.

— Аврал! — ответила я коротко и вылетела из комнаты.

Петрик, свежий, как майская роза, поливал в гостиной горшечные растения. Я выхватила у него лейку, поставила ее на подоконник и потянула друга за собой.

— Куда? Я в домашних тапочках! — испугался эстет.

— А будешь в белых, если не поторопишься! — Я упорно тащила его на выход.

— Меня кто-то убьет? — заинтересовался он.

Все-таки наш дарлинг немножечко мазохист.

— Нас обоих убьют! Дора!

— За что? Что мы сделали?

— Без понятия!

— А бежим куда?

— К большому аквариуму!

— Топиться?

Это предположение было столь неожиданным, что я притормозила:

— С чего бы?

— Ну, чтобы Доре не пришлось нас убивать? Мы, типа, сами…

— Это история с утопленницей Афанасьевой на тебя такое неизгладимое впечатление произвела? ^[1] Бедный Петрик, — посочувствовала я. — Забудь ты уже то дело, у нас, похоже, новое завелось.

— Какое же?

За разговором мы и не заметили, как добежали до обиталища Доры. В холле я развернула друга в нужном направлении и ответила на его вопрос:

— Дело об исчезновении рыбок из аквариума!

— Не из аквариума, а вместе с ним, — заспорил Петрик, оценив открывшийся ему вид. — Хм, а я и не знал, что аквариум загораживал собой еще один дверной проем. Это было совершенно незаметно.

— Потому что он очень точно вписывался в размеры проема. — Я подошла к стене, в которой теперь зияло аккуратное сквозное отверстие — прямоугольник примерно полтора на два метра. В самом проеме осталась стоять только выкрашенная в цвет стены тумба, прежде выполнявшая роль подставки. — Совсем как в детской развивающей игрушке — знаешь, такой кубик с дырками разной формы, куда надо засовывать конфигуративно подходящие детали…

— Как сексуально, — пробормотал Петрик и заглянул в проем, а потом и перелез через тумбу. — Тут какое-то подсобное помещение. Гараж, что ли? Пахнет машинным маслом, бензином, резиной, и что-то мне подсказывает, это не экстравагантный парфюм Comme des Garcons Olfactory Library шестой серии Synthetic Garage…

— А? — слабо отреагировала я на эту абракадабру.

— Иди сюда, моя бусинка! Тут есть следы преступления!

— Это следы какого-то транспорта, — возразила я, вслед за другом проникнув предположительно в гараж.

От стены, в которую еще недавно был аккуратно встроен большой аквариум, к распахнутым настежь металлическим воротам тянулись две прерывистые параллельные линии. Темные — влажные, но быстро исчезающие.

— Смотри скорее, пока они не высохли! — Петрик поддернул льняные брючки и присел на корточки. — По-моему, это следы колес.

— Или гусениц.

— Тут был танк?!

— По-твоему, гусеницы бывают только у танков? Еще у разной строительной техники. Но да, ты, кажется, прав, это следы колес. Небольших и широких…

— Милый! — Пока я всматривалась в следы не то колес, не то гусениц, Петрик прилепил к уху мобильный и заворковал в него. — Спроси, пожалуйста, своего знакомого, хозяина нашего прелестного отеля, куда подевался чудесный аквариум с рыбками, стоявший в холле.

Слово «милый» и упоминание дружбы с отельером позволили мне понять, что Петрик позвонил Покровскому, однако голоса последнего я не слышала и вынуждена была догадываться о смысле разговора по репликам друга.

— Что? Нет, я не хочу рыбы. Ни жареной, ни какой-то еще. Я не голоден. И… Да зачем в океанариум? Меня интересуют исключительно те рыбы, которые плавали в холле, у нас были на них большие планы… Да какая рыбалка?! Короче, поговори с отельером, а потом перезвони мне. — Дружище оборвал связь, сунул мобильный в карман и картинно закатил глаза. — Мужчины! Как же с ними трудно разговаривать!

