Отворотное зелье

Екатерина Савина

Обладающая экстрасенсорными способностями рекламный агент Ольга Калинова соглашается помочь своему приятелю – приворожить девушку Нину. Но она не представляет, какие силы будут при этом разбужены, и кто стоит за Ниной, снабжая ее таинственным зельем, способным изменять реальность.

Глава 1

Васик повернул ручку приемника, и тотчас звуки безымянной мелодии складно и сладко заполнили сгустившуюся в салоне автомобиля тишину.

Васик снова вздохнул и посмотрел на замершую утреннюю улицу, где старика с разбитым лицом, судя по всему, только что проснувшегося на какой-то лавочке, выглянувшее солнце снова заставило идти куда-то и волочить за собой такую же дряхлую, как и сам старик, серую тень.

«Посмотреть на часы или не посмотреть? — подумал Васик и вдруг заметил, что в его пальцах дымится наполовину истлевшая сигарета. — Докурю, тогда посмотрю, — решил он, но тут же, повернув лежащую на обруче руля руку, искоса глянул на свои часы и проворчал:

— Два часа и сорок минут, — проворчал он, — два часа и сорок минут прошло… Ну, все еще пять минут жду и еду домой. Только пять минут. Максимум — десять.

Через полчаса он выключил приемник, а еще через столько же, пошарив в лежащей на панели управления сигаретной пачке, убедился, что сигарет не осталось ни одной. Васик покрутил головой и решительно повернул ключи в замке зажигания, но вдруг снова заглушил мотор, едва слышно вскрикнул и уставился в окошко…

* * *

— И дальше что? — поинтересовалась я. — Что ты там увидел?

— Ее, — тоскливо протянул Васик и откинулся на спинку кресла. — Она мне на вечер встречу назначила, а потом отменила, сказав, что задержится на работе. Ну, я подумал: подожду, сюрприз устрою. Букет огромный купил. Всю ночь звонил, понимаешь, но ее не было дома. Потом у подъезда утром ждал, ждал… Ну а когда время уже к обеду — смотрю, идет. Счастливая такая — сумочкой помахивает… Косметика на лице свежая… — Он вздохнул. — А блузка чуть помята — пониже ключицы две параллельные складочки.

Васик замолчал и мрачно уставился на дно кофейной чашечки.

— Н-да, — проговорила я, закуривая, — вот так дела. Никогда я тебя, Васик, таким не видела. А, казалось, будто знаю хорошо тебя. Влюбился, значит?

Васик, не отрывая взгляда от чашечки, обреченно кивнул.

— А она?

Неопределенное пожатие плечами. Вздох.

— Понимаю, — кивнула я, — ситуация не сказать, чтобы экстраординарная. Скорее наоборот. Но все равно не грусти, Васик, такое случается…

— А мне от этого легче, что ли? — тоскливо осведомился Васик. — Что такое бывает? Я, может быть, первый раз в жизни влюбился, а она на меня вообще никакого внимания не обращает. Я уж и так и так… И цветы, и шампанское, и подарки дорогие… Стишки даже выучил, чтобы интеллектом поразить. Вот послушай…

Он закатил глаза к потолку и заговорил, беспрестанно прерывая вдохновенную речь мычанием и мемеканьем:

— Дым табачный воздух выел… Комната — глава в кру… э-э… м-м… крученыховском аду… аде. Вспомни, за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил… М-м… Слов моих сухие листья ли… э-э… заставят остановиться жадно дыша?.. Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг… Э-э-э… М-м… Эта любовь мне не по силам. Пока. Целую. Твой Василий.

— Я в конце немного от себя присочинил, — добавил Васик, закончив декламировать, — чтобы она подумала, будто это я сам для нее написал. Правда, здорово, а, Ольга?

— Правда, — согласилась я, — а как вы с ней познакомились?

Васик закурил и вытянул свои длинные ноги на середины комнаты, отчего стал похож прислоненную к стене этажерку.

