Точка Скольжения. Архипелаг. Часть вторая

Егор Майндер

Перед Вами – вторая часть серии «Точка Скольжения»: клубок событий всё плотнее закручивается вокруг Архипелага Жингкон, населённого воинственными островитянами, поклоняющимися языческим богам и промышляющими пиратством и нападениями на западных соседей. Ситуация обостряется всё сильнее и вынуждает соседей начать военное вторжение в Архипелаг, чтобы покончить с набегами.Но так ли всё просто на деле?Или на Островах – конфликт интересов ключевых сил мира, грозящий вырасти в нечто большее?

Глава 13

Королевство Неолон,

Храм Познания,

в это же время.

Бывает так, что какие-то вопросы не оставляют тебя — сколько бы времени ни прошло, как бы ни менялась твоя жизнь, как бы ни хотелось их забыть… Но всё равно постоянно происходит что-то такое: события, слова, действия — и возвращаешься к тому, казалось бы, пройденному и закрытому чередой дней, завесой прошлого. И тогда словно повисаешь, словно отрываешься от действительности, и ничего вокруг не замечаешь, а в голове вопрос, один вопрос, всё тот же и тот же, снова и снова.

Четвёртая сторона. Культ Иали, как ниточка к ответу. Мирралд, погибший, видимо, просто за то, что начал копаться в том, в чём копаться не стоило. Книга Инвара Телли, сначала в машине убитого любимого, потом — здесь, в Храме. Ленасси Трельф, который, видимо, был важным ключом в этой тайне. Формулы из книги Инвара, использованные неведомыми Падшими там, на островах, и связанный с этим пришелец из другого мира, а также то, что Архипелаг готовится к войне. Ленасси Трельф, которого упомянули и Телли в своей книге, и Мирралд, явившись в качестве Смертной Тени, чтобы предупредить.

Как всё это связано?

Мислеги этот вопрос не давал покоя с самого утра. Проснулась, как всегда, поздно — казалось бы, пора уже привыкнуть к этим образам, к тем приходящим во снах убитым ею людям, которые то звали к себе, то всё пытались выяснить, за что? Но чаще — словно она одна, в незнакомом городе, посреди улицы в летнюю жару, и — совершенно голая почему-то, кидающаяся в поисках укрытия и не находящая его. А вокруг — или похотливые взгляды, или полное равнодушие окружающих. Некому укрыть её плащом или хотя бы накидкой, наброшенной на плечи — и тогда она начинает кричать, звать на помощь, и…

И просыпается.

Скомканная от кошмаров постель, влажное от пота одеяло, и — иногда, вот как сегодня — Мирралд.

«За что, Ниа»? — спрашивал он во сне, — «За что?»

Ей нечего было ответить — она убила его смертную тень по ошибке. Не разглядела, не поняла, не…. Не ожидала даже, настолько привыкла к опасности от таких вот порождений Чёрной энергетики Поля, что даже и мысли допустить не могла, что Тень окажется дружественной.

Потому — опять встала через силу, и, по привычке, потянулась за водой, что всегда стояла с вечера на подоконнике. Наткнулась взглядом на привычный предмет — блокнотик в кожаном переплёте со стихами, что хранила, как память.

И проснулась окончательно.

Блокнотик почему-то лежал не там, где был оставлен. Не в шкафу, на отдельной полке, аккуратно завёрнутый в ткань, где и должен был храниться. А на подоконнике. Именно там, где она не могла его не найти. Вопрос «как» тут не стоял — все те принципы, благодаря которым существа из мира тонкой энергетики могут управлять материальными предметами, она знала наперечёт. Вопрос был другим, и этот вопрос был: «почему?».

Не удержалась, схватила — потом себя отругала за это, так позволять собой манипулировать — но открыла, нашла первый чистый лист, идущий за исписанными от руки, вернулась, посмотрела: так и есть. Оттенок ручки, конечно, другой, даже не той, которой она сама писала. Но почерк, почерк спутать невозможно.

Расскажи, что с тобою не так.

Почему ненавидишь границы.

Почему безразличные лица

Так пугают, хоть вроде — пустяк.

Расскажи, что тебя тяготит.

Почему тебе так одиноко.

Почему к тебе жизнь так жестока.

Вечера — как могильный гранит.

Расскажи, как пустынна кровать.

В одиночестве, перед рассветом.

Почему ты пугаешься лета,

И не можешь ночами поспать.

Расскажи, что такое кошмар.

Просыпаясь одна среди ночи,

Ты как будто чего так хочешь,

Что бросает и в холод, и в жар.

Расскажи, что такое любить.

Про того, кого ты так искала.

Почему на полу одеяло —

И, проснувшись, бросаешься пить.

Расскажи, что ты ищешь давно.

Почему незаметно так годы,

Почему ты так хочешь свободы —

И про всё, что тебе не дано.

Ты хранишь этот сборников стихов.

И всё шепчешь во сне моё имя.

Ты по-прежнему веришь в любовь.

И — скажи — может быть??? Правда, Ниан?

Расскажи, сколько стоит заказ.

Оплачу всё своими руками.

И пронзи моё сердце клинками.

В этом мире, где не было Нас

Грустный взгляд погасающих глаз —

Вот и всё, что осталось б меж нами.

Без эмоций. Тебе заплатили.

Убивай меня, милая Ниа.

От того и нет сегодня покоя. Всё, что знала Мислеги, говорило: после того, как смертная тень рассеяна, она почти не может вернуться. Исключения есть, одно на тысячу случаев. Или на десять тысяч. Но — почерк точно его. А стало быть, вывод только один: надпись в блокноте была сделана Мирралдом заранее. Собрал, архаков сын, где-то достаточно энергетики до этого — явился ночью, смотрел на неё, спящую, оставил стих в блокноте. Дал себя поймать Кемире. А кто-то сегодня ночью достал блокнот!

Дверь в келью заперта. Где хранится сборник рукописных стихов, ни одна живая душа в Храме не знала. Да и не стали бы, нет, храмовники не из таких. Остаётся только другая сущность, помогающая Мирралду.

И снова: почему?

Культ Иали. Инвар Телли. Ленасси Трельф. Чёрные в Архипелаге, которые что-то готовят. Мирралд.

Размышления вернулись и снова пошли по кругу, с утра, как заведённые. Наступал полдень, Мислеги уже предпринимала несколько попыток отвлечься, но ни тренировки с другими храмовниками, ни лейсы информирования по сводкам, поступающим от аналитиков, ни даже всё остальное, чем была наполнена жизнь Храма, не помогало отвлечься от этих мыслей.

Ниан снова вернулась к своему занятию, пытаясь хоть как-то отогнать раздумья прочь. Нарезка овощей, конечно, не то дело, которое полностью занимает всё внимание, но остальной процесс приготовления обеда всё ж таки от размышлений отвлекал.

Вековые стены храма, вековые традиции — никакой обслуги, никаких посторонних внутри. Серый камень, холодный и потому вечно мокрый от конденсата, оседающих испарений влаги, коих всегда много на кухне. Почти подвал, только на половину этажа помещение выступает из-под земли, даже окна — узкие полоски стекла, такие, что еле руку просунуть можно. Рядом, за стеной, кладовые. Там шумно возится Тигнем, принося всё, что требуют от него Ниан и Аниала. Лилмела нет — пропал в посудомоечной. Всё, как всегда, уже примерно полтора года. И века до этого: храмовники сами себе готовили еду, сами за собой убирали, содержали в чистоте свой уголок Храма, привлекались, наравне со всеми, к другим делам и работам. Сегодня по кухне дежурила группа Данаиса.

В этом был какой-то смысл, какая-то подспудная цель. Как напоминание о том, что храмовое братство хоть и поставлено особняком в мире Посвящённых, но всё же состоит из таких же людей, как и весь мир вокруг. Простые человеческие дела и обязанности были частью повседневной жизни Храма.

Аниала, привыкшая к неразговорчивости Ниан, молча возилась у исходящих паром кастрюль. Мислеги выступала в роли помощницы. Временами перекидывались короткими фразами, конечно, наподобие «передай мясо» — сообща дело, всё ж таки, идёт быстрее. Но от обеих не укрылось, что атмосфера меж ними после Рондонга стала другой. Теплее, пожалуй.

Спасаясь от идущей с плиты жары, обе одеты в то, что Дементьев окрестил «футболками» — наполовину рубашки, плотно сидящие, в обтяжку, с рукавами до локтя и невысоким, в два пальца, воротником-стойкой, который можно ослабить посредством застёжек до середины груди.

— Специи? — Аниала Каэми рыжей бестией порхала у плиты, пока Чёрная возилась с овощами.

— Не рано? — засомневалась Ниан.

— Мясо натереть перед запеканием.

— Поняла, справа в шкафчике вроде были.

— Откуда им там… — и, проверив, — Смотри-ка, и правда, тут. Кто их туда засунул опять, интересно?

— Думаешь, я знаю, м?

И снова молча за дела. Сегодня без слов поняли друг друга — едва зайдя на кухню, Мислеги сразу встала к разделочным доскам, так что Аниале ничего не оставалось, как встать к плите и руководить усилиями Чёрной.

Пришёл Тигнем, приволок коробку с корнеплодами, на дежурное «куда?» получил от рыжей пиромантки только указующий жест. Попытался спросить, что готовим, получил ещё один жест в сторону заведующего кухней мастера Айкрафа.

— Весело у вас тут, — проворчал Тигнем и удалился за следующим заданием к заведующему, а по совместительству и старшему повару Храма, который склонился над жарочным шкафом посреди кухни. И — чего и следовало ожидать — электрокинет начал просто заговаривать зубы престарелого уже мастера, следящего за тем, чтоб еда в столовой Храма появлялась в тарелках в срок и в нужном объёме. И Мислеги, и Каэми прекрасно знали, что разговоры оперативник любит заводить в те моменты, когда ему не хочется что-либо делать. Мало того, обе ещё и понимали: это надолго, до них доносились обрывки фраз, достаточные, чтобы разобрать — Тигнем Мектаро решил всерьёз обсудить разнообразие меню.

— Да, ещё один повар нам не помешал бы, — выдала Аниала, — Сколько времени я тут, а ничего нового на столах так и не появлялось.

— Как по мне, так жаловаться не на что, — хмыкнула Мислеги, — Я какого-то однообразия не замечаю. Да и вообще мне до всего этого особого дела… понимаешь, м?

— Просто ты тут не так давно, — вздохнула Каэми, — А я вот уже устала немного — питаешься Йялла знает, чем, в командировках. Возвращаешься в Храм — а тут одно из примерно сотни блюд, что знает Айкраф. И всё. Если что-нибудь поменяется — обязательно открою ресторанчик поблизости от Храма и буду подавать там всякую экзотику из национальных кухонь, — и, видя, что Мислеги снова проваливается в задумчивость, одёрнула её, — Ты слушаешь?

— Да, — ответила Ниан, с трудом оторвавшись от размышлений.

— Слушай, я знаю — Чёрные вы такие, все загадочные-замкнутые-нелюдимые, но хоть сейчас-то можешь побыть просто человеком?

— Я тебе задела? — вскинула бровь Мислеги.

— Да. То есть, нет… К Архаку, Ниан, я пытаюсь просто поговорить! По-человечески! На отвлечённую тему, люди иногда болтают, слышала о таком?

— Не люблю просто болтать, — разделочная доска переполнилась нарезанными соломкой корнеплодами тайре, Ниан ссыпала первую партию в глубокую миску, что стояла рядом, и принялась кромсать следующую.

— Хорошо, если не «просто» — выбирай тему, — Аниала, кажется, отступать не собиралась, — О чём говорить будем?

— А можем — вообще не говорить? — уточнила Ниан.

— Ты не высыпаешься, — вместо ответа сказала Каэми, надевая рукавицу и снимая крышку с пахнущей уже огромной кастрюли. Чтобы разглядеть содержимое, пришлось даже приподняться на цыпочки, — Давно замечаю уже. Потому и не будим тебя на приготовление завтраков. А должны бы… Плохо спишь? Кошмары, так?

— Да, — Мислеги отрицать не стала.

— И эта Тень, которую ты убила, над которой Кемира потеряла контроль… Ты ведь знаешь, кем она была при жизни?

— Знаю. Очень дорогой мне человек.

— Любила?

Ниан промолчала.

— Понятно, не отвечай, если не хочешь. Просто… Не тебе одной досталось, знаешь ли. Я не знаю, почему ты бросила своих, Падших, и пришла к нам, но ведь неспроста же? Значит, что-то такое произошло… Ты усмехаешься?

— Аниала, — усмешка сменилась на полуулыбку, — Как же мне вам объяснить, что Падшие — это не какая-то Организация наподобие Интерсилы или вас… — и тут же поправила себя: — Нас, Храмовников. Это просто отдельная категория Посвящённых. Зачастую мы… Они… Даже не встречаются друг с другом. Получают заказы на работу, выполняют, приходят за наградой. И всё.

— А как же твой наставник, этот, Чинтери?

— Бывает иногда, что с возрастом для выполнения заказов становится нужен помощник, — пояснила Ниан, — И давай эту тему закроем.

— Как скажешь, поговорим о тебе.

— А лучше — о тебе, м?

— Хорошо, — расплылась в улыбке Аниала, — Сначала о тебе, потом обо мне. Так пойдёт?

— А наоборот можно?

— И это говорит та, кто залезал мне в голову? Ты ведь всё обо мне знаешь!

— Не всё, — уточнила Мислеги, — Только черты характера и воспоминания, и то не было особо времени их просматривать. Так что — если думаешь, что тебе досталось, то ошибаешься.

— Тебе, конечно, есть, с чем сравнивать?

— Есть, — не стала отрицать Ниан, — И не с собой, заметь. Просто… Можете считать, что вам, Чистым, повезло. Вы работаете со стихиями, а мы — с людьми. Таких воспоминаний довелось повидать, что уже ничему не удивляешься.

— В каждом человеке есть что-то, мы ведь все тоже не просто так сюда попали, — возразила Аниала, помешивая содержимое кастрюли, — Вот я, например… впрочем, ты ведь знаешь, да?

— Да, начала делать карьеру, потому что разрывалась между семьёй, настаивавшей, что ты должна отказаться от своих способностей, и стремлением устроить свою жизнь. И вот в один прекрасный момент натолкнулась на сильную сущность, что смогла взять под контроль телекинета, отказавшегося принять Посвящение. И сожгла его из самозащиты. Всё?

— Не всё. Именно из-за него я и хотела отказаться от Посвящения тоже. Ты так далеко не залезала в память, да?

— Нет. К чему бы мне это, м?

— А ведь это был мой любимый человек, Ниан.

Мислеги едва не полоснула себя ножом, сорвавшимся с нарезаемого корнеплода, по руке.

Мирралд. Чёрные на Рондонге. Инвар Телли. Ленасси Трельф.

— Если бы не была такой нелюдимой, знала бы, что все тут, в Храме, такие. Все пытались жить, как нормальные люди. И кончилось у всех одинаково. Я немного даже завидую тем, кто в Интерсиле работает. Они оседают в своих Резидентурах, встречают кого-то, строят жизнь. А сюда, в Храм, берут обычно тех, кто ни к чему и ни к кому не привязан.

