Идеалист. Психология в художественной прозе

Екатерина Кармазина

В секту попадают различные люди при самых разных обстоятельствах. Сами секты тоже бывают разнообразными. И некоторые из них, на первый взгляд, кажутся весьма привлекательными. Что, если в секту попадет студент, который за время своего обучения в университете сначала влюбился в своего педагога, а затем отправился в секту ей назло?

V

Сбор был назначен на утро возле одной из конечных станций метро, с семи до восьми. Оттуда должны были отходить автобусы. Отыскать Аню среди огромного количества людей в походной одежде с рюкзаками оказалось не так-то просто. Наконец я увидел ее. Она стояла сразу же у выхода из метро, одна.

— И где твой Виталик? Привет! — мы поцеловались.

— Он уже там. Кстати, твоя Марина Мирославовна тоже. Так что, поедем в первой группе, чего ждать.

— Согласен!

Пока мы решали, как выйти к автобусу, к нам подошла девушка с косичками и в очках. Она приветливо улыбнулась, представилась, сказала, что не может отыскать свою группу, и продолжала стоять возле нас, всячески пытаясь завязать разговор. Ни я, ни Аня не были расположены знакомиться в столь раннюю пору и решили отделаться от нее как можно скорее. Я предложил выпить кофе, и мы ушли.

Первый автобус уже начал укомплектовываться. Аня разместилась возле окна, я рядом с ней. Наша новая знакомая уселась перед нами. К счастью, спинки сидений были высокими и полностью закрывали ее от нас. Иначе пришлось бы слушать ее болтовню всю дорогу. Мы выехали за город. Утро было довольно прохладным, но в автобусе мы быстро согрелись, а за окном сквозь деревья уже пробивались лучики солнца. Погода обещала быть чудесной. Анюта сидела с мечтательным видом. Я склонился к ней ближе, чтобы нас никто не мог услышать.

— Послушай, представляешь, я впервые проведу с ней ночь!

— Что? Саша, ты в своем уме? Ты что же удумал? У нее, вообще-то, муж есть, если ты не в курсе! И ты его очень скоро увидишь!

— Кого, Виталика?

— Да не Виталика! Мужа! И я тебе говорила, там все прилично!

— Нет! Я не в этом смысле. Смотри, я после каждой лекции иду домой, и она куда-то идет, я даже приблизительно не знаю, куда! А так я буду спать, когда она будет где-то рядом, может быть, в соседнем домике, да хоть в другом конце базы! Пусть не одна, пусть с этим своим мужем, но все равно это будет совсем рядом, территориально, понимаешь? В одной местности, с одним воздухом! Я хочу дышать с ней одним воздухом!

— Говорят, желание дышать одним воздухом, это желание целоваться. По-моему, у тебя уже едет крыша! Ты хоть ничего не собираешься вытворять? Скажи лучше сразу. А то я уже начинаю нервничать, Саша!

— А ты не нервничай, Аня! — передразнил я ее интонацию.

День 1-й

Проснулся я оттого, что Аня толкала меня в плечо. Я и не заметил, как заснул и проспал всю дорогу. Я вышел из автобуса и достал из багажника наши с Аней вещи. Нас окружал самый настоящий сосновый бор. В детстве я проводил в таком каждое лето, с бабушками. Мы последовали за остальными пассажирами в направлении деревянных домиков, которые виднелись сквозь деревья.

Первой, кого я увидел на залитой солнцем поляне, была она! Марина Мирославовна приветствовала народ, просила оставлять свои вещи на веранде одного из домиков и обещала в ближайшее время заняться нашим расселением. Меня она заметила сразу же. Но никаких особых знаков внимания по отношению к себе я не заметил. Я был безумно рад ее видеть! В походном плаще защитного цвета и джинсах она была другая, не такая, как обычно: менее официальная и строгая, но по-прежнему красивая и привлекательная. С каждым днем она нравилась мне все больше, я не мог оторвать от нее глаз. Если бы Аня не толкнула меня в бок, я так и остался бы стоять на месте как вкопанный.

По настоянию Ани, мы отправились на поиски Виталия, а заодно хотели осмотреться. К счастью, наша навязчивая попутчица нашла свою группу, и мы были свободны. Не успели мы пройти и нескольких метров, как Виталик сам нас нашел. Он очень тепло приветствовал сначала Аню, они обнялись, затем меня, мы пожали друг другу руки. Это был хорошо сложенный парень, не очень красивый из-за своего длинного носа, но довольно приятный в общении. Аня рассказывала, что он старше нас на пять лет. Так он и выглядел.

Всех интересовал вопрос жилья. Аня не возражала поселиться с Виталиком, а если двухместных комнат не окажется, то еще и со мной. Я был согласен. Мы могли бы остановиться втроем в одной комнате, почему бы и нет. Но Виталий сразу же прояснил ситуацию. Жить будут парни и девушки отдельно. Никакого смешения полов. Таковы правила Братства. Минимум четыре человека в комнате. Он с удовольствием составил бы компанию мне, но уже живет в одном домике со старшими учениками.

На поляне собралось много народу, и мы поспешили присоединиться. Уже началось распределение. Марина Мирославовна стояла посреди поляны, называла по четыре фамилии и номер домика. Списки у нее были составлены заранее. Тех, кого назвали, могли брать ключ и идти обустраиваться. Затаив дыхание, я ждал, когда прозвучит и моя фамилия.

Моими сожителями оказались три дяденьки в возрасте. Ни один из них даже не был из моей группы! Со сверстниками мне было бы куда интереснее, но Марина Мирославовна поселила меня именно с ними. Это просто случайность или она решила мне этим что-то сказать? Быть может, так она наказывала меня за мою записку в конце лекции?

Прежде чем отправиться к себе, я решил отнести вещи Ани. Мы быстро отыскали ее домик. Двери там уже были отперты. Мы вошли и поняли — жить Ане с тремя тетушками. Сомнений больше не оставалось. Это была не случайность. Но что именно она хочет мне этим сказать и при чем здесь Аня? О своей записке я, конечно же, никому ничего не говорил.

Расписание лекций, график дежурств на кухне и все запланированные мероприятия на весь период нашего здесь пребывания были объявлены на общем сборе. Сегодня до обеда у нас было свободное время. Затем лекция. После ужина, в восемь, сбор на поляне — для нас что-то подготовили старшие ученики Братства и это сюрприз. По завершении костер и песни под гитару. Объявление делала какая-то женщина в огромных очках. Похоже, ее знали все, кроме меня.

— Ань, а это кто?

— Тата. Она читает на старших курсах. Это третья из старших учителей Братства.

— А второй кто?

— А второй, — муж Марины Мирославовны, Форт. Точнее, первый, самый главный! Полное имя Фортунатэ.

— Первый? Главный? Что за имя такое?

— Он итальянец.

К нам подошел Виталий, и Аня взяла его за руку.

— Ты говорил, здесь недалеко Десна, давайте сходим? — перешла на другую тему Аня.

— Попробую отпроситься!

— Ах, ну да, ты ж у нас парень подневольный. Ни шагу без спросу! Разве ты по мне не соскучился?

— Очень соскучился, — он влюбленно взглянул на Аню.

— Тогда через пятнадцать минут встречаемся у ворот. Саша, ты тоже!

Втроем мы вышли за ограду и пошли по полю по извилистой тропинке вдоль реки. Виталий вел нас туда, где был уже не раз, на песочную отмель. Весенний день был по-летнему жарким, и, чтобы укрыться от солнца, мы свернули к берегу. Идти вдоль воды было легче. Но укрыться в тени деревьев не вышло. Ивы, все как одна, были накренены в сторону воды, не оставляя и намека на тень на берегу. Я уже мечтал о погружении с головой в прохладное течение реки и снял с себя футболку.

— А нам еще далеко? — Аня повязала на голову платок.

— Да, отойдем подальше!

— Ты боишься кого-нибудь повстречать? А кого именно? И что будет, если нас с тобой вместе увидит кто-нибудь из Братства? Так и будем все время прятаться? Детский сад какой-то!

— Не начинай, пожалуйста! Просто давай отойдем чуть дальше, — и Виталий ускорил шаг.

