Избранный выжить

Ежи Эйнхорн, 2002

Не будь палачом. Не будь жертвой. И ни за что, ни при каких обстоятельствах не стой в стороне… Этот завет проносит через всю свою жизнь автор книги – когда-то мальчик из еврейской общины в Варшаве; затем – узник концлагеря; свидетель ужасов фашизма; освобожденный; одаренный юноша, робко обретающий признание; всемирно известный врач, гуманист и политик. Его книга – пронзительное воспоминание об утраченном довоенном времени, о нарастающем безумии предвоенных лет, о настигающем ужасе, о преодолении немыслимых несчастий, о борьбе за жизнь и достоинство… и, наконец, об обретении своей судьбы и настоящей любви. Избранный выжить посчитал необходимым рассказать о тех, кому выжить не удалось – рассказать и предостеречь…

Ежи Эйнхорн — писатель и личность

Демократия — единственная общественная форма, которая умеет сама залечивать свои язвы. При авторитарном правлении эти язвы становятся все глубже и глубже, пока общество не приходит к катастрофе. Другой вопрос, что демократия оставляет слишком большую свободу действий для своих противников…

Ежи Эйнхорн

Из выступления на митинге памяти жертв преступлений нацизма, январь 1998

Демократия — это не только и не столько государственное устройство, но в первую очередь отношение людей друг к другу.

Ежи Эйнхорн

Из книги «Избранный выжить»

Как стараемся мы наделить Господа человеческими представлениями о гуманности и справедливости! Как надеемся, что Господь не допустит совершиться злу, которое задумано нами же!

Но, похоже, у Бога только один способ исправить человечество — все уничтожить и начать сначала. Был Великий Потоп, были Содом и Гоморра, а по свидетельству арамейского мудреца, эти уничтоженные Создателем черновики были не первыми. И все это лишает смысла вопросы типа: «Как мог Господь допустить это, если Он там был? А если Его там не было, то как мог Он там не быть?»

В 1993 году боснийская деревня Зебица была со всех сторон окружена воюющими армиями — сербы убивали мусульман и хорватов, мусульмане и хорваты убивали друг друга и сербов. Выбраться из этого ада было невозможно. А в сельской школе учитель истории читал детям вслух дневник Анны Франк. Дети даже написали письмо Анне Франк — они не могли поверить, что ее нет в живых.

Об этом рассказывает голландский документальный фильм «Лето, осень, война, весна…». Интересно, смогут ли стать убийцами эти дети, пережившие в изолированной от всего мира деревушке то же, что пережила Анна в своем тайнике? Или вакцина доброты и понимания, привитая им мудрым учителем, спасет их от национального и идеологического безумия? Может быть, они на всю жизнь запомнили, что боль, страх и отчаяние испытывают все люди, независимо от религии и цвета глаз?

Вся надежда на детей — как живых, так и погибших.

В музее Яд-Вашем в Иерусалиме есть зал, посвященный памяти погибших детей — еврейских детей, погибших во время Второй мировой войны. Вы идете по узкому, медленно темнеющему коридору и в конце концов оказываетесь на огражденной галерее в абсолютном, неземном мраке. Со всех сторон — и над вами, и под вами — горят миллионы неярких звезд. Простые железные мостки — единственное, что связывает вас с оставленным миром. Спокойный, даже невыразительный голос читает по списку имена погибших и замученных детей. Иногда на фоне черного звездного неба возникает увеличенное со старой фотографии детское лицо.

Говорят, что требуется несколько лет, чтобы прочитать весь список.

Никакой траурной музыки, никаких эффектов. Посетители мелкими шажками, ощупью продвигаются вперед. На выходе никто не решается взглянуть друг на друга, боясь прочесть на лице соседа то, что испытывает сам.

Чувство человека, заглянувшего в пропасть.