— В прошлую субботу я нажрался, — начал он, — дружка одного встретил, с которым в университете учился, ну и… А в воскресенье проснулся и понял, что, если не опохмелюсь, то понедельника мне не дожить. Пошел в первый попавшийся кабак, а это не кабак оказался, а кафе. Ну, заказал себе пятьсот граммов и салатик. Выпил, стал по сторонам смотреть, а за соседним столиком сидит такая… — Васик сладко зажмурился и пошевелил в воздухе растопыренными пальцами — будто гладил кого-то невидимого, — такая… И завтракает булочками с чаем… Волосы белые-белые, пушистые, пушистые… Блондинка, в общем. На щеке родинка, на шее — еще одна. А глаза огромные, как… как две чашки кофе. У меня сразу дыхание перехватило, — проникновенно поделился Васик и надолго замолчал.

Я осторожно потушила сигарету в пепельнице и, стараясь не шуметь, налила себе и своему собеседнику еще кофе.

Васик все молчал. По его лицу блуждала растерянная и виноватая улыбка.

— А дальше? — шепнула я, когда почувствовала, что молчание стало слишком затягиваться.

— А? — встрепенулся Васик.

— Дальше — что было?..

— Пить мне больше не надо было, вот что, — поморщившись, сообщил Васик, — я, как эту девушку увидел, сразу разволновался почему-то и все свои пятьсот граммов в два захода допил. А потом еще пива заказал. Короче говоря, когда я к ее столику знакомиться подошел, я едва «мама» мог выговорить. Что-то бормотал, а она посмеялась и ушла. Ну, на следующее утро я снова в то кафе пришел. Приоделся — костюм, галстук, ботиночки, часы нацепил — золотые — мне их батя в Швейцарии за четыре тонны баксов прикупил. И жду ее. Она пришла и снова — булочки, чай. Я — к ней. Извините, то-се, нажрался я, плохо себя чувствовал. Шампанское заказал и все, что в той кафешке поприличнее было — тоже заказал. А она — снова посмеялась. И ушла. Правда я у нее телефончик тогда выпросил. Буквально на коленях стоял. Ну, а по телефону потом и адрес определил.

Я представила себе презентабельно упакованного Васика, бухающегося со стула на колени и не смогла удержаться от улыбка.

— Ну вот, — оскорбленно проговорил Васик, — и ты теперь смеешься. Ну, что вы во мне смешного находите-то? Волосы у меня длинные? Так я их причесываю теперь и гелем укладываю. А, может быть, скоро и совсем постригусь. И пить… поменьше буду.

— Я не смеюсь, — ответила я.

— Ты-то, может быть, и нет, — смягчился Васик немного, — а вот она… Посмотрит на меня и смеется. Даже говорить не может толком.

— Смеется — это уже хорошо, — постаралась успокоить я Васика, — если было она, на тебя глядя, плакала, было бы гораздо хуже. Положительные эмоции обычно посредством смеха выражаются.

Васик качнул головой и раздавил в пепельнице сигарету.

— Прямо не знаю, что мне и делать, — высказался он, — я ей телефон оборвал — и звоню, и в гости приезжаю, и цветы шлю каждый день, а она… Такое впечатление, что она меня всерьез совсем не воспринимает. Будто я игрушка плюшевая, а не человек.

Он помолчал немного и вдруг спросил, сильно подавшись вперед:

— Вот я и подумал, Ольга, — выговорил Васик, — может, ты мне поможешь?

— Я? — удивилась я.

— Ты, — подтвердил Васик.

— А чем я могу помочь? — поинтересовалась я. — Позвонить твоей… Кстати, как ее зовут?

— Нина, — выдохнул Васик.

— Позвонить твоей Нине и рассказать ей о том, какой ты хороший на самом деле? Мне почему-то кажется, что Даша с этим справится лучше. У нее дар — людей уговаривать. К тому же, она психолог. Хочешь я ей позвоню и попрошу ее тебе помочь?

