Стальные сети

Екатерина Оленева, 2022

Как стать королевой? Нужно выйти замуж за принца. Но если на тебя положил глаз его король-отец, то королевой ты станешь, получив в довесок ненависть бывшего возлюбленного и гражданскую войну в придачу. Как вырваться из стальных сетей? Как выбрать между любовью и страхом? Добиться прощения и простить самой? Как восстановить мир в королевстве и собственном сердце?

ГЛАВА 3

— Где тебя черти носит, чертовка?!

Констанс Бёрш всегда отличалась внушительными габаритами и железной хваткой. Даже бойцовые псы, с которыми в замке охотились на волков, рысей и медведей — твари, отличающиеся наисквернейшим нравом отнюдь не робкого десятка зверюшки, проявлявшие покорность только из-под палки и на поводке — и те пасовали если на их пути вставала эта женщина. Даже отъявленные задиры-наёмники, нанятые отцом специально для охраны родового замка, из тех, кто продаст родную матушку и собственную шкуру за лишний золотой, даже эти закалённые, много повидавшие в жизни люди, предпочитали с Констанс не связываться. Себе дороже. Лучше уйти с дороги, улизнуть.

У Вильмы шанса улизнуть не было. Констанс пришла по её душу и, судя по всему, эту самую душу она искала последнюю пару-тройку часов, что совершенно не улучшило её настроение. Неотвратимая, как судьба, грозная, как палач, Констанс надвигалась, словно вражеский флагман под всеми паруса.

— Я спрашиваю, юная леди: где ты была?

Вильма выпрямилась во весь свой рост, не слишком, признаться, внушительный. Пусть Констанс грозна, но и она — не котёнок. И вообще, госпожа здесь именно она!

— Я всё ещё жду ответа, — Констанс уперев руки в бока, грозно взирая на девушку.

— Ты забываешься, женщина! В этом замке хозяйка я, и я не обязана держать ответ перед служанкой. Ой!.. — визгнула Вильма, когда одна тяжёлая длань развернула её на месте, а вторая увесисто приложила по её лилейному заду. — Да как ты смеешь?!

Констанс смела. Ещё пару раз.

Было больно, обидно, возмутительно. Но больше — больно.

— Поговори мне ещё, госпожа! Ну-ты, фру-ты — вы только поглядите на неё! Прямо оскорбленная королевишна, не меньше. Но я-то тебя знаю, как облупленную. Быстро отвечай, где, с кем и куда таскалась? Иначе ещё всыплю.

— Я этого терпеть не стану! Ой!.. Да прекрати ты уже!

— Говори! Или мне лучше твоему папеньки доложить о том, что ты тут вытворяешь?

— Да что я сделала-то?.. — уже жалобно хлюпнула носом Вильма.

Тактика «бедная я несчастная» с Констанс всегда действовала лучше тактики «я здесь главная».

— Вот отцу сама и объяснишь, чего сделала, а чего — нет. То я тебя с конюхом застану, то с пажом-чашником. Того и гляди, в подоле принесёшь, а я за недогляд отвечай?!

— Что ты несёшь? Какой конюх?! Какой чашник?

— «Какой конюх»? «Какой чашник»? Конюх тот, смазливый, которого недавно в замок взяли. А чашник — тьфу! — там и смотреть-то не на что! А это я ещё про твои шашни с красавцем-рыцарем не вспоминаю… ладно, рыцарь был ничего, признаю, дело молодое. Но мне неприятности не нужны! Так себе на носу и заруби. Будет так продолжаться, опять всыплю, да так, что света не взвидишь. Не только по филейной гузке пройдусь, но и по наглым щёчкам. Все твои кудри колдовские повырываю. Поняла?

— Ты не посмеешь…

— Поняла? — возвысила голос Констанс.

И Вильма сдалась:

— Поняла.

— С кем гуляла?

— С лошадью.

— И где же ты это со своей лошадью бродила?

— На руинах Розового Замка.

— Опять — Розовый Замок? Да для тебя там — что? Мёдом намазано?.. Или чем другим, на которое назойливые мухи слетаются? Знаешь, ты меня выведешь. Ты меня выведешь из себя, чертовка! Терпение моё большое, но не беспредельное. Выросла девица целая, а ума, что у дитя малого, один гонор только — тьфу! Так, вот что скажу: ещё раз узнаю, что ты снова в замок этот таскалась, за вихры при всех отвалтузю, да так, что света не взвидишь.

— Да поняла я уже! Поняла. Хватит, няня!

— Ты меня знаешь, сказала — сделаю.

— Ну, конечно сделаешь — раз уж сказала.

— Иди, давай, горе ты моё луковое. Там вон, из столицы человек от отца твоего приехал, видеть тебя срочно хочет, а я уж не знаю, что и врать-то ещё ему. Чем только не отговаривалась. То рукоделием ты у нас была занята, то молитвой, чтением, рисованием… у меня голова кругом! Кажется, никогда я ещё столько не врала. Вводишь ты меня во грех, ой, вводишь. И боюсь, не одну меня.