Имени Ежи Эйнхорна в этом списке нет. Хотя могло бы быть — он спасся чудом, благодаря невероятному стечению обстоятельств. Но его книга «Избранный выжить» — это свидетельство, написанное не только им, но и теми, превратившимися в маленькие звездочки в бездонном небе истории человечества. Дневник Анны Франк — это Холокост, увиденный глазами ребенка, отказывающегося понять, что люди могут быть такими плохими. Может быть, если бы Анна дожила до наших дней, она написала бы такую же книгу, как Ежи Эйнхорн. Но она, как и миллионы других, не дожила, и Ежи Эйнхорн выполнил свой долг перед Анной и другими погибшими. Потому что он не просто рассказал о том, что произошло, но и попытался понять, почему это произошло. Его книга — это рассказ врача, его описание симптомов и осложнений страшной болезни, постигшей человечество в середине XX века, это его рецепты профилактики и лечения. Рецепты неравнодушия. Рецепт соблюдения трех заповедей, которые предложил добавить к существующим десяти Иегуда Бауер:

— Не будь палачом.

— Не будь жертвой.

— И ни за что, ни при каких условиях не стой в стороне.

Имя недавно скончавшегося Ежи Эйнхорна хорошо известно в мире. Это выдающийся шведский врач-онколог, гуманист и общественный деятель, депутат парламента, многолетний председатель Нобелевского комитета по физиологии и медицине, председатель Королевского онкологического фонда, председатель комиссии Европейского Союза по приоритетам в медицине, почетный доктор множества университетов мира. Для шведов Ежи — примерно то же самое, что Альберт Швейцер для немцев — символ гуманизма и кристальной честности. Много лет, используя все свое общественное и политическое влияние, он вел отчаянную борьбу за улучшение здравоохранения для пожилых людей. Он считал, что уверенность каждого человека в достойном и спокойном завершении своего жизненного пути чрезвычайно важна для морального здоровья общества.

Потому что величие государства определяется не количеством денег и боеголовок, а тем, как оно обращается со своими гражданами.

Если представить себе государство в виде живого организма, а граждан этого государства в виде клеточек, то если организм — инстинктивно или сознательно — не принимает мер, чтобы все клеточки чувствовали себя хорошо, то это не великий, а больной и обреченный организм, как бы он ни был на сегодня могуч и устрашающ…

Уже на закате лет Ежи Эйнхорн впервые выступил как писатель. Его книга воспоминаний и размышлений «Избранный выжить» — рассказ о детстве и юности, проведенных в гетто и концлагерях — мгновенно стала бестселлером.

Получив от издательства заказ написать книгу о шведском здравоохранении, предварив ее коротким рассказом о себе, Ежи Эйнхорн сел за работу. И очень быстро понял, что ему никуда не деться от своей памяти, от памяти, которую он в течение пятидесяти лет старался упрятать как можно глубже. Ему не надо было делать никаких усилий — картины прошлого возникали перед ним буквально с фотографической точностью. Оказалось, что он помнит лица, краски, какая была погода, помнит даже незастегнутую пуговицу на мундире немецкого офицера. И его охватил ужас. Ужас, которого он не испытывал даже тогда, когда все это происходило. Он почувствовал, что обязан рассказать об этом, даже просто ради того, чтобы сбросить с плеч этот невыносимый груз. В результате книга о здравоохранении не получилась. Надо отдать должное издателям — они без промедления издали книгу, несмотря на то, что вышло совсем не то, что они заказывали.

Книга необычна. Ее необычность заключается в том, что весь строй книги, весь ее нравственный и гуманистический пафос определяется незаурядной личностью автора. Несмотря на то, что книга рассказывает об одном из самых чудовищных периодов в жизни человечества, о том, как одна группа людей хладнокровно и беспощадно уничтожала другую группу людей, о немыслимых и невосполнимых потерях — в книге Эйнхорна нет ненависти. Он попытался понять, какие свойства человеческой души сделали возможным, что народ, который привычно считался цивилизованным и добропорядочным, поддался на омерзительную человеконенавистничекую ложь.