— А я думала, дело в таланте. Самые, мол, талантливые, разбираются в ссорах между другими Посвящёнными.

— И это тоже. Но талантливым может быть и лентяй, верно? Сюда отбирают тех, для кого их над-человеческие способности стали единственным, что есть в жизни. Нас даже не надо заставлять совершенствоваться, — с упором на «заставлять», — Мы сами охотно это делаем, потому как у нас и нет больше ничего. Возьми хоть эту неразлучную парочку — Мектаро и Юньядо. Селллестиец и сименелец, один из вполне благополучной и респектабельной семьи, второй — полукровка из бедных кварталов «цветущей столицы» Алькани. Ты, например, знаешь, как они здесь оказались?

— М? — одним звуком Мислеги выразила что-то вроде «продолжай».

— Лилмел встретил девушку, которая была из ваших — из Падших. Не Чёрная, как ты, наоборот, из Белых Падших. Лечила людей без разрешения на то, лгала Лилмелу, и понятно, что в один прекрасный момент за ней пришли клирики с проверкой. Но ничего из того, что в компетенции Цекрви, не отыскали, направили информацию в Интерсилу. Агенты, конечно, не заставили себя ждать подолгу. Девушка пыталась сопротивляться, Лилмел, будучи аккредитованным внештатником, начал заступаться, и…

— Хорошо сопротивлялась? — догадалась Ниан.

— Очень хорошо, двоих оперативников уложила, у третьего шансов не было уже. И тогда вмешался Лилмел.

— На чьей стороне?

— На их. Выступал потом свидетелем, добился слушания здесь, в Храме. Наставник его после этого и пригласил… Удивлена? Нет? Потому что по лицу тебя не поймёшь.

Мислеги оглядела привычные уже стены, вспомнила, как первый раз оказалась тут, на кухне. Ничего не изменилось с той поры. По левую руку от входа мойка для овощей, дальше — разделочные столы, за ними — плита, у которой возится Аниала. Ещё чуть дальше — печи для приготовления хлеба. Справа — шкафы для посуды, банок с крупой и специй, холодильники. Проход в склады, разделочные столы для мяса, птицы, рыбы. Дальний правый угол — вотчина мастера Айкрафа: весы, чтобы соблюдать пропорции закладки продуктов в блюда, письменный стол. Там Тигнем, как раз мешает заведующему кухней заполнять отчётности разговорами. По центру выдыхает пар жарочный шкаф. Левый дальний угол, за печами, где выпекался местный хлеб, прозванный Дементьевым не иначе, как «лепёшки», размещались мойки для посуды. Там как раз и возился Лилмел, о котором шла речь.

Аниала поймала взгляд Чёрной, направленный на него, и пояснила:

— Интуиты обычно чувствуют ложь, если она исходит от человека, не умеющего лгать так, как вы, Падшие. И Лилмел потом долго, очень долго не мог простить себе той ошибки — при его-то специальности не почувствовать ложь от самого близкого человека! Начал учиться, заниматься — Наставник помог. Стал одним из лучших в своём деле. Ты ведь знаешь совсем другого Лилмела, правда?

— Да, — призналась Мислеги, и, почистив от кожуры ещё три корнеплода, принялась и их кромсать на ломтики.

— Вот эти дорезай — и хватит, — сказала ей Аниала, и добавила: — Обычные люди сначала чистят всё, потом только режут. А ты как-то странно всё делаешь. Почистила, порезала, опять почистила.

— Привычка, — пояснила Ниан, — Готовить училась сама, чтобы блюда в кашу не превращались — ориентировалась всегда на объём нарезанного.

— Надо как-нибудь упросить Тигнема, чтобы уболтал Айкрафа дать тебе что-нибудь приготовить самой. У него получается.

— Что получается? — уточнила Мислеги.

— И готовить, и убалтывать, — со смешком сказала Каэми, — Он как-то на ужин делал рыбу с фруктами, как в Селлестии.

— Иссукри?

— Да, кажется. Но старик Айкраф рецептуру хоть и отследил чуть ли не под запись, а повторить так и не повторял. Даже не пытался.

— С возрастом люди теряют способность к изучению нового, — сказала Ниан, — Я знаю, что Тигнем — из Селлестии. Но имя не Селлестийское.

— У него один из родителей из Тенгри, — ответила Аниала, — Впрочем, у тебя тоже имя — сокращение от староимперского, и, при том, не в Селлестийской форме, так?

— Нийанелл, — улыбнулась уголком рта Мислеги, — Оно даже не староимперское, оно из Святого Писания. Женские формы — Нийя, Ниан. Мужская — Ниас. С именем этим забавная история. В Писании такой персонаж есть, но вот род его не указан — мужской или женский, потому и называли им то мальчиков, то девочек. Нюансы перевода — в староандалийском глаголы прошедшего времени не имеют деления на мужской и женский род, а применительно к Нийанелл в тексте ни разу не было использовано уточняющих местоимений «он» или «она». Только время всё расставило по местам — появились Нийя и Ниас, да ещё церковная форма — Нианелль.

— То есть, твоё полное имя…

— Не вздумай так меня называть, — предупредила Чёрная.

— Церковное… Родители веровали?

— Не просто веровали, даже были причастны к Церкви Творца.

— Ни за что бы ни подумала, — призналась Каэми.

Вместо ответной фразы Мислеги просто вскинула бровь, словно спрашивая: «о чём?».

— Что в семье верующих людей вырастет Чёрная, — уточнила Аниала.

— Как раз именно поэтому я и стала Чёрной… Долгая история, расскажу как-нибудь.

— Самые долгие истории — у Тигнема, — пиромантесса снова проверила кастрюлю, помешала содержимое черпаком, потом долго дула на него, остужая. Попробовав содержимое, скорчила довольную гримасу и опять закрыла крышкой, — Тигнем ведь как раз с церковниками столкнулся. Слышала когда-нибудь о «перевёртышах»?

— Продавшиеся Падшим?

— Они самые, — вздохнула Аниала, — Отец Тигнема.

— И он его, конечно…?

— Да, Тигнем ведь был действующим агентом Интерсилы тогда, отец нёс службу в одном из Орденов, кажется, в Асшари. Это экзорцисты, слышала?

— Да. Можно сказать, коллеги, — Мислеги, покончив с овощами, вытерла руки, — Сколько народу они искалечили своим подходом…

— А скольким помогли? — возразила Каэми.

— Мы, Чёрные, справились бы с этим гораздо лучше, — пояснила Ниан, для которой многое теперь стало проясняться, — Это как выгонять грабителей из здания, взрывая дом… Но… Здесь все такие?

— Какие?

— С поломанным прошлым, что между Чистыми Принципами и личными интересами выбрали Принципы?

— Не все, но большинство, — поправила Аниала, — Девять из десяти — точно. Исключения — наш Данаис, например, лучший на курсе в Университете Интерсилы, сразу после выпуска Наставник пригласил его лично. Реткотс Гарайе — его вообще подобрали, как Кемиру, кажется. Где-то в Динджи, выкупили из рабства, Наставник его лично обучал. У него вообще, можно сказать, иной жизни нет, не было и быть не может, только Храм. Понимаешь теперь, чем мы тут занимаемся? Не просто расследуем случаи конфликтов между Посвящёнными и не просто за Падшими гоняемся. Для нас дело храма — смысл жизни, то, что нас тут всех объединяет. Так было веками. Ни семей, ни детей — только Храмовое Братство, как одна семья. Поняла, почему тебя тут приняли, как свою?

Да, Мислеги теперь многое понимала. Дело даже не в том, что им нужна Чёрная в оперативной группе, нет. Храму нужны те, у кого за спиной — пыль, прах, пустыня. Те, кому некуда идти, те, кто именно поэтому и не предаст, те, кого не запугать и невозможно шантажировать близкими, те, кому не важны деньги и даваемые ими блага. Потому, наверное, в Храме и не было никогда «перевёртышей».

Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему к ней тут такое отношение — в этой общности людей, она, державшаяся отчуждённо, становилась чуть ли не изгоем. Её принимали, как свою — но именно принимали, а не считали своей. Вот в чём дело, а не в том, что она Падшая или Чёрная. Вот почему вся группа согласилась тогда, на Гаргесе, так легко отступить от привычного плана расследования и делать так, как считает нужным. Уверенность в своих решениях прививалась им не буквами Кодекса Чистых, а вот той убеждённостью, что любой храмовник на их месте поступил бы так же.

Да, Мислеги теперь многое понимала. Почему, несмотря на то, что она держится отчуждённо, с ней всё равно пытаются заговаривать. Почему Лилмел чуть ли в любви не признаётся — он ведь когда-то любил Падшую, возможно, похожую на неё, Ниан. Почему ей позволяют отлынивать от ранних утренних подъёмов, когда нужно помогать на кухне к завтраку. Группа словно бережёт свою Чёрную, словно жалеет — а она, наивная, решила, что выстроила этакие границы, этакие барьеры в общении, заставляющие людей дважды думать о том, чтобы бывшую Падшую побеспокоить.

Да, Мислеги теперь многое понимала из тех загадок, что касались Храма. Почему они никогда не подозревают друг друга ни в чём. Почему так слепо верят своему Наставнику. Почему не юлят и не увиливают от обязанностей, как сегодняшняя работа на кухне. Почему с такой радостью берутся за задания и почему с каждой командировки возвращаются сюда, как домой. Храмовое братство — это их жизнь, иной у них нет, а если и была бы, то в Храм бы они не попали. И — да, можно ли себе представить, чтобы на роль этакого арбитра между Посвящёнными из трёх конкурирующих областей кто-то подошёл бы лучше, чем храмовники? Вот поэтому если в результате отношений, что нет-нет, да завязывались между мужчинами и женщинами Храма, на свет появлялся ребёнок — их отправляли на покой. Потому, что у пары тогда появлялся другой смысл для жизни, другая цель — и, пожалуй, будет правильнее сказать, что у них вообще появлялось что-то, кроме братства.

И тогда сюда приходили другие, такие же: опустошённые, но способные, те, кому некуда больше идти. Потерявшие смысл и цель, изгнанные, оставленные, отвергнутые…

И вот поэтому версия о том, что группу Данаиса на Рондонге подставили свои же, кажется всем без исключения бредом. А стало быть, при отсутствии других рабочих версий, Храм попросту не станет что-либо в этом направлении искать.

Но Мислеги была уверена — что-то здесь не так. Совсем не так. А значит, искать ответы придётся самой. Все ответы. Мирралд. Культ Иали. Инвар Телли. Ленасси Трельф. Чёрные в Архипелаге. «Тайное Знание», привезённое в Храм, выходило, что группой Реткотса Гарайе. Генератор Точки Скольжения. Чёрный ритуал на нём. Следы человека извне.

Мысли вернулись, пошли по кругу — Чёрная смотрела в одну точку, не замечая, как проходит время, не замечая, как рядом хлопочет у плиты Аниала. Перебирала в голове разные версии.

Всё это связано. И она, Нийанелл Мислеги, не обретёт покоя, пока не распутает весь это клубок.

— О чём задумалась? — спросила Аниала, жестом подзывая Тигнема, чтобы снять кастрюлю с плиты. Тот сразу бросил все дела — если, конечно, делами можно назвать разговор с мастером Айкрафом — оживился, поспешил помочь.

— Ты замечаешь, как он на тебя смотрит? — вместо ответа сказала Чёрная Аниале.

— Что ж я, глупая, что ли, — улыбнулась Аниала, — Он, когда, случается, наедине — так обязательно пытается завести разговор на эту тему. Словно проверяет, не созрела ли я.

— А ты?

— А я не созрела. Брось, это же Храм. Каждый год примерно десять человек не возвращается с заданий. На север отсюда есть ущелье, разбивается на три рукава. В одном из них, том, что самое длинное — есть пологая ложбина. И там — место упокоения Храмовников. Я там бывала уже не единожды, и каждый раз прибавляется тех, с кем делишь еду за столом и встречаешься в Храме по утрам. Но это — просто друзья, а если кто-то более… Ещё раз я это всё не переживу, — под «этим всем» Аниала имела ввиду, что уже потеряла близкого человека однажды, видно было, как на мгновение вернулись отголоски той боли, даже отчётливо прорезались незаметные обычно морщинки в уголках глаз. Но Каэми не сдержалась, всё же спросила: — Вот ты, Ниан, смогла бы?

— Смотря кто, — уклончиво ответила Мислеги, скосившись на приблизившегося Тигнема.

— Лилмел, — пиромантка просто сказала одно слово, уверенная, что Мектаро о содержании разговора не догадается.

— Вряд ли, — так же кратко ответила Чёрная.

— Ххххэть! — с громким выдохом снял тяжеленную кастрюлю с плиты подошедший электрокинет, — О чём болтаем, девочки?

— Нашёл девочек, — повысила голос Аниала, — Помог? Иди отсюда…

— Секретничаем, значит, — улыбнулся Тигнем Мектаро, — Вы про мясо не забыли? Жарочный шкаф уже дымить скоро начнёт.

Пришлось срочно бросать всё и вдвоём кидаться к шкафу, где уже покрылись хрустящей коркой ломтики нарезанного тайре, того самого округлого жёлтого корнеплода, что был чуть ли не главным овощем на столах простолюдинов Империи. Способов его приготовления существовало столько, что все и не упомнить, кроме, пожалуй, главного отличия от селлестийского аналога — корго, которое можно было есть даже сырым. Тайре варили, пекли в кожуре, запекали отваренным, жарили в масле, тушили, засаливали…

Выдвинув большой противень, девушки спешно укладывали на овощную подушку тонко нарезанные Тигнемом ломти мяса, натёртые специями, среди которых преобладал привозимый из далёкого Динджи боу-оло. Мектаро помогал, держал толстой рукавицей противень за края и шумно дышал, спасаясь от валившего из шкафа жара. Когда процесс был окончен, задвинул обратно, громко хлопнул дверцей, выпрямился и сообщил:

— Запах умопомрачительный. А вот когда мясо дойдёт… Это ведь финари?

— Финари, — подтвердила Каэми, — Столько времени уже вымачиваю.

— Айкраф не любит, когда мясо жёсткое, поэтому раноны на столах обычно и не бывает, — подтвердил Тигнем, — Хотя, как по мне, чарноры — лучше.

— Жирные слишком, — скривилась Аниала.

— Вредит фигуре? — с улыбкой уточнил электрокинет.

— С нашим образом жизни о фигуре можно не беспокоиться, — в ответ улыбнулась пиромантесса, — А вообще благодари Ниан. Это она настояла.

— Спасибо тебе, о Чёрная, — шутливо поклонился Тигнем. Но наткнулся на обычный непроницаемый взгляд, хмыкнул и не нашёл ничего лучше, кроме как удалиться.

— Я ловлю себя на мысли, что если нас жизнь как-нибудь раскидает, я буду по нему скучать, — в спину уходящему гордой походкой Мектаро еле слышно произнесла Аниала.