— Можешь так не волноваться, они все заняты делами!

За целый день на солнце я успел обгореть. Мы резвились как малые дети, прыгали с выступа в воду, бегали по песку и, главное, вдоволь накупались. На Аню и Виталика я старался не обращать никакого внимания, чтобы не мешать. У них появилась возможность уединиться, и они воспользовались ею сполна. Меня же от одной только мысли, что я вернусь и увижу Марину Мирославовну, переполняло радостное чувство. Я смогу видеть ее целый вечер! И на следующий день! И потом еще целый день! О таком я не мог даже мечтать.

Мы пропустили все лекции, обед и вернулись в лагерь только к ужину. Виталий глянул на часы, и мы прямиком направились в столовую. Все уже ужинали. Наше появление не осталось незамеченным. Друзья Виталика, старшие ученики, которые сидели все за одним столом, повернули головы в его сторону. Я искал глазами ее. Марина Мирославовна сидела во главе того же стола по левую руку от пожилого мужчины. Я понял, что это и был ее муж, о котором я слышал от Ани и о котором несколько раз упоминала Марина Мирославовна на своих лекциях. Он был намного старше ее, с коротко остриженными волосами и деформированным «боксерским носом». Как рассказывала мне Аня по дороге сюда, его в Братстве цитировали, о нем упоминали исключительно в уменьшительно-ласкательной форме и все его просто обожали, особенно женская половина. Мне же было совершенно непонятно, как такая молодая, красивая и темпераментная женщина, как Марина Мирославовна, могла выйти замуж за такого пожилого, неприятного и флегматичного человека. Я не видел в нем ничего привлекательного, наоборот, мне он показался человеком отталкивающим. Виталий был его учеником и души не чаял в своем учителе. Форта в Братстве почитали, он был в нем вроде мудрого старца. В его мудрости мне еще предстояло убедиться на лекциях. Пока что разделить всеобщего умиления я не мог, во мне он вызывал, скорее, противоположные чувства. Таково было мое первое впечатление, которому я склонен доверять.

Виталий сел за столик с нами, но при этом как-то заметно сник, его спортивную осанку сменили ссутулившиеся плечи и поникшая голова. Вся его галантность, которую я наблюдал еще пять минут назад, куда-то исчезла. Я так понял, что Виталий должен был сидеть вместе со всеми старшими учениками, но остался с нами, с Аней. Аня тут же заметила эту перемену, и не преминула ему об этом заявить. Теперь Виталий имел вдвойне виноватый вид, перед Аней и перед Братством. Чтобы как-нибудь разрядить обстановку, я спросил, что будет сегодня вечером, какой сюрприз нас ждет и принимает ли он в нем участие. Виталик только сказал, что нас ждет театральная постановка и что он задействован в каких-то технических моментах. Разговор не клеился, и я принялся за еду, которая после прогулки на свежем воздухе показалась мне удивительно вкусной.

В назначенный час все собрались в условленном месте, на поляне. Смеркалось. Перед нами была сцена, на которой еще продолжалась подготовка. Декорации являли собой конструкцию, обтянутую серой тканью. Рядом стоял прожектор, который то включали, то выключали. Я увидел, что некий настил есть и внизу, но не мог разглядеть, из чего он. Вместо зрительских кресел на земле рядами лежали бревна. Мы с Аней решили сесть подальше, чтобы можно было уйти, если нам не понравится постановка. Вскоре все места были заняты, хватило далеко не всем. Люди или стояли, или отправлялись за своими походными ковриками. Я то и дело смотрел по сторонам. Когда на сцене все было готово и снова зажегся прожектор, я обернулся. То, что это была она, я понял сразу же. Позади меня стояла Марина Мирославовна! Не медля ни секунды, я вскочил со своего места, чтобы уступить его ей. И тут я почувствовал ее руку на своем плече. Госпожа Марина, как часто называли ее в Братстве и готов был называть я, усадила меня обратно, шепотом поблагодарила и уверила, что такой необходимости нет. Ребята на сцене должны ее видеть, а она должна видеть их. Я сидел и боялся шевельнуться, ее рука все еще находилась на моем плече. Я чувствовал ее! И когда Марина Мирославовна все же убрала руку, в том месте, где она только что меня касалась, я продолжал чувствовать тепло. Она осталась стоять позади меня. От ее прикосновения и этой близости у меня помутилось в голове. Представление уже началось, а я с трудом мог соображать. На сцену вышли трое в черных накидках с капюшонами. Они были связаны между собой белой веревкой за запястья левой руки. Правой каждый держал по зажженному факелу. Почти одновременно они воткнули их в землю на определенном расстоянии перед полотном, а сами развернулись и уселись на настил спиной к зрителям. Тени от мерцающего огня факелов играли на сером полотне. Из-за установленной конструкции с противоположных сторон навстречу друг другу вышли два парня в белых рубашках и остановились посередине сцены.

Парень в белой рубашке слева:

— Ведь люди находятся в жилище наподобие пещеры. С ранних лет у них на ногах и на шее оковы, так что им не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине.

Парень в белой рубашке справа:

— Разве, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

Снова парень слева:

— Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать свою голову неподвижно, так как не могут повернуть ее из-за оков!

Как оказалось, на базе мы были не одни. Поглазеть на представление, по всей видимости, единственное развлечение во всей округе, пришли два подвыпивших парня со своими девицами. У каждого в руках было по бутылке пива. Понятное дело, соблюдать тишину они не собирались, да и в их состоянии при всем желании у них ничего не вышло бы. Один из них намеревался закурить, но не мог найти сигареты. Тогда он громко выругался. Потом они долго не могли отыскать зажигалку. Две пьяненькие барышни все время глупо хихикали. Непрошеные гости вели себя все более шумно и развязно. Я не сомневался, что ребят попросят отсюда, но никак не ожидал, что разбираться с ними пойдет Марина Мирославовна. А тем временем представление продолжалось. На происходящее вне сцены никто не обращал никакого внимания, все были увлечены действом. Мне же было не до спектакля. Я видел, что, пытаясь отвести их в сторону, Марина Мирославовна подошла к одному из парней вплотную. До меня донеслись голоса, ее и одного из нарушителей порядка:

— Ребята, вы мешаете! Давайте-ка идите, куда шли!

— А мы хотим посмотреть! Правда, девчонки?

— Нечего здесь смотреть, попрошу вас уйти.

— Да пошла ты!

Раздался смех всех четверых, но я не стал дальше слушать и вскочил со своего места. Марина Мирославовна держала парня за куртку. Пытаясь отвести ее руку в сторону, этот наглец оттолкнул ее. Я ринулся прямо на него. Драки не вышло, я только успел с силой толкнуть этого типа в грудь. Тот отлетел и чуть не ударился головой о край деревянной веранды. А меня уже с двух сторон удерживали Виталий и тот самый из постоянных помощников Марины Мирославовны, как я услышал, Валентин. Другие парни из старших учеников успели оттеснить всю пьяную четверку на приличное от нас расстояние, и компания отправилась восвояси.

— Ребята, извините, просто была же просьба не мешать! — вежливо крикнул им вслед Валентин.

На этот раз зрители обратили внимание на шум и оторвались от спектакля. Мне было все равно, этот тип не должен был так говорить с женщиной и тем более толкать ее! Я готов был драться за Марину Мирославовну, чем бы это ни закончилось! Но выходило так, что своим поведением я только скомпрометировал всю честную братию. Я начал первый, и мой способ решения конфликта сводился к драке, что являлось совершенно неприемлемым для общества философов и Братства мудрости.

Мне никто ничего не сказал, но я все понял по их молчаливо-осуждающим взглядам. И все равно я нисколько не чувствовал себя виноватым. Я поступил бы точно так же и во второй, и в третий раз. Я огляделся по сторонам, но г-жи Марины нигде не было. Чтобы немного отвлечься и успокоиться, я попытался вновь сосредоточиться на представлении, которое продолжалось, не прерываясь.

Парень в рубашке слева:

— А предметы, которые проносятся за спиной, если бы узники были в состоянии беседовать друг с другом, разве не считали бы они, что дают название тому, что видят? Они принимали бы тени проносимых мимо предметов за истину!