И не просто поддался. Одно дело — с задором повторять за своими лидерами, что во всем виноваты евреи — читай: буржуи, американцы, мусульмане, — одним словом, всевозможные классовые, расовые и национальные супостаты. И совсем другое дело — выстрелить в затылок пятилетнему ребенку. Все время возникает вопрос — многие ли из нас на это способны? Прочитав книгу Эйнхорна, невольно спрашиваешь себя: а может быть, и я мог бы стать палачом? Потому что предположить, что весь немецкий народ состоит из потенциальных кровавых палачей — это примерно то же самое, что утверждать, что еврейский народ состоит из злобных паразитов, мечтающих подчинить себе мир. «Главная слабость людей состоит в боязни иметь свое, отличающееся от общепринятого, мнение», — пишет Ежи. И он, не боясь быть обвиненным в прекраснодушии, пишет, что все люди в основе своей хороши, но уж очень легко подвержены влиянию.

Кстати, каким образом слово «прекраснодушие» в русском языке стало чуть ли не ругательным? В составе этого слова нет даже намека на иронию — стоит ли иронизировать над прекрасной душой? Как же надо извернуться, какую уродливую психологическую позу принять, чтобы произносить это слово с презрением и брезгливостью.

А вот Ежи Эйнхорн именно прекраснодушен. Не в том смысле, что он смотрит на мир сквозь розовые очки и не желает замечать крови и грязи вокруг себя, а в том, что он человек с прекрасной душой. Кто еще, как не человек с прекрасной душой, стал бы пытаться понять и в какой-то степени оправдать своих палачей? Немцы, рассуждает Ежи, боялись ослушаться приказа… в случае нарушения приказа их могли бы отправить на фронт… и так далее, и тому подобное…

Трудно иметь дело с прекраснодушными людьми. Сразу возникает вопрос: а если бы мне грозила опасность быть отправленным на фронт, смог бы я убить безоружного ребенка? А может быть, все не так просто, и немцы делали все то, что они делали, из идеологических соображений — их вела национальная идея? Но, как сказал на презентации книги в Москве известный московский психолог профессор Александр Асмолов, национальная идея — это диагноз. Диагноз расчеловечивания. Нет и не может быть национальной идеи, которая стояла бы выше общечеловеческих ценностей.

Книга Эйнхорна — это история детства, отрочества и юности молодого человека, рассказанная им самим. Автор принадлежит к самому несчастному поколению двадцатого века. Не знаю, существует ли статистика выживших из этого поколения, но речь идет о юношах, встретивших войну в так называемом призывном возрасте. Сколько из них не вернулось с войны? Половина? Больше? Но это одна сторона — эти ребята шли с оружием в руках сражаться за свою Родину, свои идеалы — причем имеются в виду и те внушенные Гитлером идеалы, за которые сражались немцы, насаждая в Европе «немецкий порядок», огнем и мечом утверждая наступление на земле новой эры — тысячелетней империи страха.

Ежи Эйнхорн такого шанса — взять в руки оружие и идти сражаться — не получил. Он по рождению принадлежал к группе людей, которые, по мнению новых хозяев Европы, подлежали уничтожению. Почти все его ровесники, родители, друзья и родственники погибли. Он чудом остался жить. Всего один день оставался до того, как вместе с оставшейся группой заключенных он должен был быть депортирован в лагерь уничтожения, когда случайно прорвавшаяся группа советских танков спугнула немцев и они в панике бежали, предоставив пленников их судьбе.

Сразу после войны, рассказывает Эйнхорн, мы, немногие выжившие, думали, что весь мир соберется вокруг нас и будет слушать о том, что мы пережили… Но нас никто не хотел слушать. Вся Европа лежала в руинах, и люди хотели поскорее забыть о происшедшем и начать строить новую жизнь. А потом и мы сами не хотели возвращаться к этому — слишком тяжелы были воспоминания. Очень многие евреи после войны просто не смогли жить в Европе — это было как жить на кладбище среди теней погибших родных и близких.

И только недавно, через пятьдесят с лишним лет, стали появляться книги и фильмы об этих годах (кстати, литературной основой знаменитого «Списка Шиндлера» Стивена Спилберга послужил рассказ одного из школьных учителей Ежи Эйнхорна, Леопольда Фефферберга).