— А мне кажется, что я буду немного скучать по всем вам, — призналась Мислеги и улыбнулась, — Только это секрет. Не порти мне репутацию.

Аниала как-то особенно посмотрела на Чёрную, не так, как раньше, с каким-то теплом, что не было до этого никогда и, улыбнувшись ей в ответ самой широкой улыбкой, сделала утвердительный жест.

— Я всё понимаю, — сказала она, — Но… Если хочешь, я могла бы отправиться с тобой. Наверное…

— Тебя вряд ли отпустят, — возразила Мислеги, — И потом. Такие дела мне лучше делать одной, понимаешь, м?

— Не совсем, — ответила ей Каэми, когда они вернулись и сели передохну́ть на скамью, что стояла у стены, сразу слева от входа, — Я не понимаю, чего ты задумала. Мы — наша группа — довольно опытные оперативники в таких делах, прекрасно дополняем друг друга. Почему — одна?

— Потому, что вы привыкли расследовать всё снаружи, — сказала ей Ниан, — А в этом случае нужно — изнутри.

— Стой, погоди… Ты что, собралась, значит, разыскать там других Падших и влиться в их ряды?

— И это тоже секрет, Аниала, — не стала отрицать Чёрная, — Просто… Там, на Рондонге, я столкнулась кое с чем из прошлого. И это не даёт мне покоя. Я не могу оставить это просто так.

— Теперь понимаю, почему ты не рассказываешь всего. Не волнуйся, я умею хранить тайны.

— Если бы я не была в этом уверена, то не говорила бы с тобой на эту тему, — хмыкнула Мислеги, — За моё прошлое — если это доказать — мне полагается пожизненное либо смертная казнь. Скорее, второе.

— Если не хочешь, не отвечай, но… Сколько человек ты убила?

— Много. Десятка два.

Каэми замолчала, но не удержалась, всё же задала вопрос:

— И скольких из самозащиты?

— Одного.

— Совесть… Мучает?

— Нет. Кошмары — да.

— Кошмары — это и есть совесть, — заметила Каэми, — Ты и правда чуть другая, чем мы, Ниан. Просто… Послушай меня. Будешь вот так замыкаться в себе — никогда от этого не избавишься. Никогда. Мы ведь тоже убиваем. Для исполнения задания, например. Помнишь охрану на Рондонге? Там, вроде бы, всё проще: либо мы их, либо они нас. Но вот так, как вы, Падшие, за деньги — я бы не смогла. Но теперь-то всё иначе. Ты когда поедешь туда, в Архипелаг, помни об одном: твоя цель это поставить на прошлом точку. И помни ещё одно — ты не одна, с тобой всё Храмовое Братство.

Мислеги не ответила.

Мирралд.

Можно ли поставить точку на нём? Том, кто был словно — часть тебя? Можно ли поставить точку на себе самой?

Можно ли продолжать жить прошлым?

Навалились воспоминания. Поглощённая ими, автоматически, словно отсутствуя, вернулась к обычным обязанностям. Отнести тарелки в столовую, поставить на столы. В проходе чуть не столкнулась с Тигнемом, разносящим на подносе котелки из толстого металла — по одному на стол, а толщина стенок посуды будет держать тепло, не давая еде остыть. Скоро придут другие храмовники, и каждый может взять такой котелок и положить себе в тарелку такую порцию, какую захочется. Из кастрюли большим черпаком еду разливала Аниала, Тигнем носил — пришлось подключаться на помощь Лилмелу, занявшемуся вторым блюдом.

Айкраф с удовлетворённым видом руководил процессом, подгоняя, поторапливая — к приходу на обед первых храмовников уложились, успели, даже обедать сели почти одновременно со всеми.

Потом долго возились с грязной посудой, убирали со столов — время летело почти незаметно, как тогда, два с половиной года назад, когда можно было радоваться простой и тихой жизни рядом с любимым человеком.

Воспоминания, воспоминания — Ниан сидела в хорошо освещённой столовой, подперев голову руками и всё размышляя о той беседе в последний проведённый вместе с Мирралдом вечер.

Смогла бы она жить, как обычный человек, с багажом всего того, что знает? Не проще ли взять, и оставить всё, как есть — никуда не лететь, а продолжать спокойно работать по заданиям, поступающим к группе Данаиса?

И ответила сама себе: нет. Покоя ей не будет, пока не отомщён Мирралд. Пока она не разберётся в том, что происходит. Не потому, что она кому-то чего-то должна, нет. Просто чувствовала, что не сможет иначе.

И потому, едва Айкраф их освободил до ужина, сорвалась в химическую лабораторию — готовиться к скорому отлёту следовало основательно, а у неё почти закончились яды. Поднялась на второй этаж, почти никого не встретив по дороге, отыскала нужную дверь, вошла — внутри никого. Ну и хорошо. Ничто не будет отвлекать.

В первую очередь нужен парализующий ларинол. Одно из её любимых веществ, действенный, сильный, несложный в приготовлении яд — рецептуру она знала наизусть, а необходимые компоненты в лаборатории нашлись без труда. Одновременно требовался и таморин — сильный, быстродействующий психотропный препарат, погружающий человека в гипнотический сон, при котором так легко программировать сознание.

Хлопоча в поисках необходимых для синтеза веществ, натолкнулась на забытую кем-то книгу. «Криминалистика». Вспомнилось, как сдавала по ней чуть ли не экзамен — это было ещё в первые дни, что она появилась здесь. Настоятель дал ей именно этот материал для изучения, как первоочередной, пообещав, что скоро, мол, на эту тему побеседуем. Как выяснилось, «скоро» — это четыре дня, и тогда же Мислеги и получила первое замечание — нельзя было ничего откладывать на потом, материалы от самого Настоятеля следовало изучать немедленно.

А потом были архивы закрытых отчётов по расследованиям, проводимым храмовниками, как практический материал. Тогда же Ниан обнаружила, что наработки, описанные в «Криминалистике», оперативники Храма хоть и используют, но книга эта методичкой для них вовсе не является, а работающим по заданиям группам предоставляется максимально возможная свобода действий.

Тогда же она вникла в простую экономику Храма — его существование обеспечивалось Королевским Двором Неолона, выделявшим неплохую сумму на содержание, взамен получив эксклюзивное право закрыть территорию Королевства для всех Посвящённых, кроме храмовников. Этакая страховка, мера безопасности. Дополнительные расходы с лихвой покрывались платой за выполняемые храмовниками задания, если с просьбой о расследовании обращалась Интерсила — то и за результат платила она. Если — клирики, то вся финансовая нагрузка ложилась на них.

И — редко, очень редко Храм инициировал собственные расследования. Так что предстоящую одиночную командировку в Архипелаг можно было считать исключением и уступкой со стороны Настоятеля. Впрочем, наличие собственных, неявных интересов и мотивов Ниан не исключала ни у кого и никогда — слишком хорошо знала людей.

Когда смесь веществ для будущего таморина уже забурлила в перегонном аппарате, а конденсат закапал в изолированный сосуд, Мислеги вернулась к приготовлению ларинола, уже загустевшем в абсорбенте. Получившуюся массу, которую Дементьев, будь он здесь, сравнил бы с пластилином, предстояло превратить в тончайшие иглы, пока та не загустела окончательно. Чёрная этим и занялась — раскатывала руками в защитных перчатках податливую массу в тоненькие стерженьки, разрезала на ровные части и оставляла твердеть. Сверху предусмотрительно насаживала круглые головки — просто затвердевающий абсорбент, без примеси веществ — получалась этакая, пока ещё тупая, булавка, которую предстояло заточить потом, когда материал затвердеет окончательно. Часть оставшейся массы она отправила в предусмотрительно хранившуюся здесь же, в отдельном шкафчике, начинку для патронов под её «Жедди». Канавки в оголовках проделаны в мастерской заранее — нужно лишь наполнить их ядом.

Занятая своими делами, не заметила, как открылась дверь — и то, что она в помещении не одна, обнаружила лишь тогда, когда рядом прозвучало утвердительное:

— Ларинол, таморин — и всё?

— Остальное пока есть, — ответила Мислеги, поднимая глаза.

Кемира, ну конечно, кто же ещё в Храме разбирается в таких веществах? И, видя, как юная Чёрная потянулась к оставленным твердеть ядовитым булавкам, предупредила:

— Не трогай.

— Хорошо получилось, — сказала Леналайе, отдёрнув руку. Ларинол, пока он не затвердел вместе с абсорбентом, опасен — может проникнуть через кожу, — У меня вот с концентрацией вечно проблемы.

— Придёт с опытом, — Ниан вернулась к своему занятию, — Хотя могу проверить твою рецептуру, возможно, там ошибка.

— А лучше — дала бы мне свою, — нижняя губа Кемиры при этих словах как-то капризно выгнулась, — Что тебе стоит?

— Моя у меня в голове. Если хочешь, можешь в следующий раз посмотреть, как я приготавливаю, и всё записать.

— И когда этот «следующий раз» настанет? Ты ведь уезжаешь.

— Знаешь уже, м? — вскинутая бровь, короткий взгляд.

Юная чёрная аккуратно подвинула реактивы, уселась прямо на стол.

— Весь Храм уже знает, — ответила Кемира, — Жаль, что уезжаешь.

— Правда?

— Для меня, я имею ввиду. Испытания показали, что я так толком ничему и не научилась. Наставник старался мне дать всё, что мог, но он — не Чёрный. Мне нужно учиться у тебя.

— Это бесполезно, — Ниан сверилась с температурой, убавила газ, чтобы реакция таморина не шла слишком уж быстро, и снова вернулась к патронам, — Хороший Чёрный должен быть Падшим. Тем более — гипнократ. Мистицизм и спиритизм — не твоё.

— Мне не нравится использовать людей, — ответила Кемира.

— Вся человеческая цивилизация на этом стоит. Одни используют других. Товарно-денежные отношения пар, трудовые отношения работников и работодателей. Кузнец использует пахаря, пахарь — кузнеца. Можно это назвать сотрудничеством. Но в основе — всё равно, взаимовыгодное использование.

— Ты так говоришь, словно все пары в товарно-денежных отношениях, — нахмурилась Кемира.

— Я просто привела пример, — ответила Мислеги, — Есть, конечно, пары с распределением гендерных ролей. Мужчина использует женщину для обустройства быта, она его — чтобы полку прибить. Тоже не понять. То ли сотрудничество, то ли взаимное использование. Смотря, с какой стороны подойти к вопросу, м?

— Ты сегодня разговорчивая, — отметила Кемира, — С чего бы?

— Пытаюсь отвлечься хотя бы разговорами.

— А, хорошо. Но… — юная чёрная, подумав, решила продолжить тему, — А как же быть с отношениями, когда двое дорожат друг другом?

— Ты о себе с Данаисом? — уточнила Мислеги.

— Я…

— Вот. В этом и проблема. Ты могла ответить «нет», но вместо этого уходишь от прямого ответа, как принято во всей мессианской культуре. Я хотела тебя смутить — я это сделала одним простым вопросом.

— Мессианской ты называешь нашу?

— Не «вашу», а любую, в которой морально-этические нормы основываются на учении Церкви о Творце, которое оставил нам Мессия.

— Но ведь, если бы я сказала «нет» — это ведь было бы не правдой, а… — Леналайе задумалась, ища нужное слово.

— Пока ты не избавишься от вот этих границ, я ничему не смогу тебя научить, — пояснила Ниан, — Будучи спиритом, ты должна не только представлять себя мёртвой, нет, ты должна обманывать даже саму себя так, чтобы в это верить. Иначе ты не увидишь тени, не сможешь с ними говорить. Это, в своём роде, «жить в придуманном мире», слышала о таких людях?

— Читала.

— Уже хорошо, — таморин был почти готов, теперь предстоял второй этап — выпарить из получившейся субстанции оставшуюся влагу, чтобы получить такую же вязкую, клейкую массу, пригодную для изготовления игл, чем Мислеги и занялась, — Чтобы заниматься мистицизмом, нужно понимать преобразования Чёрной энергетики. Там тоже нужно уметь обманывать, только уже не себя, а как в гипнократии — людей, используя их энергетику себе во благо. С гипнократией всё проще гораздо. Но в основе всё равно — нужно шагнуть за рамки мессианской морали, действовать с точки зрения эффекта. Если удобнее и проще солгать — солги.

— Ты мешаешь Чёрных и Падших.

— Хороший Чёрный и должен быть Падшим, — повторила Ниан.

— Не обязательно. Можно следовать и Чистым Принципам, — возразила Кемира, — Например, с этим твоим «придуманными миром». Да, там ведь всё поэтапно. Придумываешь что-то, не соответствующее реальности. Веришь в это. А потом и сам не замечаешь, как одна реальность заменяется другой.

— С Чистыми Принципами всё, что остаётся Чёрным — лечить одержимых и охотиться на потустороннее, — ответила Мислеги, — А согласно Договора, этим занимается Церковь Творца, ну или Интерсила имеет некоторые полномочия в странах-участниках. В Селлестии, например. В Храме совсем другие задачи.

— Мне предстоит защищать группу, — вскинула подборок Кемира, — От таких, как ты.

— Гордишься собой, — это было утверждение, а не вопрос, — Потому против таких, как я, у тебя шансов ровно ноль.

— Почему?

— Потому что я твои эмоции по лицу читаю, — ответила Мислеги, — А вот ты… Скажи, что я чувствую?

— Эмм… Я тебя раздражаю?

— Нет.

— Правда «нет»? Или обманываешь?

— Ты мне скажи, — Ниан вскинула бровь, пристально глянула на Кемиру, и снова вернулась к приготовлению таморина, мельком проверив, затвердел ли ларинол на патронах.

Леналайе собиралась с ответом, но, видимо, смирилась, поняла — безнадёжно.

— Чёрный должен уметь лгать так, чтобы его даже интуит не раскусил, — продолжала Мислеги, — Иначе ты не сможешь понять, когда лгут тебе.

— Лгать — говорить не то, что есть на самом деле? — уточнила Леналайе.

— Да. Запомни слово и пользуйся, гораздо удобнее, чем иносказания.

— Оно ругательное, — снова изогнула нижнюю губу Кемира, — Я его знаю.

— Значит, придётся ругаться. Границы, эффективность — я тебе только что объясняла, м?

— То есть, ты советуешь мне заняться именно гипнократией?

— Да. Всё остальное — не для тебя. Я понимаю твои желания остаться Чистой. Но способности у тебя только к гипнократии — и куча ненужного теоретического багажа.

— Никогда не знаешь, что может пригодиться, — лицо юной чёрной расплылось в полуулыбке.

— В первую очередь нужно мастерство, а потом — сторонние навыки, что «могли бы пригодиться». Помнишь ту сущность, что ты должна была определить там, на холме?

— Ещё бы не помнить, из-за чего не прошла Испытания.

— Чтобы формула сработала, нужна привязка к конкретному имени, точнее, к самоидентификации сущности, тому, как тень неосознанно называла сама себя при жизни. Это как писатели и их псевдонимы. Если тебе потребуется вызвать тень сознания такого человека, тебе придётся звать его по псевдониму — скорее всего, он самоидентифицирует себя именно по нему. А вот заставить назвать своё имя случайно выловленную тень — уже сложнее. Придётся лгать, манипулировать, чтобы она своё имя назвала. И я солгала. И тебе лучше к этому привыкнуть. Попробуй, это просто.