В этот момент по полотну бежали тени от различных предметов, которые проносили вдоль сцены другие участники действа, так называемая массовка, состоящая из старших учеников. Один из парней в белых рубашках подошел к одному из связанных ребят, которые изображали узников, отвязал его и за руку повел к включенному прожектору.

— Понаблюдай же за их освобождением от оков неразумия и исцелением от него! — развязанный узник отпрянул от прожектора и закрыл глаза руками. — Если с кого-нибудь из них снять оковы, заставить вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх, в сторону света, ему будет мучительно выполнить все это, его глаза будут настолько поражены сиянием, что он не сможет разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему говорят! Тут нужна привычка!

Его напарник, второй парень в белой рубашке, уже отвязал двух оставшихся узников, и те просто развернулись в сторону публики. Все действующие лица присоединились к ним и стали в ряд. Взявшись за руки, они поклонились. Раздались аплодисменты. Только теперь я увидел Марину Мирославовну, она вышла на сцену и, глядя на ребят, аплодировала вместе со всеми. Поместив ее в середину ряда и снова взявшись за руки, они поклонились во второй раз и в третий.

Наступило время обещанного костра и песен. Костром занимался Виталий, и это совершенно не радовало Аню. Собрались все, кроме г-жи Марины. Ее не было. В образовавшемся круге сидел парень с гитарой. Аня доложила мне, что это сын Таты Иван. Все старшие ученики расположились рядом с ним и, как только он заиграл, принялись громко и синхронно петь. Песня звучала за песней. Репертуар был подготовлен заранее. И хоть множество песен были знакомы большому количеству людей, только старшие ученики знали их все от и до наизусть. Для остальных имелись распечатки с текстами. Попадались и малоизвестные песни, и тогда пели только старшие ученики. Делали они это с особым энтузиазмом. Этим они демонстрировали слаженность коллектива, единство предпочтений и силу единства. Во время пения они брались за руки, улыбались и дружелюбно смотрели друг на друга. Пели много и долго. Но буквально в один момент, как будто сговорившись, все старшие ученики поднялись со своих мест и разошлись по домикам. Вслед за ними тут же начали расходиться и все остальные. Время было, и правда, позднее. Вместе со старшими ушел и Виталик. Но Аня сказала, что он сейчас вернется и просил нас подождать. Он возвратился очень скоро и принес с собой два спальника — один для них с Аней, другой для меня. И мы провели ночь под открытым небом, возле костра. Я был этому рад, мне вспомнились влажное постельное белье и трое дядечек. Возвращаться к ним мне совершенно не хотелось. К тому же я был вблизи от домика г-жи Марины. Обернувшись, я мог его видеть. На него мне указал Виталик. И я смотрел. Окна в нем не горели. Таким образом, меня совершенно не беспокоила влюбленная пара под боком, я не обращал на них никакого внимания, чем бы они там ни занимались. Виталик наконец-то совершенно позабыл о правилах Братства, чем обрадовал Аню. Я же, закинув руки за голову и мечтательно глядя в небо, перебирал в голове все события сегодняшнего дня. Мое внимание останавливалось только на тех эпизодах, в которых присутствовала Марина Мирославовна. Вспоминая ее прикосновение к моему плечу, я сладко уснул.

День 2-й

Я еле протер отекшие от вчерашнего костра глаза. На фоне синего, без единого облачка неба надо мною покачивались верхушки сосен. Я не сразу понял, где нахожусь, но, высунув голову из спальника, увидел сонного Виталика с торчащими на макушке волосами. Он сидел на бревне, а рядом с ним умастилась наша липучая знакомая. Она без умолку лепетала. Судя по всему, утро было раннее. Я вылез из спальника и отправился будить Аню. Спала она крепко. Когда мне все же удалось ее растормошить, ей не понравилось то, что она увидела. Девушка рядом с Виталиком продолжала болтать, причем обо всем подряд, она говорила о солнце, пении птиц, вчерашнем вечере и замечательных песнях. Ее почему-то даже интересовало, Виталий уже проснулся или еще не ложился. Мы с Аней молча отправились досыпать в домики, каждый в свой.

Следующее мое пробуждение состоялось ближе к полудню и на этот раз в кровати. В комнате никого не было. Я вышел на залитую солнцем веранду. На воздухе было намного теплее, чем в домике. С крыльца мне была видна поляна. Люди сидели на своих ковриках, некоторые лежали. Шла лекция. Ее читал сам Форт. Прикрыв двери комнаты, я присоединился к слушателям, примостившись на ближайшей веранде. Чтобы расслышать слова лектора, приходилось прислушиваться. Зато обзор был отличный, вся поляна как на ладони. Я мог видеть всех присутствующих. Марины Мирославовны среди них не было.

Я заметил, что Форта внимательно слушали далеко не все, многие из тех, кто лежал, спали. Я прислушался и попытался вникнуть в суть лекции. С периодически расплывающейся по всему лицу улыбкой старший Братства с сильным акцентом вещал о чести, доблести и Дон Кихоте. Перспектива оставаться здесь, видеть и слушать это не радовала. Я решил идти дежурить в столовую. Сегодня была как раз моя очередь, о чем я совершенно позабыл. К тому же проспал. Когда я появился на кухне, работа кипела. Все девушки усердно нарезали кто хлеб, кто овощи. Парни накрывали на стол. В этой суматохе никто и не заметил ни моего отсутствия, ни моего появления. Все были любезны и услужливы, и, как я понял, почти все уже было готово, так что необходимости во мне не было никакой. Чтобы не вмешиваться и не нарушать отлично налаженный процесс, прямо из столовой я отправился в домик за Аней.

В столовой я сел так, чтобы видеть столик старших, не поворачивая головы. Я уже доедал первое, а Марина Мирославовна еще не появлялась, хотя ее муж, Форт, был на месте. Виталий предпочел свою группу и сидел со своими друзьями возле Фортунатэ. Зато к нам за стол подсел парень по имени Юрий. С его появлением Аня заметно оживилась. Он сказал, что видел меня вчера во время стычки с парнями. Похоже, я прослыл «героем» в негативном смысле слова. Но Юра оказался своим парнем и нисколько меня не осуждал. Мы разговорились. Он состоял в Братстве уже третий год. Из троих старших учителей Братства себе в наставники он выбрал Тату. Здесь, на летнем слете, за три года своего ученичества он оказался впервые.

Наконец-то в столовую вошла Марина Мирославовна. Ее я заметил сразу же, еще у двери. Она была в джинсах и белой футболке, в отличнейшем расположении духа, весела и приветлива. Г-жа Марина сразу направилась к своему столику. А Валентин, теперь я знал его имя, тут же отправился за едой для нее. Через пять минут на столе стояли все обеденные блюда. Юрий все говорил и, не уловив перемены в моем настроении, был крайне удивлен, когда я, ничего не объясняя, встал из-за стола и ушел. Он только собирался предложить нам прогуляться после обеда к Десне.

Следом за мной примчалась Аня. Убедившись, что со мной все в порядке, она сообщила:

— Через четверть часа мы встречаемся с Юрой у ворот.

