Крылья

Екатерина Андреевна Кузьменко

А вы когда-либо мечтали о крыльях? Появись они у вас однажды – к лучшему ли изменится ваша жизнь? Главной героине, Ангелу, придется это выяснить, заодно задавшись вопросами о своей судьбе. Можно ли с ней бороться? Обязательно ли человек должен следовать так называемой предопределенности? И является ли каждый сделанный им выбор действительно его выбором, а не еще одним поворотом колеса Фортуны?

16

— Да, уже восемь дней! Представь себе только, восемь чертовых дней!

— И что, ты совсем-совсем ее не видел?

— Говорю же тебе, я ухожу — спальня еще заперта, прихожу — уже заперта! Я не знаю, открывает ли она дверь вообще, ну, кроме тех моментов, когда ты появляешься.

— Открывает, поверь, она мне говорила.

Халат курил на кухне, вольготно откинувшись на спинку стула. Он был спокоен и доволен. Дела его шли лучше некуда, материала набиралось все больше, а вот разлад между голубками произошел как нельзя более кстати. Теперь голубка практически полностью в его распоряжении. О лучшем и мечтать нельзя.

Медведь же остервенело метался по кухне — от плиты к раковине, от раковины к холодильнику, от холодильника к стулу, садился, вскакивал, смотрел в окно. Мысли не давали ему покоя.

— Скажи, она ведь ест хоть что-нибудь?

— Ест, ест, я уже тебе говорил. Не опасайся на сей счет. Я ведь ее врач, я слежу за ее здоровьем. Так что успокойся. Я за всем присматриваю, это уже не твоя проблема.

Но вальяжный тон Халата вовсе не успокоил Медведя. Почему-то он его взбесил.

— Знаешь, у меня складывается такое ощущение — почему-то, и я понятия не имею, почему, — что ты себя чувствуешь здесь главным! Она — моя девушка, так что не смей отодвигать меня в сторону! Это моя проблема, все еще моя!

— Хм, но мне казалось, что вы вроде как расстались, — невинным тоном обронил Халат, стряхивая пепел в красное блюдце. Большая часть горячего серого праха упала на скатерть, когда-то белую, теперь же сплошь покрытую шрамами, ожогами, кругами от чашек кофе. Медведь пил много кофе, Халат много курил. Каждый по-своему справлялся с волнением. Один — с натужным и жестоким, другой — с приятным и очень многое ему обещающим.

— Это она так думает, — сквозь зубы проворчал Медведь, пытаясь взять себя в руки.

— И что же? Разве этого мало?

— Да, мало! В таком вопросе нужно согласие обеих сторон! И вообще, это — не твое дело!

— Ну как врача, меня касается все, что касается пациентки… Но вот тут уже ты ведешь себя, как собственник. То, что она не может никуда отсюда выйти, не делает тебя ее обладателем. Ведь сам посуди — у вас детей нет. Да вас бы даже в Загсе развели безо всяких проблем — хватило бы только ее заявления, то есть — одной стороны! А так вы даже не женаты, и технически — она свободна.

— Не лезь в это! — Медведь окончательно рассвирепел. — Это уже наше с ней личное дело. Это касается только ее и меня! И не смей! — слышишь? — не смей говорить ей то, что сейчас мне сказал! Не смей ее против меня настраивать!

— Ой да господи ж ты боже мой, как разошелся, — Халат был удивлен, но его спокойствие не растаяло. — Будто я прямо что-то такое удивительное сказал. Ладно, не переживай, я занимаюсь ее физическим состоянием и мне, в общем-то, все равно, что там между вами происходит.

— Что ты только что сказал? — голос Медведя стал тихим, низким и как-то странно завибрировал.

— Сказал, что мне все равно, что у вас…

— Я слышал, что ты сказал! — перебил Медведь с почти звериным ревом.

— Тогда зачем спрашиваешь?

Пепел снова попал в блюдце лишь частично. Определенно, невозмутимость Халата ничто не могло нарушить. Слишком уж комфортно он чувствовал себя в последнее время. Воистину, мир был создан для него. А этот клоун перед ним — всего лишь досадное недоразумение, мелкая помеха, не более того.

— Затем, что мне вовсе не нравится, как ты это сказал.

— И как же? — полувозмущенно-полунасмешливо правая бровь Халата поползла вверх.

— Так, будто ты действительно имеешь какое-то право совать свой нос в наши отношения. Так, будто ты уже и сам в них лично участвуешь!

— Ооо, я, кажется, понял.

Халат улыбнулся. Вся эта ситуация все больше и больше его забавляла.

— Кто-то здесь, кажется, ревнует.

Пепел снова упал мимо блюдечка.

— Да, я ревную! Мне категорически не нравится, что ты общаешься с ней, что так говоришь о ней, что она пускает тебя к себе, а меня — нет, черт побери!

— Ну уж тут я не виноват…

— А почем мне знать?? Ведь результатов твоих осмотров так и нет, все наблюдения и наблюдения, мало ли, за чем ты там наблюдаешь? Мало ли, зачем ты сюда ходишь??

— Послушай, вот сейчас ты уже несешь откровенную чушь. Я хожу сюда ради вас. Ради нее. Ради ее здоровья. И ради нашей дружбы, в конце концов! — Да, Халат больше не стеснялся врать. Он вдруг открыл в себе небывалый актерский талант, что очень помогало ему в продвижении к цели.

— И потом, она ведь вовсе не мой тип, ты же знаешь, — вот тут Халат уже не врал. — Вспомни хотя бы мою бывшую.

— Что-то не припоминаю.

— Ну как же? Такая высокая, такая блондинистая и такая… гм… округлая, где положено.

— Все равно не помню.

— Ну, вероятно, тогда мы с тобой просто еще так тесно не общались. Мы ведь с ней уже года три, наверное, как разбежались…

— И из-за чего?

— Непримиримый конфликт интересов. Ну, ты ведь знаешь, как это бывает. В общем, тогда я и решил с головой уйти в работу.

Медведь молчал. Ему слабо верилось в эту историю, но во что-то верить нужно было. И потом, пусть уж лучше правдой окажется эта несуразица, чем то, что лезло в Медвежью голову о Халате и Ангеле…

— Так что не переживай. Я в эти игры больше не играю, к тому же она уже занята — и занята не кем-нибудь, а моим другом. Моим лучшим другом. Да что там… моим единственным другом…

Халат прикрыл ладонью глаза. Медведь увидел в этом жесте глубокую печаль, обиду, боль… Он вновь поверил Халату. И через минуту уже просил у него прощения и наливал кофе в две чашки.