— За мной! — Я направилась к воротам. — Поищем тот транспорт.

— Зачем? Ты думаешь, это он увез аквариум? — Петрик догнал меня и зашагал рядом. — А почему ты так решила?

— Колеса у него были мокрые. А аквариум — с водой. Угадывается какая-то связь, не находишь?

Мы вышли во двор, где никогда ранее не бывали.

— Что это за место? — Петрик огляделся и не выразил восторга.

С трех сторон серую бетонную площадку огораживали глухие стены, с четвертой — рослые кусты полыни. В одном месте травяные заросли были проломлены, в проем открывался вид на мусорные баки.

— Хоздвор, наверное, — предположила я и направилась к бакам.

— Фу, куда ты, идем отсюда! — Нежный Петрик зажал нос.

От баков — и впрямь неприятно ароматных — через подворотню за территорию гостиничного комплекса тянулась асфальтированная дорога.

— Тот транспорт на мокрых колесах уехал туда. — Я указала на подворотню.

— Здесь нет никаких влажных следов, а в гараже они были! — заспорил Петрик.

— В гараже тень, а тут солнце шпарит, следы быстро высохли. — Я огляделась в поисках возможных свидетелей.

Спящего под стеной кота я забраковала сразу, толстую тетку в халате, который с большой натяжкой можно было назвать белым, — после недолгого раздумья. Тетка с кем-то ругалась по мобильному, да так самозабвенно, что ничего вокруг не видела. Бродячая собака торопливо грызла угол ее пластиковой сумки-пакета, а тетка даже не замечала разбоя.

Я прошла в подворотню, выглянула из нее на глухую пыльную улочку. Увидела деда в ситцевых трусах и резиновых тапках — он сидел под чахлым деревцем на перевернутом ящике, разгадывал кроссворд в журнале и чадил цигаркой.

— Бог в помощь! — вынырнув из-за моей спины, сказал ему Петрик. — Извините, не подскажете, мимо вас тут машинка недавно не проезжала? Отсюда? — Дружище махнул на подворотню.

— Автопогрузчик?

Мы с Петриком переглянулись и закивали:

— Да, да!

Автопогрузчик вполне логично сочетался с аквариумом. Самая подходящая техника, чтобы аккуратно взять огромный стеклянный сосуд и куда-то переместить его.

— Вы его видели? Погрузчик? Он вез большой аквариум? — Петрик поступил неправильно, начав подсказывать свидетелю ответы.

— Какой аквариум? Коробку.

— Какую коробку?

— Здоровенную, картонную. — Дед без помощи рук, занятых журналом и карандашом, перебросил цигарку из одного угла рта в другой. — На ней было написано… Тьфу ты, а что там было написано? — Он скосил глаза, припоминая, и пугающе забормотал белиберду: — Снуррбрум… Сморгритт… Гумсбрандт?

— Это что, заклинание какое-то? — опасливо спросил Петрик.

— Нет, какое-то корявое слово из лексикона пьяных викингов, — услышав его, со смешком ответил эрудированный дед.

— А, название товара из ИКЕА? — догадалась я.

Петрик достал смартфон, погуглил и через минуту доложил:

— «Грумсмарк» — матрас с пружинным блоком, метр восемьдесят на два, ширина сорок сэмэ, продается в коробке.

— Картонку от матраса могли нахлобучить сверху на аквариум, габариты у него почти те же, — догадалась я. — Толково! Одно дело — аквариум с рыбками по улицам везти, и совсем другое — никому не интересную скучную коробку.

— В какую сторону уехал автопогрузчик? — спросила я деда.

— Не обратил внимания.

— Видно, и в самом деле он был скучный и неинтересный, — вздохнул Петрик.

Я приставила ладошку козырьком ко лбу, посмотрела сначала в один конец пыльной пустой дороги, потом в другой и подумала вслух:

— Интересно, какую скорость развивает автопогрузчик?