По расписанию на территории базы сейчас должна была проходить подготовка к вечернему конкурсу веселых и находчивых. Команды уже были сформированы, списки оглашались перед обедом. Я не знал, в какой я группе. К каждой команде был прикреплен кто-нибудь из старших учеников, в том числе и Виталий. Поэтому в походе на Десну из нашей троицы он, само собой, выпадал. Но его заменил Юра. Не знаю, действительно ли он нравился Ане или она затеяла это назло Виталику. Виталик при всем желании не смог бы пойти с нами, кто-то из старших в его кругах уже намекнул о его постоянном отсутствии. И теперь он собирался приступить к своим обязанностям, выполнения которых требовал от него коллектив. Подготовка к конкурсу могла продлиться до самого ужина. Каждая команда должна была придумать и отрепетировать по три номера на заданные темы, после чего все подготовленное будет продемонстрировано публике и жюри этим вечером. Все стандартно, вначале визитная карточка и приветствие команд, далее основной номер на тему Братства, а после — состязание в остроумии капитанов команд, что предполагало экспромт. В заключение — музыкальный номер. Бывать на всеобщем обозрении мне никогда не нравилось, поэтому участвовать в такого рода мероприятиях я не хотел. Мое интровертное начало не стремилось выступать перед публикой. Встречаются и другие люди, всеми способами пытающиеся привлечь к себе внимание окружающих. Еще в детстве они с удовольствием становились на табурет и с воодушевлением читали стишки восторгающимся взрослым. Это экстраверты, и я точно к ним не принадлежу. Поэтому я был рад уйти с базы и не участвовать в этой затее. К тому же я ужасно боялся, что меня может увидеть Марина Мирославовна, проходя мимо. Мне не хотелось, чтобы она застала меня в этом послушническом виде, репетирующим вместе со всеми. Сам не знаю почему, но я чувствовал бы себя неловко. Слившись с коллективом, я лишался шанса обратить на себя ее внимание, а мне очень этого хотелось. Все это время меня самого по себе как будто и не существовало вовсе, у меня не было возможности проявить себя. Все, как в детском лагере с вожатыми: я был под наблюдением, должен был быть хорошим, послушным мальчиком, любить коллектив и раствориться в нем без остатка. А мне хотелось хоть на миг остаться с Мариной Мирославовной наедине, подойти к ней, увести ее ото всех и хоть пять минут побыть с ней самим собой, вне Братства, вне ученичества. Я хотел, чтобы ее внимание принадлежало мне, чтобы вся она хоть на минуту, но принадлежала мне одному, вне правил и условностей. Но это было невозможно. Она была в Братстве, она же и была Братством. Я это понимал, но что-то мешало мне принять сей факт смиренно. В первый же день своего пребывания на базе я чуть не ввязался в драку во время представления. Я действовал в порыве. Да, быть может, и неосмотрительно, не думая. Но как же иначе? А оказалось, мне по рангу не положено. Ученику первого года обучения внутри Дома следует только слушать, но не действовать. После этого инцидента я не перемолвился с Мариной Мирославовной ни словом. Как нашалившего ребенка меня наказали молчанием! И теперь мне ничего не оставалось, как проказничать дальше и делать это до тех пор, пока желанный взрослый не обратит на меня своего внимания! Если я и виноват, мне хотелось услышать это от нее, я принял бы от Марины Мирославовны все, безоговорочно! Но нянчиться со мной, похоже, никто не собирался.

Мы снова были на Десне и снова на песчаной насыпи, на этот раз в ином составе — я, Аня и Юрий. Аня с нашим новым знакомым обсуждала вчерашнее театрализованное представление. Конечно же, мне было известно, что инсценировался платоновский «Миф о пещере», миф, являющийся идеалистическим представлением Платона об устройстве мира и смысле жизни человека. Из-за того что все мое внимание было приковано к г-же Марине, я пропустил почти все, что происходило на сцене. Автором данной постановки, как я понял, была Марина Мирославовна. Именно поэтому я теперь решил разобраться в каждом моменте вчерашнего представления и охотно поддержал тему разговора. Были связанные за запястье веревкой ребята, которые сидели спиной к зрителю и к свету от прожектора. Они олицетворяли людей, которые руководствуются только чувствами. Находились они в темной пещере и являлись в ней узниками в оковах. Даровать им освобождение могли только философы, которые руководствовались духом и жили светом правды и истины. Этими философами и были два парня в белых рубашках. Бегущие по полотну тени от предметов, которые проносила массовка, узники принимали за суть вещей. А тени эти были не чем иным, как искажением истины. Узники во тьме пещеры, не ведая света правды, существовали в чувственном бездуховном мире. Подлинная же реальность — это мир вечных идей, и путь к нему лежит через философию. От оков такого рабства освободились философы. Они постигли свет истины и оказались вне тьмы. Постигая свет истины, все свои стремления они обратили к наивысшей ступени познания — созерцанию божественного. Познав и его, они решили снова вернуться во тьму, в чувственный мир, в пещеру, чтобы вывести к свету истины своих собратьев. Философы, которые видели реальный мир, действовали во имя всеобщего блага.

Я был в восторге от придуманного Мариной Мирославовной столь простого способа передать глубокие мысли Платона! Для всей инсценировки понадобились холст, пара факелов, одна веревка и один прожектор. Гардероб состоял из нескольких черных накидок с капюшонами и двух белых рубашек. Все предельно просто! Марина Мирославовна любит Платона. Миф о пещере — самый знаменитый миф философа. Но кое-что меня все же смущало, и, как оказалось, не только меня. Прийти к выводу, к которому я пришел, мне помог Юра. Согласна была с нами и Аня. Все действо было пронизано разделением на них и нас. Они были философами и видели мир реальным, мы же были узниками в пещере и видели мир искаженным, они были светом, мы тьмой. Старшие учителя и их старшие ученики — это духовность и философия, все остальные — это мы, узники чувственного мира. Они могут вывести нас к свету. Таким, как мы, пещерным людям, свойственно заблуждаться и сопротивляться. Ко всему прочему, я был еще и влюблен в замужнюю женщину, но с чувствами своими бороться не собирался.

Остудив свой пыл в речных водах, мы завели разговор по душам. Юрий разоткровенничался и рассказал о том, что в последнее время он не получает от Таты ответов на свои вопросы. И теперь его мучают глубокие сомнения по поводу всего того времени, что он провел в Братстве. На каком-то этапе он задумался, зачем все это в целом и ему в частности. К Братству он примкнул, когда оставил семью — жену и двух сыновей. Из всего того, что он успел рассказать, мы сделали вывод, что Юрий человек довольно темпераментный и очень любит путешествовать. Его сомнения в связи с Братством возникли по возвращении из одного путешествия, о котором он решил нам поведать. Будучи в разводе уже несколько лет, в поездку он взял своего младшего сына. На целый месяц они отправились на Байкал. Парень в то время учился в кулинарном училище. По прибытии на Ольхон Юрий сразу же отдал своего сына в деревню на попечение бурятам, а сам поселился неподалеку. Как и рассчитывал Юра, эта поездка для молодого человека стала чем-то вроде курса молодого бойца. Его учили местным обычаям, ремеслу и энергиям. Юрий проводил с сыном много времени и во всем ему помогал. Вместе они помогали хозяевам строить новую юрту, работали в кузнице, где ковали серпы, стремена и котлы. Им показали, как изделия украшаются серебром, но к этому виду работ не допустили. Кроме того, сын Юрия был задействован на кухне и вскоре овладел мастерством приготовления множества национальных блюд. Буряты — исконные скотоводы, мясоеды. Каждому сезону соответствует употребление мяса определенного вида. Осенью они охотятся на дичь, в летнюю пору едят молодую баранину, зимой — конину и говядину. Сам Юра был вегетарианцем. Ему пришлось бы туго, если бы буряты не славились и молочными блюдами. У них обычай такой — встречать гостей если не молоком, то чем-нибудь молочным, сметаной или сливками. Это вместо хлеба, соли. Этим их обычаем с удовольствием и пользой для здоровья воспользовался тогда Юра. А зеленый чай с молоком, рецепт которого он узнал там, по сей день является его любимым напитком. Трудились они с сыном не покладая рук, но и о прогулках не забывали. Ходили в горы, к скалам, на мыс и метеостанцию. Каждая их прогулка заканчивалась купанием в озере. Остров ветреный, а Байкал холодный. Юре не привыкать — он морж. А вот сыну пришлось нелегко. В первые дни их пребывания там температура воды была девять-десять градусов, через полторы недели немного выше, до пятнадцати. Сын справился, привык. Но его ожидали следующие испытания — стрельба из лука, скачки и уход за лошадьми. По вечерам водили хоровод вокруг костра с песнопениями. Ночью парень спал как убитый.