— Да нет! — Васик даже притопнул ногой. — Я не про это. Я про другое. Ты же у нас не обычный человек. Ты же у нас это… экстрасенс. Вот и приворожи Нину. Сделай так, чтобы она в меня влюбилась сильно-сильно. Для тебя это пустяк, а для меня… Для меня это все. Ну, Ольга, я тебя очень прошу. Ведь ты же знаешь, как… Никто, кроме тебя такого сделать не может…

Васик, застыв в позе горного орла, вцепился побелевшими от напряжения пальцами в подлокотники кресла.

— Ну, Васик… — только и сказала я.

* * *

Васик был прав. Я действительно обладала исключительными экстрасенсорными способностями, доставшимися мне в наследство от моей прабабушки, которую на деревне, где она жила, называли ведьмой… Ведуньей ее называли.

Мой дар позволяет мне видеть образы в сознании собеседника, и таким образом — узнавать его намерения и просчитывать ходы — и вовсе не важно, на каком языке мой собеседник разговаривает. В последнее время я развила в себе способности проникать также и в глубоко в подсознание людей, тем самым управлять человеком, предварительно вводя его в транс…

Экстрасенсорными способностями обладала и моя сестра-близнец. Это она помогла мне раскрыть в себе неведомую доселе силу. Сейчас Наталья мертва. А человек, погубивший ее, и, кстати, когда-то обнаруживший в ней самой экстрасенсорный талант и развивший его, все еще жив.

Четырежды я пыталась добраться до убийцы моей сестры, четырежды он, проигрывая поединок, ускользал. Но убить его мне не удавалось. И совершенно точно я знаю, что он жив и где-то — в какой-то точке земного шара набирает силы для окончательной битвы…

Его зовут Захар. Он — единственный мой настоящий заклятый враг. Смертельный враг. И он не успокоится, пока не убьет меня. А я не успокоюсь, пока не доберусь до него.

Сколько мне еще предстоит жить в ожидании последней — решающей — битвы?

* * *

— Так поможешь? — снова спросил Васик. — Ты одна мне помочь можешь — больше никто. Понимаешь, Ольга, эта девушка мне… дороже всего. Я ее почти не знаю, но чувствую, что без нее я не могу… Не то, чтобы — жить не могу, а… не получается выразить…

Васик переглотнул и просительно уставился на меня. Я тряхнула головой, разгоняя туман тягостных воспоминаний. Захар… Зря я вызвала в своей памяти его темный образ, теперь зловещее пятно, словно отпечатавшись где-то глубоко на дне моего сознания, еще долго будет маячить у меня перед глазами.

А тут еще Васик со своей любовью…

Как же ему объяснить?

— Ольга! — опять позвал Васик. — Ты что — не слышишь меня?

— Слышу, — сказала я и снова тряхнула головой, — просто задумалась.

— Так ты мне поможешь?

— О чем ты говоришь?.. — вздохнула я. — Ты хочешь, чтобы я вторглась в сознание твоей Нины и заставила ее полюбить тебя?

— Ага! — обрадовался Васик. — Точно так!

— Но ведь это… — я закусила губу, — это же… Ты, Васик, пойми, что такое… насилие над мозгом человека ни к чему хорошему привести не может. Как ты с ней собираешься жить, если каждую минуту будешь бояться, как бы с нее не спали гипнотические чары, как бы она не прозрела и не поняла, что на самом-то деле тебя нисколько не любит? Ты об этом подумал?

Васик шмыгнул носом и опустил голову.

— Думал, вообще-то, — сказал он, — только…

— Что — только?

— Только у меня получилось, что иначе никак не выйдет, — сформулировал Васик, — она только смеется надо мной и выслушать серьезно никак не хочет. А ты… Ты не совсем ее заколдовывай, а только на время. Чтобы она немного посмотрела, какой я могу быть на самом деле… Я ведь не просто так. Я и жениться на ней готов. У меня ведь и квартира есть, и машина есть, и деньги водятся.

— А работы нет, — добавила я.