Во-первых, прошло время.

Во-вторых, те немногие свидетели, что остались в живых, вдруг поняли, что если они не расскажут об этом сейчас, то они не расскажут уже никогда. В-третьих, опасность забвения того, что произошло в тридцатые-сороковые годы в Европе, стала реальной. Когда премьер-министр Швеции Йоран Перссон узнал, что многие дети в школах вообще сомневаются, был ли вообще Холокост, он развил бурную деятельность, чтобы начать компанию по борьбе с расизмом. Он тоже понял, что есть в истории вещи, о которых нельзя забывать, иначе они будут повторяться вновь и вновь, принося неисчислимые беды, причем не только и не столько тем, кого ненавидят, сколько тем, кто ненавидит. Правительственная антирасистская программа под названием «Живая история» сейчас набрала полный ход, и многие страны просят поделиться опытом в организации подобных акций. 26-28 января 2000 года в Стокгольме состоялся первый международный форум, посвященный Холокосту, в котором приняли участие лидеры сорока с лишним стран мира.

А нужно ли все это? Нужно ли вспоминать Холокост? Само это знание порождает бесчисленное количество комплексов, в первую очередь у евреев, наделенных, и не без оснований, совершенно особой исторической памятью. И эта память настолько перегружена воспоминаниями о преследованиях, унижениях и страданиях, что просто немилосердно перекладывать на грядущие поколения чудовищный груз Холокоста. Пусть наконец вырастет поколение без страха и без двойственного сознания избранности и ущербности.

В этом есть логика и есть правда. Но, к сожалению, человечество, похоже, не достигло еще той степени иммунитета против зла, чтобы предать забвению полученные исторические уроки. Иначе мировое сообщество будет напоминать врача, который от одного случая до другого успевает забыть симптомы злокачественного заболевания, и вместо того, чтобы вмешаться в самом начале, каждый раз беспомощно разводит руками, видя, как болезнь принимает неизлечимый и необратимый характер. К счастью, события последних месяцев показывают, что человечество кое-чему научилось. И не только на уровне глав государств, для которых подобные проблемы чаще всего важны только как козыри в очередном политическом покере. Но если даже водители такси в Брюсселе после выборов в Австрии отказывались возить австрийских чиновников, то тогда да. Тогда кое-чему научились.

У Эйнхорна своеобразные взаимоотношения со временем. Наивная память подростка соседствует с памятью взрослого и мудрого человека, и эти лучи памяти пересекаются в черной бездне прошедшего, как пересекаются в ночном небе лучи прожектора противовоздушной обороны, высвечивая потрясающей яркости и значительности картины. Книга написана как бы двумя людьми — сегодняшним выдающимся гуманистом и тогдашним мальчиком, оказавшимся лицом к лицу с чудовищной машиной, призванной его уничтожить. Светлые и теплые воспоминания детства, дружная и любящая семья, мудрый отец и нежная мать — и тут же мастерски интегрированные в текст гневные и горькие исторические мини-эссе.

На фоне заполонивших мировую литературу фрейдистских комплексов книга Ежи Эйнхорна кажется подчеркнуто антифрейдистской. В ней полностью отсутствует универсальный механизм сотен современных книг — помню, в пятилетнем возрасте я описался, отец дал мне подзатыльник, и с тех пор я такой несчастный и закомплексованный. Ничего, кроме нежной любви и благодарности к родителям, своим примером научивших автора жить в гармонии с самим собой и окружающими. Вообще, книга настолько гармонична и светла, что наводит на мысль о русской литературе девятнадцатого века. Сегодняшнюю литературу, в первую очередь русскую, захлестнула волна иронии. Достаточно почитать постмодернистов с их доведенным до совершенства искусством иронизировать на заданную тему. Но Эйнхорну, как и многим очень хорошим людям, ирония почти не свойственна. Поэтому его простая и мудрая, напрочь лишенная ерничества книга может с непривычки показаться русскому читателю банальной.