По возвращении мать не узнала сына. Парня и впрямь было не узнать. Из прыщавого мальчишки он превратился в уверенного в себе мужчину. Кожа на лице пришла в норму, исчезли все болячки. Он окреп и возмужал. Народные сказания, символы, обычаи, поверья, танцы, песни и пословицы, силу и значение которых он постиг во время своего путешествия, перестали быть для него вещами, на которые до того он не обращал никакого внимания. Пересмотру подверглись все его былые взгляды и убеждения, начиная от мелочей и заканчивая представлением о мироздании. Путешествие привнесло перемены в жизнь не только сына, но и отца. И мы уже знали какие — под переосмысление подпало Братство и его в нем членство. Сегодня, здесь, он на все смотрел как будто со стороны, не боялся думать, анализировать и открыто высказывать все, что считал важным. Признаться, здесь это было явлением довольно редким. За все время моего участия в Братстве Юрий был первым таким человеком. И это было как раз то, что нужно. Мне был нужен именно такой собеседник.

Выйдя из воды, мы с Аней вновь принялись слушать неординарного парня и интересного собеседника. Теперь он рассказывал о купании в проруби зимой и о своем друге, который вот уж три года, как живет в пещере в Крыму совершенно один. Когда Юрий летом навещал его последний раз, тот бегал по лесу в чем мать родила и запасался природными дарами на зиму. Навестить отшельника вновь Юра собирался в сентябре и приглашал нас составить ему компанию. Я глянул на Аню. Глаза у нее загорелись. Юрий тут же пообещал, что в честь гостей его друг принарядится в набедренную повязку, проведет экскурсию по пещерным окрестностям и, стоя на обрыве, сыграет нам на флейте. По Ане было видно, что она хочет поехать. Она смотрела на меня умоляющим взглядом. Предложение и впрямь было оригинальным. И я пообещал, что мы подумаем.

Вместе мы отлично провели время. Загорели. Перед возвращением на базу решили еще раз окунуться. Из воды я вышел первым. Я думал о г-же Марине, и кровь моя вскипала. Мне не терпелось вернуться. Я очень хотел ее видеть.

Наше долгое отсутствие возымело свое действие: Виталий наплевал на все правила и за ужином сидел с нами. Теперь за столом нас было четверо, Анна в окружении трёх парней. Я почувствовал на себе чей-то взгляд, поднял глаза, на меня смотрела Марина Мирославовна. Интересно, заметила ли она мое отсутствие в лагере? Причиной ее внимания был я сам или она высматривала, в чьем обществе пребывает их нерадивый ученик Виталий? Я заметил, что Марина Мирославовна обратила на меня внимание, как только я зашел в столовую. Когда я отправился за хлебом, она прошла очень близко от меня, отметив взглядом мое обгоревшее на солнце лицо и плечи. Так чем же было вызвано ее внимание к моей персоне? Может, ей уже успели доложить, что я не принимал участия в командной работе, и причина только в этом? Хотелось бы верить, что не только!

За ужином Аня была хороша, как никогда. Ее обычно бледное со впалыми щеками лицо округлилось, русые волосы выгорели на солнце и приобрели красивый золотистый оттенок. Ее стройную фигурку подчеркивал светлый сарафан с голубым орнаментом, волосы были распущены и от частого купания чуть завивались. Она была в отличном настроении, полна сил и энергии. Избыток мужского внимания придавал ей уверенности в себе. Я посмотрел на Юру, затем на Виталика. Эти два парня, будучи совершенно разными, уже были в нее влюблены. Бунтарь Юрий и послушник Виталий. Мне были полезны оба, один своими сомнениями насчет Братства, второй — своей преданностью ему же. Моей дружбе с обоими помогала Аня.

Я орудовал вилкой и думал, что хочу, чтобы Марина Мирославовна заговорила со мной, обратилась ко мне с замечанием или просьбой, указанием или вопросом, хоть с чем-нибудь! Меня перестала страшить даже перспектива раствориться в коллективе, пожелай она того. Но, чтобы променять свой мир на Братство, мне нужно было знать, что она этого хочет и ждет, лично она и лично от меня.

Мне здесь нравилось. К постоянным улыбкам незнакомых мне людей, которые раздражали меня вначале, я уже привык. И хоть я немало времени провел вне лагеря, успел заметить, что публика, в общем, подобралась приличная. В большинстве своем молодежь. Ни здесь, ни в Доме мне не довелось слышать грубых выражений, тем более мата. Не было здесь и пьяных, развязных в поведении, воинственно настроенных или хамов. Все было в рамках приличия, на то в Братстве существовал негласный указ. Членами Братства, как правило, становились студенты или уже получившие высшее образование, люди разных профессий и специальностей, разных талантов и увлечений. Культивируемыми и преобладающими в Братстве качествами, которые демонстрировали его старшие ученики и которым старались следовать все остальные, были доброжелательность и отзывчивость, вежливость и исполнительность, общительность и любознательность. Наиболее часто использовалось словосочетание «любовь к истине».

На любительское чувство юмора этим вечером я особых надежд не возлагал. Ждал только одного — встречи с г-жой Мариной. Она входила в состав жюри. Помимо Марины Мирославовны в него, конечно же, входили Форт и Тата. На этот раз, несмотря на прекрасную погоду, местом проведения мероприятия была выбрана столовая. После ужина на все про все отводилось полтора часа.

Когда я зашел, столы уже были убраны, а стулья расставлены рядами. Столовая превратилась в зрительный зал. К моему счастью, жюри расположилось на видном месте, сбоку от окна, между сценой и зрителями. Я устроился во втором ряду с краю, с противоположной от окна стороны. Это место оказалось для меня наиболее выгодным, отсюда я мог видеть жюри, которое, кстати, уже было на месте. Еще одно место рядом я занял для Ани. Зал быстро заполнялся. В этот вечер Марина Мирославовна была в строгом черном платье, а зону декольте украшало ожерелье из бирюзы. На веки, под цвет глаз, были нанесены светло-голубые тени, которые становились заметны всякий раз, когда опускались ее длинные ресницы. Когда я видел, как г-жа Марина характерным движением руки проводит по волосам, убирая вьющиеся локоны с лица, у меня кружилась голова. Она сделала это снова, и я вновь почувствовал нечто сродни головокружению. Из праздничных одежд членов жюри только сарафан Таты с огромными на нем красными маками казался простоватым и не соответствовал официальному стилю. Возле г-жи Марины сидел традиционно всем улыбающийся Фортунатэ в выглаженной белой рубашке с накрахмаленным воротничком и ярким оранжевым галстуком. Наклонившись к нему и касаясь его колючей щетины своей нежной кожей, Марина Мирославовна шептала ему что-то на ухо. В этот момент я чуть не сошел с ума, но вовремя подоспела Аня и отвлекла мое внимание. На сцену вышла первая команда, и вечер юмора начался.

Пока мы развлекались на Десне, участники успели основательно подготовиться. Все оказалось куда увлекательнее, чем я предполагал. Далеко не всегда я получал столько удовольствия от телевизионной юмористической программы. Старания и таланты каждого в отдельности сотворили коллективное чудо. Каждая последующая команда превосходила соперников остроумием. Члены жюри внимательно следили за каждым выступлением и его участниками и, казалось, были довольны. Улыбка не сходила с их лиц, улыбалась и Марина Мирославовна. Уже после «визитной карточки» в каждой команде обозначились свои любимчики. Было довольно интересно наблюдать, как проявляют себя некоторые из новичков. Те, кто все это время был тише воды ниже травы, вдруг раскрывались. У наиболее неприметных вдруг выявился самый настоящий артистический талант. После своего успешного выступления и всеобщего признания они так этому удивлялись, как будто сами от себя ничего подобного не ожидали. Но сколь талантливы ни были бы новоявленные актеры, команда старших учеников сразила всех наповал. Успех их заключался в направленности их юмористических выпадов, а шутили они исключительно на тему Братства. На них сработало время. Новички даже с самыми выдающимися способностями не смогли бы так быстро и настолько тонко подметить и обыграть некоторые характерные черты учителей Братства и самые смешные моменты его внутренней жизни. И если команды-новички потратили все свои силы на поиск понятных всем, универсальных тем, то старшие ученики со знанием дела оттачивали свое актерское мастерство по заготовленному ранее сценарию. Сценарий этот многократно был проверен на практике, то есть исполнялся ими далеко не впервые. Назвать условия равными, таким образом, было нельзя. Но, с другой стороны, если бы не было подготовки, четко выстроенной структуры, идеальной организации всех мероприятий, разве получали бы все мы столько удовольствия от происходящего вот уже второй день подряд. Старшие ученики демонстрировали класс во всем, в театрализованном выступлении, в пении, в наставничестве, в чувстве юмора.