— Ложь — это плохо, — упрямилась Кемира, — Тебя в детстве не учили этому?

— Ложь — это слова, — поправила Мислеги, проигнорировав неуклюжий выпад в сторону своего воспитания, — Слова — это оружие. Способное убить, спасти, повести за собой. Пистолет может помогать грабить слабых, а может — защищать. Ножом можно резать людей, а можно — овощи к обеду. Но нож и пистолет не становятся от этого плохими по определению. Всё определяется целью, правда? Если ты хороша в Чёрном искусстве, то ты Падшая. А если Падшая, то ложь — твоё главное оружие. Учись его применять. Попробуй, это несложно.

— Я ревную Данаиса к тебе, — сказала, подумав, Леналайе.

— Это же правда, м? — вскинула бровь Ниан, — Есть разница между истинно ложью и тем, что ты не хочешь, чтобы это было правдой. Мы обманываем сами себя очень часто, но обманывать других — мораль не позволяет. Пробуй ещё.

Юная Чёрная вновь задумалась.

— Теперь я понимаю, почему Лилмел тобой восхищается, — сказала она после пары кинсов размышлений.

— Не лжёшь? — удивилась Мислеги.

Кемира засмущалась.

— Вот, опять, — продолжала урок Ниан, — Ты должна верить в свою ложь, на время погрузиться в свой придуманный мир, в котором Лилмел мной восхищается. Но уже лучше — сказала полуправду. Я знаю, что я ему симпатична, но не до такой степени. Когда человек хочет во что-то верить, ему легко солгать. Если человек считает себя, например, умным, но на самом деле наивен до глупости — назови его как раз умным, чтобы было его легче обмануть. Здесь то же самое. Если бы мне хотелось узнать о том, что я симпатична Лилмелу, я бы охотно тебе поверила… Ну, будь я обычной девушкой. Но мне всё равно, как ко мне относится Лилмел. Поняла принцип? Давай, пытайся.

Снова молчаливая задумчивость.

— Та Смертная Тень, — сказала, наконец, Кемира, — Она… То есть, он — просил меня, чтоб я его поймала.

В груди что-то защемило на миг, маска непроницаемости спа́ла с Мислеги на каких-то пару тарнов, и справиться с собой ей удалось с трудом.

— Не ври, — сказала Ниан.

— Это правда, — ответила юная чёрная, — Лгать мне ещё предстоит научиться, а это… Я решила, ты должна знать. Кто он?

— Тот, кого пытаюсь забыть.

— Получается? — вздёрнула подбородок Леналайе.

— Не очень, — признала Мислеги, и уточнила: — Забыть — не очень получается, и у тебя лгать — тоже не очень. Не просил он тебя ни о чём. Но — урок усваиваешь быстро, молодец.

Кемира склонила в голову в знак поражения, ещё бы — в этот раз почти получилось.

— Обратись к Лилмелу, — продолжала Мислеги, — Интуиты, особенно работающие с людьми, практикуют узнавание лжи сразу несколькими способами. И один из них, самый важный, это мимика и жестикуляция. Если сказанное не соответствует тем эмоциям, что должен бы при этом испытывать человек, то это — признак лжи. Если реакция на вопрос не та, что должна быть — это тоже признак лжи. Например, преступник на суде — говорит, что раскаивается, но эмоций сожаления на лице нет, наоборот, хитро бегающие глазки. Бегающие в поисках тех, кто ему поверит. Чтобы лгать хорошо, нужно уметь выдавать ложь за правду. Юньядо — хороший интуит, значит, эту область он не мог не изучать, м?

Кемира снова призадумалась.

— Мимика, жестикуляция, — сказала она, наконец, — Я запомнила. Буду в твоё отсутствие тренироваться с Лилмелом тогда… Один вопрос ещё можно?

— Мгм.

— Можно считать это всё началом моего обучения у тебя?

— Если хочешь, но помни: я ничего не обещала.

— Я запомню, — сделала утвердительный жест Леналайе, — А скажи… Ты правда… Как все Падшие?

— Что? Убивала ли я за деньги?

— Эммм… да.

— Прямой ответ на это равносилен признанию в деятельности, нарушающей Договор. Ты представляешь последствия, прежде чем спрашивать? — Мислеги даже почувствовала что-то вроде раздражения: уже второй раз за сегодня один и тот же вопрос.

— Понимаю. Но ведь никто не узнает.

Как же, всё-таки, предсказуемы эти Чистые.

— Нет.

— Что — нет?

— Нет, конечно, я никогда и никого не убивала за деньги.

Леналайе задумалась на время.

— Ты лжёшь? — уточнила она.

— Ты мне скажи, — парировала Ниан.

— Ты лжёшь, — утверждение, не вопрос.

— Докажи, — обернулась к ней Мислеги, оторвавшись от приготовления таморина. Здесь абсорбентом не воспользоваться, только выпаривание.

— Эммм…. Я чувствую.

— Чувствуют интуиты. Ты гипнократ. Должна понимать мотивы людей. У меня есть мотив лгать?

— Есть, конечно. Такое признание для тебя опасно.

— Хорошо, теперь возможности. Есть ли у меня возможность лгать?

— Ты же Падшая?

— Верно, но я ведь теперь официально Мастер Чёрного Искусства, принявшая Посвящение согласно Кодексу Чистых Посвящённых, подписавшая Договор. Рискну ли я нарушить его вот так, сразу?

— Подожди, я потеряла твою мысль, — призналась Кемира.

— Мотивы, мотивы, ещё раз мотивы. Зачастую он не один, их несколько, порой даже противоречивых. Важнее тот, что пересилил в данный момент. Тот, для реализации коего есть возможность. Читай вон, — Ниан кивнула на забытую кем-то «Криминалистику».

— А я-то думаю, где я её оставила… — протянула юная чёрная, — Я её перечитываю как раз. С первой попытки, признаться, не осилила. Так… С мотивами, вроде, поняла. У тебя есть мотив лгать, и есть — не лгать. Возможности пока примем равными. Как понять, какой пересиливает?

— Можно по мимике. Отвергнутый на данный момент мотив при вопросе о нём вызовет отрицательные эмоции, они отразятся на лице. Нужно правильно задавать вопросы. Есть другой вариант — с точки зрения точного расчёта. Какой мотив сильнее, то есть.

— А если я хочу солгать, как сделать, чтоб меня не поймали?

— Обычным людям можешь лгать сколько захочешь, даже так, для практики. Но применительно к Посвящённым… Это значит, что лицо не должно выражать вообще ничего.

— Так не бывает.

— Бывает. Нужна постоянная тренировка. Иными словами, учись лгать. Лгать так, чтобы самой верить в свою ложь. Тренируйся на Лилмеле. На этом пока урок окончен.

— Поняла, полетела искать Лилмела, — Кемира соскочила со стола, забрала книгу и двинулась к выходу, но обернулась на полпути: — Не подскажешь, кстати, где его искать?

— Понятия не имею, — с этими словами Мислеги вернулась к своему занятию, к своим заботам.

И к размышлениям.

Мирралд, их последний день вместе, дорога к Посреднику — вернувшись потом в тот дом в пригороде по координатам, сохранённым в коммуникаторе, в поисках истины, она ничего не нашла. Соседи сказали, что дом сдавался, но арендатор уехал. То ли и вправду был причастен к смерти Чёрного, то ли наоборот, узнав о смерти, поспешил скрыться — выяснить это так и не удалось.

Как же сейчас нужны ответы на вопросы.

И тут Мислеги почувствовала, что её словно окатили ледяной водой.

Ну конечно!

Как там, в той книге?

Иали, Богиня Ночи, что может дать ответ на любой вопрос. Инвар Телли, Ленасси Трельф, Высшие Спириты.

А не поговорить ли с одним из них? А не разузнать ли о культе Иали?

И, как только приготовления были закончены, а получившиеся булавки спрятаны в аптечку в кармане, Мислеги так быстро, как могла, прибрала за собой лабораторные столы и кинулась в северо-западную башню храма, туда, где находились лекционные залы. Первая дверь, вторая, третья — пусто, занятия давно прошли, но должен же где-то быть кто-то из Докторов, тех, кто уже слишком стар, чтобы мотаться по заданиям в статусе Мастера, и достаточно опытен, чтобы передавать своё мастерство более молодым?

Из пустых аудиторий она направилась в библиотеку — здесь ей повезло больше. За дальним столом, у окна, склонился над книгой Доктор Дивори, читавший лекции по физико-математическим принципам работы Поля, а в основное время работавший в отделе аналитиков Храма.

— Доктор Дивори! — окликнула Ниан.

— Мастер Мислеги, — с укоризной сказал он, подняв глаза от книги, — Я с пониманием отношусь к ситуации: мы тут одни, и ваш громкий голос никого не отвлечёт от чтения, но традиции Храма надо чтить.

— Простите, но я хотела бы поговорить с Настоятелем. Не подскажете ли, где его искать?

— Настоятель… — протянул, словно смакуя слово, седой доктор, сощурив серые, словно выцветшие, глаза. От этого морщины на некогда, несомненно, мужественном лице прорезались ещё глубже, — Вы зовёте магистра Эльдери так, как зовут его чужие, далёкие от Храма люди. Те, кто учился у него, зовут его обычно Наставником. Так делает всё Храмовое Братство, и мне временами кажется, что он и сам порой с удивлением вспоминает своё имя, когда к нему обращаются Посвящённые из, скажем, Интерсилы. Или вы и сами не знали его имени?

— Не знала, — сказала Мислеги, и Дивори пристально всмотрелся в её лицо, словно пытаясь понять, не шутит ли она.

Но, разумеется, ничего, кроме непроницаемой маски, не заметил.

— Он сейчас занят, проводит занятия со старшими оперативниками. Вы же знаете, они у нас вроде обособлены от остальных. Избранные, так сказать… — седой Доктор провёл пальцами по вискам, на которых остались ещё короткие волосы, — Но, возможно, я смогу вам чем-то помочь?

— Может, и сможете, — призадумалась Мислеги.

В конце концов, чего она теряет? Решилась, спросила:

— Что вы можете рассказать мне о Культе Иали?

— Культ Иали, — Дивори жестом пригласил Чёрную присесть напротив, давая понять, что разговор не будет коротким, — На самом деле, никакой не культ. Иали — одна из Мрачных Трёх, Богиня Ночи, тайн, заговоров, Слепая Госпожа. Отсюда произросло ругательное «Йялла», как часть выражения «Йялла знает». Подразумевалось, что речь о чём-то таком, что обычному смертному неизвестно, и ведает ответ на вопрос только Хранительница Тайн, одна из пантеона божеств язычников, сохранившихся ещё по свету. В корне неверно называть её приверженцев «культом». Это очень старая религия, старше мессианства, старее учения о Творце. Иали до сих пор молятся в Даниоре, коренные жители Архипелага её чтут, в Селлестии уцелевшие в Секторе Резервации племена продолжают ей поклоняться. Естественно, с язычеством продолжает бороться Церковь Творца, но до открытых конфликтов с почитателями Иали дело не доходило довольно давно. И — странно, что вы, мастер Мислеги, об этом спрашиваете. Она ведь считается покровительницей именно гипнократов. Это, скорее, мне следовало бы у вас о ней расспрашивать.

— Есть у меня одна версия по поводу недавних событий, — сказала вместо ответа Мислеги, — Что язычники, в частности, поклоняющиеся Иали, имеют прямое отношение к происходящему в Архипелаге.

— Я думал, то расследование закрыто.

— Не совсем. Я отправляюсь в Жингкон.

Дивори посмотрел на неё как-то иначе, словно заметил нечто, чего не видел раньше.

— Что ж, тогда буду рад вам помочь всем, что мне известно… Будьте добры, подать мне бумагу и ручку, вон там… Да, благодарю вас. Сейчас… Как бы нагляднее… — он быстро нарисовал символы на бумаге, — Вот. Вам знакома это формула?

— Да, это неравенство Эржими для д-частот.

— Верно. Д-частоты это то, что излучает человеческий — и не только — мозг в пространство, некий волновой фон, что и зовётся вами «чёрной энергетикой». Д-частоты это, своего рода, побочный эффект электрохимических реакций, протекающих между клетками мозга. Свет Белувы создаёт помехи, поэтому лучше всего, сильнее всего д-частоты ощущаются именно ночью, когда от «помех» нас закрывает наша планета. Вы, Чёрные, используете энергию этого излучения в своих целях, выступая, в своём роде, её преобразователями. В неравенстве Эржими ваша переменная находится вот здесь… — старый Доктор указал нужное место ручкой, — Что и рождает в вас силы к, примеру, материализации существ из мира тонкой энергетики. Процессы, что протекают при этом в вашем организме, не изучены до конца до сих пор. Но давайте не будем на них заострять внимание, а преобразуем неравенство, чтоб ваша переменная оказалась в правой части, а все остальные — в левой. Постараюсь помедленнее, чтобы вы успевали за мной…

С этими словами Доктор начал постепенно, шаг за шагом, переносить переменные из одной части неравенства в другую, подчёркивая перед каждым преобразованием ту, которую предстояло переместить. Мислеги, не отрывавшая взгляда, внимательно, шаг за шагом, вникала в то, что происходило на бумаге. Так продолжалось до тех пор, пока справа, за знаком неравенства, не осталась всего одна буква, обозначающая некий коэффициент преобразования энергетики самим Чёрным.

— Неравенство Эржими писалось для реакции обычных людей на д-частоты, Чёрных для экспериментов у него, понятное дело, не было. Здесь не может быть отрицательных величин, и при значениях от одного до двенадцати д-частоты провоцируют изменения в химических реакциях организма человека на уровне клеток нервной системы, которые, в свою очередь, меняют уже и гормональный фон. Нечто подобное, скажем, можно ощущать во время концерта — эйфория нескольких слушателей, искренне любящих группу, начинает передаваться посредством д-частот тем, кому музыка просто нравится. Или стадион — те, кто искренне болеет за команду, могут передать посредством д-частот свои переживания тем, кто просто пришёл посмотреть на игры. Для сравнения: Эржими задался вопросом, почему переживания в толпе острее, ярче, чем если бы тех же поклонников рассадить на расстоянии друг от друга. Как бы сильно они не любили команду — переживания не те, что в толпе.

Так он докопался до д-частот и их воздействия, общий вывод — следствием становится электрохимическая реакция, вызывающая выброс в кровь гормонов, например, счастья, и люди, пришедшие на концерт или соревнования, начинают испытывать общие для всех чувства. Количество людей, как видим, является всего лишь произведением на мощность излучения. И, соответственно, попавший под воздействие д-частот человек начинает излучать их почти синхронно с окружающим его фоном. Эржими придумал шкалу от одного до десяти, куда уместил на пятёрку средние значения для излучения, на единицу — полное его отсутствие, а самые сильные известные ему случаи, соответственно, он поставил на значение в десять единиц. Позже выяснилось, что есть значения выше — одиннадцать и двенадцать. Это люди с высокой эмпатией — люди, способные почти полностью понять других и поставить себя на их место. Но, при таких значениях активности на д-частоте, мозг слишком активно потребляет кислород и сахара́ из крови. Такие люди вечно будут худыми, часто болеть — полагаю, что это, скорее, сбой организма. Как бы они не питались, как бы не занимались собой, какие бы тренировки не посещали — всё равно никогда не станут физически развитыми. Но наградой за это стала возможность считывать и расшифровывать д-частоты других людей неосознанно, над-сознательно. В нашем неравенстве эта ситуация описана посредством деления, видите?

