Сыщица начала века

Елена Арсеньева

На этот раз детективщица Алена Дмитриева решила сделать героиней своего нового романа женщину-врача. И теперь для того, чтобы собрать материал, она колесит по городу вместе со Светой, врачом «Скорой помощи». Ее начинает удивлять жуткая закономерность: буквально в несколько дней число самоубийц резко увеличилось… И такое, как заметили врачи, происходит периодически. Между всеми самоубийцами есть нечто общее. Все они кодировались: кто от курения, кто от лишнего веса, как подруга Алены Света… Подозрения Дмитриевой укрепились, когда она нашла дневник одной из первых в России женщин-следователей. Там был описан случай гипноза жертвы с установкой на самоуничтожение. Эх, лучше бы не делиться Алене ни с кем своими догадками – ведь неосторожные слова любопытной писательницы обернулись для нее большими проблемами…

Нижний Новгород. Наши дни

Только вывернулись из глубины дворов и оставался какой-то десяток метров до проспекта, как вдруг шофер резко ударил по тормозам: мимо с ревом и воем промчалась машина ГАИ:

— Внимание! Пропустите автоколонну! Пропустите автоколонну!

Машины прижались к обочинам, проспект опустел.

— К нам кто-то прилетел? — спросила Света, поворачиваясь в салон. Дорога вела из аэропорта, так что вопрос был закономерен.

— Представления не имею, — пожала плечами Алена.

— Чупа-чупс сегодня возвращается из Москвы, — сообщил Пак и постучал пальцем по свернутой газете, которая лежала на приборном щитке.

— Чупа-чупс! Да гори он огнем! Еще будем мы из-за этого червяка стоять, — фыркнула Света. — Врубай сирену, Пак! Поехали!

На маленьком, узкоглазом, тонкогубом личике отразился откровенный испуг:

— Так ведь милиция…

— А у нас, может быть, человек умирает! Поехали! — выкрикнула Света, краснея от злости.

Алена не без любопытства наблюдала эту жанровую сценку. Новое проявление бурной народной любови к Чупа-чупсу, он же — полномочник, он же — нефтяник, он же — комсомольская давалка, он же — лохотронщик, он же — родный папа пенсионеров, он же — умный мальчик, полтинник, хаббардист-сайентолог, маменькин сынок, младореформатор, политический попугай… Вообще-то фамилия у него была самая простая — Сухаренко, но прозвищ этому представителю верховной власти в Нижегородчине народ придумал немало, причем были среди них и такие, какие в приличном обществе не выговоришь. И каждое имело четкое обоснование. «Маменькиным сынком», к примеру, Сухаренко именовался оттого, что накануне окончания школы взял фамилию матери. Правда, как раз в это время родители разошлись, мальчонка остался с мамой, вроде бы все объяснимо, но поговаривали, что родители расстались нарочно, дабы «пятая графа» папиной анкеты не портила карьеру сыну, которому его отец, человек редкостных тактических и стратегических талантов, пророчил блистательное политическое будущее. Ну что ж, папа и впрямь оказался провидцем. Другое дело, что народу — русскому народу — это обошлось очень дорого. Но какое дело вышеупомянутому папе было до блага русского народа? Совершенно наоборот! Впрочем, среди знакомых Алены немало было людей, которые относились к «умному мальчику» неплохо, даже хорошо. Это были в основном постперестроечные богатеи, которые в свое время немало разжились на дружбе с бывшим губернатором Чужаниным, получив за бесценок, а то и бесплатно и дома, и земельные участки в центре города, а теперь со страшной силой поддерживали «Верную силу», среди лидеров которой значились и Чужанин, и Чупа-чупс, и еще пара-тройка киборгов. Знала Алена и бойких ребяток, которые в роковом августе заранее были предупреждены Чужаниным и Чупа-чупсом о готовящемся дефолте, а потому сделали на нем поистине фантастические состояния. Именно они мечтали о выборах 2008-го, а то и 2004 года, на которых Чупа-чупс будет непременно баллотироваться в президенты.

