Эпизод из жизни волшебницы

Евгения Горац, 2018

У студентки школы волшебников завязывается роман с человеком, который высказывается о ее занятиях пренебрежительно и порой бестактно. Делает ли он это с определенной целью? Что ему нужно? Как поведет себя волшебница?

Сама не пойму, как это получилось, я очень виновата перед его близкими. О его бывшей жене я ничего не знаю, а мать, сестра и сыновья, наверно, места себе не находят. Я бы хотела все исправить, но даже не знаю, с чего начать. Заявить в полицию не могу — меня сочтут сумасшедшей. Чувствую себя волшебником-недоучкой, только все это совсем не забавно.

А ведь я хотела, всего лишь, быстрее успокоиться и вернуться к изучению практического волшебства. Вот это «быстрее» и привело к неизвестному и, возможно, трагическому исходу. Обиднее всего то, что желаемого результата я так и не увидела. Пришлось на следующий день применять старый, проверенный метод — и он сработал…. Но после оказалось, что одновременно сработал и новый, «быстрый». Нет, никто не виноват. Отношения начинаются и заканчиваются — это нормальный процесс. Ему льстило, что им увлечена волшебница; он так и представлял меня знакомым: «моя волшебница» — но ни мои занятия, ни методы работы — то, что было для меня самым важным в жизни — ему не были интересны. И когда отношения пришли к логическому концу, я хотела лишь вернуться к практическому волшебству как можно быстрее. Занятия эти требуют особой концентрации и ровного расположения духа. Тоска, обида и неизбежное в таких случаях разочарование откровенно мешают в достижении мастерства.

Занятия волшебством требовали солидной теоретической подготовки в области экономики, психологии, неевклидовой геометрии и физики твердого тела — нужно было точно знать, какие законы будут нарушаться. Чтобы углубиться в учебники, мне пришлось уволиться из фирмы. Денег на квартиру в роскошном доме у океана не хватало, а сбережения быстро таяли. Поскольку зарабатывать на жизнь волшебством я еще не научилась, нужно было искать новый источник дохода. В идеале, новая работа не должна была мешать изучению волшебства. И такая работа нашлась — я увидела объявление в газете: «Требуется помощь по выгулу собак».

Я пришла по указанному адресу и выяснила, что выгуливать придется двух очаровательных шотландских терьеров — ежедневно, утром и вечером. Хозяином терьеров оказался приятный черноусый и черноглазый человек лет сорока, по имени Рамиро. После аварии он был прикован к инвалидному креслу — процесс выздоровления протекал медленно. Когда его увозили на процедуры, собаки, оставшись одни, так страшно выли перед дверью, что соседи начали жаловаться. Чтобы его питомцы не страдали, Рамиро устроил их в дневной лагерь для собак, где они могли играть, общаться и даже заниматься спортом на специальных тренажерах.

Я приезжала утром в Манхеттен, гуляла с собаками, потом отводила их в дневной лагерь и была свободна до самого вечера. Обычно я бродила по городу — зима была теплой и почти бесснежной — а после подолгу сидела в кафе, изучая необходимые для практического волшебства науки. Вечером я забирала собак из лагеря, опять выгуливала их в парке, приводила домой, к Рамиро, и уезжала к себе.

В тот хмурый январский день Рамиро, сияя от счастья, сообщил, что впервые смог пройти по комнате самостоятельно, и загадочно добавил, что хорошая сторона есть во всем, даже в его вынужденной неподвижности. Он не уточнил, в чем именно заключалась эта хорошая сторона, но мне это было не нужно — я и так знала. Дело в том, что я немного, совсем чуть-чуть, способствовала его скорейшему выздоровлению. Я еще не умела влиять на это прямо, но помочь ему очень хотелось. Тогда я пожелала, чтобы у него появился стимул выздороветь быстрее. Несколько несложных манипуляций в пространстве и времени, и — стимул не заставил себя ждать. Неожиданно Рамиро нашел в сети свою первую любовь и теперь жил надеждой на возможную встречу. Конечно, я понимала, что, когда он выздоровеет, мне придется искать другую работу, но он обещал дать мне отличные рекомендации.