Да, Ниан видела. Слишком высокая активность на д-частотах приводила к своеобразной нехватке другой энергетики для организма.

Доктор Дивори, тем временем, продолжал:

— При значениях более тринадцати, как видим, собственные д-частоты человека начинают подавлять излучение других людей, запуская обратный процесс, заставляя их мозг копировать получаемую частоту. Тринадцать — это порог вас, Чёрных, благодаря этому вы дистанционно управляете сознанием окружающих. А теперь подставим в неравенство ноль в качестве значения. Сможете сама описать результат?

Доктор Дивори повернул к ней листок, предложил ручку — и Ниан стало уже не до непроницаемой маски. Губы сложились в узкую линию, лоб напрягся до морщинок, глаза прищурились… Мислеги считала, сокращала дроби, зачёркивала. И в конце всех вычислений выходило, что при нулевом неравенстве сохранялось всё, кроме коэффициентов… Самого организма?

— Ноль, — пояснил Дивори, когда Ниан подняла на него свои недоумевающие глаза, — Это и есть ваша Иали. Вернее, Илкихали, если быть точным. Сама энергетика. Чистая д-частота, одна из подгруппы.

— Не совсем понимаю, — призналась гипнократесса.

— Я тоже, — усмехнулся доктор, — Но формула точна. Либо эта Иали есть порождение мозга самого человека, как побочный эффект излучения в пространство информации на д-частотах, либо — она и есть сама эта частота, некая персонификация Глобального Информационно-Энергетического Поля. Не исключено, что в состоянии изменённого сознания разум рождает некий образ её, воспринимаемый человеком, как реально существующий. То есть, не совсем ясно: то ли и правда мозг человека связывается с персонификацией Поля, то ли — возможно, во время «разговора с Иали» человек разговаривает с…

— Самим собой, — понимающе прикрыв глаза, закончила за старого доктора Мислеги, — Я понимаю. Без тех, кто поклоняется ей, точного ответа всё равно не получить. Вам известно, где можно отыскать последователей?

— Я физик-теоретик и математик, немного биомант, но никак не специалист в области географии языческих храмов, — грустно улыбнулся Дивори, — Я рассказал вам всё, что мог. Надеюсь, что сумел вам помочь. Вам ещё нужен магистр Эльдери?

— Возможно, что и нет, — ответила Ниан, подумав, — Разве что, задать один вопрос. Дальше в горах есть кладбище для храмовников. Место, очень богатое чёрной энергетикой. Можно ли использовать её в своих целях?

Дивори откинулся на спинку стула.

— На д-частотах, теоретически, существует как раз некая информационная матрица. Кто-то считает, что это проекция сознания живого человека в Поле после его смерти. Верующие называют это «душой». Вы, чёрные… — он замолчал, словно предлагая продолжить фразу за него.

— Тенями. Мы зовём это тенями сознания. И это не теория, для нас они действительно там, словно возвращаются к месту, где нашли покой их тела.

— Надеюсь, вы не станете их тревожить, мастер Мислеги? Там ведь и отголоски… Эмм… Тени тех людей, что мне когда-то были дороги.

— Обещаю, — ответила она, про себя уже твёрдо решив, что будет делать и как.

— Тогда — мой вам совет — не говорите Наставнику ничего пока. Идите и сделайте то, что считаете нужным. Если это даст нужные результаты — расскажете ему сами. Если нет, то не стоит отвлекать магистра, у него и так много дел.

— Хорошо. Лёгкой разлуки, доктор Дивори.

— Странно… Ведь так в старину прощались исключительно близкие друзья, нечто вроде совета не скучать друг по другу, мол, всё равно встретимся снова. Но прошли века, и этими словами стали бросаться, не понимая их смысла.

— Думаю, я сейчас использовала их правильно, — улыбнулась Ниан, вставая.

— Но мы ведь не друзья, мастер Мислеги.

— Как знать, возможно, мы ими станем, м?

Старик ничего не ответил, но Чёрная, уходя, почувствовала, что её провожают взглядом.

Собираться не требовалось, да и спрашивать дорогу — тоже, уж что-что, а направление на кладбище Чёрная отыщет без труда. Поэтому, заскочив в келью, чтобы взять клинки и плащ, а заодно ещё раз убедившись, что к приготовлениям к ужину она успевает, Ниан направилась прямо к выходу из Храма.

Мощёная камнем дорожка от входа, ведущая прочь от крыльца, прочь от такой же выложенной древним скальником площадкой перед ним. Мимолётный взгляд на эти древние стены и мысль о том, сколько же дней, недель, месяцев труда было положено здесь, на этом месте, чтобы построить вот это вот убежище от непогоды и возможного врага, эту обитель уединения… Те, кто работал здесь, строил то самое своё будущее, с которым можно встретить старость — стены, дающие тепло, уют и безопасность.

Мимо, огибая северо-восточную башню, к северной стене, где нет почти хозяйственных построек — здесь уже начинался склон первой горы всего этого массива, разделяющего Неолон, Немавал и Кентию. Там дальше, по склону, если выйти через северные ворота, начинается тропа, ведущая в широкое ущелье. И где-то там есть ложбина, служившая кладбищем. Это всё, что было известно Мислеги.

Главное, не свернуть не туда.

— Ниан! — окликнул её голос сзади. Лилмел. Остановилась, обернулась.

Интуит, немного покрасневший, в свободной плотной рубашке, стоял с клинком в руках.

— Упражняешься? — уточнила гипнократесса, — Тебя искала Кемира.

— Нашла, — улыбнулся он, — Но я объяснил, что занят. Не хочешь присоединиться?

— А Кемира что? Не захотела?

— Я не захотел. Она для меня не соперник. Как насчёт тебя?

— Мне нужно найти одно место здесь, в ущелье.

— Кладбище? Послушай, если Наставник узнает, что ты там проводишь свои ритуалы, он… Понимаешь, да?

— Думаю, если от них будет практический результат, он мне это простит.

Юньядо скосил глаза вправо-вверх, словно пытался разглядеть собственный висок изнутри — как делал всегда, когда задумывался, и, вновь оглядев Чёрную, выдал:

— Всё верно думаешь, за результат он прощает. Давай так: коротенький поединок, и я тебя отведу. Ты ведь за всё это время ни разу там и не была? Повезло: каждый раз, когда там добавлялся памятный камень, мы были в разъездах. Но я тебе всё покажу и расскажу, и незваных гостей выпровожу. Что скажешь?

Действительно, случайных свидетелей только и не хватало…

— Хорошо, — согласилась Мислеги, снимая клинки с ременных креплений на бёдрах и оправляя плащ, чтоб не стеснял движений, — До пяти касаний?

— Стоп-стоп, — опешил Лилмел, — Я думал, сбегать за тренировочными…

— Ну ты же с боевым упражняешься? Что мешает бить плашмя?

Снова скошенные вправо-вверх глаза.

— Хорошо, — предупредил интуит, — Но предупреждаю — жалеть не буду.

— Зря, — сказала Ниан, нажимая кнопки выброса лезвий, — По-моему, когда мы закончим, ты себя очень даже пожалеешь.

— Посмотрим, — улыбнулся он, вставая в позицию и беря клинок обеими руками. Левая нога чуть впереди, слинк в руках смотрит вертикально, чуть ли не прижат к правой ключице, — Способности не используем.

— Что ещё за курсы для любителей исторических реконструкций? — возразила Мислеги, изобразив удивление, — Ну уж нет, Лилмел, всё серьёзно. Ты, кажется, всё хотел произвести на меня впечатление? У тебя выпал шанс.

— А кто-то уже пытается свои навыки использовать, — подметил он, — Словами пытаешься поставить меня в неуверенное положение, диктуя свои правила… Знаем, проходили. Поднимай оружие!

Но Мислеги и не подумала этого делать. Так и шла на него с клинками в руках, опущенными вниз, смотрящими в землю. И, едва она приблизилась на нужное расстояние, Лилмел с шагом вперёд сделал выпад.

Движение было настоящим. Впрочем, о мастерстве интуита Ниан краем уха слышала, а потому не сомневалась — в последний момент он остановит удар, смертельная рана не грозила. Но проткнуть, хоть и неглубоко, этим выпадом он вполне мог. Мало того, ещё и не опасался, что за такую «тренировку» с травмами влетит обоим.

От его выпада Мислеги ушла полуоборотом влево в сторону, легко, словно танцуя, и в тот же момент взлетают кверху один за другим её клинки: первый бьёт снизу по оружию Лилмела, подкидывая не успевшее вернуться в начальную позицию лезвие. Это — чтобы не дать сопернику вовремя уйти в оборону. Второй из пары динтреев, в левой руке, летит рассекающим ударом вверх и вперёд, целя в открывшийся живот.

Но Лилмел помнит про второй клинок, ждёт его, в нужное мгновение отскакивает, обрывая дистанцию, его клинок длиннее, рука сильнее — град ударов, что собралась обрушить на него Мислеги, он обрывает силовым приёмом. Перенося вес вперёд, вкладывая его в удар, встречает пару летящих слева — сверху клинков, отталкивая Мислеги назад. Переходит в контратаку, удар — шаг, удар — второй, Чёрная встречает их парными блоками, чтобы силой двух рук компенсировать натиск одной, мужской, более сильной. Она ждёт ошибки, однако интуит не спешит давать ей такого шанса, пока Ниан танцует вокруг него, рисуя полукруг, стараясь зайти со стороны левой руки, невооружённой, свободно взлетающей и падающей, чтобы сдержать равновесие всякий раз, как Лилмел вкладывает тяжесть тела в свои удары. Он хитёр, быстр, уверен в себе, ищет брешь в её защите, меняя удары — то горизонтальные, то косые, то снизу вверх.

Мислеги словно считывает его — ищет её слабые стороны, ожидаемо. А как тебе это?

Направление её движения меняется на резко противоположное, теперь девушка заходит не с левой руки противника, а с правой. Юньядо, конечно же, успев среагировать, бьёт в другую сторону — но это уже не подготовленный удар с силой, это просто мах оружием. Мислеги парирует удар одним из клинков, и, пользуясь тем, что она легче, ловчее интуита, делает резкий выпад с полушагом — без силы, разумеется, иначе можно проткнуть — и острие её клинка укалывает того в открывшийся бок.

— Слишком предсказуемо, — улыбается уголком рта Чёрная, распрямляясь и вставая в прежнюю позицию.

— Видывал я как-то одного бойца из Тея, — признался интуит, — Очень уж похоже — все эти полукружья приставным шагом… Как закончим, навестим его, там…

Взгляд в сторону кладбища.

— Не поранила? — вместо ответа уточняет Мислеги.

— Кожу царапнула слегка, пустяк, — отвечает Лилмел, — Если бы уж действительно всерьёз сошлись, я был бы в бронежилете, а он это место закрывает. Выпад хорош, но… Заинтриговала, где твоё слабое место?

— Найди, — вскинула бровь Мислеги, — И в этот раз давай по-настоящему. Не надо играть со мной, Чистый.

— Как скажешь, Падш… Чёрная, — поправил оперативник сам себя, — Хочешь всерьёз?

Снова взгляд влево-вверх, словно внутрь виска.

— Готова? — клинок в вытянутой руке нацеливается прямо в грудь Ниан.

Ответом стали два сверкающих диска вокруг рук Мислеги, прочерченных клинками, что она прокрутила вокруг запястий.

Лилмел наставил острие слинка прямо ей в грудь на вытянутой руке, до касания оставался какой-то локоть. Один выпад — и грудная клетка будет пронзена этим безупречным на вид клинком, по которому вьётся сложный, угловатый узор из намертво вправленного в него белого камня. Угроза, настолько явная и прямая, что даже неудивительно, что исходит от интуита, специалиста по эмоциям.

— У тебя ещё есть шанс меня впечатлить, — Ниан снова переводит игру на знакомое ей пространство.

— Никогда не впечатлял девушек, причиняя им боль.

— А та Белая Падшая из Алькани? Кому было больнее? Тебе или ей?

— Дай-ка угадаю… Аниала? Или Кемира?

— Ты не ответил.

— Потому, что не знаю ответа, — признался Лилмел.

— Хорошо, где она сейчас?

— Аниала или Кемира? — повторил вопрос интуит, — Я ответил на твой.

— Одна из них.

— Это не ответ.

— Другого всё равно не будет.

Они двинулись кругом, один против другого, но в этом танце вёл Лилмел — пошёл вправо, со стороны сильной руки. Мислеги, будучи обоерукой, приняла новые правила.

— На острове Дивэдо.

— Там тюрьма, так?

— Для таких, как мы с тобой.

— Не обобщай. Для таких, как я. Ты ведь давно решил, что Чистые Принципы превыше всего, правда?

— Потому, что это единственное решение.

— Ты лжёшь, интуит. Ты не веришь в свои слова. Ты лжёшь сам себе.

— А ты, Ниан? Ты и правда веришь, что до конца одна из нас? Как верят в тебя храмовники?

— Теперь ты не ответил на вопрос.

— А я снова не знаю ответа. Иллюзии — это же то, во что так приятно верить, да, мастер иллюзий? Отчего же ты раздражена? Не потому ли, что сама в свои иллюзии поверила?

— Где ты видишь раздражение?

— На губах. Давно изучаю твоё лицо. Маска хороша, но мы скоро год, как вместе. Твоя привычка к старомодным раскладным книгам. Они, видишь ли, требуют закладок.

— Ты читал мои книги?

— Только те страницы, где закладки. Там несложно догадаться, какие эмоции вызовет текст. Оставалось запомнить выражение твоего лица в моменты, когда ты читала.

— Архак… — выругалась Чёрная.

Довольный собой, что нашёл, всё-таки, то самое слабое место, Лилмел улыбнулся.

Арего Асъюрата, так звался этот приём, «зубы мертвеца». Шаг вперёд, двумя клинками взять «на излом» не успевший отдёрнуться один, повернуться всем телом, ещё шаг, и руки как продолжение клинков, и корпус вполоборота вниз, чтобы вырвать оружие врага из ладоней. Особенно легко, если противник держит оружие одной рукой. Вдвойне просто, если он расслаблен.

— Как? — удивился обезоруженный интуит.

— Второе касание требуется? — вскидывает бровь Мислеги, напоминая, что тренировка шла до пяти касаний клинком.

— Нет, — признаёт Лилмел, — Но… как?

— Правильнее будет спросить: «почему», верно?

— Да.