— Погуглить? — услужливо предложил Петрик.

— Не надо. Мы же не знаем направление его движения.

— Тогда определимся со своим! Направлением, я имею в виду. — Дружище все-таки достал смартфон и открыл гугл-карты. — Сейчас мы здесь. А хотелось бы оказаться во-он там…

— На берегу моря?

— Угу. Айда на пляж?

— Но мы же еще не нашли пропавших рыбок, — засомневалась я.

— Так мы и не Холмс с Ватсоном, чтобы моментально преступления раскрывать! Для начала уже кое-что узнали, остальное постепенно проясним потом. — Мягко воркуя, Петрик увлек меня в выбранном направлении.

Я не сопротивлялась. В конце концов, давно известно, что солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья, а друзьям, тем более лучшим, необходимо уделять повышенное внимание.

Однако до моря мы с моим лучшим другом не дошли. На пыльной улочке, образованной рядами двухэтажных гаражей, переделанных под коттеджики, Петрик внезапно взвизгнул и завертелся на месте, бешено размахивая руками.

Я подумала, что на него напала оса, привлеченная сладким ароматом фруктово-ягодного парфюма, и поспешила зафиксировать визжащего дарлинга:

— Стой, не двигайся! Она сама улетит.

Но Петрик не послушался и энергично стряхнул на землю упавший на него сверху тлеющий окурок.

Раздавив его тапком, как змею, дружище поднял голову и клокочущим от злости голосом поинтересовался:

— И какой же это…

Ругательное слово он произнести не успел, потому что сверху донесся радостный мужской голос:

— О! Какие люди!

Продолжения не последовало. Обескураженный Петрик вопросительно посмотрел на меня.

— Мне это напоминает старый анекдот, — доверительно поделилась я. — Падают с крыши два кирпича, один спрашивает: «И куда летим?» — «Да без разницы, — отвечает второй. — Был бы человек хороший!»

Железная лестница, ведущая на балкон второго этажа, затряслась, со стены пудрой посыпалась известковая пыль.

— Не наш случай, — буркнул Петрик, увидев человека, торопливо спустившегося к нам.

Хорошим и я бы его не назвала. Вот добрым — да. Но исключительно в том смысле, который вкладывают в это слово деликатные люди, не желающие прямо говорить «толстый».

Вадим Бабаев по прозвищу Бабай, наш с Петриком бывший коллега по работе в безвременно почившей городской газете, за те два года, что мы не виделись, раздобрел до размеров молодого бегемота. Сходство усиливала коричневая от загара и лоснящаяся от пота кожа, явленная нашим взорам в избыточном количестве: одет Бабай был минималистично — в одни короткие пляжные шорты расцветки «Пожар в джунглях».

— Карамзин! — ускоренно спустившись с лестницы, которая продолжила растревоженно вибрировать, и выбивая пыль из стены, вскричал Бабай с преувеличенной радостью. — И с ним Суворова! Хо, на ловца и зверь бежит!

Он пошел на нас с широко раскинутыми руками, но Петрик попятился и потянул за собой меня. Влипать в объятия голого потного ловца ни ему, ни мне не хотелось. Тем более что и ловец был не из тех, кем мы могли бы плениться.

Когда мы трудились в газете, Вадим Бабаев был заместителем главного редактора по коммерческой части и до рядовых тружеников вроде нас с Петриком не снисходил. Потом, когда наш медиахолдинг приказал долго жить и собственник отправился горевать по этому поводу на ПМЖ в Испанию, а сотрудники разбежались кто куда в поисках новой работы, ушлый Бабаев пристроился в пресс-службу администрации края.

— Вадик, а ты разве не чиновник? — Петрик выразительно оглядел скудный наряд Бабая, прозрачно намекая на несоответствие экипировки статусу.