И вот тут-то и придет нам всем полный песец…

— Костя, пересядь-ка на мое место, — вдруг сказала Света, распахивая переднюю дверцу и выскакивая из кабины.

Фельдшер, уютненько прикорнувший на пустых носилках, выполз с таким недовольным видом, словно он был улиткой, которую враждебные обстоятельства вынудили навеки покинуть обжитую скорлупу. Света как раз успела запрыгнуть в салон, когда мимо пролетела последняя машина ГАИ и проспект открылся для движения.

— Поехали! Поехали! — велела Света и повернулась к Алене: — Помнишь, мы говорили о периодизации истории с точки зрения врача «Скорой помощи»?

— Еще бы, — кивнула Алена. — Я как раз хотела попросить тебя рассказать, какой период был следующий за пьющими дамами.

— Да очень простой. Умирали пенсионеры. Особенно зимами. Замерзали в голодных обмороках. Знаешь, сколько было случаев: идет какой-нибудь дедок, ветеран, к внуку — в авоське два яблока, детская игрушка или детская книжка: не может прийти с пустыми руками, сам не поест, а ребенку принесет. По пути падает без сознания от слабости и замерзает. А почему голодный обморок? Потому что деньги задерживали. Пенсии не давали вовремя. Чупа-чупс их прокручивал через свой банк «Гарантия ваших прав». Это было еще до дефолта… до того проклятого дефолта!

— Что, по тебе он тоже щелкнул? — усмехнулась Алена, почуяв подругу по несчастью. А вообще забавно: такое ощущение, что в стране нет человека, у которого не болели бы сии воспоминания! Это накрепко подорвало в нас веру в то, что государство заботится о своих согражданах. Мы теперь постоянно ждем от него секир башка.

У Светы сделалось странное лицо:

— Щелкнул? Ну, можно и так сказать. У меня муж погиб.

— Как?! О господи… Почему?!

— Разбился на машине. Понимаешь, мы в июле 1998-го взяли деньги в долг — квартиру покупали. У мужа был бизнес небольшой, книготорговая фирма. Не бог весть что, но жили мы нормально, хоть врачам зарплаты практически не выдавали в то время. Я думала: как вообще живут те, у кого мужья не зарабатывают? На «Скорой» же не работа, а хобби мазохистов! Ну, короче, муж не сомневался, что расплатится спокойно. А тут доллар как полез вверх, рубль рухнул. И буквально через месяц стало ясно, что долг отдать мы не сможем: доллары продавали по шесть рублей, а покупать, чтобы отдавать, уже по двадцать четыре придется. Мы никак поверить не могли, что нас так кинуло наше якобы демократическое государство. Что характерно, мой муж с этой сукой Чупа-чупсом в одной школе учился… Почему-то его больше всего убивало, что именно его однокашник, вроде товарищ, такой сволочью оказался. И он вообще чуть не умер от ярости, когда Чупс спокойно ушел в отставку, безнаказанно, да еще сказал: «Ну, я рад, что ухожу, теперь съезжу с семьей отдохну, с аквалангом поплаваю!»

— Безнаказанно! — хмыкнула Алена. — А кто б его наказал, интересно? Вся эта история с дефолтом была подстроена, ты что, не понимаешь? Нарочно прежнего премьера вывели из-под огня, этого посадили — мальчика для битья, — он свою роль сыграл, потом вылез в лидеры «Верной силы», затем получил в награду нынешний пост… Ему явно пообещали, что, если сделает эту подлянку людям, если даст свое имя дерьмом замазать, будет за это вознагражден. Ну и вознаградили: вон, Чупс даже во всеуслышание заявляет, будто президент ему обязан своим прежним назначением в ФСБ, будто он получил от Чупса путевку в большую политику…

— Да я это все понимаю теперь, — вяло кивнула Света. — А мой муж тогда не понимал. От квартиры нам пришлось отказаться, долг вернули из последних сил. Фирма мужа прогорела: ни у кого денег не было, людям тогда не до книжек стало. Он так переживал, ты не представляешь, у него сердце все время прихватывало. Ну и один раз вот так прихватило, когда он на работу ехал. Ему стало плохо, потерял сознание за рулем… и врезался в «КамАЗ». Умер через сутки в больнице. Я… я тогда тоже чуть не умерла. О Ваське надо было заботиться, это сына моего так зовут, — пришлось выжить. Но обо мне никто не позаботился, и я знаешь чем спаслась? Все время ела что-то сладкое. Ваське покупала более или менее нормальную еду, а сама беспрестанно ела варенье с хлебом. У нас много варенья в тот год наварено было, яблочного, смородинового, вишневого. Я ела, ела, ела… Стала как бочка. Я себя как бы в такой жировой кокон завернула, понимаешь?

