Хороший человек

Евгений Юрьевич Сахнов, 2022

Европа. Сентябрь 1918 год. Война подходит к концу. Молодой англичанин из обеспеченной семьи сбегает из дома и отправляется на фронт. Он хочет воевать, хочет быть солдатом своей страны и бить врага, хочет справедливости. Но вопреки своим представлениям о войне он попадает в настоящий кошмар и еще не понимает, к какой беде могут привести его поступки. Содержит нецензурную брань.

2

Мэт и Чарли поднялись на ноги и, как и все, вылезли из окопа. Лагерь был полностью уничтожен. Все перемешалось с землей, грязью и кровью. Большая часть палаток была сметена. Повсеместно среди разбросанных ящиков, мешков и разломанных деревьев лежали трупы солдат и то, что от них осталось. Те, кто был ранен снарядами, громко кричали и стонали от боли. Многих солдат, поднявшихся из окопа, рвало при виде человеческих останков и изуродованных тел их сослуживцев. Санитары бегали и отдавали приказы другим солдатам, куда относить тяжелораненых.

— Какой кошмар, — тихо проговорил Мэт. — Столько убитых.

— Среди них могли быть и мы с тобой, — сказал Чарли, — если бы ты не спас меня. Спасибо. — Он положил руку на плечо Мэту. Тот посмотрел на босую ногу Чарли.

— Найди себе обувь.

— Что? — Он посмотрел на Мэтью, а потом на свою ногу. — А, точно, я совсем забыл.

Немного замешкавшись, Чарли переспросил:

— Как думаешь, где можно найти ботинок моего размера? Нам выдали только одну пару и не сказали, что делать в случае, если я потеряю один ботинок. Может, спросить у капитана?

— Думаю, у них сейчас и без этого забот хватает, — ответил Мэт, оглядываясь по сторонам. — Видишь кого-нибудь из нашего взвода?

— Нет, надеюсь, все живы.

— Я пойду проверю нашу палатку, вряд ли она уцелела, но, может, кому-то из наших нужна помощь, и кто-нибудь сейчас там. А ты найди себе где-нибудь обувь.

— Постой! А где я это сделаю. Особенно сейчас?

Мэт понизил голос и приблизился к другу.

— Чак, тебе может это не понравиться, и я понимаю, что это покажется не совсем правильным, но попробуй снять ботинок с кого-нибудь из парней, кому он уже не нужен. Понимаешь?

Внимательно выслушав, Чарли вытаращил глаза на Мэта.

— Что? Снять обувь с мертвеца? Ты что такое говоришь?! — затараторил он. — Это же мародерство! Если меня не отдадут под трибунал за такое… — он не закончил фразу. — Да и потом, красть у мертвого — это же грех! — добавил он шепотом.

— Я предупредил, что тебе это может не понравиться.

— Не понравиться? Да я категорически против! Красть у покойников — это не к добру!

— Да какая это кража, скажи, пожалуйста? И это не грех совсем. Обувь нам выдало командование. Тем более, сам посуди, убитым парням ботинки уже ни к чему, а тебе они необходимы. Или ты собираешься гнать немцев через всю Францию босиком по грязи? Ты скорее простудишься и заболеешь. Или, того хуже, поранишь ногу и занесешь инфекцию. В таком случае ногу эту придется отрезать. И скажи, пожалуйста, какой прок от тебя тогда будет на этой войне?

Чарли задумался.

— Эти парни отдали свои жизни за правое дело, защищая Британию, так пусть один из них послужит еще немного своей стране, одолжив тебе ботинок.

— Твои слова имеют смысл, — медленно проговорил Чарли, обдумывая услышанное. — Но все равно это как-то неправильно.

— Чак, это война, — с грустью проговорил Мэтью, осматривая разрушенный лагерь. — Что тут вообще может быть правильного?

Чарли, постояв еще немного, медленно побрел на поиски подходящего по размеру ботинка. Мэт пошел в сторону палаток своего взвода, вглядываясь в лица всех, кто ему встречался по пути, в надежде увидеть знакомых ребят. Со страхом он посматривал на лица убитых, опасаясь, что может кого-нибудь узнать. Ему казалось, что глаза всех мертвецов, которых он проходил, пристально его изучают. Казалось, что они глядят именно на него. Не просто на него, а своими пустыми безжизненными глазами всматриваются ему в душу. Как будто видят что-то. Мэту стало не по себе от этого. Раньше он никогда не видел мертвецов. Еще больше его пугал тот факт, что какой-то час назад он со многими из них разговаривал на полевой кухне за завтраком. А теперь их нет. Вот так просто. Был человек — и нет человека. А память и воспоминания о них как будто по инерции еще продолжают теплиться в выживших товарищах.