Я уже корил себя за упущенную возможность предстать перед взором Марины Мирославовны и заслужить ее улыбку, которой, сидя в зрительном зале, я любовался весь вечер. В течение дня там, на Десне, я был вполне доволен собой и нисколько не жалел, что сбежал, а теперь… Я снова ревновал, ревновал ее ко всем, но больше всего к старшим ученикам — она не просто улыбалась им, она смотрела на них с любовью.

У выхода из столовой нас поджидал Юра. На этот раз он решил подбить нас на ночное купание. Мы согласились, даже Виталик, и отправились за вещами. Снова мы нарушали правила.

Я надел свитер, с собой взял только полотенце. Когда я подошел к воротам, Юрий с рюкзаком за плечами уже был на месте. Пока мы ждали Аню с Виталиком, недалеко от ограды по освещенной тропинке проходили две барышни. Юрий окликнул их, они были знакомы. Девушки подошли к нам и, как только увидели у меня на шее полотенце, а у Юрия рюкзак, поинтересовались, куда это мы собрались на ночь глядя. Недолго думая, Юра пригласил их идти с нами, они сразу же согласились. Аня и Виталик извинились за то, что заставили нас ждать. Причиной задержки был фонарик, который они искали. Он нам очень пригодился, потому что в лесу ничего не было видно, хоть глаз выколи.

Как только мы вышли в поле, тьма рассеялась. Теперь я мог различать лица. Тишину нарушили донесшиеся из лесу голоса. Со стороны базы нам навстречу шла честная компания. Оказывается, мы были не единственными нарушителями порядка. Старших учеников среди ребят вроде бы не было. Путь мы продолжили все вместе. Юрий шел впереди с одной из тех двух девушек, которых он взял с собой. Вторая по пятам следовала за мной. У меня не было желания ни с кем общаться, хотелось идти одному. В какой-то момент я почувствовал, что дистанция между нами сокращается. Я ускорил шаг, тогда она догнала меня и взяла под руку. Делать было нечего, все же я старался быть джентльменом. Должен признать, что брести в темноте по неровной дороге с ямками и кочками вдвоем куда удобнее. Кто-то издал восторженный возглас и обратил наше внимание на небо. Я поднял голову. Оно было испещрено звездами. Конечно же, мне доводилось смотреть на ночное небо и не раз, но впервые звезды светили так ярко и, казалось, были так близко. Тот же голос предложил сделать привал. Никто не возражал.

Раскинув руки, я лежал на траве и жадно всматривался в небесное пространство. Я ощущал свежесть и прохладу воздуха. Мое дыхание стало легким, глубоким, неслышным. Звезды становились все ближе, и мое сознание унеслось в бесконечные вселенские дали. Состояние для меня новое и необычное, я наслаждался.

Меня кто-то толкал в бок. Я уж подумал, что это снова та настырная девица, но, к моему счастью, это была Аня.

— Что-то я не замечала раньше у тебя признаков последнего романтика. О чем мечтаем? Можешь не отвечать, я и так знаю!

Романтиком я был всегда, но лежал вот так, у реки, ночью, перед наглядным доказательством бесконечности, впервые, это правда. К Ане подполз Виталий.

— Вот если бы с нами сейчас был кто-нибудь из астрономов.

— А ты что же, не разбираешься?

— Виноват! Я исправлюсь! У нас же в Братстве есть кружок астрономов-любителей, давай запишемся?

— Давай просто сходим в планетарий!

— Как скажешь.

В следующее мгновение, похоже, Аня с Виталиком отвлеклись от звездного неба и увлеклись друг другом. Они целовались.

Юра тоже не терял времени. Из рюкзака он достал вино, сыр и булочки, которые прихватил сегодня в столовой. Аня была занята, и он принялся ухаживать за одной из приглашенных им девушек, но никак не мог взять в толк, почему вместо того, чтобы быть рядом со мной, вторая девушка околачивается возле них. Слева от меня раздался чей-то голос.

— А давайте, каждый расскажет о чем-то интересном. Я, например, знаю, почему звезды такие яркие.

— Удивил! Они такие яркие, потому что это огромные раскаленные газовые шары. В центре каждой звезды частицы водорода ударяются друг о друга, при этом выделяется огромное количество ядерной энергии! — по голосу это была та самая девушка, благодаря которой мы устроили привал.

— Хорошо! А мерцают они почему? — как мне показалось, парень был уязвлен всезнайством девушки.

— Потому что мы смотрим на них сквозь слой воздуха, который все время движется. А сами звезды находятся от нас настолько далеко, что даже от ближайших из них свет к нам идет тысячи, миллионы лет. Некоторых уже и нет, а свет от них мы видим. Еще они вроде как недвижимы, а на самом деле несутся сквозь космическое пространство с колоссальной скоростью.

— Ладно, а цвет? — любопытствовал парень.

— Красные звезды — самые холодные, белые или голубые — самые горячие.

— А вы знаете, что звезды, на которые мы сейчас смотрим, в своем большинстве двойные? Две звезды. Малая звезда вращается вокруг большой, — включился в разговор Юра.

— А размер? — парень и впрямь оказался любознательным.

— Есть звезды-гиганты и «мертвые звезды», их еще называют «белыми карликами». Наше Солнце тоже когда-нибудь угаснет и превратится в белого карлика, — Юра сделал глоток вина и передал бутылку мне.

— А мертвые звезды куда деваются? — не унимался молодой человек.

— Расширяются и превращаются в красных гигантов. А если часть газа развеется в пространстве, тогда получится большое туманное кольцо. Массивные звезды заканчивают свое существование взрывом, их материя сжимается и имеет такую мощную силу притяжения, что поглощает навсегда все, что ее окружает, даже свет, отсюда и черные дыры. — Постаралась удовлетворить любознательность парня «девушка-эксперт по звездам».

У меня кружилась голова, то ли от звезд, то ли от вина, то ли от любви. Выпил я уже достаточно. По телу разливалось тепло. Нужно было остудить свой пыл, потому что увидеть Марину Мирославовну в такое время вряд ли получится. Я напомнил о цели нашей ночной вылазки. Все тоже о ней вспомнили, и мы отправились к реке.

Я нырнул с головой, не раздумывая. То же самое сделал и Юра, он морж, ему не привыкать! За ним Виталик. Аня рассказывала, что он часто тренирует своих каратистов в холодных водах Днепра. Остальные попробовали воду и сразу же отказались от этой затеи. Купались только мы втроем. Если бы я не был влюблен, вода оказалась бы слишком холодной и для меня.

Когда мы вернулись, у костра оставалось всего пару человек. Песен уже никто не пел, да и свет в домиках редко где горел. Я грелся у костра. В домике у Марины Мирославовны было темно.

