Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая

Егор Майндер

Перед Вами – вторая часть серии «Точка Скольжения»: клубок событий всё плотнее закручивается вокруг Архипелага Жингкон, населённого воинственными островитянами, поклоняющимися языческим богам и промышляющими пиратством и нападениями на западных соседей. Ситуация обостряется всё сильнее и вынуждает соседей начать военное вторжение в Архипелаг, чтобы покончить с набегами.Но так ли всё просто на деле?Или на Островах – конфликт интересов ключевых сил мира, грозящий вырасти в нечто большее?

© Егор Майндер, 2018

ISBN 978-5-4493-5300-9 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-5301-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Королевство Неолон, город Ангерер,

за три года до основных событий.

В столицу пришла весна.

Далёкий от тёплых воздушных масс, приносящихся с Лазурного Моря океаническим течением, город располагался практически в сердце Королевства, в поясе резкого климата. Поэтому оттепель тут, как и заморозки, приходила стремительно, окончательно и бесповоротно.

Наливались почки на карликовых деревцах кариако, окружённых овальными газонами, аккуратно встроенными в городской пейзаж вдоль центральных улиц, вымощенных серой квадратной шершавой плиткой, оттеняющей ярко-рыжие бордюры. Снег ещё не сошёл до конца, но кое-где уже пробивались первые, слабые и неуверенные ростки травы да стебли будущих цветов. Уже показались проталины на озере, готовом вот-вот сбросить ледяной покров в вытекающую из него реку, и тогда на многочисленных набережных, что сдерживали от разрушения берега в южной части города, будет праздник Ледохода.

Сколько лет этой традиции, сказать не мог никто — поговаривали, что давно, даже при Рикрофе Завоевателе, соответствующий Королевский указ уже существовал. Ледоход означал начало подготовки к посевной, и юго-западная часть города превращалась в один большой рынок. Когда проносило льдины, шкиперы приводили по реке баржи, приезжали вольные земледельцы со всей страны, чтобы к началу посева закупить всё то, что будет необходимо летом. И разбегался, распродавался по многочисленным рукам труд кузнецов и кожевенников, столяров и плотников. Колёса тележные, упряжи, мотыги и лопаты, бадьи и корзины — почти неделю всё это торговалось так, что кожевенник за пять дней мог распродать всё, сделанное им за зиму. И уходили товары по всем областям, градам и весям, баржами и телегами, и там бойкие купцы открывали уже свои рынки.

Ледоход означал открытие таких же торжищ по всему Королевству.

Времена те давно прошли, но традиция осталась — праздник весны, веселье по поводу окончания холодов. Вот и сейчас — чувствовалось приближение какого-то торжества. Даже люди, казалось, стали улыбчивее и добрее, стали чаще выходить гулять, несмотря на то, что погода стояла ещё пасмурная, и пришедшие с юга тучи грозились вот-вот разразиться мокрым снегом. Будто бы и так мало сырости — капли талой воды срывались с красной, жёлтой, оранжевой черепицы крыш, полученной из обожжённой глины, которой в изобилии было на берегах озера, по форме напомнившего бы Дементьеву цифру «девять» или даже жирную запятую.

На обочинах дорог, на пешеходных дорожках по всему городу собирались лужицы, сливались в ручейки, которые исчезали в зарешёченных провалах водостоков, чтобы превратиться в падающие из труб набережной потоки воды.

Ангерер окружал озеро подковой с севера. На западной оконечности подковы находился как раз «привоз», рыночный район, где скоро начнутся гуляния. В другом конце города, на восточном берегу, стоял Аркрайт Деи, «цвет рассвета» — королевская резиденция, и указом, изданным давным-давно, в Ангерере было запрещено строительство зданий выше, чем крыша дворца. Ранним утром восходящее солнце показывалось как раз меж двух возвышенностей вдали на востоке, и свет первым делом освещал и сам Цвет Рассвета, сложенный из оранжевого камня, и отстроенные рядом особняки вельмож, приближённых ко двору.

Весна в Ангерере была прекрасна. На окружающих город лугах скоро распустятся цветы, улицы вот-вот наполнятся лучами Белувы — отсутствие сплошной застройки высотками позволяло городу равномерно наполняться светом с самого утра. В окне небольшого кафе было видно и дворец на противоположном берегу, и тающее озеро, и набережную, и людей на ней, неспешно идущих по своим делам. Если провести конкурс на звание «самой суетливой столицы мира», Ангерер занял бы на ней последнее место с большим отрывом от ближайшего конкурента.

История здесь была на каждом углу, она просто ощущалась в воздухе, но представлена она была не крепостными стенами и не величественными соборами, а вот этими домами из тёмного камня, этими крышами с цветной черепицей, этой характерной для Неолона архитектурой — сплюснутый куб первого и второго этажей и пирамида верхних. Этим ровно пиленым белым, потемневшим от времени камнем, скрепой для которого служила та самая рыжая глина. Два материала, из которых постепенно отстраивался город, год за годом, век за веком. Крепостная стена, говорили, тут тоже когда-то была, но остались от неё только клочки, да и то местами — когда право наследования должно было перейти к тесно скованному с Вистийским двором узами династических браков королю Неолона, имперский двор решил иначе. Престол был передан путём интриг в обход, и это стало поводом для того, чтобы начать войну за право Короля Неолонского на корону Империи.

Но война была проиграна, враг дошёл до Ангерера и осадил его — так и оказалась разрушена крепостная стена. За считанные часы до решающего штурма подошли войска с юга, в той битве погиб король, и потери были такими, что уже ни имперцы, ни южане не могли даже помыслить о дальнейших наступательных действиях.

Так Королевство обрело независимость от Империи, и потом веками путём то умелой дипломатии, то демонстрации силы армий её отстаивало. Да и потом, Вистии даже был выгоден барьер между своими границами и варварами с востока. Неолон исторически не раз воевал с Селлестией, что, конечно, имперцам было на руку — этакая гарантия ненападения на южные рубежи.

Дом, в котором находилось кафе с окнами на дворец на противоположном берегу, был построен как раз в те времена и потому так прекрасно сохранился — боевые действия тут, в рыночном районе, не велись даже в Континентальную, когда вокруг полыхало всё и вся. Конечно, от былого величия оставались лишь воспоминания, когда Королевство чуть ли не на равных говорило с самой Империей и брало города на востоке, а вот образ жизни и размеренность её течения здесь, в Ангерере, сохранились, никуда не делись. Как, впрочем, и тоска по тем временам, когда они, подданные Неолона, были равными гражданам величайшей Империи в истории.

Эта атмосфера действовала даже тут, в кафе — по стенам висят старые фонари, в которых смоляные чашки внутри сменились на электрические лампы, специально изготовленные так, чтобы свет по оттенку не отличался от горящей смолы. На потолке видны бегущие трещины по потемневшим уже от старости деревянным балкам, играют блики на полированных досках пола. Впрочем, с полом хозяева явно схитрили — он был новый, просто сделан так, чтобы доски смотрелись как вековые. А вот овальные столики и плетёные стулья возле них относились уже к стилю, которое Дементьев, будь он тут, назвал бы «ретро». Новые, но технология та же, по которой изготавливали мебель тут, в Неолоне, в старину — плетение из гибких веток кустарников, что когда-то в изобилии росли по берегам озера. Впрочем, растут и сейчас, стоит только уехать из города на юг гауста на три, и вот они, тоже ждущие весны.

То, как сидящая у окна девушка с большими карими глазами, аккуратным подбородком и длинными прямыми чёрными волосами оглядывает зал, стало, своего рода, сигналом для обслуги. Не спеша, как и принято тут, в Неолоне, светловолосая, по-простому подстриженная молодая женщина, работавшая в кафе этим утром, приблизилась к столику и уточнила у гостьи:

— Чего-то ещё желаете?

На международном она говорила прекрасно, если не считать акцента, присущего всем Неолонцам: чуть гортанно, акцентируя твёрдые согласные. Чёрная юбка, жёлтый свитер, голубые глаза, аккуратно выделенные синими тенями, улыбаются.

— Ещё аганжи и эти ваши булочки с сыром, — ответила ей Мислеги.

— Бессонная ночь, да? — улыбнулась та теперь уже и подкрашенными тёмно-розовым губами.

— Концерт, — пояснила Ниан.

На самом деле, никакой, конечно не концерт. Собственно, о нём она узнала по афише, что не успели заменить на свежую, по дороге от аэропорта. Просто недельная поездка, потому и не спалось перед встречей. Волнения она, по привычке, выплеснула в текст — писала почти до самого утра статью для журнала о путешествиях, которую оставалось только доработать, чтобы отправить издателю. Платили немного — но как прикрытие для своей основной деятельности подходило хорошо, да и вжиться в роль свободной журналистки помогало.

Низкое, хмурое небо, затянутое принесёнными циклоном тучами — в окне было видно, как проплывает в воздухе снижающийся корабль. Обычный транспортник среднемагистрального класса, даже отсюда заметно выступающие расположенные по бортам «поплавки» — отсеки плавучести. Недорогие билеты, приемлемые вполне условия с одноместными каютами для пассажиров, неплохая скорость. На таком же сегодня утром прилетела сидящая у окна гостья кафе из рабочей поездки в находящийся далеко на севере Крайкен-Урас.

Но не рассказывать же всё это стоящей рядом обслуге?