Мэтью прекрасно осознавал, когда шел записываться в добровольцы, что на войне будут убивать и он будет видеть смерть. Никаких иллюзий он не испытывал. Но сейчас, глядя на изуродованные тела людей, с которыми он болтал за одним обеденным столом, он испытывал очень странные чувства. С одной стороны, ему, конечно, было жаль всех погибших, но с другой — он благодарил Бога за то, что остался невредим после такого. Странная смесь эмоций.

Так он дошел до того места, где должна была быть их палатка. Конечно, самой палатки там уже не было. Разорванный тент лежал в грязи, присыпанный землей.

— Эй, парень! — Мэтью понял, что обращаются именно к нему.

— Да? — Он посмотрел на человека, который его звал. Метрах в десяти стоял санитар, около него лежал мертвый окровавленный солдат.

— Помоги мне оттащить этого беднягу, — он жестом указал на труп.

— Конечно. — Мэт подошел к нему. — Куда?

— Вон в тот овраг за деревьями. Всех мертвых складываем туда, — он указал в сторону деревьев. — Бери за ноги.

Мэт нагнулся и ухватился за ботинки, санитар взял труп за руки, и первый пошел в сторону оврага спиной вперед, поглядывая через плечо себе под ноги. Мэтью старался не смотреть в лицо солдата, которого они несли. С некоторым облегчением он заметил, что глаза того были закрыты.

Они дошли до деревьев, сразу за которыми был спуск в небольшой овраг. Мэт замедлил шаг, увиденное поразило его. Тела солдат, сложенные в несколько рядов.

— Боже мой, сколько их тут? — спросил он.

— Уже около сотни, но еще приносят. Позже кто-нибудь будет пересчитывать и записывать их, — ответил санитар. — Этого несем дальше, в конец.

Они шли вдоль рядов мертвых, изувеченных тел. Все в крови, некоторых невозможно было узнать, так они были изуродованы. Мэтью почувствовал тошноту, к такому он не был готов. Пройдя дальше, он заметил солдата метрах в тридцати от них, который спиной к ним склонился над телом убитого, наверное, оплакивал друга. «На войне рано или поздно каждый потеряет кого-то из близких друзей», — подумал он.

— Все, клади здесь, — сказал санитар. Они положили тело, и, выпрямившись, Мэт оглядел это место. «Здесь явно больше сотни», — думал он. Санитар достал сигарету и закурил.

— Будешь?

— Нет. Не курю.

— Я тоже еще неделю назад не курил, — усмехнулся санитар, — но это позволяет немного расслабиться. Скорее, даже отвлечься от всего этого кошмара.

Мэт не знал, что сказать ему. Он потупил взгляд.

— Ладно, я пойду искать свой взвод.

— Давай.

Санитар сделал затяжку и, задрав голову кверху, медленно выпустил облако дыма, смотря на голубое небо.

Мэт направился в ту сторону, откуда они пришли. Его внимание привлек солдат, которого он заметил ранее. На этот раз он сидел у другого тела и так же склонился над ним. «Что он делает?» — подумал Мэт. Замедлив шаг, он постарался приглядеться. Солдат поднялся на ноги, убирая что-то в карман брюк, и сделал несколько шагов к следующему телу. Мэт остановился. Незнакомец нагнулся над мертвецом, теперь он был лицом к Мэту, так что тот смог разглядеть, как человек обшаривает карманы куртки убитого. Затем он взял руку мертвеца и снял с нее часы. Посмотрев на них и немного повертев, тот засунул их себе в карман куртки.

Даже на таком расстоянии незнакомец казался здоровым. Голова была наголо обрита. Поднявшись на ноги, капрал заметил смотрящего на него Мэта. Он замер на несколько секунд, огляделся и негромко, но так, чтоб Мэт услышал, прорычал:

— Чего вылупился?

— Что ты там делаешь? — робко спросил Мэт.

— Не твое дело. Вали отсюда.

— Верни все, что взял, — более решительно ответил Мэт.

— Что-о-о? — вопросительно протянул незнакомец со злостью.

— Ты меня услышал.

Тот несколько секунд стоял, не шелохнувшись, всматриваясь в Мэта.

— Вали отсюда, — уже громче прорычал он.

— Я не могу, — нерешительно проговорил Мэт. — Так нельзя. Последний раз предлагаю вернуть все, что украл.