Алена кивнула. Два года назад, когда ее бросил Михаил, она ужасно боялась, что тоже начнет спасаться самым сильным транквилизатором — сладким. И хотя мужу страшно не нравилась, хотя его жутко раздражало ее похудение, она держалась именно за спорт, за шейпинг, за свою с таким трудом обретенную стройность, как за последнее средство спасения от тьмы, горя, неверия в себя.

Наверное, это суета сует и всяческая суета… Женщина, которая всегда была худой, а тем паче — мужчина этого не поймут никогда. По принципу, сытый голодного не разумеет. Но порою флаг и в самом деле приходится прибивать гвоздями к мачте!

— Света, извини, я не знала… ну, насчет твоего мужа! — покаянно проговорила Алена. — И я тебя вечно этим похудением донимаю.

— За что ж извиняться? — бледно усмехнулась Света. — И правильно делаешь, что донимаешь. Я согласна, что выгляжу кошмарно. И решила: все, берусь за себя. Сюда приезжает какой-то чудо-доктор, который не просто кодирует от алкоголизма, курения, ожирения, но еще и закрепляет все это надолго, то есть эффект реальный. У него еще и гипноз используется. Какая-то старинная, говорят, методика, очень действенная, результат быстрый… ну, короче, не знаю. Я сегодня вечером к нему иду, нарочно с Катей Федоровской договорилась, она меня в шесть сменит. И — прямиком худеть!

— Ой, ты знаешь, это такая фигня, по-моему! — всплеснула руками Алена. — Я верю только в шейпинг и в режим питания.

— Ну, это не для меня, — энергично сказала Света, и Алена порадовалась, увидев, что из глаз ее подруги исчезло потерянное выражение. Сейчас перед ней снова была прежняя, румяная, яркоглазая Света. — Мне надо, чтобы сразу, а этот кодировщик, говорят, просто волшебник. Он из Питера примерно раз в два месяца приезжает всего на несколько дней, люди к нему ломятся, записываются бог знает за сколько времени, потому что известны случаи очень сильного похудения, и это не какие-то подставные лица, нанятые для рекламы, а совершенно реальные. Мне про него наш Денисов рассказывал, он с этим мужиком хорошо знаком, они вроде бы родня по денисовской жене. Кстати, насчет похудения, у этого доктора Богачева, говорят, тот же Чупа-чупс кодировался. Помнишь, он был такой толстый-претолстый, прямо комок жиру, а потом стал…

— Как кость обглоданная, — брезгливо подсказала Алена. — Не противно тебе идти туда, где побывал столь любимый тобой Чупа-чупс?

— Да провались он пропадом, чтоб он сдох! — отмахнулась Света. — Но там же и нормальные люди кодировались, у того врача. Я одну женщину знаю, которая раньше была бомба, а стала ну просто… не сказать Твигги ^[7], но нормальная вполне!

— Наверняка твоя знакомая еще и спортом занимается, — со скептическим выражением лица сказала Алена.

— Ты что, ей совершенно некогда! — отмахнулась Света. — Она работает агентом в риелторской конторе, продает мою квартиру.

— Ты квартиру продаешь?!

— Ну да. Не могу больше с хлеба на квас перебиваться, не могу. У нас нормальная квартира, «сталинка», за нее довольно много можно получить. А купим попроще, подешевле, чтобы какие-то реальные деньги остались, тысяч десять долларов как минимум. Хоть дух с Васькой немного переведем.