— Ах, вчера же приезжали эти «Слёзы Камня», — прощебетала светловолосая, — Активисты нам на дверь афишу налепили, еле-еле убрали следы клея. Мне эта группа не нравится, слишком мрачные… Что люди в них находят, не пойму? Да и поклонники у них… Антиморалисты всякие, — и с этими словами женщина как-то особо пристально оглядела Мислеги, словно проверяя, не принадлежит ли та к одному из молодёжных движений. Но, судя по тому, как, спустя несколько тарнов, сменился её взгляд, осмотр оказался удовлетворительным: ничего этакого, экстремального, она в образе посетительницы не увидела. Синие штаны, плотно сидящие на бёдрах и свободные на голени, красный свитер, из косметики — только тёмная подводка на глазах. Подозрение вызвали, разве что, ботинки-«вездеходы» да сложенный на коленях плащ из чёрной кожи, под которым, казалось, пряталось что-то цилиндрическое.

«Из Селлестии, наверное. Они там так и не научились одеваться», — про себя подумала женщина, работавшая в кафе, но вслух произнесла другое: — Подождите, сейчас принесу ваш заказ.

Удаляясь, подумала над тем, что и сама-то себе жениха достойного найти не может, а тут эта, в ботинках, которые носят экстремалы — на что такая, интересно, рассчитывает? Книжница какая-нибудь, наверное.

Суетясь над заказом, женщина от стойки снова бросила взгляд на гостью — ну точно, книжница. Достала вон из плаща издание карманного формата. Ждёт чего-то, отсюда и книжка, и на часы на стене поглядывает. Да и что она там читает? Ни ярких иллюстраций на обложке, ни даже имени автора нет. Видимо, какой-то безвестный и непопулярный писатель. Зачем такое читать, если потом показать своё знание литературы не получится?

Но Мислеги до этих взглядов не было решительно никакого дела. Психологию таких она изучила давно, и вполне чётко себе представляла, что могут подумать женщины из категории вот этих, несущих некую «правильность» в поступках — и даже мыслях — как знамя. И потому хорошо, что ушла и перестала надоедать своей болтовнёй. Подруг у Ниан не было, и заводить их она не собиралась.

Чёрная была больше поглощена чтением:

Вихрятся циклоны, и в пасмурном небе

Чернеют колонны грозы и дождя.

Гуляют ветра. Волны вскинули гребни.

И кроны деревьев шумят и гудят.

Я в этой стихии ничтожной крупинкой.

Везде и нигде, я ни в чем и во всем.

Я с ветром гуляю мельчайшей пылинкой.

Я — капля, что падает вместе с дождем.

Всегда и повсюду. Разорванный в клочья.

Я — молнии искра. Я — этот циклон.

Но в это же время я — пуля, что ночью

Несется, шурша, через весь полигон.

Ведь я — бесконечность. Я — целая книга.

Но я же — мельчайшая точка меж строк.

Меня так непросто понять и постигнуть…

Вам всем меня видно, но я — одинок.

Кругом столько глаз, только я незаметен.

Все взгляды насквозь, я прозрачен и нем.

На мне не оставило время отметин.

Являясь ничем, я давно уж стал всем.

Один в этом мире. Всегда и повсюду.

Давно, безнадежно и крепко влюблен.

Мечусь, ожидаю какого-то чуда…

От грусти я падаю вместе с дождем.

Я знаю давно, что чудес не бывает.

Но я буду ждать и грустить всё равно.

Я следом за ней теплым ветром гуляю,

Ночами я веткой стучу к ней в окно.

Не строю иллюзий. Зачем? Все понятно.

Хоть выхода нет, но я всё же уйду.

Я просто растаю в огне автоматном,

Вольюсь в бесконечно чужую звезду…

Полярным сиянием в небе прощальным

Мерцаю, где не было их никогда.

Она меня видит. И плачет печально…

Ей стало понятно:

ушел…

навсегда…..

Мислеги прикрыла глаза, осознавая и осмысливая прочитанное. Оно отозвалось где-то внутри отзвуками эстетического удовольствия, затронуло те струны, что заставляли сердце петь.

Для неё это были прекрасные строчки, и главное — это произведение посвящено ей. И книга в руках — никакая не книга. Это был просто блокнот со стихами, написанными от руки.

Никто и никогда не дарил ей раньше стихов. До того, как она встретила Его. И любви до этого у неё тоже не было. С парнями она, конечно, встречалась — Чинтери одобрял, когда она пыталась жить, словно обычная девушка — но до близости никогда не доходило. Мислеги умела и нравиться, и знала, как знакомиться, одеваться, как себя вести. Знала, каково это — быть, как они.

И не понимала, чего эти самые «они» в этом находят. Ну, разве что организм требовал. Не понимала, пока не встретила Мирралда. Того самого, что и посвятил ей эти строки. Такого же Чёрного, как и она.

Женщина из обслуги кафе принесла заказ, улыбнулась — на сей раз дежурной улыбкой и, видя, что гостье нет до неё дела, снова удалилась.

Ниан вернулась к аганжи и булкам, сосредоточившись на том, что происходит внутри. Там было какое-то странное ощущение полноты, обретения самой себя. Как оказалось, всё, чего ей не хватало — это вот такого отражения своей же сущности. А ещё чувство лёгкости, когда даже верится в то, что вот-вот полетишь. Стоит только зажмурить глаза, захотеть этого крепко-крепко, и земля уйдёт из-под ног, и тяготение потеряет над тобой всякую власть.

«Глупо, подруга?» — спрашивала она себя, и признавалась: да, глупо. В двадцать лет вести себя так ей, очень рано повзрослевшей, было уже просто… неприлично даже. Но ничего поделать с собой не могла.

Но и сейчас привычка читать между строк дала о себе знать. Это написано перед самым её отъездом в Крайкен-Урас. Написано от чувства одиночества, что навалилось на автора в ожидании грядущего расставания. Разлуки были обычным делом — она то и дело ездила домой, в Селлестию, брала работу, выполняла, возвращалась в Неолон… Иногда везло: выпадала работа в Королевстве, здесь, под носом у Храмовников, людям её профессии лучше было не задерживаться или же быть очень, очень незаметными. Поэтому поездки в Королевство не были редкостью. Вот и в этот раз — прилетела две недели назад, пять дней с любимым и снова рабочая поездка, чтобы выполнить заказ.

«Ушёл… Навсегда…». От того, что дни расставания казались вечностью. Как и ей.

Мислеги снова принялась смотреть в окно, скосившись перед этим на часы — ну что же он опаздывает, не случилось ли чего? Она старалась вспомнить, когда последний раз кинсы тянулись так долго.

В ожидании достала коммуникатор, подключилась к сети — сообщение:

«Ваши эскизы я просмотрел, удовлетворён. Оплата при встрече».

Это её Посредник из Селлестии. Он ждёт, когда она объявится за оплатой и следующим заданием — если, конечно, захочет таковое взять сейчас.

Мислеги запросила последние новости и стала пролистывать заголовки. Экономика, аналитика. Ничего интересного. А вот светская хроника заставила её улыбнуться уголком рта.

«Принцесса Нелина сообщила о непременном намерении посетить открывающийся после срочной реставрации Музей Континентальной Войны».

Ну, надо же, как долго они реагировали — полгода почти прошло. Королевский Двор, конечно, не мог не обозначить, откуда были выделены деньги на реставрацию. И визит юной Принцессы на правах хозяйки мероприятия — лучшая демонстрация, что Король заботится о своих подданных. Монархия здесь конституционная, но выборная законодательная власть попросту не может надавить на власть исполнительную. Недаром же столько лет упорно проталкивались в государственную систему Неолона разные условности. Всё верно, бюрократические барьеры, что так старательно выстраивались Королевским Двором, привели к тому, что реальной силы у выборной палаты просто не было. Закон они могли принять, да. Но кто сказал, что он будет буква в букву и немедленно исполняться? А вот Королевский Указ есть Королевский Указ, и на то, кстати, тоже есть свой закон.

Ни у Мислеги, ни, разумеется, у её работодателей иллюзий на этот счёт не было. Плевать старику Аунгриду на своих подданных, до тех пор, пока не бушуют, и всё идёт гладко. Работают себе, платят налоги, что им ещё нужно? Какие-то тропинки наверх, в ряды потомственной аристократии? Так пожалуйста, для того и придуманы браки. Докажите, что, несмотря на безродность, вы равны семьям, веками служившими Короне. Пусть одна из таких семей воспримет вас, как равного.

Вот и результат — деньги, деньги и ещё раз деньги. Благородные фамилии сохранились, да, вот только не все смогли сберечь финансовое положение. Фамилия взамен на капиталы. А уж как образовался этот капитал — дело десятое, если вообще кому-то есть до этого хоть малейшее дело. Реставрация Музея — это не просто деньги, это прорва денег. В чьём кармане они осели — Мислеги не знала, да и знать не хотела, но.… Зато ей было прекрасно известно, что послужило поводом для реставрации. Да, массовые беспорядки, что случились не так давно на мероприятиях в памятный день, дату официального окончания Континентальной. И, по странному стечению обстоятельств, возникли они как раз возле экспонатов времён войны, выставленных на центральной площади. Королевский Двор пришёл именно к тому выводу, что и требовалось — дабы подданные возле экспонатов не бесились, надо, чтоб никого уже танк сорокалетней давности не удивлял. А где можно посмотреть на танк в любое время года в столице? Правильно, в Музее, в который люди ходить почти перестали. Вот Его Величество и засуетилось.