День 3-й

Оставался один, последний день нашего пребывания на базе. Поэтому, несмотря на ночные гулянья, поднялся я рано. Не настолько рано, чтобы успеть на завтрак, но за все дни это был мой рекорд. Сегодня я решил, что с территории не ступлю ни шагу. Я начал ценить каждую минуту своего нахождения здесь. Шла очередная лекция, и я присоединился ко всем. Лекцию снова читал Форт, но на этот раз у меня был повод остаться. Чуть в сторонке на скамейке сидела Марина Мирославовна. Казалось, она не слушает и не слышит, что говорит ее муж, а просто греется на солнышке. Я устроился на уже знакомой веранде с хорошим обзором. В первых рядах слушателей я заметил Виталия. Он сидел очень прямо, а слушал предельно внимательно. Я уже успел его немного узнать и не отметил в нем каких-нибудь явных отличительных признаков или особенностей в связи с его членством в Братстве. Он был таким же, как и мы. Поэтому воодушевление, с которым он слушал Форта, меня несколько удивило. Он превратился в маленького послушного мальчика, который в ожидании жизненно важных наставлений не сводит глаз со своего наставника. Я сосредоточился и повторил попытку уловить смысл того, что звучало. Как и в прошлый раз, это были громкие слова и фразы, слишком общие и абстрактные, связать их воедино не представлялось возможным. Вещал Фортунатэ приблизительно следующее: «Каждому человеку присуще желание возвыситься над обыденной жизнью, возвыситься духовно. Существует один единственный храм, храм, к которому ведут все дороги, и это — храм нашей души. Мы должны отстраивать и почитать его. Каждая душа — это целый мир, незримый, уникальный. Но при всей нашей неповторимости все мы, мы с вами, внутренне связаны и не ведаем об этом. Всех нас объединяет истинная любовь, любовь к мудрости и к истине. Возможно, это для вас станет открытием, но наша душа бессмертна. И помимо мира, в котором мы с вами существуем, есть и иные миры, в которых мы с вами окажемся или уже находимся. Именно поэтому нам необходимо здесь и сейчас развивать добродетели, прислушиваться к внутреннему голосу, искать истину и подлинное знание. У всех нас есть возможность учиться, но не так, как это принято делать сегодня. Мы не должны пребывать в неведении и оставаться невежественными, как это происходит сегодня». И так далее и тому подобное. Эти его речи раздражали меня, я не мог выдержать их более пяти минут. Искать в них какой-то смысл было занятием бесполезным. Все равно что сказать — солнце яркое, оно светит, есть день, есть ночь, ночью темно, а днем светло. Сложно с этим не согласиться. После логичных, наполненных собственными мыслями, сравнениями, аналогиями, причинно-следственными связями и множеством примеров, будоражащих ум и душу, лекций г-жи Марины речи Форта походили на проповедь самозванца. Изъяснялся он короткими, невыразительными, блеклыми по форме, скудными по содержанию предложениями. Часто забывал слова. Его речь прерывалась долгими паузами. Одно и то же повторялось помногу раз. Он говорил обо всем и ни о чем, перескакивал с одной темы на другую, от одного автора к другому. Цитировал он и Платона, и Далай-Ламу, и многих других, но делал это совершенно не так, как его жена. Вставляя отдельные высказывания великих, он совершенно не заботился о своем повествовании, не доводил мысль до конца, резко обрывал на полуслове. Однако все это произносилось с таким мечтательным видом, тихим голосом с придыханием, с устремленным к небу взором, что невольно приходило в голову: вот сейчас, сию минуту он откроет новый закон физики или выведет новую математическую формулу! Но не происходило ни того, ни другого. Оценить дар «мудрейшего» по достоинству у меня снова не вышло, но я не расстраивался. Великолепная Марина, супруга этого странного человека, все еще сидела справа от меня. Солнечные лучи касались ее волос, нежно, не обжигая, согревали лицо, шею, от предплечья спускались к запястью, грели кисть и пальцы рук. Я завидовал солнцу!

Обедал я с аппетитом. Сильно проголодавшись, готов был съесть слона. На обед был вкусно приготовленный дежурными овощной суп, а на второе отличное вегетарианское рагу. Чай в столовой имелся всегда, в любое время и без ограничений. Я выпил две чашки. Г-жа Марина была на месте, как обычно, в окружении своей «паствы», но сегодня я почему-то радовался всему, даже им.

Далее по плану должны были состояться спортивные состязания. Мне хотелось если не участвовать, то хотя бы посмотреть. Наша четверка остановилась возле толпы болельщиков, среди которых бушевали настоящие страсти. На поле проходил волейбольный матч. Уже успели открыть счет. Вела команда старших учеников. Зрелище было увлекательное. Мы простояли там до окончания первой половины игры.

Аня предложила идти дальше, и мы наткнулись на игру в городки. Ребята ловко метали биту по фигурам. Бросил пару раз и Юра, для этого ему пришлось стоять в очереди. Он поразил цель только с третьего раза. В детстве я играл в эту игру во дворе. Только у нас вместо бит и цилиндрических столбиков были палки и консервные банки, и называлась эта игра «в пекаря». Мы прошли мимо двух девушек, играющих в бадминтон. Ими оказались знакомые Юры, те самые, которые ходили с нами ночью купаться. Теперь в свете дня я мог разглядеть ту, что прижималась ко мне в темноте. Вполне себе симпатичная девушка, но о своей несговорчивости я нисколько не пожалел. Юра перекинулся с ними несколькими словами, мы подождали его и двинулись дальше. Впереди кругом стояли зрители, а внутри круга происходило нечто занимательное. Мы подошли ближе и увидели прыгающих через канат людей. Двое крутили его, прыжки начинал один, затем к нему присоединялся следующий и так далее. Смысл игры заключался в том, чтобы набралось наибольшее количество участников, которые совершат максимальное количество прыжков вместе, не зацепив канат. На тот момент было установлено рекордное число — четыре человека и семь прыжков. Виталик, который был тренером каратэ, без лишней скромности блеснул своей физической подготовкой. Прыгал он через канат один и вприсядку. Движения его были похожи на элемент народного танца. Прыгая таким странным образом, на корточках, он подпрыгивал выше, чем все остальные. Ему удалось произвести впечатление и на Аню, и на окружающих, потому что зрителей стало куда больше. И тут откуда ни возьмись появилась Марина Мирославовна. Я не видел, как она подошла. Как только Виталий отпрыгал свое, за дело взялась она. Должен признать, у нее была отличная фигура, но прилагательное «спортивная» подошло бы с трудом. Скорее, стройная дамская фигура, тонкая талия, красивая грудь и округлые формы. Ее прыжки были обычными, но не в этом дело. К г-же Марине тут же присоединилась девушка, затем парень, не устоял на месте и Виталик. Через какое-то мгновение через веревку одновременно прыгало уже восемь человек! Казалось, вокруг собрался весь лагерь, люди оживленно считали вслух. Девятый человек вступил в игру, и под общий счет после третьего прыжка зацепил канат. Им аплодировали. Пока Аня мне что-то говорила, я отвлекся и упустил Марину Мирославовну из виду. Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Я не мог ее отыскать, ее нигде не было.

С самого утра ощущалось — вечер сегодня будет необычным. У наших учителей, должно быть, что-нибудь припасено на закуску. Чутье не подвело меня. Ужин объявили праздничным, и было бы очень кстати привести себя в порядок. К своему сожалению, ничего подходящего из одежды я в сумке не обнаружил. Ни белых рубашек, ни галстука, ни тем более костюма и кожаных туфель я с собой не брал. Мой стиль одежды, скорее, можно было отнести к походному, что, в принципе, вполне соответствовало обстановке до настоящего момента. Шорты, пара футболок, свитер и джинсы, вот и весь гардероб. Одна светлая футболка все же нашлась. С такой же проблемой столкнулись и мои друзья. Мы-то с Юрой особо не переживали, в отличие от Ани. Ее можно понять, она же девушка.

Мы ожидали Аню возле домика. Вскоре она предстала перед нами во всей красе. Несколько украшений к белому сарафану, и издали его можно было принять за бальное платье. Распущенные русые волосы стали отличным дополнением к наряду. Юра не удержался и одобрительно присвистнул. Аня взяла нас под руки, и мы направились в столовую.

Еще издали я заметил, что освещение в помещении не такое, как обычно. Мы вошли. Вместо отдельных столиков, за которыми мы сидели во время трапезы, теперь посреди зала стоял один длинный стол. Он был празднично убран. Помимо закусок на нем стояли вино, бокалы, горели свечи. Марину Мирославовну я заметил сразу же, ее сложно было не заметить. На этот раз на ней было вечернее платье бордового цвета. Оно подчеркивало красоту ее темных волос. В тусклом, мерцающем освещении ее черты манили, волновали. Место во главе стола занимал Форт. Справа от него сидела жена, слева Тата. Все старшие, включая учеников, были одеты с иголочки, чем разительно отличались от общей массы. Мы заняли свободные места.

Когда все разместились, попросили минуточку внимания. И, как только гул в зале стих и воцарилась тишина, встал Форт. Его некрасивое лицо расплылось в фальшивой улыбке.

— Прежде всего, я хочу поблагодарить всех присутствующих за участие в нашем общем деле! Нас стало больше. Многие из вас здесь с нами впервые. И в связи с этим хочу предложить произнести первый тост кому-нибудь из новеньких. Прошу! Кто желает?