Алена задумчиво кивнула. Честно говоря, в тяжелые минуты жизни ей самой приходила в голову мысль поправить дела таким простым и действенным способом, тем паче что у нее тоже была хорошая квартира, тоже «сталинка», трехкомнатная, ей одной совершенно ненужная, — но пока не решалась. В основном из-за безумного количества книг, которые просто нереально было бы втиснуть в меньшую жилплощадь. А Света… ишь ты, молодец какая!

— Ну и как успехи? Покупатели есть?

— Да что сказать, — Света неопределенно пожала плечами. — Боюсь сглазить. Столько народу приходило, смотрело, цену сбивало, а тут вроде появилась пара с реальными деньгами… И я как раз на днях присмотрела квартирешку для нас с Васькой — ничего, понравилась. Моя агентша будет мне сегодня вечером звонить, договоримся, когда встретимся все вместе, заключим предварительный договор, мои покупатели должны аванс внести… В общем, вроде бы лед тронулся!

Она умолкла, потому что «Скорая» свернула во двор красной кирпичной многоэтажки и остановилась около кучки людей, столпившихся вокруг чего-то, лежащего на земле и накрытого белой простыней. Рядом в странной, согнутой позе — уткнувшись лбом в землю, — стояла на коленях женщина в стареньком байковом халате.

Пак еще не успел заглушить мотор, как во двор с противоположной стороны въехала еще одна «Скорая».

— Встреча на Эльбе, — сказала Света. — А вот и реаниматоры поспели.

— Да вряд ли ему уже реаниматоры помогут, — подал голос Костя, повернувшись из кабины. — Простыней вон накрыли…

— Да уж. Ну посмотреть все равно посмотрим.

Выбрались из машины. От второй «Скорой» уже шел доктор Денисов в сопровождении двух своих фельдшеров. Помахал рукой:

— Привет, барышни. Давно не виделись.

У Алены, как всегда, при взгляде на его тонкое, породистое лицо стало легче на душе. В этом парне, несмотря на его внешность героя-любовника, было что-то надежное, основательное, внушающее спокойствие и уверенность: так и казалось, что все беды рассеются, когда красивый доктор своими длинными пальцами охватит ваше запястье, сосредоточенно прищурится, считая пульс, а потом скажет с чуточку насмешливым выражением:

— На самом деле не так уж и больно, верно?

Да, способность успокоить — великое дело для врача! Сейчас таланты доктора Денисова пришлись бы особенно кстати, если бы врачи не опоздали. Такая трагедия, надо же!

Впрочем, народ вокруг тела стоял тихо, никто не кричал, не бился в истерике.

— Пропустите, я врач, — сказал Денисов.

Света молча шла позади, признавая главенство реаниматоров, хотя линейная машина и приехала чуть раньше.

— Да ему теперь уже врач не нужен, — сказал кряжистый, крепкий старик, очень похожий по типу на деревенского кулака, какими их показывали в фильме «Тени исчезают в полдень». Даже борода у него была крестьянская, окладистая, не больно-то вязавшаяся с потертой кожаной курткой («Наверняка сын отдал свою старую!» — подумала писательница детективов) и придававшая деду несколько разбойничий вид.

Вообще вокруг тела толпились в основном старики: разгар дня, остальные на работе.

Денисов откинул простыню. Алена заранее собралась с силами: все-таки человек бросился с балкона, даже странно, что на простыне не видно кровавых пятен, — однако ни на лице, ни на теле самоубийцы не было ни капли крови, как если бы удар о землю не оставил никакого следа. Может быть, он затылком ударился? Нет, Денисов голову посмотрел — ничего…

— С какого этажа он упал? — спросил доктор, поворачиваясь к группе соседей. Света тем временем подошла к женщине, стоящей на коленях, попыталась приподнять ее, но та не давалась, бессильно никла, тихо, безнадежно стеная. Света махнула Косте — тот открыл чемоданчик, достал шприц, ампулу.

Соседи почему-то молчали, не спешили ответить на вопрос Денисова.

«Понятно, — подумала Алена. — Наверное, ниоткуда он не падал. Или кто-то ошибся, когда вызывал «Скорую», или нарочно приврал, чтобы машину поскорей прислали».