Это была уже не первая командировка для Мислеги, да и работа, в принципе, вполне привычная — люди и так были взбудоражены, ещё бы, война-то проиграна, с позором возвращены селлестийцам королевские города на границе. Толпой, объединённой нужным настроением и общей идеей, очень легко управлять. Нужно только делать это очень, очень осторожно, по всем правилам. То есть подходить к делу нужно, как любил выражаться Наставник, Рему Чинтери, «толково». И Чёрная, отправляясь на работу, готовилась, как следует. Повторила весь материал по управлению толпой, что у неё был. Перелистала и перечитала все статьи о массовых беспорядках, что смогла найти в архивах серверов Глобальной Информационной Сети. По подборкам фотографий препарировала события: с чего беспорядки начались, как разгорелись, во что вылились.

И только потом, уже работая, она заметила, что ей кто-то незаметно, из тени, исподволь помогает. Не то, чтобы это зацепило профессиональные чувства, нет — но не выяснить, кто и почему действует рядом и заодно с ней, она не могла.

И нашла его, Мирралда.

Тот поначалу отнекивался. Если точнее, то лгал — в Неолонском даже слова «ложь» уже не осталось, не говоря уже о производных от него. Были иносказания: «не то, что есть на самом деле» — кстати, в селлестийском аналогично — или, например, «кривая правда».

— Не ври, — припёрла Ниан тогда Мирралда к стенке словом из Международного, — Плохо получается. А раз плохо, то — может недобро закончиться.

И тот признался. Да, прислали помогать. Почему — не знает, видимо, задание такое важное. И, в качестве извинений, предложил познакомить с городом и накормить лучшим обедом, что тут можно найти. С этого всё и началось, а «не ври» с первого же дня стало правилом для них обоих по отношению друг к другу. Им, специалистам по манипулированию людьми, было не привыкать ко лжи. Но не промеж собой же! Кроме того, лгал Мирралд из рук вон плохо, он делал это слишком, чересчур правдоподобно, так, что хотелось верить — и именно на этом Мислеги его всё время ловила. Если ей хочется верить — значит, врёт, архаков сын!

К первому правилу быстро добавилось второе — «не трогай». Любая инициатива к тому, чтобы перейти к более тесному общению, исходить должна была от Ниан. Она первой брала его за руку, давала понять, что желает быть обнятой, поцелованной, или и то, и другое сразу. Это правило возникло после третьей их совместной ночи, когда Мирралд, играя, схватил её и повалил на кровать. Но вместо смеха или ласки получил испепеляющий взгляд.

— Ещё раз так сделаешь — убью, — честно предупредила Мислеги, и тот что-то такое увидел в её глазах, заставившее в слова любимой сразу же поверить.

Потом она, конечно, всё рассказала. Про то, как первый раз в своей жизни убила человека. Нет, конечно, и несчастные случаи с летальным исходом она уже подстраивала, и даже, однажды, скормила свою жертву вызванной из мира тонкой энергетики сущности. Но так, чтобы глядя в глаза… Оружие у неё было при себе — эту привычку в неё вложил Наставник, Чинтери. Умение обращаться тоже было, но не пригодилось пока ни разу. И вот случилось так, что, когда Мислеги вздумалось в очередной раз почувствовать себя желанной — выбрав для этого соответствующего парня в ночном заведении — дело не кончилось обычным «я тебе напишу». Обманутый в своих ожиданиях и потому оскорблённый, молодой человек попробовал взять Ниан силой. И, пока он возился с её одеждой, та дотянулась до своего лежавшего на полу плаща.

Так она перешагнула за ту черту, по одну сторону которой — когда выполнение заказа происходит словно понарошку, а по другую — осознание себя как именно убийцы. Да, та первая жертва приходила даже иногда во снах, смотрела на неё глазами, полными ужаса, хваталась руками за клинок, торчащий из груди — и Мислеги поначалу очень пугалась, что ничего, совсем ничего, абсолютно ничего по этому поводу не чувствует. Только какой-то страх перед той животной похотью, что увидела тогда в глазах существа, которое какие-то мгновения назад было человеком. Ощущения в ту ночь были, вспоминала Ниан сейчас, словно убила она и не человека вовсе, а агрессивное, напавшее на неё животное.

Но ту тонкую грань, что легла между знанием, как обращаться с оружием, и готовностью его применить без колебаний, при необходимости, она перешагнула именно тогда. И страх пришёл именно по той причине, что сейчас её могут найти рядом с мёртвым телом.

Мислеги испугалась не содеянного, а расплаты за него. Помнила, как прибежала, всполошённая, тогда к Чинтери, а тот только и сказал:

— Жаль, не хотел так рано отсюда уезжать.

Это сейчас Мислеги понимала — и, к слову, Мирралд тоже в этом помог, подтолкнул её рассуждения в нужном направлении: тогда требовалось, чтоб она пережила всё это сама.

С того разговора любимый больше никогда не дотрагивался до неё первым. После того рассказа она и получила подарок — вот этот простой блокнот в переплёте коричневой кожи. И, как позже выяснилось, в её подарке по утрам иногда прибавлялось нового: просыпаясь утром, она порой находила блокнотик не там, где оставляла его вечером, а на подушке. И тогда оказывалось, что в нём прибавилось строчек.

Стихи до этого, она, конечно, читала. Чинтери настаивал: в стихах, говорил он, люди проявляют истинных себя. И всегда, всегда Мислеги и её Наставник обсуждали биографию классика. Что заставляло его писать. Какие эмоции, переживания были «слиты» в стих, откуда автор брал образы. Важно было уметь видеть то, что осталось за строчками. Так она училась понимать неявные мотивы людей. Стихи и были для неё не более, чем предметом для изучения.

Но, встретив Мирралда, Ниан полюбила и поэзию, словно открыв её заново, увидев в ней всё, чего не видела раньше. Не личность автора, что стоит за образами, рифмами и размерностью ударений, а — сами образы, сами рифмы, саму размерность.

«Глупо, подруга?» — спросила она у себя, и призналась: да, глупо. Чинтери был бы ей очень недоволен. Но — несмотря на то, что это очень «бестолково» — как же приятно!

Раздумывая над всем этим, она пролистывала в коммуникаторе фотографии Музея после реставрации, сделанные камерой гражданского беспилотника. Одна получилась особо удачно — посреди экспозиции парадный вход, а на нижнем переднем крае расположились крыши домов.

«Хорошая позиция для снайпера», — почему-то подумалось Ниан.

Открылась дверь в кафе, Мислеги подняла взгляд, и сразу же стало уже ни до коммуникатора, ни до фотографий — на пороге стоял Мирралд. Улыбающийся, довольный, зелёные глаза смеются, отпущенные до подбородка светлые волосы, как всегда, растрёпаны, и блестят от брызг тех капель, что сегодня срываются с крыш с самого рассвета. Подтянутый, худой, строгая одежда только подчёркивает такое телосложение. Правильные черты лица, вечная складка от улыбки до самых крыльев носа. Навстречу этому лицу она встаёт, едва не роняя стул, тянет руки — любимый подбегает, обнимает, подхватывает и даже кружит по залу.

Ниан, смеясь, бросает взгляд на женщину из обслуги кафе, и, убедившись, что та всё видит, вскидывает вопросительно бровь, мол: «видела?»

Недовольная мина обслуги, которая принесла горячий мисми для Мирралда спустя несколько кинсов, когда восторг от встречи улёгся, стала приятным штрихом для этого, без сомнения, распрекрасного утра.

— Вы не могли бы включить канал новостей? — попросил он, поймав лукавые искорки в глазах любимой, понявшей его игру. По виду Чёрный походил на какого-нибудь финансиста, и, кажется, решил поддерживать эту роль дальше. На столик легла газета, извлечённая из внутреннего кармана, чтоб не промочить — ну, конечно же, издание для коммерсантов. Строгая верхняя одежда, которую бы Дементьев, не раздумывая, назвал бы «полупальто», отправилась, сложенная, на колени — всё по местной традиции, почему-то отрицающей вешалки у входа. На Мирралде оказался деловой костюм — знал ведь, архаков сын, что Ниан любит, когда он строго одет.

Монитор на стене включился, даже звук был прибавлен — и, если бы обслуга была чуть внимательнее, обратила бы внимание, что девушка с чёрными волосами даже и не смотрит на изображение, а любуется парнем напротив.

Потому на ней и красный свитер, и синие штаны — сочетание этих двух цветов любил как раз Мирралд. Они готовились к встрече: назойливые новости погромче, эта игра в финансиста и его девушку — журналиста. Всё для отвода глаз.

Разговаривали вполголоса. Дежурные вопросы: как добралась, как всё прошло, но Мислеги заметила — что-то не так, слишком уж любимый избегает темы о том, чем он сам всё это время занимался. И она не выдержала:

— Ты ходил к Посреднику, — сказала Ниан, вложив свою ладонь в его, и это было утверждение, не вопрос.

— С нашим образом жизни у нас денег осталось на неделю, — улыбался Мирралд, — А тебе за оплатой работы нужно вернуться в Селлестию. Ты же знаешь, международные переводы просматривают тщательнее.

— И что он сказал по поводу нас?

— Я не говор…

— Не ври, — перебила она, не переставая улыбаться. Эта улыбка — для посматривающей на них обслуги, разумеется. Но взгляд изменился, — Что он сказал?