— Ой, нянюшка, ну что ты опять-то? Да ничего плохого я не делала!

Совесть с ядовитой ухмылкой подбросила напоминание о жарких поцелуях с красивым мужчиной, от одних воспоминаний о котором её тело томительной негой наполнилось. Ожившая грёза, а не мужчина.

— Я просто гуляла. Там, знаешь, какие цветы красивые?

— Знаю я твои цветочки. Идём уже.

— Да — куда?..

Констанс закатила глаза:

— Я же сказала — человек из столицы приехал, тебя ждёт. Ты что же? Меня совсем не слушаешь?

— Слушаю.

Констанс бесцеремонно подтолкнула свою госпожу в сторону выхода из конюшни. Вильма без возражений покорно двинулась в указанном направлении.

— Что за человек? Что ему нужно? Ты знаешь?

— Конечно! Он же вот прямо с порога взял мне всё, да и выложил.

После яркого полуденного солнца переходы замка казались тёмными.

Покои отца находились в восточном крыле замка и большую часть времени стояли закрытыми. Люди и сами не стремились попасть сюда — о хайримах и их способностях ходило много устрашающих легенд. Вильму отцовские лаборатории не пугали, но Констанс всегда строго следила за тем, чтобы её воспитанница пробиралась сюда как можно реже. В те же разы, что удавалось обмануть бдительность наставницы, Вильме ничего интересного увидеть не удалось. Выставленные в банках под закрытыми стёклами головы непонятных уродцев скорее отвращали, чем пугали. Запахи неизвестных составов были едкими и вонючими. Книги написаны на непонятных языках. На тех полках, до которых она смогла дотянуться, тоже ничего волнующего, таинственного: всё больше какие-то порошки, травы — толчённые, мелко смолотые, крупинками, горошком. И всё это тоже пахнет… так себе.

Отцовский кабинет, в отличие от лабораторий, от неё никто не закрывал. Сюда они пришли и сегодня. Комната пахла дождём и кожей. В те редкие, быстро пролетающие дни, что отец проводил в поместье, в камине ярко пылал огонь, на столе прохлаждался бокал с алым вином, а на пюпитре всегда стоял какой-нибудь древний, тяжёлый том, но сегодня отца не было и комната выглядела мёртвой.

Мужчина, стоявший у окна, выглядел в ней инородным звеном. Скрип двери заставил его обернуться.

— Леди Чарис? — склонил он голову, обозначая приветствие и поклон. — Я Хайме Рид. Состою на службе у вашего отца в качестве одного из поверенного его дел.

«Каких дел? — хотелось задать Вильме вопрос. — У него их так много».

Вильма не сомневалась, что занимает в сердце отца главенствующую роль. Он любил её беззаветно, заботился так, как только может отец заботиться о благополучии дочери, избаловал неимоверно, сделав причиной головной боли всех, кто, по долгу службы или сердечной склонности, взял на себя обязанность заботиться о юной леди Чарис. Но, если сердцем мага владела его дочь, то разумом — король. Этот проклятый король всё время отнимал у Вильмы отца, отзывая его по делам во дворец, «во благо королевства»; а иногда посылая по непонятным делам из одного места в другое; поручая создать нечто, из-за чего отец, даже будучи дома, вынужден был проводить все дни в подземельях, в своей лаборатории.

Отец оставался закрытой дверью, крепко запертой перед носом Вильмы. Его тайны, помысли, устремления — вся его жизнь была ей недоступна.

Местные, не только крестьяне, даже соседи-аристократы, боялись лорда-мага до икоты. Если в других лесах водились браконьеры и разбойники, то владения Первого Королевского Мага даже этот шалый, на всё готовый люд, предпочитал обходить стороной. Ходили упорные слухи, что для того, чтобы убить, проклятому хайриу даже не нужно самому видеть человека, достаточно назвать имя и тот, кто осмелился ему досадить, умрёт. Говорили, что лорд Чарис также способен вызывать души мёртвых и поднимать из могил тела без души; что эти тела никак не убить, потому что они уже мертвы, но даже после смерти способны сражаться. Говорили, что ему под силу вызывать из преисподней мифических тварей, таких, как химеры, минотавры, даже драконы. Что он продал свою душу Тем, что существуют на Другой Стороне и потому познал тайну вечной молодости, обрёл власть и невиданное могущество.

Об отце чего только не плели, но самое страшное, что довелось видеть самой Вильме, были колбы и заспиртованные в них головы.

— Мистер Рид? — Вильма, пройдясь по комнате, опустилась в одно из кресел, кивком приглашая гостя занять соседнее. — Надеюсь, вас угостили с дороги? Хотите чаю? Или, может быть, вина?

— Благодарю, леди. У меня было время, чтобы перекусить и отдохнуть.

— Извините, что приняла вас не сразу. Мы не ждали гонцов из столицы. Надеюсь, вы к нам не с дурными вестями?

— Напротив, мне кажется, новости должны вас порадовать.

С этими словами мужчина скользнул рукой под колет и, вытащив перевитый синей лентой конверт, протянул его девушке.

— Письмо от вашего отца.