— Ну, а деньги…

— Папины, — подсказала я, — пока папа твой тебя содержит — у тебя деньги есть, а когда ему надоест это дело и он на тебя — алкоголика и бездельника — плюнет, ты без копейки останешься. У тебя же ни работы нет, ни любимого занятия нет. Впрочем, есть любимое занятие — водку пить, да по ночным клубам шататься. И все.

— Почему?.. — не поднимая глаз, очень тихо выговорил Васик. — Не только… Я ведь и работать могу… Войду к снова отцу в доверие, уверю его в том, что я, как говорится, в ум вошел, а он мне фирмочку какую-нибудь выдаст. Вот так и заживем. Думаешь, плохо?

— Не знаю, — честно сказала я, — если ты и вправду решился — на полном серьезе — взяться за ум, тогда я за тебя рада. И за твою избранницу — тоже рада… Как, ты говорил, ее зовут?

— Нина, — ответил Васик и мечтательно закатил глаза, — Нина Николаевна Рыжова…

Я посмотрела на часы. Вообще-то мне давно пора было ехать на работу. Если бы я рассчитывала попасть туда посредством метрополитена, то я бы опоздала наверняка, но сейчас-то, я думаю, меня Васик подбросит, так что… Так что минут пять можно посидеть еще…

— О-ольга, — снова протянул Васик, — так ты согласна мне помочь или нет?

— Согласна, — сказала я, и мой приятель просиял, — только посоветуюсь сначала с Дашей.

— С Дашей? — удивился Васик.

— С ней, — подтвердила я, — мы вместе подумаем, как твоей беде помочь…

Васик что-то хотел сказать, но, видно, передумал. Он согласно тряхнул головой и легонько пристукнул согнутым пальцем по пустой кофейной чашечке.

«Прекрасно тебя понимаю, Василий, — думала я, глядя на него, — получить все желаемое на блюдечке с голубой каемочкой — это, конечно, замечательно. Раз-раз — Ольга поколдовала — вот у тебя уже и молодая жена есть. К папе пришел, ножкой пошалил, глазки к потолку позакатывал — вот и собственная фирма, и…»

Тут я ход мыслей своих прервала, ощутив, что начинает в моей груди шевелиться нехорошее чувство. Что-то вроде зависти, даже не зависти, а…

— Ладно, — сказала я, — мне на работу пора. Ты меня подбросишь.

— Конечно! — Васик вскочил и засуетился. — Так ты мне… ты мне…

— Помогу, — в который раз сказала я, — сразу после работы поеду в гости к Даше и… Там посмотрим.

— Ага, — кивнул Васик, — спасибо тебе, Ольга. Я всегда знал, что ты — настоящий друг.

— Пожалуйста, — ответила я.

* * *

Дверные створки лифта с чмоканьем сомкнулись за ее спиной. Она шагнула к двери своей квартиры и внезапно почувствовала, что радужное утреннее настроение бесследно улетучилось из ее груди, а образовавшаяся пустота немедленно заполнилась привычным тошнотворным ощущением тупой и безысходной тоски.

Нина Николаевна Рыжова мучительно поморщилась и, сглотнув горькую слюну, со скрежетом повернула ключ в замке. Дверь отворилась, словно открылся рот страдающего нехорошей болезнью старого человека, и Нина шагнула в прихожую.

Минуту она стояла в полной темноте, беспомощная перед обволакивающей ее густой атмосферой гнилой сырости, и, наконец, набравшись решимости, закрыла за собой дверь и включила свет.

Стараясь не задевать стены, с безобразно отстающими обоями, напоминающими пораженную проказой человеческую кожу, она разделась и быстро прошла в свою комнату.

В сумерках маленькой комнатки с никогда не поднимающимися шторами — в углу — что-то белело.

Щелкнув выключателем, Нина присела на краешек старого ободранного дивана с продавленным почти до самого пола брюхом.

Он бросила взгляд на рассыпанный на столе букет белых хризантем и горько усмехнулась.