— Что вдвоём мы будем работать только тогда, когда будет заказ на двоих, Ниа, — Мирралд тоже улыбался, но глаза, глаза…

— Тогда мне придётся опять уехать. Я не хочу, но деньги.

— К Архаку деньги, Ниа, мы вполне сможем работать и тут.

— Или в Селлестии, — возразила она.

— Потому, что там твой Посредник? Ну, сама подумай. У меня тут дом, более-менее налаженная жизнь. Машина вон неплохая. А в Селлестии… Ну, что я там делать буду?

— А здесь мы что делаем? Не переживай, я вернусь. Ты веришь?

— Конечно, Ниа, конечно, — поспешил заверить он, — Мы ведь теперь навсегда вместе. Попробуй не вернись — приеду за тобой сам.

Её глаза потеплели.

— Не обязательно уезжать сейчас, — продолжил он, отхлебнув из чашки, — У меня есть заказ, Ниа. Срочный, начинаю завтра. Останься ещё на пару недель.

— Мы много тратим, — продолжила она о своём, — Всё потому, что я не готовлю ничего. Совсем обленилась.

— Я тебя люблю не за твою стряпню, — засмеялся он.

— Но я хорошо готовлю.

— Я знаю. Я, кстати, тоже неплохо, если тебе надоест. Останься. Съездишь потом. К тому же, я буду рад твоей помощи завтра.

Ну как ему отказать?

— Хорошо. Но потом съезжу и вернусь, — согласилась она и вскинула бровь, — Что за заказ, кстати, м?

— Главное, оплата сразу. Приезжает тут делец один — из Селлестии, между прочим. Встреча у него. Охрану привозит с собой, а я селлестийский не учил, сама знаешь. Зовут Присано, слышала о таком?

— Что-то припоминаю, — Мислеги задумалась, но внешне это никак не отразилось. Даже если бы их фиксировала видеосъёмка, на записи осталась бы только парочка воркующих влюблённых, — Да, помню. Подрывник.

«Подрывниками» на жаргоне финансистов звали дельцов, пускающих чужой бизнес ко дну. Заключали с виду выгодные, жизненно важные сделки, а потом, когда вторая сторона уже втянулась, срывали их в последний момент. Покупали развивающиеся предприятия, чтобы пустить их ко дну и продать потом по частям дороже. Всё в интересах партнёров, которые таким способом устраняли конкурентов. Вложения для таких операций требовались немалые, да. Но эффект был почти всегда. Собственно, в Селлестии у подрывников работы последнее время прибавилось — предприятия восточного соседа грозили вот-вот обрушить цены для продукции из Неолона. При глобалистах у власти никаких проблем не возникало, но пришли консерваторы, и селлестийцы покусились на самое больное — автопром Королевства.

Присано и подобные ему сами, конечно, старались никаких сделок не заключать. Они были мозговым центром таких операций, источником сведений о том, как больнее ударить. Это они выбирали представителя своих интересов в управляющем аппарате предприятия будущей жертвы. Это они искали, кого из директоров можно подкупить, чтоб он принял нужное, ошибочное решение. Смотрели, какая сделка больнее всего ударит по выбранной цели и устранит опасность конкуренции. Для этого даже не обязательно было добиваться полной ликвидации бизнеса жертвы — просто на время выключить её с экспансии на рынки и направить в решение собственных возникших проблем.

Законов, запрещающих подобную деятельность, попросту не существовало.

Поэтому кто-то решил нейтрализовать Присано другим способом. И если бы Чёрную спросили, жаль ли ей будет «подрывника» — ну, вдруг, хотя бы чуточку — она бы однозначно ответила «нет». Его бизнес — это чьи-то увольнения, чьи-то сломанные судьбы, чей-то труд, пущенный на слом, в конце концов. За долгое время работы сначала совместно с Чинтери, а теперь уже и самостоятельно, Мислеги привыкла к тому, что ни в чём не виноватых людей не заказывают никогда. Хотя нет, было однажды — когда свидетелю по одному очень важному делу нужно было устроить несчастный случай. Но, опять же, справедливость тут искать — дело то ещё. Не впутывался бы в грязные дела, глядишь, жил бы и радовался.

— Моя винтовка в Селлестии у Посредника осталась, — сказала Ниан, — Не ехать же во всеоружии было?

— Я могу достать тебе «Жедди». Подойдёт?

— Лучше СКР селлестийскую, я к ней больше привыкла. Что за «Жедди»?

— О, тебе понравится. Патрон дозвуковой, хлопка при пересечении звукового барьера нет. Щелевые стабилизаторы хвостовой части — летит медленно, но донельзя точно. Плюс на селлестийских образцах оптика несъёмная, только линзы сменные. А здесь можешь выбрать прицел по вкусу. Я возьму несколько на выбор. Да и компактная она, отдача очень мягкая, для девушки подойдёт больше гораздо.

Мирралд был старше на пять лет, почти столько же раньше и начал работать — немудрено, что целый арсенал уже у своего Посредника хранил.

— Надо посмотреть, — сказала Мислеги.

— Будет тебе подарком. Сейчас съездим, заберём винтовку — и есть у меня тут один знакомый оружейник. Аристократия-то пострелять любит, так что мастер, что называется, практикующий. Давно к нему обращаюсь, тот догадывается, кто я есть. Потому и вопросов лишних не задаёт — чревато. Подгоним оружие именно под тебя.

— Дорого? — забеспокоилась Ниан.

— Он мне в рассрочку доверяет.

— А если заказ не выполним?

— Вдвоём? Не выполним? Да брось.

Заказ, действительно, выглядел вполне себе рядовым. Пуля с крыши, яд в бокал, выстрел в узком переулке от человека, который через мгновение сменит личину — способов много, и наиболее удобный, как правило, подсказывал сам Посредник. К тому же, никто не требовал сделать всё немедленно. На выполнение обычно выделялось время, чтобы сделать всё без риска.

Планов на сегодня всё равно не было. Расплатились, вышли на набережную, обогнули дом, направились на проезжую улицу, сели в машину — и вот уже едут по делам. Мислеги, уютно расположившись на заднем сиденье, любовалась видом в окне, чувствуя, что стало легче: прощаться сегодня не придётся. Она уже представляла, как вместо ночи вместе, проведённой дома у Мирралда, придётся опять, как вчера, возвращаться в гостиницу, пока любимый мотается на встречу с Посредником, до которого ехать туда и обратно шесть лейсов за город. И, как назло, встречи тот обычно назначал на вечер.

Достав коммуникатор, Ниан вызвала программу редактора текстов и села править статью, написанную ночью.

Мирралд то и дело поглядывал на неё в зеркало заднего вида, словно проверяя, беспокоясь. Встречаясь с ним глазами, она улыбалась его отражению — для Ниан было хорошо хотя бы просто от того, что он рядом. Самый родной человек на свете, такой же Чёрный, как и она, единственный в целом мире, с которым можно говорить о чём угодно, зная, что тот поймёт. Им нравилась одна и та же музыка, а восхищение у них вызывали одни и те же вещи.

Выезжая за город — сейчас, когда дороги разгружены от утренней суеты, добирались гораздо быстрее — в окне мелькнули и пропали безликие четырёхэтажные многоквартирные застройки окраин. Болтали о каких-то пустяках, даже тема насаженных вдоль дороги плодовых деревьев энело и кашра казалась важной и интересной. Конечно, росли они тут исключительно для красоты, никто в здравом уме не стал бы собирать с урожай с дикой породы. Для этого вокруг города хватало особняков с садами, усадеб, загородных резиденций, некогда принадлежавших вельможам Двора.

Машина проезжала мимо них — удалённых друг от друга строений, широких поместий, прячущихся за оголёнными, готовыми вот-вот проснуться от зимней спячки деревьев. И тогда — распустятся вслед за листьями на ветках цветы, и дома исчезнут за зелёным покрывалом, укроются запахами цветущих энело и кашры.

Ниан закончила со статьёй, убедившись, что ошибки стилистики, грамматики и синтаксиса полностью убраны, и принялась смотреть в окно.

Синий «Сирос» Мирралда, хоть ничем внешне и не выделялся, а бегал довольно резво. Миновали полосу усадеб, изрезанную боковыми дорогами, выскочили на простор, помчались дальше. Показались узкие полоски насаждений, делящих бескрайнюю снежную равнину на правильные прямоугольники — это поля, а полоски деревьев защищают от эрозии, встают естественным барьером на пути сорняков.

— Ниа, — отвлёк её от задумчивого созерцания пейзажа за окном Мирралд, — Что ты слышала о Четвёртой Стороне?

— Только то, что рассказывал Наставник, — ответила она, — Что, когда Договор Международного Права подписывали, присутствовало на первом подписании четыре стороны. Светские власти стран континента, Посвящённые, Ордена Церкви и четвёртые.

— А тебе известно, кто были эти четвёртые?

— Нет, да я и не интересовалась. С чего бы, м?

— А ведь это важно, Ниа. Смотри. Полыхает война, на стороне восставших выступают Падшие, не проявляя себя в открытую. Орден Чистых, занятый в боевых действиях, попросту не справляется ещё и с тем, чтобы бороться с ними. И тогда в дело вступают рыцари Святых Орденов, переламывая ситуацию. И вот — война окончена, подписывается мир, утверждается новая система международных отношений. А заодно — регулируются права и обязанности Посвящённых. С одной стороны — главы государств. Со второй — Церковь. С третьей — Орден Чистых. А четвёртые… по всей логике вещей, должны бы были быть Падшими. Но наши договор подписывать отказались, как и четвёртая сторона — зато она его одобрила. И теперь представь, кем она должна была быть представлена. Сила, равная армиям, или способная воздействовать на сердца и души людей не хуже, чем Церковь. Кто это мог быть, Ниа?

