Принцесса на горошине. Не такая, как все

Екатерина Риз

Марьяна Дегтярева родилась самой настоящей принцессой, в сказочном замке, и воспитывалась папой-королем. Вот только любая сказка заканчивается. Жизнь Марьяны в одночасье изменилась, и оказалось, что остаться одной, пусть и богатой невестой, не так уж и сказочно. Наоборот, страшно и одиноко. Да и нашедшиеся родственники приносят больше неприятностей, чем счастья. И надеятьсяостаётся только на призрак из прошлого, что неожиданно возвращается в её жизнь. Которого когда-то любила и потеряла.

ГЛАВА 4

— Ты на меня злишься?

Само по себе, проснуться в своей постели в доме отца, не одной, было странным. А тут еще Димка решил, едва я успела открыть глаза, обсудить со мной вчерашнее недопонимание. Хорошо хоть я лежала к нему спиной, и Дмитрий Алексеевич не мог видеть моего лица. Я глаза открыла, почувствовала, как он обнял меня, чуть навалился сзади, и задал этот вопрос. И я в тот же момент поняла, что совсем не рада его присутствию рядом.

Что со мной происходит?

Кажется, переживания об отце, вытеснили из моей души все остальные чувства, радости и печали. Ещё совсем недавно я жила лишь эмоциями, связанными именно с Димой. С нашей непростой, как мне казалось, ситуацией. Я любила, я мучилась, ждала, терзала себя чувством вины и снова ждала. Нашей с ним встречи, звонка, сообщения. Моя жизнь последние два года проходила в этом бесконечном ожидании. И я радовалась, когда видела его, я была уверена, что люблю его. А теперь уже ни в чем не уверена. И то, как резко сменилось моё настроение, мои чувства, приводило меня в недоумение.

Но так ведь не может быть, говорила я сама себе. Скорее всего, это просто стресс. Сильнейший стресс из-за смерти отца. Пройдёт немного времени, и всё непременно наладится. И мои чувства, не только к Дмитрию Алексеевичу, но и ко всему остальному миру, вернутся. Надо только подождать, дать себе время.

А пока не срываться, не ссориться, держать свои эмоции под контролем, как говорил отец.

Поэтому я выдавила из себя улыбку, и ответила:

— Не злюсь, Дима.

Абакумов пристроил подбородок на моём плече. Стало неудобно, даже немного больно, но я терпела.

— Хорошо. Я не люблю с тобой ругаться. Когда мы ругаемся, мне кажется, что мир начинает в другую сторону крутиться. — Он взглянул на мою сонную физиономию. — У тебя нет такого ощущения?

У меня такого ощущения не было, но я интуитивно знала, что в данный момент лучше согласиться с ним. Поэтому кивнула.

— Есть. — И продолжила вполне искренне. — Я тоже с тобой ругаться не люблю.

Правдой было то, что я, вообще, ругаться не любила, в принципе, ни с кем. Но зачем Димку расстраивать уточнением деталей.

Я аккуратно пошевелила плечом, и он отодвинулся. Снова откинулся на подушки, закинул руку за голову, выглядел вполне себе довольным жизнью. А я не утерпела и спросила:

— Что ты скажешь дома?

Абакумов перевел на меня взгляд.

— По поводу чего?

— По поводу, своего отсутствия дома этой ночью, — подсказала я.

Он удержал мой взгляд. Спросил:

— Тебя это беспокоит?

— Вообще-то, да, — призналась я. На постели села, спустила ноги на пол, собираясь встать с кровати. Потянулась за халатом. — У тебя хорошая жена, Дима, — вырвалось у меня. Я, на самом деле, так думала, и уже давно. И эта мысль не давала мне покоя.

— Никто и не говорит, что она плохая, — не стал он спорить. Но тон его был очень ровным, будто Абакумов обдумывал каждое своё слово. И сказал, подтверждая мои выводы: — Хорошая. Но дело ведь не в этом, Марьяна. Ты должна понимать.

Я обдумала его слова, после чего кивнула.

— Понимаю.

Я с постели поднялась, прошла в ванную комнату, остановилась перед зеркалом, не прикрывая за собой дверь. Димка, судя по всему, душевную беседу со мной ещё не прекратил. Следил за мной взглядом, и продолжал подбирать слова. Я видела это по его глазам. Что он осторожничает. И меня это расстраивало.

Сама по себе ситуация, в которую я оказалась втянута из-за своей дурацкой влюбленности, меня расстраивала, и уже давно. Но я не признавалась в этом очень долго, даже самой себе.

— Оксана — хороший человек, — зачем-то продолжил он, хотя, это уже было, откровенно, лишним. — Она хорошая жена, хорошая мать, хозяйка замечательная. Но дело ведь не в том, насколько человек хороший. Ты меня понимаешь?

Я смотрела в глаза своему отражению в зеркале. И вдруг Димкины слова отозвались где-то глубоко, в каком-то темном, я бы даже сказала, потаенном уголке моей души, куда я давно не заглядывала. И стало тоскливо, что я даже глаза ненадолго зажмурила.