Как-то мы позабыли, что у познания есть две стороны. Анализ и синтез. Годы жизни с двойной моралью и с расщепленным сознанием обострили способность к разъедающему анализу. Даже в научной терминологии слово «синтез» почти исчезло из оборота. «Блестящий анализ», «тщательный анализ», даже «беспощадный анализ». А чего щадить-то, если все великие события и идеи, разложенные на составляющие, оказываются набором банальностей? С тех пор, как были вдребезги разбиты скрижали Господни, люди, впадая в соблазн невозможности собрать их воедино, легко прощают себе грехи.

Книга Ежи Эйнхорна «Избранный выжить» — Книга Синтеза. Некоторые критики, закрыв последнюю страницу, говорят: что ж, это достойная книга, искренняя книга, даже мастерская — но что касается идейной стороны, я ничего нового для себя не почерпнул. Все это давно известно. Верно, давно. Но не давнее, чем Заповеди Господни. Все взятые отдельно утверждения автора банальны, но это банальность Заповедей. А взятые все вместе, эти банальности создают систему мировоззрения, систему, в которой биологическое несовершенство человека лишается фатальности, а оптимизм не выглядит дурацким. Систему, которую можно определить словами отца Ежи, портного-виртуоза Пинкуса Эйнхорна: «Там, где есть понимание, нет места для ненависти».

Хотя автор и признается с сожалением, что плохо понимает серьезную музыку, книга его выстроена в классической сонатной форме. Нежная и сравнительно безоблачная первая часть, где главная тема — тема любящей и дружной семьи, сменяется побочной — надвигающейся войны. Сдержанно-трагичная и от того еще более страшная вторая часть — Холокост. И наконец финал — мудрое и философское повествование о жизни героя книги в послевоенной Европе. Жизнь, о которой Ежи Эйнхорн написал: «Когда окончится Вторая мировая война, останется совсем немного или вовсе не останется евреев в Польше, Чехии, Словакии, Венгрии, Югославии, Греции, Латвии, Литве, Эстонии, Австрии и Германии… Вся цветущая еврейская культура, неиссякаемый источник, откуда появились все еврейские ремесленники, рабочие, нищие, ученые, предприниматели, писатели, поэты, художники, музыканты и мыслители — будет уничтожена. Старики, юноши и дети, женщины и мужчины, те, кто придерживался религиозных обычаев и те, кто пытался ассимилироваться, те, кто хотел стать христианином и принимал крещение, и те, кто женился на христианках, и дети от таких браков — все они будут уничтожены. Богатые и бедные, те, кому удалось получить образование, и малообразованные, говорящие на идиш и на польском, больные и здоровые, красивые и безобразные, одаренные и отсталые, с хорошими отметками и плохими — все они будут истреблены».

Ежи Эйнхорн был не религиозен, но он ценил и соблюдал еврейские традиции. Это именно традиции, считал он, и я к нему полностью присоединяюсь, позволили еврейскому народу сохранить свое национальное своеобразие и духовную целостность в течение бесконечно долгих столетий диаспоры. Впрочем, вопрос о религиозности — загадочный вопрос. Как измерить религиозность человека, если он о ней никогда не говорит? Недавно мне попалась статья, где утверждается, что существует ген религиозности. Изучали близнецов, по воле судьбы воспитывавшихся в разных семьях: в очень религиозной и совершенно секулярной. Оказалось, что воспитание неважно — оба ребенка вырастали либо очень религиозными, либо совершенно равнодушными к религии людьми. А соблюдение традиций, неважно, из каких побуждений, позволяет сохранить как внешнее, так и внутреннее своеобразие народа.

И самая главная традиция — традиция любви. Редко можно встретить книгу, которая была бы настолько пронизана любовью, как книга Ежи Эйнхорна. Любовь к родителям, близким, друзьям и подругам. Любовь-понимание, любовь-прощение и любовь-надежда. Спокойная и деятельная любовь врача к больному человечеству.