— Высшие Спириты, м?

— Ты общалась с ними?

— Один раз, — припомнила она, — мы с Наставником хотели поговорить с одним умершим, но, когда вышли в Поле, нас там встретил Высший Спирит и настойчиво попросил больше тень того человека не беспокоить.

— Я думаю, что высшие Спириты — нечто вроде древних богов, которым люди молились раньше, до явления Мессии с его учением о Творце. Есть одна книга — называется «Тайное Знание», автор некий Инвар Телли. Там, в конце, утверждается, что это, судя по всему, очень, очень сильные Посвящённые, нашедшие путь к некоему бессмертию в Поле. Ведь смотри — существа мира тонкой энергетики почти не могут ей управлять. Она составляет их суть, они ей питаются, за счёт неё живут — но именно управлять не могут. Выходит, если Высшие Спириты и правда и есть та четвёртая сторона, и они в прошлом из Чёрных — тогда непонятно, почему они позволили принять Договор, который так бы нас ограничивал.

— Теперь всё равно ничего не изменить, — ответила Мислеги, — Мы охотимся на людей или сущностей Поля, Чистые охотятся на нас. Чтобы переписать Договор, нужна, как минимум, новая Континентальная.

— В том и дело, Ниа, — Мирралд как-то особо пристально взглянул на неё в зеркало, — Я давно этим вопросом задался — кто они такие, эта четвёртая сторона? Может, если их отыскать — они покажут дорогу к тому, чтобы стать такими же? Может, они в силах — или вправе — изменить этот треклятый Договор?

— Давай разыщем одного из Высших Спиритов и спросим, м?

— Уже, Ниа. Уже разыскал и уже спросил. Он дал мне направление для поисков, хотел того или нет. Помимо прочего, он сказал: «когда-то я был таким же, как ты». Понимаешь?

— Хочешь бессмертия в Поле?

Мирралд ещё раз посмотрел на Мислеги — в этот раз даже обернулся — и, убедившись, что любимая не шутит, ответил:

— Не знаю. Нет, вряд ли. Просто когда думаю об этом — это не даёт мне покоя, понимаешь? Нас с тобой подобрали, увидев в нас талант к восприятию Чёрной области энергетики. Показали мир, о существовании которого мы и не подозревали. И — оставили жить с этим. Я очень много раскопал, Ниа. Ты знаешь, что большинство Посредников сами имеют бизнес, и часть заказов, что мы выполняем, это из области их интересов? — Мирралд как-то особо акцентировал слово «их», не сделал на нём ударение, а презрительно протянул, — И мы рискуем просто в интересах банальных денег? Неужели тебе никогда не хотелось большего? Неужели тебе не казалось, что мы знаем далеко не всё, только то, что нужно, чтобы выполнять работу в чьих-то интересах?

— Меня всё устраивает… А сейчас, с тобой, мне вообще больше ничего не нужно.

Он улыбнулся.

— Я всё думал, сто́ит ли тебя в это втягивать, или потом, когда что-то найду сам, с тобой поделиться. Но, по-моему, вместе у нас больше шансов. Что думаешь?

— Давай пока не будем загадывать, — ответила Мислеги, — И до моего отъезда пока не будем ничего менять, хорошо? Выполним заказ, получим деньги, проведём ещё пару недель вместе. Мне этого достаточно.

— Мне тоже, — признался Мирралд, — Но я беспокоюсь за будущее. За наше будущее.

Вместо ответа Мислеги подалась вперёд и приобняла его, насколько позволяло кресло.

— Всё. Будет. Хорошо, — прошептала она ему на ухо и чмокнула в щёку.

— Да, насчёт денег… За прошлый заказ я взял плату не деньгами. Поэтому их и не хватает сейчас, — признался Чёрный, — Посредник кое-что для меня достал вместо обычных чисел на кошельке. Там, сзади, книга должна быть.

На полке, что образовывалась в пространстве между внутренней крышкой багажника и задним стеклом, действительно лежала старая уже, судя по износившемуся корешку твёрдого переплёта, книга. Ни названия, ничего. Мислеги открыла, принялась листать — как оказалось, речь шла о культе Иали, но в книге было другое имя. Когда-то ей поклонялись, как богине Ночи. Считалось, что тем, кому она благоволит, может быть дан ответ на любой вопрос.

Мислеги улыбнулась. Конечно, куда там, «любой». Иначе не осталось бы уже научных загадок, нечего было бы открывать или исследовать. Всемогущества абсолютного даже в чём-то просто не существует. Есть всемогущество кажущееся, относительное. Скорее всего, имелся ввиду «любой вопрос из….» — области, категории, ряда возможных.

Уже когда они добрались до небольшого городка — или даже, если вернее, посёлка — в окрестностях столицы, и Мирралд сбавил ход, боясь проскочить нужный поворот, Ниан стала догадываться, в чём дело.

— Ты решил спросить Иали о четвёртой стороне? Вообще, все эти рассказы о божествах похожи на миф. Не кажется тебе, м?

— Ниа, если начать рассказывать обычному человеку, что ты общалась с Высшими Спиритами — он тоже сочтёт это за миф, — улыбнулся Чёрный, — Приехали.

Свернув на узкую боковую дорогу, машина, проехав пару сотен тсэров, остановилась у широкого дома с крыльцом, отгороженного частоколом аккуратно подстриженных кустарников. Выложенная диким камнем дорожка вела к парадному входу. Ни забора, ни ворот — похоже, обитатель дома никого и ничего не боялся, а непрошеных гостей тут не бывало и вовсе. Окна первого этажа занавешены, на втором в окне мелькнула и пропала фигура.

— Подожди меня, — сказал Мирралд и вышел из машины.

В ожидании Мислеги достала коммуникатор и запросила пеленгацию по источникам сигнала. Устройство в её руках призадумалось, потом отыскало сначала две ближайших радиовышки, передающих сигнал Глобальной Информационной Сети, потом — третью, и, сверив их координаты с базой данных, методом триангуляции выдало своё местоположение. Парой тарнов позже высветилось название населённого пункта, карта дорог и адрес. Его Мислеги сохранила во внутренней памяти устройства. Вдруг пригодится?

Пока она проделывала всё это, Мирралд исчез внутри дома, а когда появился с небольшим кейсом в руках и направился к машине, Ниан коммуникатор уже отключила и убрала в карман плаща. Маленький секрет от любимого.

Тот плюхнулся на сиденье, закрыл двери, пожаловался на то, что поднимается холодный ветер и передал кейс ей, на заднее сиденье. Когда уже ехали обратно, Ниан не удержалась, открыла крышку очередного подарка и стала любоваться на аккуратно уложенную в тканевые гнёзда разобранную «Жедди».

— Автоматическая? — спросила она, обратив внимание на переводчик режима огня.

— Полуавтомат, стреляет отсечкой по три патрона. На случай, если цель движущаяся. На полторы сотни тарнов все три выстрела укладывает в одну точку.

— Сколько патронов?

— Шестнадцать в магазине.

— А дальность?

— Двести пятьдесят, но последние полсотни уже на излёте. Там есть оптика, чтобы брать упреждение и возвышение. Собирается легко.

В кейсе над винтовкой и вправду лежало четыре прицела на выбор в тканевых гнёздах в верхней части. Внизу аккуратно расположились четыре магазина и — шестью рядами по шестнадцать штук — девяносто шесть патронов оголовками кверху.

Мислеги достала оружие, собрала его — действительно, винтовка компактная, лёгкая. Хоть под плащом носи, пола его скроет целиком. Да и кейс, несмотря на обилие «начинки», вполне переносим по весу для девушки.

— Нравится? — спросил Мирралд.

Ещё бы!

— Откуда достал такую прелесть? — поинтересовалась Мислеги, с заднего сиденья прицеливаясь вперёд. Но, почему-то, целика и мушки предусмотрено не было, потому пришлось вернуться к выбору прицелов. Четыре штуки, разной кратности приближения — в полтора, в четыре, в шесть и восемь раз.

— Из Сименелии, — Мирралд, то и дело поглядывавший на неё в зеркало, улыбался, видя, что любимой оружие пришлось по душе, — Достать трудно было, а самое обидное, что, как достал, так и не пользовался особо. А вот видишь — пригодилась. Линзы ночного видения в кармашке верхней крышки.

Достав их, Мислеги ухмыльнулась — полный комплект, все необходимые кратности. Скручиваешь обычную переднюю линзу с прицела, на то же место наворачиваешь ночную, пропускающую только тепловую часть спектра. Потом меняешь заднюю тем же способом на преобразующую инфракрасное излучение в видимый свет — готово.

Заметила рядом другой кармашек — там, как выяснилось, лежал целеуказатель для ночного режима, фонарь инфракрасного света с регулируемым рассеиванием луча. Можно «подсвечивать» местность при необходимости. Удобно.

Прицелы она перебрала, открыв окно и через оптику посмотрев из машины на пейзаж вокруг. Сетка прицела включала насечки для определения дальности по ширине видимого силуэта человека и даже специальную шкалу для учёта ветрового сноса пониже основной разметки.