— Дело в том, кого ты на самом деле смог полюбить, — продолжил Абакумов. — С некоторыми людьми это случается лишь один раз в жизни. А всё остальное… мы переживаем лишь похожее.

Какие глубокие, трогательные речи.

Я так сильно зажмурила глаза, всего на какие-то секунды позволила себе уйти в себя, что даже не заметила, что Дмитрий Алексеевич успел подняться с постели, и теперь стоит за моей спиной. Наверное, мою реакцию на его слова, он воспринял на свой счёт. И это было абсолютно нормально. И, наверняка, его порадовало. Какому мужчине не понравится, когда женщина так реагирует на его близкое присутствие, слова, действия? Вот и Абакумов меня обнял, крепко, потянулся губами к моим губам.

— Я встретил тебя, — шепнул он мне. — Разве в этом кто-то из нас виноват? Я тебя люблю, солнышко. — Димка взял меня за подбородок, заглядывал в лицо, и мне пришлось открыть глаза, чтобы встретить его взгляд. Я знала, что он хотел именно этого. Моего прямого взгляда, чтобы понять, насколько я прониклась его признаниями. А я вдруг испугалась, что он так и не сможет увидеть в моих глазах то, что ищет. И чтобы как-то этого конфуза избежать, приподнялась на цыпочки, обхватила Димку руками за шею, и поцеловала. Поцеловала крепко, поцеловала провокационно, лишь бы отвлечь его.

Отвлечь получилось, Дмитрий Алексеевич уже спустя минуту подхватил меня на руки и понёс обратно в постель. А я, наверное, впервые за всё время наших отношений, не занималась с ним любовью, не отдавалась ему в полной мере, а всё больше смотрела в потолок над его плечом. Дмитрий Алексеевич, голый, разгоряченный лежал на мне, шептал мне на ухо, как сильно меня любит, что я женщина, которую он всю жизнь мечтал встретить, а я лежала и думала, насколько это неправильно — заниматься с ним сексом под крышей этого дома.

Страшные глупости, на уровне бреда, но я никак не могла принять тот факт, что жизнь моя изменилась настолько, что я стала хозяйкой отцовского дома. И Димка, отчего-то, в этом доме мне страшно мешал. И делал непозволительные вещи.

После секса мы лежали рядом, обнявшись, Дмитрий Алексеевич гладил моё тело, я прятала лицо у него на груди, но совсем не потому, что никак не могла отойти от полученного удовольствия и неги, я продолжала расставлять в своей голове по полочкам свои чувства и ощущения. По крайней мере, пыталась.

Наверное, моё долго молчание Абакумова всё-таки насторожило. Потому что он в какой-то момент спросил:

— Марьяна, всё хорошо?

Я немного отодвинулась от него, посмотрела ему в глаза. Широко улыбнулась.

— Да. Всё хорошо.

Я села, а Димка потянулся рукой за мной, погладил по голой спине.

— Марьяна, я тебе клянусь, я всё решу. В самом скором времени.

— Что решишь? — решила я уточнить.

— Поговорю с Оксаной. Ты права, давно мне говорила, что нужно ставить точку в отношениях, в которых тебе некомфортно.

— А как же дети, Дима? — спросила я, направляясь в ванную.

— Дети… — проговорил он за мной эхом, при этом в его голосе прозвучало сомнение, я заметила. Но Абакумов тут же взбодрился: — А что дети? Дети подросли. Да и я же не собираюсь исчезать из их жизни, — с энтузиазмом продолжил он. — Буду заботиться, буду помогать. Буду делать всё то, что и делал. — И, повысив голос, чтобы я услышала, поинтересовался: — Ты что думаешь?

Я задержалась, прежде чем войти в душевую кабину. Размышляла, а затем дала ему совет, от души:

— Я бы для начала поговорила с детьми. Выяснила, что они думают, по поводу вашей семьи.

— А что они могут думать? — удивился Димка. — Они же дети.

— Которые привыкли жить с мамой и папой. А вдруг у них будет серьёзный стресс? Или психологический срыв? Думаю, тебе нужно подойти к этому вопросу очень осторожно, Дима. Чтобы никому не навредить.

Я закрыла за собой дверь душевой кабины и включила воду. А когда повернула голову, увидела, что Димка стоит в дверях ванной комнаты, и за мной наблюдает.

— Марьяна, ты беспокоишься о детях, — спросил он, — или пытаешься дать мне понять, что я в отношениях с тобой тороплюсь?

Подумать только, сколько прозорливости. Раньше Дмитрий Алексеевич в этом замечен не был.

Я приоткрыла дверь кабины, глянула на него.

— Я беспокоюсь о детях, Дима. Я сама жила в неполной семье, знаю, что это такое. Да ещё неизвестно, как отреагирует твоя жена. — Я хмыкнула. — Знаешь, мне кажется, она настолько тебя любит и тебе доверяет, что ей не приходит в голову сомневаться в твоей честности. Наверное, и сегодня она безоговорочно поверит, что ты настолько вчера устал, что заснул в офисе.