— Так с какого этажа?.. — повторил Денисов, но его перебил бородатый дед

— С первого, — проговорил он с видимой неохотой.

— С какого?!

— С первого.

— Бросился с первого этажа и убился насмерть? Вы что мне сказки рассказываете, господа? — фыркнул Денисов.

— Какие мы тебе господа?! — с возмущением уставился на него дед. — Вот моду взяли! Ты сам на себя посмотри, тоже господин нашелся. Штаны вон все обтерханные, скоро до дыр протрутся.

Денисов сначала посмотрел на свои длинные ноги, потом оглянулся с беспомощным выражением. Его брюки и в самом деле имели вид заношенный до неприличия, однако обольщаться на сей счет мог только человек, не имеющий представления о таком словосочетании, как «тертые джинсы».

Алена поймала его взгляд и улыбнулась с самым легким намеком на игривость. Денисов, как всегда, сделал вид, будто ничего не замечает и не понимает.

— Кто-нибудь видел, что произошло? — Света взяла инициативу в свои руки. — Костя, помоги женщине встать.

Фельдшер поставил чемоданчик и попытался приподнять женщину, которая все так же стояла на коленях, но она с силой вырвалась и легла. Просто легла плашмя на сырую землю.

— Ладно, подожди, — махнула фельдшеру Света. — Пусть полежит, немного в себя придет. Так кто видел?

— Я и видел, — с воинственным выражением ответил старик. — Я ж говорю, что он с первого этажа бросился. Вон оттуда. Вон его лоджия. — Он махнул рукой в сторону.

Все обернулись и внимательно посмотрели на самую обычную лоджию, забранную решеткой. Она поднималась над землей не более чем на полметра.

— И каким образом?.. — спросил Денисов очень осторожно.

— Я стоял вон там, — старик махнул на дверь подъезда, метрах в двух от лоджии. — Смотрю, идет Валька. — Он показал на тело, вновь прикрытое простыней. — Идет такой деловой, не шатается… Он ведь попивал, Валька-то. Попивал, да!..

— Да он уж месяца два не пил! — сердито перебила его маленькая, очень худенькая бабулька, похожая на внезапно и бесповоротно постаревшую Масяню. — Ты что, Савелий Спиридоныч! Он же заколдовался, то есть — закодировался!

«Савелий Спиридоныч! — чуть не взвизгнула от восторга Алена. — Неужели еще бывают такие имена?! Дас ист фантастиш! Точно — кулак!»

— Ну вот я и говорю, — снова насупился обидчивый «кулак». — Я же сказал, что шел и не шатался, по всему видать — трезвый.

«Эх, какая жалость! — огорчилась Алена. — По логике образа, он должен был сказать — тверезый!»

— Подошел к своей лоджии, посмотрел на нее, — продолжал «кулак», нарушивший логику образа. — Я подумал, он на Вальку глядит, она в окошке видна была, на кухне возилась.

«Валька — его жена, — поняла Алена. — И он, самоубийца, тоже Валька. Валентин и Валентина».

Была такая пьеса, очень даже недурная, душевная до беспредельности. Про великую любовь. Может быть, у этих двоих тоже была когда-то великая любовь?

Была да сплыла, как у нее, у Алены. Ибо все проходит…

А может быть, не все? Алена исподлобья посмотрела на женщину, которая лежала около трупа неподвижно, будто и сама умерла.

Интересно, как повел бы себя Михаил, если бы у Алены тогда хватило решимости сделать то, что она собиралась сделать? Если бы привела в действие один из тех пяти способов самоубийства, которые придумала, больше всего стараясь устроить все так, чтобы это было максимально похоже на естественную смерть?.. Придумано было нехило, это факт, однако Алене помешала безумная, шалая, бьющая ключом жизнь, в которой не было места смерти, тем паче — смерти самовольной. Да, так как отреагировал бы Михаил? Лежал бы вот так, обезумев от отчаяния и раскаяния?

Ждите ответа, ждите ответа… Что он Гекубе, что ему Гекуба?