— А то что? — прорычал незнакомец и злобно улыбнулся.

Мэтью кожей почувствовал исходящую от незнакомого солдата агрессию. Какой-то сильный негатив и злобу излучал этот человек. И дело даже не в мародерстве, было что-то еще, что-то опасное.

Так они стояли несколько секунд и молча изучали друг друг. Незнакомец пристально смотрел в глаза Мэту, как будто выжидая чего-то. Мэт почувствовал страх. Холодок медленно прошел по его шее, так что его передернуло.

Незнакомец был в форме капрала, то есть в таком же звании, как и Мэт, думал он.

— Еще раз тебе говорю: вали отсюда, — проговорил здоровяк.

Мэт чувствовал сильный дискомфорт, его сковал страх, не позволявший ему пошевелиться. Как будто тот человек загипнотизировал его и не отпускал. А может, все дело в инстинкте самосохранения? Как у животных, когда зверь поменьше чувствует затаившегося хищника и сам становится неподвижным, чтобы не выдать себя. Он все-таки поборол страх и, резко развернувшись, пошел в сторону лагеря.

«Необходимо доложить капитану или кому-нибудь об этом», — решил он. Поднявшись из оврага, он начал быстро вглядываться в людей, в поисках офицера или кого-нибудь со званием повыше.

Пройдя вглубь лагеря, он увидел своего взводного капитана. Капитан Смит стоял на том месте, где раньше была их казарменная палатка, рядом с ним были его товарищи по взводу, среди них был Чарли.

Мэт быстрым шагом направился к ним. Подойдя ближе, он услышал, как капитан инструктирует солдат, собравшихся вокруг него. Заметив Мэта, Чарли махнул ему рукой.

— Где ты был? — шепотом спросил Чарли. — Я тебя обыскался. Кстати, я нашел ботинок. — Он выставил правую ногу, хвастаясь новым предметом гардероба.

— Помогал санитару, — ответил Мэт. — Какие указания от капитана?

— О! Мы будем продвигаться дальше. Сегодня прибудет еще несколько дивизий, а завтра мы выдвинемся на северо-восток. Там надо занять какой-то город, не выговорю название. Немцы вроде как отступают.

— Ага, отступают. А кто тогда по нам артиллерией бил?

— Так вот про это и речь! Они бегут, а перед этим нас хотят сдержать, чтоб подальше драпать.

— Привет, Мэт! Ты как, не ранен? — Рыжеволосый капрал вышел из толпы и подошел к ним.

— Огаст, все в порядке, — ответил Мэт. — Сам как?

— Я цел, ребята из нашего взвода тоже живы, — сказал молодой парень и широко улыбнулся.

Ярко-рыжие, почти красные волосы и бледный цвет кожи выделяли его из толпы. Огаст Кэб был среднего роста, но крепкого телосложения. До призыва он занимался боксом и даже планировал поехать на соревнования, но так же, как и многие молодые ребята, дождавшись призывного возраста, сразу записался на фронт.

Капитан закончил инструктаж и, распустив солдат, быстрым шагом куда-то пошел. Мэт, протискиваясь сквозь толпу товарищей, стараясь не выпустить капитана из вида, продвигался в его сторону.

— Капитан Смит! Капитан Смит, разрешите обратиться!

— Что тебе, Аллистер? — ответил капитан, не останавливаясь.

Капитан Смит был хорошим офицером. Мужчина сорока пяти лет, высокого роста, с аккуратно постриженными усами, как у отца Мэтью. Все рядовые и капралы любили его и воспринимали как к строгого, но любящего отца. Скорее всего, потому, что сам капитан относился к своим подчиненным с уважением и заботой. У других офицеров он также пользовался большим уважением. Он был рассудителен, строг, при этом справедлив, мало говорил, но всегда по делу. Он прекрасно понимал, что ему достался взвод молодых новобранцев, которые ничего не понимают в военном деле и для многих из которых эта война, скорее, была приключением из каких-нибудь книг. Он также понимал, что для большинства из них эта война окажется последним приключением. Смит чувствовал ответственность за жизнь каждого из этих молодых парней, еще несколько недель назад бывших обычными мальчишками. Он видел своей целью как можно лучше обучить этих парней и как можно дольше сохранить им жизнь, при этом выполняя задания командования.

— Капитан, я хочу поговорить с вами об одном инциденте.

— Аллистер, ты выбрал очень неудачное время для этого. Разве не видишь, какая сейчас неразбериха?