Я дверь снова прикрыла, но всё равно услышала Димкины слова:

— Сегодня я ей врать не собираюсь.

Отвечать я не стала. В конце концов, это не моя семейная жизнь.

Но я для себя такой жизни точно не желаю.

Шура испытывала неловкость, кормя Абакумова завтраком. Я видела это по её лицу, по её сосредоточенным движениям, по тому, с каким пристрастием она подавала Дмитрию Алексеевичу кофе. И наблюдала за ним, когда Абакумов, позавтракав, поднялся из-за стола, подошёл ко мне, наклонился, и запечатлел на моём лбу хоть и скромный, но совсем не отеческий поцелуй.

— Мне нужно в офис. Ты останешься дома?

Я кивнула. Закинула голову назад, Димке улыбнулась.

— Да. Останусь дома.

Он в мои глаза смотрел, затем попросил:

— Пожалуйста, не делай глупостей. Останься дома, отдохни. Последние дни выдались тяжёлыми. А я приеду вечером, и мы с тобой куда-нибудь сходим.

Обещать я ничего не стала, лишь удерживала на губах улыбку. Кажется, Дмитрий Алексеевич в своей голове уже нарисовал нашу с ним совместную жизнь. В этом доме, с определенным укладом светских мероприятий, с его работой на определенной должности. Со штампом о разводе в своём паспорте.

— Он что же, Марьяна, жить у нас будет? — осторожно поинтересовалась у меня Шура, когда Абакумов уехал.

Шура убирала со стола посуду, оставшуюся после завтрака подзадержавшегося, как она считала, гостя, и на меня, молчаливую и задумчивую, поглядывала. Я перевела на неё взгляд. Помолчала, будто и, правда, задумалась над её вопросом. Потом сказала:

— Не будет. Не переживай.

Шура тут же фыркнула.

— Ведёт себя, как хозяин. Как ещё только на стул Александра Гавриловича не сел. Прости, но я бы его полотенцем по хребтине прогнала.

Я посмотрела на пустующий отцовский стул. Сказать мне по этому поводу было нечего, поэтому я резко из-за стола поднялась.

— Шура, я буду у отца в кабинете. Позови ко мне Пал Палыча. Он мне срочно нужен.

— Позову, — согласилась она, а сама на меня продолжала поглядывать с настороженностью. И поинтересовалась: — Марьяна, ты что задумала?

— Правду хочу знать, — не стала я скрывать.

— Какую ещё правду? — обеспокоенно проговорила Шура, но я уже ушла в кабинет и прикрыла за собой дверь.

— Нехорошая это затея, Марьяна, — скривился начальник охраны, когда я озвучила ему свою просьбу. — Я думал, ты сама уже всё поняла, и не полезешь в это дело. Лысовский же тебе ясно сказал: ни к чему.

— Мало ли что мне Лысовский сказал, — взбунтовалась я. — Мне самой надо всё выяснить, своими глазами посмотреть. — Я, как в детстве, стукнула кулачком по столу. — Дядя Паша, найди мне её. Хочу увидеть, хочу поговорить, хочу во всём сама разобраться.

Рыков вздохнул напоказ. И тут же пожаловался:

— Глупость делаем. Не разгребем потом.

— Разгребем, — легкомысленно отмахнулась я. Улыбнулась ему. — Ты же меня защитишь, при необходимости.

Пал Палыч головой качнул.

— Лиса, — проговорил он. — Всегда такой была. С детства. Александр Гаврилович всегда говорил: другие дети капризами и истериками своего добиваются, а ты улыбкой. А это опаснее, говорил он! — закончил Рыков, назидательно ткнув пальцем в потолок.

— Для кого опаснее? — заинтересовалась я.

— Для мужиков, для кого, — удивился он.

Я легкомысленно отмахнулась.

— Черт с ними, с мужиками. Будем решать проблемы по мере поступления. А нам сейчас не до мужиков. Верно?

— Я бы эти слова этому хлыщу передал. Который решил к нам приквартироваться.

— И ты туда же, — вздохнула я. — Вы с Шурой сговорились, что ли?

— Мы беспокоимся. Не нравятся нам типы, которые очень быстро просчитывают варианты и переобуваются в полёте.

— Мне тоже не нравятся, — сказала я. — Так что, не переживайте. — И закончила: — Иди, ищи Лилю.

— А что её искать-то? — проворчал Рыков. — А то я не знаю, где эта девица живёт в Москве. Всё я знаю.

— Вот и отлично. Тогда нечего ворчать. Поедем, как только я соберусь.

Пал Палыч снова вздохнул, на этот раз мне в спину. И снова пожаловался:

— Ох, не дело делаем. Ох, не дело.