На презентациях книги в Москве и Санкт-Петербурге Ежи несколько раз задавали вопрос, каково его мнение о том, что сейчас происходит в России. Зная скромность Ежи, я видел, что ему не очень хочется отвечать на этот вопрос прежде всего потому, что он не считает себя достаточно компетентным в, если можно так сказать, русском вопросе. Да он и сам об этом сказал несколько раз. Но все же он сказал, что в России сейчас, по его мнению, демократия. Вернее, становление демократии. Это еще очень молодая и неопытная демократия со всеми присущими молодости и неопытности недостатками. А в ситуации, когда отсутствует стабильная правовая база для демократических свобод, когда положение в обществе тревожно и нестабильно, преимуществами демократии пользуются в первую очередь ее противники. Излечение от этой болезни — вопрос времени. Но излечение придет, поскольку демократия, как правильно сформулировал Ежи Эйнхорн, — единственная общественная форма, которая умеет сама залечивать свои язвы. При диктатуре эти язвы становятся все глубже и глубже, пока общество не приходит к катастрофе.

Книга Эйнхорна направлена не только против антисемитизма и даже не только против расизма. Она направлена против любой идеологии, в основе которой лежит ненависть — религиозная, национальная, расовая или классовая. Нельзя построить ничего хорошего без фундамента, а фундаментом является взаимное уважение и равные права личности. И не надо все валить на правительства. Пока люди не научатся признавать равенство себе подобных, будут возникать экстремистские политические группы, этнические и религиозные войны. Чем опасен расизм? Проповедник расизма приходит к людям, попавшим в силу тех или иных условий в бедственное положение, и говорит им: вы не хуже других. Вы лучше. Они хуже, а вы лучше. А раз мы лучше, значит все дозволено: травля в школах, преследование на работе. Того, кто хуже, можно и побить или даже убить. У него можно все отнять. Он — тот, кто хуже, — каким-то образом нажил свое добро, а я — тот, кто лучше, — не нажил; следовательно, он нажил все неправедным путем, плохим и недостойным способом, свойственным его классу (нации, религии, расе). И этот посыл чрезвычайно соблазнителен. Играя на этой струне, можно заставить людей убивать друг друга, принося доходы тем, кто их на эту бойню отправил…

В беседе с ректором Московского гуманитарного университета Юрием Афанасьевым Ежи Эйнхорн сказал, что самым важным событием в политической жизни мира после войны он считает «Декларацию прав человека», вошедшую в конституции большинства стран. Это признак того, что человечество идет к лучшему. «Но ведь это чисто бумажный продукт», — махнул рукой Афанасьев. «Согласен, — улыбнулся Ежи, — но ведь Библия и Манифест Коммунистической партии — тоже бумажная продукция. А посмотрите на последствия».

Все начинается с бумаги. Все, что пронизывает нашу жизнь сегодня — телевидение, авиация, полеты в космос, — все начиналось с рисунков и пометок в блокнотах чудаков, которых никто не воспринимал всерьез. Точно так же, как в наше сознание вошли компьютеры, через полтора-два поколения мы привыкнем к мысли, что все люди на земле равны. А как же быть с иерархией? Как быть с завистью? Да никак. Никакие принципы и декларации не могут отучить завистливого быть завистливым, а жадного — жадным. Только цвет глаз и волос тут ни при чем.

Почти все авторы рецензий на книгу упомянули в названиях статей о некоей «избранности» Ежи Эйнхорна. «Избранный понять» (Нина Катерли, «Вечерний Санкт-Петербург», «Бремя избранности» (Евгений Сагаловский, «Независимая газета»). И в самом деле, все меньше и меньше остается в живых свидетелей кошмара, постигшего Европу в середине XX века. Совсем немногие из них находят в себе силы и мужество рассказать о том, что им пришлось испытать. И уж вовсе единицы воистину избраны сделать это с такой художественной силой, с таким могучим зарядом гуманизма, как это сделал Ежи Эйнхорн. И читатель, несомненно, найдет в этой книге ответы на многие вопросы, звучащие сегодня актуально, как никогда.

Сергей Штерн