— Вы, интуиты, сильны моментом. Вы предчувствуете удар, если концентрируетесь на эмоциях противника. За мгновения вы ощущаете, куда прилетит выпущенная в вас пуля. Нужно было тебя отвлечь. И ты отвлёкся. У нас, Чёрных, нет такого дара, как у вас. Есть интеллект и навык просматривать ситуацию на шаг вперёд.

— То есть, ты меня… Спровоцировала?

— Как думаешь, оставляла бы я книги с закладками где попало, если бы не хотела, чтоб их кто-нибудь открыл?

— Думаю, нет, — снова эти глаза вправо и вверх, — Ты хотела, чтоб я почувствовал превосходство, я понял. Толкнулась от предыдущей победы, когда неуверенность была у меня. Просчитала ответный шаг — вернуть уверенность. Я так и поступил. Хороший урок, спасибо.

— Теперь — ты.

— Что ты хочешь знать?

Милеги подняла с земли его слинк, взяла в ладонь за острую часть, бережно, даже нежно. Белая энергетика, напитавшая лезвие, чуть ли не обожгла Чёрную. Протянула клинок рукоятью вперёд, Лилмел принял оружие.

— Маска на лице, — напомнила Мислеги, — Как ты её взломал, м?

— Ах, это… Когда ты читаешь книги, мир вокруг перестаёт для тебя существовать. Особенно стихи — ты даже шепчешь иногда беззвучно, одними губами те фразы, что тебя особо восхитили. Иное дело, когда ты не читаешь, а делаешь вид, что поглощена чтением.

— Поняла, учту, спасибо.

— Это уже не тренировка, Ниан. Это какие-то уроки.

— Тренировка — это и есть уроки.

— Нет, к Архаку, Ниан, пошли. В другой раз, правда.

— Не хочешь продолжить, м? — снова вскинутая бровь.

— Лучше бы ты мне ещё пару царапин повесила, чем сердце бередила. Ты вот это подразумевала под словом «всерьёз»?

— Да. Бой зачастую выигран до его начала. Ещё до того, как скрещено оружие, уже решено, кто жертва. Если всерьёз будешь биться с Чёрными, то этот урок тебе сгодится. Никто из них не станет меряться с тобой силой рук и скоростью реакции. Ибо это заведомый проигрыш.

— Тогда от меня взаимный урок, — Лилмел заглянул ей прямо в глаза, — Сними плащ.

— Что? — такой нелепой просьбе Мислеги даже улыбнулась.

— Плащ, Ниан. Он стесняет перемещения. Тебе в нём жарко, посмотри, немного быстрых движений — и ты уже вспотела. Виски́ мокрые. Но ты всё равно его носишь, и я знаю, почему. Чувство защищённости. Вот, что он тебе даёт. Хочешь совет? Избавься от него — победи свои страхи сама, силой воли.

— Характерно для интуита, — сказала Ниан, снимая плащ и бросая его прямо на холодную, влажную траву, — Хватит играть со мной, Лилмел. Давай серьёзно.

Я же вижу, что ты хочешь узнать, на что способна я. Ты не тренируешься, ты меня читаешь, как те книги, что я оставляла, оставляла, дабы создать ложное впечатление. Обмани себя сам, покажи, на что способен ты, Чистый. Давай, побеждай, я тебе позволю — а с чувством превосходства, что у тебя появится после этого, разберёмся потом. Так, чтобы не стало поздно.

— Что ж, пусть будет серьёзно, — снова этот взгляд внутрь виска, и Мислеги прямо ощутила, как колыхнулась энергетика вокруг неё. Вот так, значит. Хорошо, посмотрим, счёт уже два-ноль в её пользу. Ещё одно касание — и продолжать нет смысла, три из пяти, заведомая победа.

Но обрывать поединок сейчас ей не хотелось. Юньядо, чувствовала она, затеял какую-то игру. Посмотрим, какие у этой игры правила.

И вот он снова — как и свойственно всем Чистым — не скрывает своих намерений. Опять пошёл полукругом, рисуя петли острием клинка в воздухе. Лезвие, отточенное так, что его можно использовать вместо зеркала, рассекает воздух, словно знак Бесконечности. Правый бок, левый, правый, левый… Сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее, и вот уже махи слинка сливаются в сверкающие полосы.

Ниан ждёт атаки, тоже встаёт в стойку, перенося вес на правую ногу, левую держа чуть впереди. Динтреи подняты в защитной позиции, один прямым хватом, второй — обратным, горизонтально, на уровне груди и живота.

Лилмел наступает, надеясь на неуверенность, что получила Ниан, сняв плащ, и — приходилось признать — прав, архаков сын, без этой детали одежды как-то… Не по себе?

Клинок Чистого внезапно расширяет длину той петли, по которой крутился раньше. Удар с силой, с весом, с шагом, и тут же — снова в петлю, снова в сверкающее сияние, а Ниан ловит себя на мысли, что удар пришлось встречать обеими руками, но даже парным блоком с трудом сдержала. Ещё удар, теперь сверху и слева, Мислеги отклоняется, но тут же приходится встречать следующий. А следом — ещё движение, на сей раз интуит делает шаг в сторону, и опускающееся лезвие приходится встречать не прямым блоком, который с немалой вероятностью мог бы быть пробит, а отклоняющим движением.

Удар, ещё удар, Чистый словно пытается нащупать ту технику, что будет неудобной для бывшей Падшей… Впрочем, бывшей ли? Танцует — полшага влево, полшага вправо, шаг вперёд. Выпад, удар, с весом, с силой. Ниан встречает его клинок парой своих, с каждым разом делая блок всё жестче, всё агрессивнее, и вот — Лилмел ошибается, не рассчитывает силу, и ей удаётся оттолкнуть его оружие и ударить в ответ. Сначала — парный замах справа налево, тоже с силой, тоже с шагом и вложенным весом тела. Защита пробита, и — пара динтреев взмывает над головой, и крылья ветра, саар делгьемоа, удар, от которого почти нет защиты.

Но интуит знает этот приём, встречая его шагом в сторону и поднятым вовремя лезвием, один клинок промахивается, второй отзывается звоном отточенной стали, встретившейся в положении плашмя. Мислеги и не думает останавливаться, теперь она кружится, теперь она порхает над землёй, словно притяжения и не существует. Удар за ударом, но теперь интуит, поняла Ниан, использует свою энергетику, на мгновение она замечает, что его глаза наполовину прикрыты. Лилмел ощущает, чувствует, куда будет нанесён удар за какое-то мгновение спустя того, как движение началось. Потому и закрыты глаза, чтоб зрение не мешало над-человеческим чувствам. Ниан могла бы в ответ использовать свои, Чёрные, способности — но на то, чтобы сосредоточиться, потребуется время, и…

Она сама не заметила, как упустила тот момент, когда сверкающий круг защиты Лилмела куда-то исчез, а её динтреи полоснули воздух там, где противника уже нет.

Мислеги успевает заметить, как тот делает полный оборот вокруг своего корпуса, и на выходе из него шлёпает её легким и быстрым движением — уже без усилия, словно издеваясь — пониже поясницы.

— Два — один, — улыбается он, — Вот теперь всерьёз.

Как победить противника, который безошибочно знает, куда будет нанесён удар?

Но Чёрные не раз сходились в поединках с такими вот интуитами, и те, кто выжил, описали потом в подробностях, как удалось победить. Ниан не просто знала, она не раз разбирала описанное на живом примере — Рему Чинтери старался, чтоб ученица поняла, что когда-то это может спасти ей жизнь. И, надо признать, пока не пригождалось ни разу, но Мислеги ещё во времена тех уроков очень, очень-очень хотела узнать, на что способны интуиты по-настоящему.

Но Лилмел ещё не раскрыл всё, на что способен. А, стало быть, надо продолжать.

— Энергетика, м? — вскинула бровь Чёрная, словно не желая признавать поражение, — Как скажешь, Лилмел. Дай мне полкинса.

И снова, как тогда, на Рондонге, она ушла в себя. Веки открыты, но интуит сейчас наяву видел тот известный ему только по книгам незрячий взгляд Чёрных, когда кажется, что глаза лишены белков и радужки, а глазницы заполняет чернота. Но стоит приглядеться, всмотреться — и окажется, что глаза обычные, человеческие, и впечатление непроглядной, не отражающей тьмы под веками возникало только, если не смотреть в глаза прямо, где-то на грани бокового зрения это проявлялось необыкновенно отчётливо.

— Готов? — спросила Мислеги.

— Да, — ответил интуит.

Она атаковала неожиданно, без предупреждения, без подготовки — два быстрых шага, череда косых ударов поочерёдно с обеих рук, затем — выпад, кеа деи гесат, горизонтальный парный мах клинками, припав на колено. Лилмел втыкает своё оружие в землю, парируя удар, Ниан тут же встаёт, бьёт проносом снизу вверх наискось. Интуит отскакивает, успевая выдернуть оружие, перехватывает клинок обратным хватом, так, что лезвие в вытянутой руке смотрит вниз, и лязг встречающихся лезвий сливается в сплошной звук.

Мислеги быстра. Она нечеловечески быстра, удар за ударом, интуит пятится, встретив сильную сторону Чёрных — вот эту вот запредельную скорость движений, но и его навыки не поводят. Ниан видит это, интуит не столько силён, сколько опытен, и остаётся только одно — или показать всё, на что она способна по-настоящему, или, всё ж таки, подыграть Чистому.

Лилмел, вначале пятившийся под градом ударов, начал двигаться полукругом, и гипнократесса поняла, что надолго её уже не хватит. Расплатой за такую вот скорость становилась очень быстрая усталость, мышцы уже наливались свинцом, и вот — интуит успевает схватить своей свободной левой рукой Чёрную за запястье, занесённый клинок опускается, и Мислеги просто не успевает парировать правильно, слинк срывается с лезвия её динтрея, шлёпает по плечу.

— Два — два, — Лилмел доволен собой и даже не скрывает этого.

— А вот это уже впечатляет, — признала Мислеги, переводя сбившееся дыхание.

Как победить противника, если он чувствует, куда будет нанесён удар? Нет, конечно, не сам удар, не само движение клинков — он воспринимает намерение противника ударить по тому или иному месту. Это тот навык, что схож с общечеловеческим чувством, когда пристально смотрят в спину, но — многократно усиленный Посвящением и последующими тренировками. Ниан не строила иллюзий: в настоящем бою ей предстоит именно это. Поэтому — мало знать способ. Надо ещё суметь его применить.

— Решающий? — спрашивает интуит, снова беря слинк в две руки. Лезвие опять смотрит прямо в грудь Мислеги, но теперь оно не на вытянутой руке, а занесено от правого плеча Чистого к левому.

— Я готова, — вместо ответа говорит Чёрная, уже всё про себя решившая. Тоже перехватывает клинки, один, в левой руке, обратным хватом, другой — прямым.

Храмовник атакует резко, стараясь не дать ей шанса. Череда хаотичных колющих ударов, Ниан даже не успевает их отбивать, раз разом ей приходится уворачиваться, пятиться, делать шаги в сторону, выжидая нужного момента. Она всё ещё быстра, сознание находится на том уровне полутранса, в котором происходящее воспринимается, как в замедленной съёмке. Отводя в сторону очередной выпад лезвием, вытянутым вдоль левого локтя, Мислеги ловит удачный момент, сбивая ударом правой руки клинок Лилмела вниз. Тут же контратакует, и

«Ложный выпад!» — кричит беззвучно она сама себе, целя в ноги.

Начинает приседать, клинки уже на взмахе, но интуиту опять — в который раз! — удаётся прочувствовать её намерение, и удар в шею неожиданно выпрямившейся Чёрной пропадает даром, храмовник ждал именно его.

«Ещё!» — врывается в сознание мысль, теперь ударить в шею, а потом, в последний момент, свернуть вниз, к ногам, она уже смотрит в бедро, движение начинается, и время словно растягивается, а мгновение воспринимается, как целое событие.

Получилось.

Поверил.

Слинк свернул вниз, а вот динтреи — нет.

Удар, не будь он нанесён плашмя, был бы смертельным и неотвратимым.

Но нет. Мислеги помнила, прятала в себе ту мысль, которая пришла раньше — не показывать всего, на что на самом деле, по-настоящему способна. Это Лилмелу важна победа над Чёрной. Для Ниан же важнее было проверить: а сможет ли?

Смогла, поняла она, в последний момент замедляясь, давая Белому отскочить и контратаковать резким, колющим выпадом снизу вверх.

Острие его клинка на сей раз проткнуло одежду на уровне рёбер, царапнуло кожу — глубоко, неприятно, но терпимо.

— Прости, я не собирался… — начал, было, Юньядо, но храмовница остановила его.

— Всё нормально, я же сама предложила. А ты хорош, Лилмел.

— Не надо было тебе предлагать использовать энергетику, — в ответ сказал он, — Даже как-то… Не совсем честно, что ли.

— Веди, — вместо ответа сказала Мислеги, занявшись своим оружием, поочерёдно оттягивая пружины взвода на динтреях, чтоб те превратились снова в, с виду, безобидные цилиндры. То же самое проделал со своим слинком Лилмел. Но если клинки Ниан исчезали внутри полых металлических цилиндров целиком, то с оружием интуита дело обстояло иначе. По мере движения лезвия внутрь из первого, широкого, цилиндра выдвинулся сначала второй, потом третий — на манер телескопа — пока клинок не исчез внутри целиком. От гипнократессы не укрылось, что Белому это стоило немалых усилий.

— Идём, — сказал Юньядо, и направился вперёд, показывая путь.

Мислеги двинулась за ним.

— Расскажи мне о ней, — попросила она.

— О ком?

— Ты знаешь.

— Ты похожа на неё, Ниан. Другие глаза, другие волосы, но… Характер.

— Мы похожи характерами?

— Сюда, — снова показал направление интуит, — Здесь — самые слабые ворота стены Храма. Предполагается, что горы вокруг слишком хорошо защищают это направление. Почти отвесные скалы, они прорезаны тем ручьём, что питает бассейн во дворе. Но потом он ушёл под землю, нашёл, видимо, какую-то полость… Мы пойдем по пыли того, что когда-то было скалой, к праху того, что когда-то было людьми. Тебе должно понравиться.

— А той, что ты любил — понравилось бы?

— А тому, которого любила ты?

— Ему бы — очень, — признала Мислеги, — Он вообще любил символизм. И ты неправильно ставишь вопрос. С временной формой глагола ошибся.

Юньядо призадумался на миг.

— Не «любила», а «любишь», так? До сих пор? — угадал он, — Это он приходил тогда, на Испытаниях Кемиры?

— Как ты узнал?

— Тебя прочувствовал.

— А я и не заметила.

— Момент, сама же говорила. Как ты могла это просчитать, правильно?

— Верно, — не стала спорить Ниан, — Ты говорил о характере.