Лиля, как и говорила, жила у подруги. Я бы сказала, что не в таком и близком Подмосковье. Я так далеко, наверное, и не заезжала. В спальные районы, в смысле. Смотрела в окно, не узнавая ни одной улицы, а Пал Палыч ещё обернулся ко мне с переднего сидения и недовольно проговорил:

— Не следовало тебе ехать, Марьяна. Я бы и без тебя её привёз.

Я лишь плечами пожала.

— Хочу посмотреть. Ничего плохого в этом нет.

— На что посмотреть?

— На жизнь. На жизнь обычных людей.

Рыков от меня отвернулся, на сидении поёрзал, всё с таким же недовольным видом.

— Не для этого Александр Гаврилович тебя растил. Не для обычной жизни.

— Но это же не значит, что её нет, Пал Палыч. Вот она, за окном. Обычные дома, обычные люди. А я, если это и видела, только по телевизору. Ты не думаешь, что это как-то неправильно?

Пал Палыч с водителем переглянулись. На двоих одинаково непонимающий взгляд.

— Ты — Марьяна Дегтярева, — выдал Рыков с оттенком пафоса.

Я фыркнула, говорить больше ничего не стала. Продолжила смотреть в окно. А сама думала о том, что моё имя становится печатью на моём лбу. При жизни отца я об этом как-то не задумывалась, а сейчас осталась единственным представителем семьи. И все тыкают в меня пальцем — Марьяна Дегтярева, наследница огромного состояния и финансового холдинга. А я притворяюсь, что понимаю, что со всем этим делать.

— Останься в машине, — едва ли не скомандовал Пал Палыч, когда мы остановились перед панельной многоэтажкой. И кто здесь начальник, интересно? Точно, не я.

Спорить я не стала, осталась сидеть в машине. Водитель Коля, недавнее приобретение Рыкова, осторожно отпросился у меня покурить. Я кивнула, и осталась в машине одна. Смотрела из окна на будничную жизнь двора в спальном районе. Вот дети играют, чуть поодаль женщина в возрасте и в ярком халате выгуливает пекинеса, какой-то мужчина копается во внутренностях старенькой иномарки. Мне никогда раньше не приходило в голову, что у меня тоже вполне могла быть такая жизнь. В свете последних новостей, если бы моя мать не оставила меня безропотно с отцом, а забрала бы меня с собой, моя жизнь была бы куда более прозаичной.

Хотя, не думаю, что отец позволил бы этому случиться. При любом раскладе.

— Нет её, на работе, — отрывисто сообщил Пал Палыч, возвращаясь в машину. Сел и дверью хлопнул.

А я удивилась.

— Она работает?

— А что ей делать? Кормить её никто не будет. — Он посмотрел на водителя. — За углом работает, в фаст-фуде. — На меня обернулся, и поинтересовался с надеждой на мой отрицательный ответ: — Поедем туда?

— Конечно, — решительно кивнула я. — Не зря же мы приехали.

— По-моему, совершенно зря. Коля, поезжай. На перекрестке направо.

Заведение известной сети фаст-фуда завлекало своей огромной вывеской на фасаде большого торгового центра. Наш автомобиль встал на стоянке, я вышла на улицу, огляделась, и ещё раз сказала себе, что никогда в этом районе не была.

— Не была и не была, — хмыкнул Рыков. — Зато ты в Милане была. И еще где только не была.

— Прозвучало с издевкой, — заметила я, направляясь к входу в торговый центр.

В зале ресторана пахло булками, маслом и приправами. Совсем не мясом. Было достаточно многолюдно и шумно. Я оглядывалась по сторонам, а Пал Палыч сказал:

— Вон она, — и кивком указал в нужную сторону.

Лиля нашлась за одной из касс. Если честно, я бы с первого взгляда её и не узнала. При нашей прошлой встрече, она была одета достаточно смело, да и накрашена ярко. А за кассой стояла в униформе, практически без косметики, и в смешной панамке на голове.

— Ваш заказ номер 43, — услышала я её голос, когда подошла ближе. — Что-то ещё желаете заказать? Соус, напиток?

— Привет, — сказала я ей, когда подошла моя очередь. Если честно, больше не придумала, как привлечь её внимание, да и народ толпился у стойки.

Лиля подняла на меня глаза, удивлённо моргнула. Но почти тут же нахмурилась и совсем невежливо поинтересовалась:

— Что нужно?

— Поговорить хочу.

— Я занята, я работаю. Мне здесь разговаривать некогда.

— А долго ещё… ты работать будешь? — спросила я.

Лиля усмехнулась.

— У меня смена четырнадцать часов.

— Хватит выёживаться, — выступил вперед суровый Пал Палыч. Слушал наш разговор, стоя у меня за спиной, и, по всей видимости, тон моей возможной родственницы, ему категорически не понравился. — Когда у тебя перерыв?

— Я не знаю, — зашипела она на него. — Это не я решаю. Вы заказывать что-то будете? Меня же оштрафуют.

Я бестолковым взглядом уставилась на стенд с меню.

— Что-нибудь, — проговорила я в нерешительности. — Закажи мне что-нибудь.