— Я в отпуске, — отмахнулся Бабаев. — Однако при исполнении!

Он сделал таинственное лицо и поманил нас толстым пальцем, отступая под лестницу.

Заинтригованные, мы с Петриком подошли ближе.

— Тугрики нужны? — понизив голос, спросил экс-коллега тоном советского спекулянта времен тотального дефицита.

Предположить, что спятивший от жары Бабай предлагает нам купить из-под полы национальную валюту Монголии, мне помешало отсутствие у него этой самой полы.

— Ну, деньги? — пояснил он свой вопрос, досадливо цыкнув.

— Кому же они не нужны, — ответила я уклончиво.

— Тогда ликуйте, я беру вас. Мне писарчук во как нужен! — Бабай провел толстым пальцем по горлу, умудрившись попасть точно между складками подбородков. — Позарез!

— Писарчук? — повторил Петрик, продолжая удерживать гримасу слегка брезгливого недоумения.

— Ну, копирайтер! — Бабай шумно выдохнул и помотал головой, тряся брылями, как бульдог. — От местных никакого толку, что ни напишут — лубок, берестяная грамотка, стиль посконный, слог сермяжный. А ты ж, Суворова, помню, мастер слова!

— Ты мне работу предлагаешь? — дошло до меня. — Но я…

— Подработку! — Бабай воздел перст-сардельку. — Всего на месяц, до выборов. Вы, кстати, за кого голосовать собираетесь?

— На выборах? — Я и забыла, что в середине сентября электорату опять предстоит кого-то там выбирать. — Знаешь, Вадик, мы от этого так далеки…

— И зря, вон декабристы — страшно далеки были от народа, и что с ними сталось? — Бабай хохотнул и снова попытался приобнять нас с дарлингом, а мы опять уклонились. Тогда он потыкал пальцем в небо, то есть в лестницу над нашей головой. — Поднимемся, у нас там штаб, осмотритесь на месте.

— Прости, Вадик, но мы убежденные сторонники удаленной работы, — сказал за нас обоих Петрик.

— Тем более сейчас, когда коронавирус не дремлет, — добавила я и пошире раскрыла глаза, показывая, как именно бодрствует опасная зараза. — И вообще, мы тут всего на десять дней, потом вернемся в город…

— И пожалуйста, и ради бога, мы прекрасно поработаем дистанционно, — не стушевался Бабай. — Значит, так: у вас телефоны те же? Отлично, будем на связи. Ты, Люся, мне нужна, чтобы тексты писать, а ты, Петро, будешь консультантом по имиджу. Наш кандидат, скажем прямо, в вопросах стиля — дуб дубом. Чему удивляться — бывший силовик, а народ-то нынче придирчивый, в инстаграм в чем попало не выйдешь…

— Вадим Андреевич! — позвал сверху женский голос. — Вам Сам звонит!

— Короче, мы договорились, вы в команде, связь через меня! — Бабай хлопнул по плечу не успевшего увернуться Петрика и заспешил вверх по забившейся в конвульсиях лестнице.

На полпути он крикнул, перегнувшись через перила:

— Тугриками не обижу!

— Даже не знаю, что сказать, — пробормотал Петрик, отряхиваясь от пыли, которой нас осыпала трепетная лестница. — Тугрики — это, конечно, всегда хорошо, но Бабай такой скользкий…

— Во всех смыслах, — согласилась я. — Но предвыборную шабашку мы у него все-таки возьмем.

— Конечно, моя бусинка! Наличие у нас богатых кавалеров не отменяет необходимости зарабатывать самостоятельно, мы же не содержанки какие-нибудь, — горделиво молвил Петрик и приосанился. — Но пока давай отчитаемся перед нашим основным работодателем.

— Основной не отвечает. — У меня не получилось дозвониться Дорониной.

— Тогда с чистой совестью — на пляж!

Примечания

1

Читайте об этом в романе Елены Логуновой «Семь футов под килькой».