Оружие было дорогим, очень дорогим, Мислеги сама себе не в состоянии была такое позволить. И вряд ли в ближайшее время смогла бы.

— Послушай, ты уверен? — спросила она, — Это же…

— Уверен, конечно, — улыбнулся он, глядя, как Ниан разбирает оружие и складывает части обратно в кейс, — Выстрел с крыши — это не моё.

Мирралд предпочитал совсем другой стиль работы, знала Мислеги.

— Какой план? — спросила она.

— Включай коммуникатор, скину тебе фотографии объекта, — ответил он, — Мы только знаем время прибытия рейса, и что встреча у него в гостинице «Старый Город». На первом этаже там, разумеется, есть ресторан, в котором окон нет. То есть либо на выходе из машины — но охрана, скорее всего, просто не даст тебе удобного случая выстрелить, будет мельтешить всё время на линии огня. Бронебойное действие у винтовки никакое, стекло машины ещё пробьёт, а вот кузов уже вряд ли. Да и сидеть он будет, скорее всего, по центру, а по бокам опять же, охрана… Своей машины у него здесь нет, значит, будет арендовать в порту. Так что и к машине заранее не подобраться — выбрать-то он может любую.

— Притворишься официантом ресторана?

— Тоже не лучший вариант, зал, скорее всего, разделён на зоны между обслугой, и мы не знаем, какой он выберет.

— Давай я всё по-своему сделаю, — предложила Ниан.

— Ни за что. Больше я тебе так работать не позволю.

Так вот почему такой щедрый подарок, догадалась Мислеги. Чтобы сменила стиль работы. Ну конечно, любимого передёрнуло, когда она призналась, что тот способ, которым убила того парня, своего первого, она взяла на вооружение. Правда, клинок и лужа крови сменились на отравленные иглы — яды она хорошо умела готовить сама. Дело было за малым: узнать, в каком месте будет проводить время жертва, оказаться рядом, обратить на себя внимание, начать флиртовать, оказаться наедине… И всё. Доза ларинола, попавшего в кровь, парализовала мгновенно. Две дозы останавливали сердце. Из следов — только маленькие аккуратные капельки на месте укола. Ну а как усыпить осторожность, чтобы жертва не учуяла подвоха, было как раз той частью, что каждый Чёрный изучал на этапе основ.

Но Мирралду, конечно, не по себе от этого. Можно только догадываться, что он представлял о том происходящем, случающемся, когда наступало это «наедине». Мысль, что кто-то дотрагивается до его любимой, была нестерпимой.

Он действовал иначе. Почти виртуоз. Однажды вбежал прямо в ночное заведение для молодёжи из числа богатых наследников, где наслаждалась жизнью жертва, и устроил переполох:

— Господин, молодой господин! Жёлтая спортивная машина на стоянке — ваша?

— Дда… — пролепетал несмышлёный отпрыск.

— Её пытаются угнать! За мной, мы их остановим! — и побежал, показывая дорогу. Следом за ним — телохранитель, а последним, конечно, ничего не подозревающая жертва. У самого выхода, на крыльце, Мирралд «споткнулся», «упал», оказался за спиной и, когда наследничек со своим охранником отбежали от входа тсэров на десять…

Два хлопка бесшумного пистолета — сначала охраннику в лопатку, чтоб ничего не смог сделать, а потом в спину объекта, уже пониже, в сердце.

— Помогите! В нас стреляли!!! — верещал Чёрный на всю улицу, лёжа на земле и спрятав оружие, — Нас хотят убить!

Суматоха, выбегает охрана заведения, дежурившая в зале, у самого коридора, ведущего к выходу. Убедившись, что безопасно, кидается на помощь какая-то пара прохожих на ночной безлюдной улице.

— Там, за тем углом!!! — кричал Мирралд, показывая на угол стены, что справа от выхода.

Пока вызвали врача, пока приехала Стража Порядка…

— А где третий? — спросил старший правоохранитель из примчавшейся дежурной машины.

След, естественно, к тому времени уже простыл. Верхнюю одежду « единственного свидетеля» на следующий день нашли в мусорном контейнере неподалёку.

Но с Присано подобное не сработало бы.

На обратной дороге прекратилось действие выпитого с утра аганжи, сказывался недостаток сна — писала всю ночь напролёт — Мислеги задремала прямо на сиденье.

Мирралд улыбнулся в зеркало спящей девушке и вновь почувствовал какой-то прилив непонятной, всеобъемлющей нежности, что наступал каждый раз, когда доводилось видеть любимую спящей. Размышляя над деталями заказа, старался ехать аккуратнее, чтобы машину не качнуло резко, чтобы ничто не помешало сну той, которую он искал так долго. А точнее — всю жизнь.

Уже потом, выходя из машины, аккуратно, чтобы не разбудить, прикрыл дверцу, когда остановился по дороге на заправке — заменить баллон с газом на свежий и купить чего-нибудь перекусить. Вернулся, завёл мотор — Мислеги только пробормотала что-то во сне. Так и ехал обратно — поглядывая на спящую девушку да прокручивая в голове детали плана на завтра.

Проснулась она, когда уже приехали к оружейнику. Мастер привёл их в подвал своего немаленького дома, использовавшийся, как тир. Пока Ниан привыкала к оружию, стреляя через полуторакратный прицел по концентрическим мишеням, суетился вокруг, снимая измерительной лентой какие-то длины с Мислеги. Потом, когда она отстреливала второй магазин, долго девушку разглядывал, настолько пристально, что даже не моргал.

— Что, хороша́ я, правда, м? — вскинула бровь Ниан, не выдержав этого взгляда.

— Хороши, молодая госпожа, — улыбнулся оружейник, — И ещё у вас сильная левая рука. Сильнее, чем обычно у девушек. Можно вашу ладонь?

Мислеги протянула руку, ничего не понимая, но Мирралд сделал утвердительный жест — мол, всё в порядке.

Оружейник осмотрел её кисть, потом достал из ящичка мягкую массу, похожую на ту, что используют отделочники на стройках, и попросил Ниан сжать её в руке так, чтобы отпечатались пальцы в той позиции, в которой они сжимают цевьё оружия. Получившийся слепок был оставлен на столике — твердеть, и мастер выдал заключение:

— Мизинчик у вас короче обычного, а левую руку, видимо, тренируете чем-то. Вы левой держите винтовку, словно рукоять пистолета, потому вам и неудобно, и прицел у вас «плавает». Это от того, что рука как бы ждёт «тяжести» оружия, а его нет — центр массы сильно сдвинут назад. Я сделаю вам на цевьё проточки под пальцы — это чтобы мизинец держал наравне со всей ладонью, и добавлю туда же металлические вставки. Заодно переделаем приклад — он сплошной, а мы оставим только рамочку. Это сместит центр тяжести вперёд, вам будет гораздо удобнее. Посмотрите — большая часть ваших выстрелов легла в верхний сектор мишени как раз поэтому…

— Когда будет готово? — перебил Мирралд.

— Надеюсь, благодаря этой винтовке никто из моих знакомых с жизнью не расстанется. Завтра заберёте, если, конечно, на вечер у вас планов нет, — ответил ему оружейник, и, хитро улыбнувшись, стрельнул глазами в Ниан, словно намекая — если бы у него была такая девушка, у него вечер был бы занят ну просто непременно.

— Хорошо, завтра с утра. По оплате — назовёте цену и сроки.

— О, ради такой красавицы вам и скидка, и рассрочка. Цена — по работе, скажем так, тысяч восемь международных кредитов.

— По рукам, — согласился Мирралд, пожимая плечо порядком пожившему на свете мастеру, — И последнее. Вы эту девушку никогда не видели.

— Понимаю, понимаю. Даже если спросят — я буду уклоняться от ответа. Если, — с нажимом на «если», — Кто-нибудь вообще будет спрашивать.

Широты, на которых был расположен Ангерер, были высокими — выходя уже от оружейника, где потратили, как оказалось, целый лейс, Мислеги с удивлением заметила, что на улице уже темнеет.

— День прошёл, а я и не заметила, — улыбнулась она по дороге к машине.

— Долго добирались, — пояснил Мирралд, — Пока к Посреднику, а от него сюда — противоположный конец города. На сегодня мы свободны, времени двадцать лейсов уже почти.

«Я же в девять только проснулась, перед самой посадкой», — подумала про себя Ниан, и отчитала за это себя же: — Я совсем обленилась, Мирр.

— Ниа, у нас куча времени, — рассмеялся он, — Всё равно раньше тридцати спать не ляжем.

— А как же заказ? — уточнила Мислеги.

— Поехали куда-нибудь, обсудим. Поедим чего-нибудь. Я голоден до жути.

— А ещё устал, столько времени за рулём. Не спорь! Знаю я тебя… Едем в магазин, закупаем продукты и домой. Ты — отдыхать, я — делать нам ужин.

Мирралд хотел, было, возразить — но встретился взглядом с Ниан и понял: переубеждать бесполезно, ещё подумает, что ему не нравится, как она готовит. Потому подчинился безропотно, завёл двигатель, сел за руль, направился к дому. Улицы наполнялись машинами, в восемнадцать часов рабочий день уже подходит к концу. Уличное освещение загораться не спешило, но окна в домах вспыхивали светом прямо в то время, когда они проезжали мимо. Город как-то незаметно оказался просто пресыщенным людьми, спешащими с работы по своим делам. Двенадцать лейсов на работу, десять на отдых и десять на сон — изо дня в день, из года в год, в одном и том же ритме — проснуться в семь-восемь, к девяти прийти на рабочее место, четыре лейса труда, один — перерыва. Потом ещё четыре, ещё перерыв на лейс, затем доработать два — и окунуться в эту спешку, эту суету, в эти вечерние хлопоты, чтобы сэкономить время и сделать вечер максимально уютным.