Пал Палыч решительно оттеснил меня плечом от кассы.

— Коля, найди для Марьяны место, и заказ её забери. А я договорюсь… о перерыве для этой красотки, — буркнул он и растворился среди людей.

— Марьяна Александровна, пойдемте за тот столик.

Коля усадил меня к окну, я чувствовала себя несколько неловко, понимая, сколько людей вокруг меня. Молодежи, детей, просто зашедших в обеденный перерыв перекусить. Разговоры, смех, какие-то непонятные звуки.

Передо мной поставили поднос, с чем-то, завернутым в хрусткую бумагу. Не подумайте, я прекрасно знаю, что такое фаст-фуд, и ела, и пробовала. Но сетевые точки никогда не посещала, не было, так сказать, необходимости. Коля сел напротив меня, посмотрел с какой-то дурацкой улыбкой, будто на несмышлёного ребенка, которого родители в первый раз в торговый центр за руку вывели.

— Хотите попробовать? — задал он столь же дурацкий вопрос.

Я взглянула на него с намёком.

— Коля, я знаю, что такое гамбургеры. — Я отодвинула от себя поднос в его сторону. — Ешь, я не буду.

Через несколько минут к нам присоединился Рыков. Покосился на жующего Колю, красноречиво поджал губы, после чего на меня посмотрел.

— Она освободится через десять минут. Здесь подождём или на улице?

— Коля обедает, — удивилась я. — Подождём здесь.

Рыков снова на подчинённого посмотрел, со всем своим пристрастием, и сказал тому:

— Приятного аппетита.

После пожелания таким тоном можно было подавиться. Коля же лишь нервно сглотнул. Поспешил кивнуть, и сказал:

— Спасибо.

Встретились с Лилей мы всё же на улице, на стоянке. Я расхаживала рядом с автомобилем взад-вперед, а Рыков с Колей бдительно поглядывали по сторонам. Понятия не имею, что высмотреть пытались. А потом появилась Лиля. Шла ко мне решительной походкой, стянула с головы панамку и небрежно сунула её в карман фартука. А ещё сигареты откуда-то достала, и, подойдя ко мне, закурила.

— Что ты хочешь? — совершенно невежливо поинтересовалась она.

Я окинула её худую фигурку быстрым взглядом. Без каблуков она показалась мне совсем маленькой, едва до уха мне макушкой доставала.

— Лиля, мне потребовалось время, чтобы обдумать то, что ты мне сказала, — проговорила я заранее подготовленную фразу.

Лиля же в ответ усмехнулась.

— Правда? И что ты надумала?

— Как дам сейчас поджопник, — неожиданно подал голос Пал Палыч, бдительно прислушивающийся к нашей беседе. — Ты с кем разговариваешь?

Я укоризненно на него глянула, затем на Лилю посмотрела. Та, после угрозы, заметно нахохлилась, но пыл поубавила. Переспросила совсем другим тоном:

— Что ты хочешь мне сказать?

Конечно, на Пал Палыча можно было рассердиться, за его вольность, но после неё общаться с Лилей мне стало гораздо проще.

— Ещё раз поговорить, — сказала я ей. — Обсудить всё. Нам ведь есть, что сказать друг другу.

Лиля дёрнула плечом.

— Не знаю. То есть, понятия не имею, что нам с тобой обсуждать. Мы с тобой незнакомы. А вот мама хочет с тобой встретиться.

От этих её слов я занервничала. Не нашла ничего другого, как пообещать:

— Об этом тоже поговорим. Почему бы тебе не приехать ко мне?

— Когда?

— Когда у тебя будет свободное время.

— Вообще, у меня завтра выходной.

— Вот и отлично. — Я ободряюще ей улыбнулась. Даже мысленно никак не могла заставить назвать её сестрой. Даже в моём сознании это звучало дико. — Я пришлю за тобой машину.

Лиля, наконец, улыбнулась.

— Было бы круто.

Я посмотрела на молодого водителя.

— Коля за тобой завтра приедет.

Лиля на Колю посмотрела, я бы даже сказала, присмотрелась всерьез. Кивнула весьма благосклонно. А потом ко мне повернулась и попросила:

— А можно на какой-нибудь крутой тачке? Чтобы все обалдели?

— Специально приобретем для этого случая, — ядовито проговорил Рыков. И показательно взглянул на часы: — Марьяна Александровна, у вас через час встреча.

— Какая ещё встреча? — переспросила я у него, когда мы сели в автомобиль. Лиля возвращалась на рабочее место, я посмотрела её вслед.

— Косметолог, Марьяна. Или отменить?

Я моргнула.

— Ах, да. Я совсем забыла.

Косметолог, массажист, стилист…. Куча всяких важных встреч в моей жизни. О которых я в последнюю неделю напрочь позабыла.

— Поедем. Мне нужно расслабиться.

— Вот это правильно. А то занимаемся какой-то откровенной фигнёй.

— Пал Палыч! — не сдержалась я, и мы все замолчали.