— Характер, — то ли улыбнулся, то ли скривил губы интуит, — Директивная составляющая личности. Диктующая, как, когда и в каких случаях реагировать на события окружающего мира. Формируется в подсознании, как отвечать на те или иные ситуации. Характер — нечто сугубо подсознательное, и принято считать, что он формируется из положительного и отрицательного опыта жизненных ситуаций. На самом же деле — почти всегда только отрицательного. Каждый раз, когда мы говорим, что человек «проявил характер», мы подразумеваем, что он сделал нечто такое, волевое, не поддался влиянию. А если копнуть глубже — ничего подобного, включил обычную защитную реакцию, чтобы не повторить тот, осевший в подсознании, негативный опыт. Детство, окружение — и никогда наследственность. Вот, что такое характер. Набор подсознательных реакций, кричащих «НЕТ!» всякий раз, когда подсознание определяет ситуацию, схожую с негативной, закреплённой в памяти. «Человек с характером» чаще всего означает личность конфликтную, которая, вроде, и не хочет ни с кем конфликтовать, но включает защитную реакцию по поводу и без. Не понимаю тех слабоумных, у которых «люди с характером» вызывают уважение…

— А что они должны вызывать? — уточняет Мислеги.

— Жалость, сочувствие… Если человек встаёт в защитную позу даже тогда, когда на него никто не собирается нападать, то это значит, что он когда-то уже «обжёгся». Выбежал, весь такой, навстречу жизни, навстречу людям, полный желания нести добро — а тут раз, на тебе боль в ответ. Вот и сформировался «характер», и чем больше боли и чем раньше возраст, тем человек «хара́ктернее». Вроде иммунитета к болезням. Чем чаще заболевал — тем сильней иммунитет, если, конечно, проблема не в слабом иммунитете…

Они прошли мимо той вековой храмовой стены, миновали крепкие, из обитых сталью просушенных толстых досок ворота. Лилмел открыл их не без усилий, скрипнули петли, интуит проворчал нечто вроде «смазать бы», и, когда они уже шли дальше, продолжал:

— Самое любопытное, что характер проявляется у мужчин и женщин по-разному. Такое простое, казалось бы, явление, а сколько трактовок — если писать научные труды на тему, так на всю жизнь хватит. Подсознательные реакции, выливающиеся в неосознанные эмоции, которые, в свою уже очередь, влияют на «осознанные» решения. На самом деле — вот то и вот это вызывает у меня неприязнь, значит, я от этого либо избавлюсь, либо буду держаться подальше, что одно и то же. Осознанное решение? А в какой степени осознанное, если человек сам не понимает, чем вызвана неприязнь, что продиктовало такое, именно такое восприятие событий? Каждый раз, когда я вижу нелогичный поступок, я читаю на лице негативные эмоции, Ниа.

— Как ты меня назвал???

Пристальный взгляд на её лицо вполоборота, Мислеги шла чуть позади и левее.

— Понял, больше не буду… — интуит качнул головой так, как делал всякий раз, когда извинялся, — Маска, смотрю, исчезла. Стало быть, перестала меня воспринимать, как чужого.

— Ещё раз так назовёшь — и станешь чужим навсегда, — поставила условие Ниан.

— А вот и характер, — отвернулся Лилмел, жестом показывая дальнейший путь, — Боль, рана, сильная, глубокая, оставившая след в подсознании. Отсюда плащ, отсюда тяга к чёрной одежде, отсюда же показное отрицание собственной сексуальности. Даже антисексуальность, я бы сказал. Хотел бы я знать, что такого с тобой случилось… Но предположить могу легко. Ты хотела нравиться, как личность — в тебе увидели объект для удовлетворения похоти. А с тем, кто видел в тебе личность, что-то случилось, и ты винишь себя. Так?

— Я похожа характером на твою бывшую… Ты хоть раз её навещал?

— Нет, — признался интуит, — Вот опять: защитная реакция. Тема разговора, затронувшая воспоминания, что вызывают в тебе боль. И в ответ ты их «отзеркаливаешь» своим вопросом. Но мне уже не больно, Ниан. А вот тебе — ещё да.

— Потрясающее открытие, м? Лучше б я…

— Оставалась в себе? — угадал интуит, перебив её, — И сколько? Ещё год? Два? Пять? Десять?

— А ты сам, Белый? Думаешь, пришлось бы твоей любимой девушке лгать тебе же, архаков чистый? Я, по крайней мере, была с Мирралдом самой собой. А ты? Лепил из неё ту, кем она не являлась? Девушку-мечту захотел? И во мне вдруг её увидел? Из той не слепил, решил, что из меня получится? Решил, что вылечишь меня от прошлого?

— Я не…

— Ну как же, «не», — перебила Мислеги, — Жалеет он, надо же…

— Тебя оскорбляет жалость?

— Я знаю, что жалость — это инструмент. Как любое сказанное слово. Но. Если слово может быть сказано с целью обмана других, то жалость — это обман самого себя. Что у тебя там было про самоанализ?

Белый остановился, обернулся, как то пристально оглядел её.

Пора с этим заканчивать, подруга, — сказала Ниан себе, — Это вот его чувство превосходства уже начинает слишком уж…

Но вслух произнесла, конечно, другое.

— Подержи, — сказала Мислеги, и чуть ли не рывком сняла плащ, бросив его, скомканный, прямо в руки интуита, — Ну, что ты чувствуешь, м?

С треском разлетаются пуговицы на застёгнутом воротнике «футболки», сила такова, что рвётся ткань ниже, и образовавшуюся прореху девушка распахивает как можно шире, так, что видно бельё.

— Давай, расскажи мне про сексуальность. Что ты чувствуешь, Белый, Чистый, гордящийся своей белизной и чистотой? Хочешь меня?

Лилмел опешил.

— А давай уточним, м? Чего ты хочешь? Моё тело? Чтоб извивалось в твоих руках, и ты, этакий мужчина с большой буквы, ощутил счастье обладания? Или этого мало? И тебе нужна эмоциональная зависимость, чтоб я тебе шептала на ушко, какой ты милый и замечательный, а ты в ответ снисходительно улыбался, м? А лучше — и то, и другое, правда?

— Ты замёрзнешь… — начал, было, Юньядо, протягивая плащ обратно.

— А хочешь, я повернусь к тебе спинкой, и ты так покровительственно, широким жестом, накроешь меня плащом? Вроде чувства защищённости, коего мне так не хватает?

— Ниан, что с тобой?

— Что со мной? Что-то не так? Всё ждёшь, когда увидишь ту маленькую ранимую Ниа, что уже нарисовал себе в мечтах, Лилмел?

— Но ты и правда ранимая. Посмотри на себя. Ты ведь вся вне себя от гнева, Ниа…

С шипением вылетают клинки из ременных креплений на бёдрах. С щелчком выпрыгивают лезвия динтреев.

— Назови меня так ещё раз, — на лице Мислеги не улыбка, а оскал, и вскинутая бровь уже выглядит, словно призыв к действию, — Я тебе не Каэми, которая будет улыбаться Тигнему в ответ на «Ани», ясно тебе, Чистый Белый? Ясно тебе, мерзость, предавшая любившего тебя человека ради Чистых Принципов?

— Ниан, я… — Юньядо попятился.

— Замолчи лучше, — честно предупредила она, — И веди.

— По-моему, лучше уже не сто́ит.

— Уговор помнишь? Сам предложил поединок в обмен на сопровождение. Веди, или пойду сама. Думаешь, Чёрная не отыщет дороги к кладбищу?

— Там есть поворот… По ощущениям, так твоя энергетика идёт оттуда. Но на самом деле, там… Тупик.

— Опиши поворот и иди отсюда прочь, — сказала Мислеги, снова взводя пружины.

— Я отведу, — сказал Лилмел, — Прости, я…

— Да-да, не хотел меня задеть, — перебила Ниан, — И вообще последствий не предвидел, всё, как обычно… Идём. Если захочешь поговорить, начни с двух вещей. Как её звали. И. Когда ты последний раз её навещал.

Видно было, Юньядо ошарашен такой переменой настроения — только что убить была готова, а тут уже снова спокойна, как ни в чём не бывало.

— Знаешь, — признался он, зачем-то размяв шею, — Если честно, то я просто боюсь.

— Вот тебе ещё один урок, — ответила Ниан, забрав плащ из его рук и снова надевая, — Признайся, принял вспышку гнева за настоящую, м?

— Ты и вправду чувствовала гнев. Мимика, жесты, тон голоса, да и по моим ощущениям…

— Естественно. Я сама себя взвинтила, сама поверила, что наяву очень, дико разозлилась на тебя. И ты поверил, и сделал ровно то, что мне и было нужно.

— Например?

— Чтоб перестал разговаривать и держаться со мной вот так, покровительственно, и начал, наконец, принимать как равную. Вернёмся к теме… Чего ты боишься, Лилмел? Что она тебя не простила?

— Да. И… Если уж совсем откровенно, то — я даже не знаю, что ей сказать при встрече.

— Скажи, что думаешь.

— Мне жаль, что так вышло, вот что. Но иначе я поступить не мог, да и прошлого уже не вернёшь.

Узкое, прорезанное ручьём ущелье, разбилось впереди на два рукава, словно рассечённое надвое торчащим кверху клыком окаменевшего исполинского чудовища. Серый камень, почти монолитная глыба, но Ниан знала — порода очень мягкая, легко царапается сталью. Интуит показал рукой направление:

— Нам направо.

— Если она и правда тебя любила, Лилмел, — ободрила его Мислеги, — То она давно уже поняла и простила тебя. Какое наказание ей определили?

— Десять лет.

— И сколько прошло?

— Пять. Уже, в принципе срок для условной свободы.

— Как это?

— Либо де-инициация, курс препаратов и процедур, подавляющих способности и потом поднадзорная жизнь. Или работа на Интерсилу.

— Работа?

— Да. Нас, Посвящёных, не так много, чтобы нами разбрасывались, — усмехнулся Лилмел, — Спроси как-нибудь Тигнема, он тебе примерно расскажет, сколько стоят услуги. Хватит, чтобы окупить своё содержание в тюрьме за пару лет, а потом — только в плюс. Эдакий срок на возмещение ущерба.

— Она согласилась бы на такие условия?

— Та, которую я знал — вряд ли… Но… Мало ли, как она изменилась за это время. Я ведь по работе встречался пару раз с такими людьми, побывавшими там. И чувство… Что они все изменились. Очень сильно изменились, Ниа… н, — вовремя поправил себя интуит, — Почти пришли. Чувствуешь?

Да, Мислеги чувствовала.

Когда-то ручей, чьё течение резало мягкий прочный камень скалы, натолкнулся на грот. Поток провалился туда, заполнил до краёв, снова вышел наружу — и начал заниматься тем, чтобы опять вырваться на волю. Сначала сточил в песок тот край провала, что ниже по течению, потом — больше, больше. Срезанный водой камень оседал на дне грота, и так образовалась эта площадка, заполненная ровным, серым песком.

Камень, из которого состояла скала, был непрост: лёгкий в обработке, недаром из него и построен храм. Но главная черта — способность, словно губка, впитывать энергетику — оказалась куда важнее. Недаром с такой лёгкостью удалось напитать храмовые стены разными формулами, что укрепляли её.

И место для кладбища выбрано не случайно — словно кто-то не хотел, чтобы Чёрная энергетика просачивалась дальше, к Храму. Похоже было, что это имеет отношение к тому самому первому расколу среди Посвящённых, о котором говорил Мислеги когда-то её Наставник, Чинтери. Видимо, кто-то не хотел дать Чёрным возможность просто так взять и применить энергетику этого места против Храмовников.

Осталось только проверить эту догадку.

— Прах сожжённых тел храмовников раньше ведь предавали земле в другом месте? — спросила Мислеги у стоявшего рядом Лилмела.

— Да, но где — не знаю точно. Да и потом, большинство тех, кто не вернулся, находили своё погребение не здесь. Во всяком случае, я не видел ни одного памятного камня старше пятисот лет.

— А насколько тщательно смотрел?

— Тщательно — ни разу. Мне не по себе от этого места. Просто бывал тут часто, — признался, дёрнув плечом, Лилмел, когда они двинулись между стройными рядами камней, — А почему ты спрашиваешь?

— А что было в Храме пятьсот лет назад? Ведь не раскол, верно?

— Спроси Эмаладэ, он наверняка знает.

— Но наверняка не ответит, — возразила Чёрная, — Если не по себе, то можешь уйти. Потому что дальше тебе станет не по себе ещё больше.

— Что ты собираешься делать? — уточнил интуит.

— Поговорить кое с кем, — уклончиво ответила Мислеги.

— И с кем же?

— С кем получится, — уголком рта улыбнулась она, — Мне нужны ответы, Лилмел.

— Мне теперь не только от этого места не по себе, — признал он, — Но и от тебя тоже. Ты словно… в эйфории.

— Это от энергетики здешней, — ответила Ниан, — Её столько, что с ней я могу такое… Но мы тут не за этим. Ещё раз — если хочешь, можешь уйти. Присмотреть за входом, вдруг случайные свидетели…

— Шутка, так? Нет, останусь лучше. Всегда хотел посмотреть на то, как работают Чёрные.

— Ты мало что увидишь… Хотя… Я могу и показать.

— Показать?

— Да. Будешь видеть то же, что и я, только при одном условии. Контролировать свои эмоции, что бы ни происходило. Это всё небезопасно для тебя, но я в любом случае смогу тебя защитить. Ты мне веришь?

Лилмел призадумался: видно было, что колеблется.

— Хорошо, — согласился он, наконец, — Что нужно делать?

— Вначале — прочертить Знак, — сказала Мислеги и, не теряя больше ни кинса, взялась за дело, обнажив клинки.

Юньядо молча наблюдал, как она чертит на сером песке линии, проходящие прямо сквозь памятные камни. Ниан почти не ошибалась, лишь пару раз глянула критично на дело рук своих, и, затерев линию, подправила её. Кривые и петли, исходя из общего центра, причудливо переплетаясь, в конце соединились в почти правильную окружность, и тут уже не требовалось втыкать клинки в землю, как при Испытаниях Кемиры — памятные камни служили отличными опорными точками будущей формации. Оставалось только убрать лишнее, ненужное — на некоторые камни пришлось накладывать формулы рассеяния, чтобы не вмешивались в тонкую энергетическую конструкцию.

— У меня такое чувство, что за нами кто-то наблюдает, — признался Лилмел, пристально глядя на работу Чёрной.

— Скорее всего, так и есть, — не отрываясь, ответила та, — Не отвлекай, почти готово.

Интуит поёжился.

— Холодает…

— Нет, это кажется только… На самом деле, когда подошли с традиционной наукой к нашей области и начали ставить эксперименты со случаями явления теней, то все очевидцы, свидетели и сами исследователи отмечали чувство мороза, холода, пар изо рта. На самом деле это следствие воздействия Чёрной энергетики на человека. Нервы сообщают о холоде, мозг верит, вот и иллюзия пара изо рта. Пара, который видится только для выдыхающего, сторонний наблюдатель его не замечает… Вот и всё. Подойди. Аккуратно, не затопчи мне линии.

— Вот он каков, ваш Знак, — сказал Лилмел, — Я видел как-то его, но.. Почему-то он чуть иначе мне представлялся.