— Он постоял-постоял, потом руки поднял — вот так, будто сдается, — продолжал между тем рассказывать Савелий Спиридоныч, показывая, как все было, — а потом схватился за решетку и залез на нее. Повисел минуточку, а я на него смотрел. Подумал тогда: «Видать, я ошибся: Валька-то подпитый!» Он в это время повернулся так неловко, руки вывернув, спиной к решетке, повисел, а сам все по сторонам озирался, озирался… И вдруг как закричит: «Остановились! Остановились!» И вперед рванулся, руки отпустил! И упал!

Женщина, доселе лежавшая недвижимо, содрогнулась так, словно сквозь ее тело пропустили электрический ток, что-то хрипло выкрикнула и снова затихла.

— Что остановилось-то? — непонимающе сдвинул брови Денисов.

— Спросил, умный какой! — буркнул «кулак», которого обаяние «господина доктора» явно не трогало, а скорее раздражало. — Кабы кто знал! Не сказал Валька! Бросился с лоджии — и умер.

— Бросился! — всплеснула руками старая Масяня. — Откуда тут бросаться?!

— А я говорю, что бросился! — сердито топнул «кулак» Савелий. — Так бросаются, когда убиться хотят!

— Откуда тебе знать? — задиралась Масяня.

— Оттуда! — огрызнулся Савелий. — Знаю, коли говорю. К примеру сказать, в 51-м дело было. Пришли брать одного — по делу о вредительстве на «ГАЗе». Он с балкона и сиганул! Я как раз внизу стоял, у машины, он мне под ноги и бросился. Вот я и видел, какие лица у людей бывают, когда они бросаются!

— А что ж ты делал в 51-м году, а? Вроде ж ты говорил, что шофером в военном госпитале работал?! — потрясенно пробормотала Масяня. — Это значит, пока мы… без права переписки… лишение в правах… — Она начала заикаться. — Ты, значит, из НКВД?!

— О господи, нам еще только группы «Мемориал» тут не хватало! — в сердцах воскликнула Света. — Да где милиция-то, почему не едет?

Милиция и впрямь задерживалась. Свидетели вот-вот могли разойтись. И Алена подумала, что все-таки ноблесс оближ ^[8]. Она детективщица или кто?

— Может, вы в сторонку отойдете и потихоньку между собой выясните, кто плохой, а кто хороший? — со всей возможной вежливостью попросила она престарелых антагонистов, а потом обернулась к остальным собравшимся: — Кто-нибудь еще видел, что произошло?

— Я видел, — после некоторого молчания с явной неохотой пробормотал невысокий, очень широкоплечий парень с классическим лицом боксера: перебитый нос и перечеркнутая шрамом бровь. — Все правильно, все как дед сказал. Я на балконе курил, вон, наша лоджия соседняя, тоже первый этаж, только у нас не решетка, а стекло, — показал он куда-то в сторону. — Ну, курю, вдруг вижу — во двор входит Валька. Идет прямо по лужам, но не шатается, а весь сосредоточенный, ничего вокруг не видит, потому что смотрит на часы. Рукав куртки отвернул и прямо впился глазами в свое запястье! Потом остановился, вот так пошатнулся, глаза закрыл — и как побежит к своему балкону! На решетку запрыгнул, повернулся, огляделся, закричал: «Остановились! Остановились!» Ну и… — Он резко мотнул головой: — Правильно дедок сказал: Валька бросился! Такое ощущение, что он прыгнул этажа так с пятого. Мне вообще показалось, что он падал медленно-медленно… у меня аж сердце замерло. Я, конечно, сразу выскочил, первый к нему подбежал, но…

— Что остановилось-то? — удивленно спросила Света.

— Часы, наверное, он же на часы смотрел, — пожала плечами Алена. — Но при чем тут они? Не мог же он покончить собой из-за того, что часы остановились?!

— Часы идут. Я же попыталась пульс посчитать — стрелки двигаются, — сообщила Света. — Непонятно как-то…

— Да чего непонятного, — пробурчал Костя, — сдвинулся на почве общего алкоголизма. Мало что с виду трезвым казался — они знаете как умеют, алики, комар носа не подточит, хоть по канату пройдут, а сами вусмерть!