Вечером приехал Абакумов, и совсем не обрадовался новостям о том, что я встречалась с новоявленной родственницей. А я, если честно, совсем не обрадовалась его приезду. Потому что не понимала, что всё это означает. Вторую ночь он ночует вне дома, вне семьи, а, значит, должен будет как-то объяснять своё отсутствие, тут уже не расскажешь, что случайно заснул в офисе. Или это значит, что он уже объяснился с женой, просто меня почему-то в известность об этом не ставит.

Наверное, мне нужно было задать конкретный вопрос, а я почему-то молчала. Не получалось у меня спросить. И от этого замалчивания, я чувствовала неловкость, себя виноватой чувствовала перед его женой, перед его детьми. Раньше Димка возвращался вечерами к ним, и мне, хоть и было тяжело, но казалось это правильным. А сейчас я не знала, как отреагировать. Но, судя по поведению Абакумова, самой правильной моей реакцией было именно молчание. Чтобы я приняла его присутствие в моём доме, рядом со мной, как само собой разумеющееся. И лишние вопросы не задавала.

Услышав про Лилю, Дмитрий Алексеевич откровенно поморщился.

— Зачем тебе всё это надо, Марьяна? — спросил он.

Я подумала над своим ответом.

— Наверное, за тем, что это моя мать. Какая бы она ни была. Я хочу её узнать. И, наверное, для того, что они с Лилей мои единственные родственники.

— Родственники, — недовольно проговорил Абакумов. — Которым нужны твои деньги.

Я вздохнула, не скрываясь.

— Всем нужны мои деньги.

Димка остановился посреди комнаты, ко мне присмотрелся.

— На что ты намекаешь? — спросил он.

Я якобы непонимающе моргнула.

— Я? Ни на что. Констатирую факт. Порой думаю, что гораздо проще было бы без денег, и без наследства.

Дмитрий Алексеевич взглянул на меня с насмешкой.

— Глупенькая. Ты даже понятия не имеешь, что это за жизнь. С кучей проблем, в постоянном безденежье.

— Можно подумать, ты знаешь, Дима.

— Бог миловал, — хмыкнул он. — Но для этого, знаешь ли, понадобилось приложить много усилий. Не искал я обеспеченных родственников.

— Пожалуйста, не начинай, — попросила я. — Никто не виноват, что так сложилось. Но, если всё правда, то где-то живёт женщина, которая меня родила. Понимаешь? Как я могу не думать об этом?

Димка стоял у окна, недовольно поджав губы, но, в конце концов, согласно кивнул.

— Ты права. Это для тебя важно. — И вроде как разрешил: — Познакомься с ней.

Его тон меня царапнул. Разрешения я, вроде как, не спрашивала, лишь делилась с ним своими мыслями. А тут такое высочайшее соизволение. Занятно.

— Когда встреча с нотариусом? — спросил он.

— На следующей неделе, — ответила я, продолжая раздумывать о своём.

Абакумов нахмурился.

— Почему он тянет?

Я плечами пожала.

— Понятия не имею. Я, вообще, обо всём этом понятия не имею.

— Странно, — проговорил он. — Я завтра выясню.

— Дима, мне кажется, всё должно идти своим чередом. Нотариус сообщил, что ему нужно время, чтобы согласовать определенные моменты.

— Какие ещё моменты, Марьяна?

— Я не знаю.

— И тебя это не беспокоит?

Я головой покачала.

— Нет, не беспокоит, — честно призналась я. — Он ведь профессионал, ты же знаешь.

— Любого профессионала можно подкупить, Марьяна, — с определенным намеком заметил Дмитрий Алексеевич.

Теперь уже я взглянула на него с недоумением.

— В каком смысле?

— В том, что слишком много желающих на твоё наследство.

— Но это же моё наследство, — удивилась я. — Наследница я единственная. Так что…

Дмитрий Алексеевич вздохнул напоказ, будто я сказала немыслимую глупость.

— Я всё-таки позвоню завтра нотариусу, — сказал он, в конце концов.

А я хмыкнула в сторону. И вроде как невинно, поинтересовалась:

— На каком основании?

— Что?

Я на него посмотрела.

— На каком основании ты позвонишь нотариусу, Дима? Что ты ему скажешь? И почему ты думаешь, что он станет с тобой общаться? — Я руками развела. — Ты ведь к этой ситуации никакого отношения не имеешь.

Он замолчал на некоторое время. Видимо, пытался сообразить, что мне сказать. В итоге, решил обидеться.

— Марьяна, я забочусь о твоих интересах.

— Я понимаю, — не стала я спорить, и даже примирительно улыбнулась. — Но это не меняет факта того, что нотариус не станет с тобой общаться.

Я отвернулась от него, а Дмитрий Алексеевич подошёл к дивану, на котором я сидела, наклонился ко мне, дышал мне в шею.

— Марьяна, — позвал он. — Ты на меня злишься?

Я головой качнула.

— Нет. Просто пытаюсь рассуждать трезво.