Родители Мирралда думали, что он живёт так же, как и все эти люди за окном машины. Он не говорил отцу с матерью правды, не желая их разочаровывать. Проще было преподнести то, чего они желали: сын — добропорядочный гражданин на уважаемой службе в финансовой структуре, находится в обществе людей своего круга. И не важно, что состояние его семьи было спущено дедом на нелепые проекты, главное — в изменчивом мире его семья сохраняла тот социальный статус, что был получен ещё прапрадедом в качестве награды за верную и доблестную службу Короне. Даже земли, которыми наделили семью Мирралда, ещё остались в собственности и сдавались в аренду и по сей день.

Они с Ниан вдвоём были словно вырваны из этого мира, словно жили в параллельной реальности — с недоумением посматривая на эту пустую ежедневную суету вокруг, рассуждали о вечном — Мислеги читала вслух свою статью. Почему-то только сейчас заговорили об этом. Она умела неплохо излагать мысли в текст, читала выразительно, делая акценты там, где их нельзя было передать словами и буквами — только авторское чтение. Мирралд сообщал те места, которые ему не понравились, не боясь критиковать, Ниан помечала их, как требующие доработки.

Эти люди вокруг, бегущие по своим делам — казалось, ничего другого в их жизни и нет. Двенадцать лейсов на работу, десять на сон, ещё десять — на суету покупок, проездов от дома к работе и обратно, на посиделки в кафе или походы на экранизации. Мирралд, конечно, пытался объяснить Мислеги, что это не совсем так, что в каждом из этих безликих для неё прохожих есть что-то особенное, но та не соглашалась:

— Тогда тиражи книг, музыкальных произведений или картин были бы примерно равны числу взрослых людей на планете.

— Так и есть, Ниа, — смеялся он, — Они примерно равны.

— Это от того, что один покупает десять книг, а девять человек — ни единой, — упрямилась она, — Не нужно им это всё, Мирр. Вернее, нужно, но только единицам. Они как вот эти фонари на улицах — вроде и горят, а все одинаково.

— Вон тот светит чуть ярче.

— Значит, и сгорит раньше других.

— Тут ты права. Писатели, художники, музыканты умирают рано в большинстве своём. Во всяком случае, те, кто посвятил себя искусству целиком. Я иногда думал… Смог бы я жить так, как эти люди за окном?

— И что надумал?

— Ничего. Не знаю… После всего, что таким, как мы, известно об окружающем мире — не уверен…

Зажигалось освещение: натянутые тросы, поддерживаемые над дорогой гусаками от столбов, а на них висят гирлянды закреплённых фонарей, соединённых неразличимым снизу кабелем. Темнело медленно, пошёл мокрый снег, принесённый с юга тем холодным ветром, на который Мирралд пожаловался утром. Зима всё ещё пыталась отстаивать свои права, но природа была неумолима — время быть весне, время быть теплу, а стало быть, тем чарующе-непроницаемым снегопадам, что случались тут в самые холодные месяцы, суждено превратиться вот в эту мерзкую, зябкую, промозглую завесу.

Мирралд и правда устал, а у Мислеги настроение было прекрасным, даже проснулась какая-то активность: ловко сметала с полок нужные продукты, оглядывала витрины уже третьего подряд магазина горящими глазами, вскидывала бровь, присматриваясь к свежести выбранного мяса финари. Любимый ограничился выбором хмельного — своей привычке не изменял, кшадо, только немвальское и только пятилетнее. Взял бутыль побольше, прихватив ещё и банку с соком кашры — Ниан любила разбавленное.

Едва вернулись домой, Мирралд попытался, было, помочь Ниан на кухне, но девушка вытолкала его в гостиную, настояв, чтоб даже не вздумал что-то ещё делать. Тот попытался посмотреть передачи по телевидению, даже попробовал начать читать, но места себе так и не нашёл. Едва услышав с кухни звук точильного камня, не выдержал, пришёл к Мислеги. Вместо ответа на её вопросительно вскинутую бровь уселся в уголке.

— Все ножи в доме — тупые, — сообщила она, — Если завтра не заточишь, достану из плаща свои клинки и буду чистить корго ими.

— Давай сюда, — начал он.

— Поздно, — отрезала Ниан, — Сейчас заточу один, мне хватит. А ты — отдыхай. И, поводив лезвием по точильному камню ещё с кинс, набрала воды в раковину и замочила в ней овощи, а сама занялась разделкой мяса на длинные, тонкие ломтики, отвернувшись к плите.

— А знаешь, — вновь она подняла ту тему, что была начата ещё в машине, — Мы ведь могли бы так жить. Ты бы писал стихи и выступал с ними. А я, наверное, перестала бы брать заказы на людей — только на сущности. Вообще, я давно думаю: существуют же клиники энергетической терапии. Почему бы не открыть свою, в которой можно лечить одержимых, исследовать безумных. Мы бы с этим справились лучше Чистых и уж, тем более, клириков.

— На клинику нужны деньги, Ниа, — возразил Мирралд, — А стихами много не заработаешь. На ту жизнь, что мы привыкли, точно не хватит. А точнее, хватит на жизнь, но уж точно не на клинику. Если её вообще дадут открыть.

— Но такое целительство ведь Договора не нарушает, верно?

— Нарушает. Для этого ты должна получить статус Мастера среди Посвящённых. И всё, как у них — Кодекс, метка на палец. Тебе можно было бы заняться журналистикой — с твоей-то способностью к языкам и тягой к путешествиям. А я бы катался с выступлениями. И виделись бы мы с тобой очень редко.

— Зато — свобода, — вздохнула она, — Не нужно прятаться, скрывать, кто ты есть на самом деле.

— Мы другие, Ниа.

— Потому нас и не принимают? Потому, что мы лучше них?

— В том и дело, что не лучше и не хуже. Просто другие. Посмотри, как горят твои глаза. Необходимость считать деньги от одной зарплаты до другой, необходимость отказывать себе в чём-то, к чему привыкла и чего хочется — просто потому, что расходы нужно планировать. Сейчас ты готовишь, потому что тебе этого хочется. А ты представь, что сходить в ресторан нет возможности. Тебе надоело готовить, но ты всё равно это делаешь. И тогда твои глаза погаснут, любимая. И мои тоже. Чтобы писать стихи, мне нужны яркие впечатления. А их не будет. Ты хочешь такой жизни, Ниа? Ты хочешь такой свободы?

— Я не знаю, — она задумалась, но уже через мгновение снова взялась резать мясо, — Но я точно не хочу той жизни, того одиночества, всего того, что было раньше, без тебя, Мирр.

— И я не хочу, — признался он, — Поэтому и предлагаю тебе остаться у меня. И мы вместе найдём способ, как вырваться из этого круга, где каждый заказ — это риск для жизни, а сама жизнь — риск попасться Чистым.

— Ну не попадаемся же, — возразила она, проверив на плите давление в газовом баллоне, — Газ кончается…

— На пару дней хватит, — Мирралд присмотрелся к показаниям прибора. Несмотря на то, что обещал не вмешиваться, плиту всё-таки разжёг сам и потянулся в ящики по соседству: — В чём готовить будешь?

— Горшок побольше… Нет. Нет. И не этот. Алюминиевый. Да! — удовлетворённая, приняла из его рук искомую посуду и уместила её на огне, ссыпав туда разделанное мясо. Следом тут же упал отрезанный от брикета кусочек растительного жира, легла сверху массивная крышка, и Мислеги вернулась к раковине.

— Вы, селлестийцы, что-нибудь, кроме корго с мясом, едите вообще? — с улыбкой спросил Мирралд.

— Ты неправильно ставишь вопрос, — ответила Ниан, — Надо спрашивать так: «вы, селлестийцы, едите что-нибудь без добавления корго или мяса»?

Чёрный рассмеялся:

— Понял, запомню. Так, а всё ж таки, ответ…?

— Ответ: «нет», — Мислеги тоже засмеялась, — Разве что, чиро на завтраки, но — редко.

— Хорошо, тогда как называется главное блюдо нашего сегодняшнего ужина?

— Тут тебе не ресторан, блюда по названиям выбирать. Мясо финари с корго и другими овощами, тушёное. Такое готовила мама.

— Ты и вправду совсем не скучаешь по ним?

— Убери слово «совсем» и замени на «почти», и получится верное утверждение… Они же мои родители всё-таки. Кто из нас не скучал иногда по детству? А детство — это всегда родители. Правда, узнав, кто я и чем занимаюсь, они меня знать не захотели. Но перед этим начали пытаться переделать.

— Может, ещё раз попробовать объяснить…

— Уже пыталась, не забыл?

— Конечно, нет.

Мирралд встал, отдёрнул занавесь с окна, приоткрыл створку — от горящего газа на кухне становилось жарко. Из-под массивной крышки котелка на плите начинал валить пар, Мислеги спохватилась, бросила в готовящееся блюдо специи. Глянула в окно — вид на соседний дом, что загораживал весь обзор из окна, стал уже привычным.