Из-за стола поднялась на вид робкая девушка. Я видел ее прежде в Доме, в одной из групп.

— Я хотела бы сказать, если никто не возражает… — было слышно, как у нее от волнения дрожит голос, — я уже прослушала вводный курс и имею огромное желание продолжать. Мне здесь очень понравилось. Было очень интересно, весело и познавательно! Здесь собрались замечательные люди, у меня появились друзья, много друзей! И думаю, остальные меня поддержат, мне хочется за все это вас поблагодарить! Огромное вам спасибо и низкий поклон!

В зале раздались аплодисменты. В этот момент я смотрел на Марину Мирославовну и успел заметить, что старшие переглянулись и хлопать не стали. Как только девушка закончила говорить, снова встал Форт. Народ уже держал в руках бокалы.

— Замечательный тост, но есть одно замечание, и я хотел бы вас поправить. Простите, как ваше имя?

— Люда, — сдавленным голосом, заметно нервничая, произнесла девушка.

— Прекрасное имя!

Теперь Фортунатэ обращался ко всем присутствующим.

— Так какую же ошибку допустила Людмила, кто скажет?

Старшие ученики все, как один, сидели с довольными, знающими ответ лицами. Остальные пребывали в недоумении.

— Хорошо, не буду задерживать! Вы, Людмила, сказали: «Спасибо вам», а нужно было сказать: «Спасибо всем нам»! Чувствуете разницу? — все то время, пока Форт говорил, старшие одобрительно кивали головами.

Все снова зааплодировали, раздался звон бокалов, а Людмила, вздохнув с облегчением, села на место.

Вдруг в зале зазвучала музыка, вальс. Только теперь я заметил в углу музыкальный центр. Возле него стояла девушка Лидия. Ее я заметил еще во время вчерашнего вечера юмора. Виталий сказал, что она музыкант и читает лекции в одной из групп. Я обратил на нее внимание, потому что она была красива, но главное, что меня привлекло, в ней точно так же, как и в Юле, просматривалось очевидное сходство с г-жой Мариной. Если бы не Виталик, я принял бы эту девушку за ее дочь.

Тот самый Валентин, которого я каждый раз видел на вводных курсах, демонстративно поднялся, вышел из-за стола и подошел к Марине Мирославовне. Весьма галантно, с поклоном, он пригласил ее на танец. Музыка зазвучала громче. Теперь не только мое, но и всеобщее внимание было приковано к этой паре. Валентин вывел свою даму в центр зала. Их руки соприкоснулись, ее локоть лег на его предплечье, его рука чуть коснулась ее спины. Голова гордо вскинута, спина прямая. В такт чувственной музыке он делает первый шаг, расстояние между их телами становится минимальным. Их движения зеркальны, грациозны, сдержанны. Они начинают легко вальсировать. Невозможно было определить, кто ведет. Я смотрел на них затаив дыхание. Я ревновал, как никогда, но не мог отвести глаз. Смотреть на них мне было и сладко и больно. Казалось, эта женщина превосходна во всем, умна, стройна, красива и изысканна! Когда музыка стихла, Валентин поднес руку г-жи Марины к губам и под громкие аплодисменты сопроводил к ее месту.

Не прошло и минуты, как очарование вальса было нарушено громким и зажигательным рок-н-роллом, под звуки которого все тут же сорвались с мест и пустились в пляс. Я оставался за столом, в ушах у меня до сих пор звучала прекрасная мелодия. Уже пару раз какие-то девицы пытались затащить меня в круговорот танцующих. Я даже не взглянул на них. Я не заметил, куда подевались Аня с Виталиком. Возможно, они поддались всеобщей танцевальной эйфории. Юра сидел со своей новой знакомой и ее подружкой. Мне нужен был воздух. Не оглядываясь и не смотря по сторонам, я устремился к выходу. Сквозь музыку до меня донесся звонкий смех Марины Мирославовны. Не узнать его я не мог.

Ни свежий воздух, ни вечерняя прохлада не могли привести меня в норму. Со мной творилось что-то необъяснимое. Мне было больно. В этот момент я готов был быть, кем угодно, и делать, что угодно. Если нужно, я буду ходить в Дом Братства, слушать лекции ее мужа или девочек, участвовать, в чем скажут, если нужно буду прыгать через веревку и участвовать в конкурсах, выходить на сцену, только бы быть рядом с ней. Ради того ее взгляда, которым она одарила своего кавалера во время танца и которым она смотрит на остальных своих учеников, я был готов на все! Я хотел так же танцевать с ней, так же целовать ее руки! Всеобщее веселье продолжалось и было в самом разгаре.

Ни в одном из домиков не горел свет, все до единого человека находились на этом вечере. А я, я просто не мог там находиться. Сейчас я не выдержал бы ничьего общества, никаких расспросов и никаких разговоров. Я влез в комнату через окно и, не включая свет, рухнул на свою кровать. Уткнувшись в сырую наволочку, я зарыдал.

Отъезд с базы был запланирован на утро. Как ни странно, я проснулся бодрым, в прекрасном настроении. К девяти часам все домики были готовы к сдаче. А в десять мы уже сидели в автобусе. Единственное, о чем я хотел бы упомянуть в связи с этим ничем не примечательным днем, это об одном ритуале или, скорее, традиции. Час в ожидании транспорта мы провели на уже полюбившейся за эти дни поляне. Кругом оживленно болтали, все разговаривали со всеми. Так часто бывает. Обычно люди начинают ощущать острый голод, когда блюдо уже съедено. Так и здесь, все только перезнакомились, а уже нужно уезжать. Единственный обладатель гитары и исполнитель обширного песенного репертуара Братства, Иван, сидел со своим инструментом на пеньке. То и дело кто-нибудь просил его что-нибудь сыграть или позаимствовать гитару. Ваня не давал, только улыбался в ответ. Когда за воротами показался первый автобус, он вышел в центр поляны, а все старшие, включая Марину Мирославовну, образовали круг и взялись за руки. Остальные последовали их примеру, круг расширялся. Я не успел опомниться, как на моем плече лежала чья-то рука, а свою я уже держал на плече оказавшейся рядом Юли, нашего лектора. Все стояли, обнявшись, и под первые знакомые каждому аккорды начали раскачиваться из стороны в сторону. Эту песню, действительно, знали все. Как только отзвучало вступление, все дружно запели. Слова доносились отовсюду, пели слева и справа от меня, сзади и напротив, пели слаженно и проникновенно. Я слышал эту песню тысячу раз, когда-то даже сам исполнял ее под гитару, она мне нравилась, но никогда в жизни я не испытывал ничего подобного. У представительниц слабого пола глаза были на мокром месте, и в то же время на их лицах играла улыбка. На словах «кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят…» я посмотрел на Марину Мирославовну. Она пела вместе со всеми, ни на кого не глядя, ни за кем не наблюдая, ее взгляд был устремлен ввысь.

Оказавшись дома, я сразу поставил диск с альбомом Бориса Гребенщикова «Десять стрел». Песня «Город» в нем была последней, под одиннадцатым номером.

Почти все лето я провел на море. Вначале я отдыхал с родителями, потом с друзьями. Время от времени у меня случались несерьезные и весьма непродолжительные отношения с девушками. Я проводил с ними время, но не был влюблен ни в одну из них. Если я скажу, что не думал о Марине Мирославовне, то солгу. Причем воспоминания могли нахлынуть в самый неподходящий момент. И каким бы абсурдным это ни показалось, но несколько раз я испытал даже нечто напоминающее чувство вины из-за того, что был не один.

Читал я запоем. Когда в руки попадалась хорошая книга, мне никто не был нужен. Накануне я обгорел на солнце, и о загаре мне было больно даже думать. Я не пошел на пляж вместе со всеми, а остался в номере. В поисках очередной книги я разгуливал по пространству интернета и наткнулся на «Историю масонства». Погрузившись в историю тайных обществ, я не заметил, как пролетело время и вернулись друзья. Я как раз остановился на том, что в Ордене вольных каменщиков самопознание называлось «работой над диким камнем», где «дикий камень» символизировал человека, погрязшего в плотских страстях.