Димка голову ниже склонил, прижался лбом к моему виску. Жарко подышал мне в ухо.

— Я ведь стараюсь всё исправить, — проговорил он. Я промолчала. — Я хочу о тебе заботиться. Кто ещё это сделает?

Я глаза прикрыла. А Абакумову сказала:

— Спасибо. Я это ценю. — Я немного отодвинулась. — Но ты же знаешь, что я права.

Он выпрямился, проговорил с недовольством:

— Да, понимаю. И мне это не нравится. Наверное, пришла пора этот момент исправить.

— Что именно? — не поняла я.

Его пальцы коснулись моих волос.

— Наше неопределенное положение.

Вот так так. Кажется, Дмитрий Алексеевич налету подхватил знамя и понёсся вперед, как угорелый. Решает всё с наскока. Я даже некое беспокойство от его решительности ощутила.

Утром приехала Лиля. Я ждала её приезда, но под укоризненным взглядом Дмитрия Алексеевича, делать это было не слишком комфортно. Он и на работу этим утром не торопился, видимо, специально поджидал встречи с новой родственницей. Не спеша завтракал, просматривал новости, перебирал какие-то бумаги за столом, и всё на меня посматривал. Я пила вторую чашку кофе, и ждала. Если честно, то мысленно разрабатывала стратегию своего поведения. Как мне следует вести с себя с сестрой? По-родственному вряд ли получится, нужно, хотя бы, с дружбы начать. Поэтому, когда Лиля появилась, я поднялась ей на встречу и улыбнулась. Сказала:

— Привет.

— Привет, — отозвалась Лиля, её тон прозвучал несколько настороженно. Наверное, из-за того, что она заметила за столом Абакумова. Тот поднял на родственницу глаза, окинул цепким взглядом. И приветливым совсем не выглядел.

— Проходи к столу, — пригласила я. — Ты завтракала?

Лиля сегодня была одета более смело, короткая кожаная юбка, яркая кофточка, босоножки на платформе и маленькая сумочка с немыслимыми стразами. Я невольно задалась вопросом, в каком магазине она одевается. Но вопрос был явно лишним, достаточно неприличным и невежливым, поэтому вслух я его не озвучила. Каждый имеет право самовыражаться, как считает нужным. В конце концов, одета она в рамках приличий, просто… у девушки своеобразный вкус.

— Кофе выпила, — сказала Лиля. И тут же добавила: — Из банки.

— У нас хороший кофе, Шура варит. Садись за стол, не стесняйся.

— Да я не стесняюсь, — проговорила Лиля, а сама снова на Димку покосилась.

— Это Дмитрий Алексеевич, — представила я его, заметив интерес сестры. — Мой… — тут вышла некоторая заминка, я думала, кем Абакумова представить, но тот меня опередил и сказал:

— Жених.

Я на него посмотрела, но решила не спорить. Жених, так жених. Ему, наверное, виднее.

Лиля молча смотрела на него, затем кивнула. Видимо, это означало, что знакомство ей приятно, и окончено.

— Дима, это Лиля, — порадовала я тем временем «жениха». Выговорить «сестра» у меня тоже как-то не получилось.

Я налила ей кофе, придвинула тарелку с булочками.

— Ешь.

Она окинула взглядом накрытый к завтраку стол, негромко хмыкнула.

— Вы всегда так завтракаете?

— Да, — растерялась я. — А что?

— Да так, ничего, — снова усмехнулась она.

— Девушка хочет сказать, что её привычный завтрак от нашего сильно отличается, — пояснил Дмитрий Алексеевич. И обратился напрямую к ней. — Правда, Лиля?

— Правда, — кивнула та. И тут же поинтересовалась с вызовом: — А ты хочешь по этому поводу высказаться?

Дмитрий Алексеевич тут же поморщился. На меня взглянул с намёком.

— Марьяна, я тебя предупреждал.

Конечно, их короткая стычка мне совсем не понравилась. Я и без того с трудом предугадывала каждое слово и движение Лили, и не знала, как себя вести, а тут ещё Абакумов со своими язвительными замечаниями.

— Дима, почему бы тебе не поехать на работу? — мягко поинтересовалась я. — Уверена, там необходимо твоё присутствие.

— Марьяна, — начал он, но я его перебила:

— Нам с Лилей есть, о чём поговорить. Между нами, девочками. Поезжай, милый.

Абакумов моей настойчивой просьбе внял, но для начала кинул взгляд на свои дорогущие часы на запястье, после чего согласно кивнул и поехал.

— Ты права. У меня в двенадцать совещание, нужно ещё повестку дня согласовать. — Он обошел стол, приблизился ко мне, наклонился и запечатлел на моём лбу крепкий поцелуй. — До вечера, дорогая.

Прозвучало настолько пафосно, будто в старом кино. Но Дмитрий Алексеевич, судя по всему, был собой доволен. А вот Лилю он удостоил тяжёлого взгляда. Было понятно, что её присутствию в этом доме, он совсем не рад.