***

Ближе к вечеру я, устав и продрогнув, зашла в небольшое кафе. Заказала кофе и тихонько развернула свой принесенный из дому, в целях экономии, бутерброд. Как обычно, я какое-то время смотрела в окно, разглядывая прохожих на площади, затем углубилась в свои конспекты. Сидела я так довольно долго, а очнулась от мягких звуков гитары и увидела, что дневное кафе преобразилось: задернутые шторы и светильники на стенах создали приятный полумрак. Юная официантка поставила на мой столик вазочку с букетиком живых цветов и зажгла витую свечу. Я осмотрелась — деловая дневная публика исчезла, а за некоторыми столиками уже сидели влюбленные пары.

Возможно, я пожалела в тот момент, что сижу одна, но мысль об этом была столь мимолетна, что я даже не уверена, была ли она в самом деле. Изучение волшебства было моим приоритетом, а из горького опыта следовало, что интимные связи и любовные отношения становятся помехой на пути изучения волшебства. Конечно, исключения возможны, но чем острее я оттачивала свое мастерство и чем больше совершенствовалась сама, тем меньше оставалось шансов встретить человека, который органично вписался бы в процесс моего совершенствования. Поэтому я была абсолютно искренна, когда ответила певцу из бара, что не ищу встреч или знакомств. Но он не поверил и позже уверял, что в моем взгляде прочел противоположное утверждение.

Он пел странную и удивительно красивую песню о путешественнике во времени. А когда его сменила пианистка, он неожиданно подошел к моему столику и спросил, понравилось ли мне. Я честно ответила, что никогда не ожидала услышать такую глубокую песню в кафе-баре и спросила кто автор. Он позже часто повторял, что никогда не забудет этот момент, это был день его рождения и о лучшем подарке он и не мечтал — ведь автором был он сам.

Я уже спрятала учебник неевклидовой геометрии в сумку, но тетрадка оставалась открытой, и он вдруг заметил, что в моем чертеже ошибка и сказал, что изогнутость пространства здесь должна быть иной. Взял карандаш и тут же, на салфетке, начертил правильное решение. Я не успела удивиться, как он уже сел за мой столик и стал рассказывать о себе. Песни он начал писать недавно и увлекся процессом, но обнаружил, что для некоторых они слишком сложны. К счастью, хозяину этого кафе они очень нравятся, вот он и пригласил автора петь по вечерам. Я поинтересовалась, почему он не писал песен раньше, и он ответил шуткой: «А раньше все было хорошо», чем заинтриговал меня еще больше.

Сейчас-то я понимаю, что у него был потенциал волшебника, но сам он утверждал, что не верит в волшебство и считает его пустой, хоть и не лишенной приятности, забавой. И горькая ирония заключается в том, что сам он сейчас стал жертвой этой «забавы», если мне, конечно, не удастся все исправить.

Он проводил меня к собачьему лагерю, и немало подивился, что на свете существуют столь странные заведения. Собаки обычно радовались, как дети, когда за ними приходили хозяева, а оставшиеся грустно сидели у окна.

В тот вечер я позволила Чаку — это было сценическое имя певца из бара — проводить меня, но от дальнейших встреч отказалась. Я попыталась объяснить, что мой реал стабилен и удобен. Холодный океан за окном, теплый кот на коленях и занятия любимым делом — это все, что мне сейчас нужно. Может показаться, что запросы мои слишком скромны, но именно к этому я шла всю жизнь — а ведь мало кто может похвалиться тем, что получил от жизни все, что хотел.

Но Чак был настойчив.

Следующие несколько вечеров, он ходил вокруг моего дома, притворяясь продавцом гвоздик, пока, наконец, мы не встретились. Он вручил мне ворох полузамерзших цветов и попросил позволения спеть свои песни о Путешественнике во времени. Та песня, что я слышала раньше, оказывается, была одной из цикла. Я согласилась и после работы опять пришла в кафе.

Мне понравились и его песни, и манера исполнения — у него был мягкий приятный баритон. Но та, первая, осталась моей любимой: то ли она и впрямь была лучше других, то ли обстоятельства знакомства с автором придали ей романтичности — уж не знаю. В ней был такой припев: «Снежное серебро растает весной, серебро луны померкнет утром, а серебро на моих висках никуда не денется — я потерял машину времени». В его голосе звучала неподдельная тоска, и гитарные струны будто горевали и жаловались на безысходность.

Конец ознакомительного фрагмента.