Ниан занялась овощами, старательно нарезая их тонкой соломкой. Нарезала, посмотрела на получившееся количество, решила, что маловато и принялась начищать ещё.

— Что будем делать завтра? — спросила она.

— Встанем с утра пораньше, пока город спит. Выберем многоквартирный дом на въезде в город со стороны аэропорта, дорога всего одна. Потом съездим к оружейнику, прихватим «Жедди», и расположим тебя на крыше.

— Выход на крышу наверняка заперт.

— У меня уже давно есть масса способов расправиться с замка́ми, и даже спецовка обслуживающей организации имеется, — улыбнулся Мирралд, — А я поеду встречать Присано в аэропорту. Нам нужно точно знать, на какой машине он поедет.

— Хочешь убить его в машине?

— Нет, вряд ли получится, я же говорил… Устрою аварию, уже придумал, как.

— И кто у нас на роль живого тарана?

— Заранее арендую машину в аэропорту, это не проблема. Водитель, конечно, ничего потом помнить не будет. Одолжишь свою аптечку, кстати?

— Таморин в ней кончается. Всего две иглы, — предупредила Ниан, — А у тебя на кухне нет ничего, чтобы всерьёз заняться ядами.

— Мне хватит, — отмахнулся Мирралд, — А ты из Селлестии потом сможешь привезти всё, что тебе нужно. Итак, я устраиваю аварию, начинаю скандалить — Присано не сможет не вылезти, а охрана, понятное дело, будет занята исключительно мной. И тут сработаешь ты. К винтовке ты не привыкла, так что для верности бей очередью.

— А откуда такая уверенность в том, что Присано сам вылезет? Это ж как бедолагу водителя таранящей машины программировать надо…

— Не надо, я буду с ним.

— Не пострадаешь при аварии?

— На въезде в город ограничение скорости, так что вряд ли. Ну, пара синяков в худшем случае.

— Всё равно будь осторожен. Не хочу тебя потом выхаживать.

— Не переживай, Ниа, — засмеялся Мирралд, — Вот когда я, помню, перевернул свою «Ганаро»… С тех пор и не покупаю селлестийские машины. Скажи мне, как одна и та же страна умудряется делать такие классные катера и, при этом, монтировать на продукцию своего автопрома подвески, как у сельской телеги?

Вопрос был риторический, и Мислеги только ответила улыбкой — в технике она разбиралась не очень, зато историю знала хорошо, даже пробовала писать статьи на тему.

— Войны, — пояснила она, — Я даже не вспомню, был ли хоть один мирный век в истории страны. Поэтому лучшие умы и отправлялись делать то, что летает и стреляет, а не машины-холодильники-компьютеры. Выбора не было.

— Возможно, — не стал спорить Мирралд, — Как тебе план?

Мислеги задумалась, ссыпала порезанные овощи в котелок, из которого уже вовсю валил запах, и принялась за салат.

— Слишком просто, поэтому, наверное, и сработает.

— Есть другие варианты?

— Думала уже. Аэропорт — слишком людно, да и охрана не даст позицию выбрать поудобнее. Машину заранее не испортить, мы не знаем, какая. И не подменить водителя. Ресторан отпадает, комната в гостинице — тоже, охрана ведь будет там. Единственное, что мне не нравится — незнакомое оружие, Мирр. Вдруг ошибусь с расстоянием?

— Ширина дороги там тсэров десять-двенадцать, высота домов — четыре этажа. Восемь тсэров плюс крыша. Я постараюсь дать тебе угол обзора поудобнее, получится ну никак не стрельба на излёте. По прямой не промахнёшься. Ну, для верности стреляй в режиме отсечки по три.

— Так и сделаю, — согласилась Мислеги, и, задумавшись о продолжении вечера, предложила: — Выбери посмотреть что-нибудь, м?

— На тему?

— На любую, экранизация на твой вкус.

При всей простоты просьбы, задача была не из лёгких — предстояло найти что-нибудь с озвучкой на международном. Неолонский Мислеги подучивала, но до понимания прямой речи дело ещё не дошло. Поэтому телевизор пришлось подключать к компьютеру и лазать по серверам глобальной сети, чтоб найти что-нибудь подходящее.

В итоге Мирралд остановился на историческом романе о временах упадка Империи и только после этого отправился на кухню.

У Ниан уже почти всё было готово, раскладывала по тарелкам горячее, только салат стоял не заправленным. В четыре руки закончили приготовления, в гостиной расположились прямо на полу у низкого столика, включили фильм, разлили кшадо. Но Мислеги экранизация показалось скучной, когда шкала просмотра показала уже половину, она вернулась к теме, начатой в машине.

— Мирр? — позвала она, когда с ужином было покончено и он снова разлил кшадо по бокалам.

— Да, Ниа?

— Я знаю, но… Может быть, давай попробуем?

— Что? — он посмотрел на неё так, как всегда делал это именно в такие моменты. По-особенному внимательно, словно пытался не упустить ни малейшей эмоции на её лице.

— Жить, как обычные люди, Мирр. Я буду писать статьи. Ты — займёшься стихами. Будем ездить вместе, ты — с выступлениями, я — с тобой, описывать места, где мы бываем. Не буду лениться, как сейчас. Сделаем завтрашний заказ, я вернусь в Селлестию, возьму деньги, заберу всё оттуда, и вернусь к тебе уже навсегда. Будем экономить. Я думала над нашим разговором в машине — если это цена той свободы, чтобы быть с тобой… То я согласна. А ты?

— Ниа, ты ещё спрашиваешь? Я слишком долго тебя искал, чтобы потерять. Тихие домашние дела, иногда поездки, чтобы заработать… Думаю, проживём. Но на первое время деньги всё равно понадобятся.

— Тогда с завтрашнего дня начинаем беречь деньги, — сказала она, — И заниматься домашними делами всерьёз.

— Но ты же останешься, да?

— На две недели — да, — Ниан окончательно решилась, — Хватит, Мирр. Никаких больше убийств за деньги. Нормальная жизнь, как у всех. Откладывать на покупки, рассчитывать расходы. Я съезжу в Селлестию — и мы с тобой начнём новую жизнь. Хотя… Нет, начнём прямо сейчас.

С этими словами она встала, собрала посуду со стола, отнесла её на кухню. Уже собиралась, было, начать её мыть, как словно ощутила взгляд спиной, обернулась.

Мирралд стоял совсем рядом, глядя на неё так, словно ожидал чего-то, и было что-то в его глазах такое, чего никогда она не видела раньше. Нечто вроде… облегчения?

Не говоря ни слова, она обвила его шею руками, потянулась губами к его лицу — и была нежность, и было то самое ощущение, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и одежда летела на пол прямо тут, на кухне. Ждала посуда в мойке, горел свет — но она уже не стеснялась и не боялась, как в первый раз, Мирралд научил её любить: его, себя, красоту обнажённого тела, холодок тех касаний, когда еле-еле, едва-едва, самыми кончиками пальцев, обжигающий огонь поцелуев.

Она доверялась: этим рукам, что унесли её на диван в гостиной, где только что сидели и ужинали, этим губам, что знали, где приятно, а где — нет, этим глазам, взгляд которых она ловила каждый раз, когда двое сливались в единое целое.

Таким она запомнила этот последний их проведённый вместе вечер.

Такой она вспоминала эту последнюю их ночь.

Наутро, когда, как и было спланировано, после завтрака они отправились делать последний свой заказ, Мислеги, уже расположившись с винтовкой на крыше, не сразу заметила третью машину. И, когда подстроенная Мирралдом авария состоялась, из третьей вышли четверо в серых плащах.

— Согласно Договору Международного Права я, старший агент Неолонской Резидентуры Ниас Нинкоро…

Ниан хорошо запомнила, как Мирралд попытался сопротивляться, но агенты действовали слаженно — телекинет просто не давал ему двинуться, электрокинет направленным электрическим импульсом заставил нервы скрутить мышцы ног судорогой. Остальные двое — определить специальность не удалось вот так, сразу — смотрели, чтоб опасность не подкралась со стороны.

Глядя в оптику, как Присано вышел из машины, Мислеги, не сомневаясь, что всё это подстроил этот подлец, нажала спуск.

Она отчётливо помнила эти три пули в грудь цели заказа.

И крик, раздавшийся прямо в голове:

«Беги, Ниа! Беги!!!».

Агенты отвлеклись на смерть жертвы, и этого времени хватило Мирралду, чтобы выхватить своё оружие и нажать на спуск. Всё это время связь между сознаниями двух Чёрных сохранялась, и Мислеги словно сама пережила тот момент, когда Нинкоро выстрелил в ответ.

Выстрелил — и попал.

Она бежала. Бежала так, как никогда не бегала, и пришла в себя только уже в одиночестве, в квартире Мирралда, зная, что любимый мёртв.

И отчётливо помнила, как выла нечеловеческим голосом в пустоте его квартиры, как сидела на диване, на котором утром даже не успели убрать постель, обняв себя за колени и уткнувшись в них лицом, чувствуя, что жизнь кончилась.

И к вечеру, уже немного придя в себе за бокалом кшадо — того самого, Немвальского, пятилетнего — вспоминала, что это должен был быть последний заказ.

Последний.

Их.

Заказ.

Тогда она и поклялась себе. Что отыщет всех, кто виновен в смерти Мирралда. И отомстит.

Одно имя она уже знала:

Ниас Нинкоро.