Лиля проводила Абакумова взглядом. Я осторожно наблюдала за ней, и видела, что в её глазах возмущения, злости или презрения в его адрес нет. Она смотрела насторожено, но с интересом. А когда голову повернула, поняла, что я за ней наблюдаю. И хмыкнула.

— Он, на самом деле, твой жених?

— Вроде того, — неопределенно ответила я.

А вот Лиля определилась мгновенно. Улыбнулась мне.

— Ты с ним спишь, — сказала она. — А парень думает, что женихается.

— Это несколько бестактное замечание, — заметила я.

— Но я ведь права? — Она взяла ещё одну булку с тарелки, потянулась за джемом в вазочке.

— Всё несколько сложнее, знаешь ли.

— Да это понятно, что сложнее. Он шикарный мужик, ты тоже не за углом себя нашла. В него вполне можно влюбиться. Наверное, подарки дарит, и в постели хорош. Но, по натуре, пакостный мужик.

— С чего ты взяла?

Она плечами пожала.

— По нему видно. Взгляды, жесты, поцелуйчики эти, — Лиля, не скрываясь, ухмыльнулась, — в лоб. Кого целуют в лоб?

— Детей, — подсказала я.

Лиля кивнула и совершенно ровным голосом выдала свою версию:

— Покойников.

— Лиля, что за глупости ты говоришь? — Я не знала, то ли мне смеяться, то ли возмущаться.

— Если меня парень в лоб поцелует, я, наверное, ему в лоб в ответ и дам. Но у вас всё по-другому. Всё чинно, благородно. По-старому. Мне не понять. Я на улице выросла.

— Что значит, на улице?

Лиля плечами пожала.

— Как все. Провинция, окраина города. Из школы придешь, учебники бросишь и бегом на улицу. До самой ночи.

— А как же… твои родители?

— А что родители? — удивилась она. — Родители на работе. А когда не работают, у них своих дел полно. А за детьми разве уследишь?

Я её выслушала. Моё детство было совсем не таким. Закрытая школа, водители и охрана, даже школьные вечеринки проходили под присмотром и очень благопристойно. У меня не было ни единого шанса куда-то улизнуть и что-то натворить. Хотя, возможно, и была такая возможность, но мой характер не дал мне об этом даже задуматься. К тому же, сколько себя помню, за мной всегда ходил охранник, это было обязательное условие, даже когда я повзрослела настолько, чтобы уехать учиться заграницу на пару лет. Я давно воспринимала это, как само собой разумеющееся, и никогда не спорила. Я ведь переживала о папином спокойствии, не хотела его волновать.

— А сейчас? — вырвалось у меня.

— Что сейчас? — переспросила Лиля.

— Родители. Как они сейчас живут?

Лиля пожала плечами.

— Да так же, как и всегда. Как кошка с собакой. Работают, выходные на даче проводят. У бабки дача за городом. — Лиля невольно окинула взглядом просторную, светлую столовую. Её губы снова искривились в усмешке, в этот раз неуверенной. — Конечно, наша дача от вашей отличается. Шесть соток и домик из фанеры.

Я слушала Лилю, вспоминала женщину на фотографиях в своём альбоме, свою маму. Хрупкую, с милой улыбкой, с шикарной копной волос, с ухоженными руками, и в моем сознании никак не сопоставлялось с тем, что я слышала. Каждодневная работа, приусадебный участок, муж, с которым она много лет живёт, как кошка с собакой.

— Лиля, — аккуратно начала я. — Тебя, правда, попросила… твоя мама меня найти.

— Конечно, — уверенно кивнула она. — Откуда, по-твоему, я могла узнать, где, вообще, тебя искать? И кто ты такая? Мама об этом никогда никому не рассказывала. Только когда услышала по телевизору, что твой отец умер, вот тогда мне и рассказала всё, как есть. И попросила с тобой встретиться.

— Работу ты быстро нашла, — вроде бы похвалила я.

— В Москве работы полно. Для таких, как я.

— Для таких, как ты?

— Которые за любую работу схватиться готовы. Москвичи крепко подумают о зарплате в тридцать-сорок тысяч, а для нас, приезжих из провинции, это огромные деньги.

Я покивала с пониманием. Хотя, всё, что я слышала от неё, да и само близкое присутствие этой девушки, здорово выбивало меня из колеи. До сих пор не могла поверить, что это моя сестра. А в паре сотен километров от Москвы живёт моя мать, совершенно живая и здоровая.

Я ещё раз окинула её изучающим взглядом.

— Знаешь что, — проговорила я, — сегодня мы точно никуда не поедем, так, почему бы нам не провести этот день вместе? Пройдёмся по магазинам, пообедаем где-нибудь. Мы ведь не чужие люди, нужно узнать друг друга получше.

Лиля посмотрела на меня, после чего сказала, не собираясь таиться:

— С тобой, наверное, интересно по магазинам ходить. Ты богатая.

Я выдавила из себя улыбку.

— Вот и проверим.