«Как его зовут? — подумала она вдруг. — Василий?.. Вася?.. Он себя как-то по-другому называл… Василек. Нет, кажется… Но что-то похожее, что-то такое же — уменьшительно-ласкательное… Ага, Васик! Васиком он себя называл. Васик…»

У нее даже получилось улыбнуться.

Нина впилась глазами в белоснежный букет на столе, словно пытаясь удержаться на краю необъятной и мрачной бездны отчаянья, в которую ее тянул неудержимо тяжкий груз привычных безысходных мыслей.

«Славный мальчик, — шепотом проговорила она, мучительно морщась от родившегося за тонкой стеной шороха, — славный, милый мальчик. Он ведь ничего — совсем ничего — обо мне не знает, и тем не менее — влюбился по уши. Нахожу почти каждый день под дверью квартиры цветы, ласковые слова по телефону, нечаянные встречи и свидания, на которые я не прихожу и вряд ли приду когда-нибудь. И глаза у него никогда не улыбаются, хотя ему здорово удается смешить меня…»

Скрипнула, открываясь, в соседней комнате дверь, и Нина крепко зажмурила глаза.

«Я знаю, что он очень хороший человек этот Васик, — быстро-быстро зашептала она, почти беззвучно шелестя побледневшими губами, — наверное, его любовь ко мне — это последнее… хорошее… что еще могло случиться в моей жизни. Но ведь и это скоро закончится, как заканчивается все… И как только он узнает про то, что… Он непременно придет в ужас…»

Неровные шаркающие шаги приближались к двери в комнату Нины. Она снова широко распахнула глаза и едва удержалась от того, чтобы вскочить с дивана, схватить со стола цветы и прижать их к груди — приближающееся шарканье, ставшее много слышней, удержало ее.

«Осталось только несколько секунд, — успела подумать Нина, — несколько секунд до того, как откроется дверь в мою комнату, и…»

Мысли с грохотом заскакали у нее в голове, как крупные градины по покатой жестяной крыше.

«Цветы, — всхлипывая и поджимаясь, думала Нина, — цветы. Я уже столько времени не видела цветов, и как давно мне дарили их — в последний раз… Как жестоко! Какую подлую и пошлую штуку выкинула моя судьба, столкнув со мной этого мальчика Васика, как раз тогда, когда моя жизнь стремительно катится к концу — и перед глазами уже мелькают свистящие белесой пустотой слепые кадры засвеченной фотопленки…»

Невыносимый шелест шагов на секунду стих, и дверь, тоскливо застонав, приоткрылась, впуская в комнату Нины…

— Принесла?..

Бесцветный голос качнул дрожащую тишину комнаты и смолк.

Нина закрыла и открыла глаза, глубоко выдохнула и только тогда перевела взгляд на вошедшего.

— Принесла? — повторил он.

— Что? — едва слышно выговорила Нина, хотя прекрасно знала, о чем идет речь.

— Деньги, — захрипел вошедший, — деньги… принесла? Тебя не было всю ночь… Ты обещала принести мне деньги… Ты говорила…

— Да, — ответила Нина. — Да, Андрюша, я принесла деньги…

Две или три минуты в комнате было слышно только тяжелое прерывистое дыхание вошедшего. Нина, кажется, не дышала совсем.

Она опустила глаза в пол, а когда снова закрывшаяся дверь в ее комнату легонько колыхнула сырой воздух, когда шаркающие шаги стали медленно удаляться, Нина попыталась заплакать и не смогла.

Она подняла глаза на висящую под потолком голую электрическую лампочку, синюю, словно удавленник, которого некому вытащить из петли вот уже вторую неделю — и подумала вдруг, что голубоватый свет в ее комнате пропах мертвечиной.

Нина поднялась на ноги и достала из своей сумочки несколько скомканных купюр.

Хлопнула дверь в соседней комнате, и за тонкой стенкой раздался протяжный стон.

Нина вздрогнула и заспешила.

— Скорее, сука!.. — вновь простонали за стенкой.

Нина выбежала в прихожую, открыла дверь и, сжимая в вспотевшей ладони купюры, застучала каблучками вниз по лестнице.