Женщина, лежавшая на земле, вскочила, словно ее с силой подбросило вверх, с пугающей внезапностью.

— Что ты знаешь про моего мужа! — закричала она, некрасиво кривя испачканное грязью лицо, и тут же начала падать, запрокидываясь назад.

Костя и «боксер» едва успели подхватить ее. В толпе соседей завздыхали, кто-то начал всхлипывать. Только Масяня и «кулак» беспрестанно наскакивали друг на друга, сводя какие-то счеты, которые на самом деле давным-давно ни для кого из них не имели значения.

В машине реанимации затрезвонил вызов.

Виктор Михайлович высунулся из кабины, хмуро поглядел на Алену и по инерции так же неприветливо позвал:

— Денисов! Спрашивают, мы можем на вызов ехать? Попытка суицида!

Доктор Денисов, которого все называли просто по фамилии (наверное, потому, что тяжеловесное, могучее имя Илья и столь же основательное отчество Иванович казались странными в сочетании с его тонким, быстроглазым лицом и сухощавой, стремительной фигурой), отмахнулся:

— Они что, только проснулись? Мы здесь уже минут пятнадцать, скажи им.

— Да нет, — отозвался Суриков. — Другой адрес, на Капитальной, отсюда еще пилить дай боже.

— Это что-то! — пробормотал Денисов, оглядываясь не без растерянности. — Что происходит, а? Главное дело, прошлый вызов у нас тоже был — попытка суицида! И тоже — успешная. По рассказам очевидцев, мужик — вполне нормальный, с виду работяга — спокойно стоял на трамвайной остановке, дождался, пока вагон приблизился, помахал вожатому рукой, крикнул что-то — и свалился на рельсы. Мы приехали, он еще не умер, не стонал, ничего. Довезли живого, он даже адрес смог назвать, куда жене позвонить, просил ей часы свои отдать, но преставился, как только мы через порог больницы его перенесли.

— Часы? — рассеянно спросила Алена.

— Ну да, у него часы были страшно дорогие, «Консул». Как-то вроде такому типажу не по карману.

— Украл небось, — с доброй улыбкой предположил Костя.

— Ага, ты, как всегда, прав, — зыркнул на него Денисов. — Света, может, ты тут побудешь с этой женщиной, женой… подождешь, пока милиция приедет? Видишь, вызов какой? Надо бы поскорей…

— Неужели не побуду? Только ты, Денисов, возьми барышню с собой, ладно? — Света исподтишка подмигнула Алене: — Для нее это такая экзотика, суицид, она про тебя потом в романчике напишет. Возьмешь?

Денисов насмешливо поглядел на Алену. Отчего-то он всегда, с самой первой встречи, смотрел на нее или безразлично, или насмешливо и все, что бы она ни сказала, воспринимал исключительно с надменным приподниманием бровей. У Алены было такое ощущение, будто он с великим трудом удерживается, чтобы не брякнуть что-то вроде: «Детективщица из Нижнего Новгорода — это такой же нонсенс, как сергач ^[9] из Парижа!» Но ей-то Денисов нравился, поэтому она благоразумно делала вид, будто ничего не замечает. И была от души счастлива, когда он великодушно кивнул:

— Поехали, так и быть. Всю жизнь мечтал быть изображенным в дамском детективе! Только заодно уж и Михалыча изобразить придется, договорились?

Чудилось, водитель с великим трудом подавил желание перекреститься: свят, свят, свят, чур меня, чур!

Денисов хохотнул было, потом огляделся, спохватился, сел в кабину. Алена забралась в салон, помахав на прощанье Свете.

— Созвонимся! — крикнула та, ответно махнув, и «Фольксваген» тронулся с места.

Примечания

7

Знаменитая манекенщица 60-х годов двадцатого века.

8

Положение обязывает — искаж. французский.

9

Старинное ремесло жителей г. Сергач Нижегородской губернии — дрессировка медведей и показ их на ярмарках.