— Я внесла ряд изменений, — призналась Мислеги, — Сдвинула некоторые линии, что отвечают именно моей цели… Возьми меня за руку. Закрой глаза. Прочувствуй меня. Контролируй эмоции, особенно — страх. И не трогай Белую энергетику. Ничего не предпринимай, молчи и смотри. Готов? Сосредоточься.

Гипнократесса закрыла глаза, ушла в себя, отрешаясь от мыслей, от руки, что держала её ладонь, от скалы вокруг, от песка под ногами. Слушала биение своего сердца, собирала внимание на своём дыхании. Тик-так, тик-так, тик-так, вдох — выдох…

Я умираю, — сказала она себе, — Смертельно ранена клинком в бок. Умираю и не хочу бороться за жизнь. Мне нечего оставлять в этом мире, я встречаю покой, и сердце моё бьётся всё тише, и тише, и — тише…

Тик. Так. Тик. Так. Вдох.

Моё дыхание останавливается, — продолжает Мислеги, — И я уже не чувствую боль от раны. Мне хорошо. Мне спокойно. Меня уже почти не стало, я чувствую, как останавливается кровь в жилах.

Тик… Так… Выдох.

Трепетнули пальцы интуита на её ладони. Кемира права — Лилмел почти влюбился, хоть и понимает, что всё, происходящее сейчас, как раз и должно происходить, но подавить тревогу за неё, за Ниан, ему стоит огромного труда.

Юньядо сейчас борется с собой.

Мислеги — тоже, пересилить желание снова вдохнуть.

Я не чувствую его руки. Не чувствую тела. Я не дышу и не хочу вновь дышать. Моё сердце сейчас сожмётся и разожмётся последний раз…

Тик…

Так…

…

Я мертва.

Инвар Телли. Именно так он, по-видимому, исследовал то искусство, что было областью Мислеги, сам будучи Белым. Правда, для этого учёному нужен был помощник из числа именно Чёрных. Ниан уже не просто догадывалась, она была уверена — этим помощником был Ленасси Трельф.

Именно Трельф и показал Телли мир, что был скрыт до того непроницаемой завесой, и Инвар видел. Точно так же, как видит сейчас Лилмел.

Для интуита, привыкшего ощущать окружающей мир чуть тоньше, было непривычно вот так вот видеть сквозь опущенные веки. Мислеги передалось чувство тревоги, что испытывал Белый, но тот сразу же взял себя в руки, как она и предупреждала.

Молодец, — сказала Ниан ему мысленно, зная, что тот поймёт, — Мы словно парим, видишь? Это нормально. Не отвечай мне, молчи, я почувствую…

Там? Знаю, это Тень. Просто Тень. Они всегда возвращаются к тому месту, где нашли покой их тела. Остальное время либо спят в таких местах, либо путешествуют по миру, иногда приглядывают за близкими. Кроме тех, за кем приходят. Кто приходит — потом расскажу. Приглядись — эта Тень словно ищет что-то.

Размытый силуэт, похожий, и вправду, на обычную тень, беззвучно скользил меж памятных камней, задерживаясь меж ними, и, казалось, словно вслушиваясь.

— Властью спирита — приблизься, мы не причиним тебе вреда, — позвала Мислеги.

— Я знал, что этот день придёт, и вы снова сюда явитесь, ненавистники Храма, — ответила тень, и очертания её на миг прояснились, явив зрелое лицо с глубокими голубыми глазами и складками в уголках рта, — И что Белые рано или поздно предадут наши идеалы ради каких-то своих целей.

— Ты ошибся, — возразила Мислеги, — Пред тобой Храмовники, такие же, как и ты.

Похоже, Тень это заинтересовало: древний храмовник заскользил меж камней к ним, приблизился на расстояние вытянутой руки.

— Ты сказал, что снова явятся? — уточнила Ниан, — Но кто?

— Если вы и вправду Храмовники, разве не знаете?

— В Храме теперь есть тайны от своих, — уклончиво ответила Чёрная.

— Всегда были, — тень улыбнулась, или показалось? — Но не такие. Храм ведь не случайно был построен именно здесь. Все храмы древних божеств построены в местах, где нитями сплетаются те силы, что являются сутью божества. Храм Познания построен там, где до́лжно бы явиться божеству познания. Оно и явилось. Правда, сколько ритуалов было испробовано…

— Кем ты был при жизни? — спросила Мислеги, чувствуя, что если на задаст этот вопрос сама, то державший её за руку Белый не удержится.

— Я знаю, для чего обычно Чёрным нужны имена Теней. Не хочу, чтоб ты меня подчинила, — снова показалось, что тень улыбнулась, — Храм — это ключ ко многим тайнам. Неудивительно, что временами находятся те, кто хочет поставить его под свою власть. Я был обычным храмовником, сначала ездил по миру, борясь с Падшими и влиянием Ордена Чистых, что всё росло. Потом — погиб, защищая Храм, когда враги пришли. Камни, там — они в память о тех, кто пал вместе со мной.

— Кто — «они»? Кто приходил?

— Мы не спрашивали имён, не до того было, а знамён они не носили. Но искусство у них было твоё, спирит. Так для чего ТЫ здесь?

— Ищу ответы.

— Странное ты выбрала для этого место, — лицо тени снова размылось, — И способ. Или иначе твои ответы не найти?

— Мне нужны дневники Ленасси Трельфа. Ныне в Храме никто не знает, где их можно отыскать.

— Не мудрено. При мне уже храмовников всё меньше интересовало Познание, всё больше увлекали дела… Кто же, кто же… Может знать… Сейчас.

— Даже после смерти людские привычки остаются, — беззвучно произнесла Мислеги, отвечая на вопрос Лилмела, что он передал ей на уровне ощущений, — Видишь? Словно задумался.

— Я вспоминаю, — отозвалась тень храмовника, понимая, что говорят про него. Внешне это выглядело, словно размытые очертания руки потирают размытый лоб, — Но ты права, спирит. Привычки остаются с нами даже после… Там. Здесь… Как посмотреть.

Размытая рука указала на надгробие в дальнем углу.

— Туда. Магистр, что назывался бы Великим, если бы его деяния дошли до потомков. Но он настоял. Скромность подчёркивает истинное величие… За мной, я провожу.

Мислеги снова ощутила кратковременную тревогу интуита, увидевшего, что точка, с которой они смотрят на памятные камни, движется вместе с тенью, а тела при этом остаются на месте. Это было не движение, нет, скорее — приближение, другого слова не подобрать.

По мере того, как камень становился всё ближе, Чёрная всё отчётливее понимала — энергетика из него ушла вместе с тенью хозяина. За тем магистром, чьё имя можно бы и прочитать потом, когда вернётся нормальное, человеческое зрение, как раз пришли. И потребовался бы другой, совсем другой ритуал, на который нужно время — а в Храме скоро приготовления к ужину, и на них придётся быть.

— Прочь, — словно шёпот, донёсшийся отовсюду сразу, — Отправляйся обратно в покой, храмовник, отправляйся, не пришло ещё ваше время.

Энергетика вокруг словно колыхнулась, и вот теперь Лилмел боролся уже со страхом, что всё-таки пришёл. А вот Мислеги, наоборот, скрывала радость. Явился тот, кого она как раз и хотела позвать. Именно «позвать», а не «вызвать» — над Высшими Спиритами она, живой человек, не властна. Они приходят тогда, когда сами захотят. Или… Если их вынудить к этому.

Тень храмовника исчезла.

— Я храню это место, как и много других, — снова шёпот без источника, со всех сторон сразу, слабый, еле различимый, отдающийся эхом отовсюду, словно заговорила сама скала вокруг, — Не тревожь здешний покой, Ниан.

— Быстро же ты явился, — ответила она, — Я думала, потребуется больше усилий.

— Наглая. Своенравная. Девчонка. Ты хоть осознаёшь, во что ты вмешиваешься?

— Покажись, я очень хочу осознать.

— Напугаю твоего спутника, — снова шёпот со всех сторон, отовсюду, куда ни глянь. Хотя это, последнее, выражение как раз тут неприменимо, взгляд в Поле словно исходит во все стороны сразу, и не определишь, откуда шепчут: — Остановись, в моей власти остановить тебя силой.

— Я читала о сильных спиритах, способных бороться даже с вами, Высшие… В какой же книге это было? Мммм… В «Тайном Знании»? Там постулируется о том, что вы не можете причинять вред напрямую.

— Могу через твоего спутника… — и Лилмел, показалось Мислеги, при этих словах едва не схватился за несуществующее в этой реальности оружие, — Но я ждал тебя.

— А я очень надеялась, что ждёшь. Я пришла за ответами. И не успокоюсь, пока их не получу. Кто посмел тронуть блокнот?

— Я.

— С чего бы, м?

— По просьбе Мирралда.

— Где он сам?

— Он мёртв. Ты же сама убила его, разве нет?

— И ты выполнял его последнюю волю?

— Да.

— Лжёшь. Где он?

— Зачем не лгать?

— Потому что у меня такое чувство, что мной манипулируют, а я этого очень не люблю.

— Все люди не любят. И не прощают, как правило, если — и когда — им становится известно, что их используют.

— Ты не ответил. А вот у меня ответов много: потому, что тебе приказали, например.

— Наглая. Своенравная. Но умная, — признал шепот, — Нравится мой облик?

Мирралд стоял прямо перед ней — если понятие «прямо перед» тут уместно, потому как не существовало здесь понятий «зад» и «перед». Просто — близко, очень близко, и в мельчайших деталях можно было разглядеть детали того строгого делового костюма, в котором любимый был в последний их день.

— Очень, — признала Мислеги, — До мельчайших деталей, надо же… Мирралда — забрали, так?

— Считай, что так. Он очень хотел встречи с Иали.

— Её зовут не Иали.

— Но ты же её так зовёшь, — перебил Мирралд. Хотя, конечно, никакой не Мирралд на самом деле.

— Пока не узнаю, какое имя точнее, — возразила Мислеги.

— Для чего тебе Слепая Госпожа?

— Ответы. Ты же не можешь их дать.

— Умная, но упрямая. Дневники Ленасси Трельфа в Сименельском Соборе, в закрытой библиотеке Епископата.

— Копии?

— Копий нет. Но есть две его части, что клирики не нашли.

— А сколько всего?

— Четыре. Но тех двух, что посоветовал тебе найти Мирралд, достаточно, чтобы ты поняла.

— Поняла что? — Мислеги с обвинением в наглости и упрямстве, кажется, внутренне согласилась.

— У меня нет ответа, — Мирралд исчез, и снова этот шёпот отовсюду сразу: — Я могу сказать лишь то, что могу.

— Из-за моего спутника?

— Лилмел Юньядо всё равно не поймёт, о чём мы говорим сейчас. И не спрашивай, почему.

— Хорошо. Иали знает?

— Иали знает всё. Но вряд ли станет с тобой говорить. Можешь попытаться сама. Сделать то, чего не смогли все Ордена Церкви, вместе взятые. В Жингконе есть остров, названный в честь Богини. Найди там её храм. Возможно, она скажет, где искать дневники. Если нет… Ты готова посвятить жизнь поиску ответов?

— Посмотрим, — сказала Ниан, и вновь: содрогание энергетики, сказавшее ей, что Высший Спирит исчез.

А, стало быть, большего она не добьётся.

Я вижу. Я снова вижу… Я снова вижу, как человек! — говорит Чёрная сама себе с убеждением, и, открывая глаза, постепенно возвращается в реальность.

Лилмел, отпуская её ладонь, стоит рядом, часто моргая от дневного света.

— А ты хорошо держался, — сказала ему Мислеги.

— Что. Это. Было?

Поторопилась. Кажется, интуит ещё не пришёл в себя.

— Высший Спирит. Существо из мира тонкой энергетики. В прошлом, возможно, человек. О них очень мало известно.

— Какая-то очень сильная…. Тень?

— Помоги-ка мне лучше, такое тут оставлять нельзя, — сказала Ниан, принимаясь стирать следы начерченного на земле Знака. Белый стал помогать, борясь с неприятным ощущением от соприкосновения с остаточной энергетикой, враждебной ему.

Чтобы отвлечь Лилмела от этого, Мислеги продолжала пояснять:

— Нет, не Тень. Что-то большее. Тени — суть формации энергетики. Эти же… Не сущности, нечто иное. Трельф, о котором мы говорили, помогал одному учёному из Святых Орденов, Инвару Телли. Так вот, Инвар предположил, что Высшие Спириты есть порождения самой энергетики, как вторичные образования. Те разумные сущности, что обитают там, в той реальности, каким-то образом породили вот такое вот общее целое.

— Вроде коллективного бессознательного?

— Нечто вроде. Но коллективное бессознательное хорошо изучено, даже найдены те частоты мозга, на котором подсознание разных людей держит связь. Это же… скорее, коллективное над-сознательное, его персонификация, воплощение. Не знаю. Это — мистицизм, я его почти не изучала. Высшим подвластны тени и другие сущности. Когда он говорил, что может причинить мне вред через тебя, это было правдой.

— И он смог бы? — спросил интуит, когда они, закончив, двинулись прочь с кладбища.

— Если бы захотел — то, конечно, да. Но я была уверена, что он не захочет. Блокнот, о котором мы говорили. Кто-то очень хотел, чтоб я его нашла, и уж конечно этот «кто-то» догадывался, что я могу прийти с вопросами. А к кому было идти?

— Он тебя ждал, — сделал утвердительный жест Лилмел.

— Да. Кто-то, или что-то словно подталкивает меня искать ответы.

— А ты сама? — пристально посмотрел на шагавшую рядом Чёрную интуит, но, как всегда, вместо лица — только пряди чёрных волос, упавших с виска.

— Смотря, какова их цена. Жизнь посвящать этому я пока не готова.

Лилмел помолчал, призадумавшись.

— После всего, что я видел… Ты уверена, что тебе нужно одной в Архипелаг?

— Уверена. И ты должен понять, особенно после всего, что ты видел.

— Ты мне для этого всё это показала?

— Не только для этого, Лилмел. Ты всё воспринимаешь меня как Падшую, которая, попав в Храм, должна стать похожей на вас. Или твою бывшую, которая была, кстати, хоть и Падшей, но Белой. Понял теперь?

Интуита аж передёрнуло.

— До конца жизни не забуду… Вы всегда так?

— Что?

— Словно умираете? Чувство было, словно ты и вправду…

— Поверил? — теперь уже она смотрела на него, словно проверяя степень искренности ответа.

— Не то, чтобы… Но по ощущениям — да, если б не предупредила, поверил бы.

— Так как её звали, Лилмел?

Он понял, о ком речь.

— Итерис, — сказал интуит, — Её зовут Итерис, или просто Ита. Оставалось каких-то три недели… И она стала бы Итерис Юньядо.

— А мы вот таких далеко идущих планов не строили. У нас всё было проще. Мы хотели… перестать.

И здесь Мислеги, сохранявшая самообладание весь этот, напоминавший о былой боли, день, не сдержалась.

Интуит, глядя в её влажные от слёз глаза, остановился и молча обнял девушку.

— Глупец я, — сказал он, чувствуя, что та готова разрыдаться, — Ты ведь простишь меня?

Он, как никто другой, понял, что для Ниан означало это слово — «перестать».