— Понимаю, сэр, но дело не терпит отлагательств. — Капитан глубоко вздохнул и потер глаза.

— Слушаю.

— Спасибо, сэр. Я помогал санитару переносить тело убитого в овраг и случайно увидел, как один солдат в форме капрала обшаривал тела. Он шарил по карманам, снимал с тел часы и забирал все это себе.

— Ты уверен?

— Абсолютно, сэр.

— Проклятье! — негромко выругался капитан. — Мародеров еще не хватало. Ты знаешь, из какого он взвода?

— Нет, сэр, но точно не из нашего. Раньше я его не встречал.

— Сможешь узнать его?

— Думаю, да.

— Ладно, сделаем так: когда встретишь его в следующий раз, подойди ко мне и укажи на него. Я буду в офицерской палатке.

— Есть, сэр.

— А теперь иди восстанавливать лагерь вместе с остальными. Сегодня прибудут еще несколько батальонов, а завтра мы все выступаем.

— Так точно, сэр!

Капитан Смит пошел дальше, а Мэт направился к своим товарищам. Лагерь быстро возвращался к прежней жизни. Времени на переживания и скорбь по погибшим не было. Нужно было все восстановить и двигаться дальше. Все это понимали. Все чаще стал слышен дружный смех. Солдаты подшучивали друг над другом. Поначалу Мэта это удивило и немного возмутило, но он быстро понял, что во время постоянного стресса и боязни погибнуть смех — отличное лекарство.

Многие по-прежнему уносили убитых. Раненых относили в быстро сооруженный вместо уничтоженного лазарет. Мэт подошел к своим сослуживцам, которые натягивали длинный тент — их будущую казарму.

— Как вам первое боевое крещение, парни? — спросил один из капралов своих сослуживцев.

— У меня до сих пор трясутся руки и гудит в ушах, — отвечал кто-то из парней.

— На моих глазах убило несколько человек.

— Немцы заплатят за это! Я слышал, что они бросили свои позиции и отступают. Бегут крысы!

— Да! Заплатят за каждого убитого!

— Эй, Чарли, говорят, ты еле спасся от бомбежки?

— Да. Если бы не Мэт, от меня бы ничего не осталось! — ответил Чарли. — Если так пойдет и дальше, то на этой войне я точно похудею, в жизни так быстро не бегал.

— А я думал, ты уже похудел в учебке!

Все дружно рассмеялись.

— Скотт, как твой котелок? — спросил Огаст капрала с перевязанной головой. — Надеюсь, не все мозги вытекли?

Все опять засмеялись. Сам капрал с повязкой на голове широко улыбнулся.

— Кое-что еще осталось. Болит, но врачи сказали, что жить буду. Осколком задело, — ответил тот. — Я, конечно, не рассчитывал, что меня ранят в один из моих первых дней на войне. Было бы обидно пропустить всё из-за глупого ранения.

Скотт закурил сигарету.

— Могло быть и хуже, ты мог сейчас лежать в овраге с теми беднягами, кому не так повезло, — сказал Чарли. — Или, еще хуже того, тебе могло оторвать руку или ногу.

— Это точно, — ответил Скотт. — Я, когда шел записываться в призывной пункт, думал, что меня ждет что-то вроде большого похода. Конечно, я знал, что будут бои и все такое, но не рассчитывал, что придется бегать и прятаться от бомб.

— Так тут война. А ты думал, что будет пикник? — спросил кто-то.

— Я рассчитывал бить врага, вот что я думал. А тут эти бомбы! Как можно сражаться против бомб, летящих с неба? Это нечестно!

Скотт затянулся и, выпуская дым, продолжил:

— У меня в руках винтовка, а тут эти бомбы. Я даже не видел того, кто в меня их запускает! Вот я бы ему навалял, если бы оказался перед ним!

— У тебя еще будет возможность встретиться с немцами лицом к лицу, — сказал Огаст.

— Очень на это надеюсь. Потому что это совсем не то, что нам рассказывали в учебке.

— Скажи спасибо, что немцы не газом нас травили. Ребята говорили, что они применяют газ и травят людей в окопах, а потом добивают выживших.

Все притихли. Каждый слышал эти ужасные истории от уже повоевавших солдат про то, как их травили немцы. Выпускали газ прямо в окопы, и если ты не успевал надеть противогаз за несколько секунд, пока на тебя быстро надвигалось густое газовое облако, все — мучительная смерть. Рассказывали, что если не повезло умереть сразу, то человек настолько исходил кашлем, что буквально выплевывал свои внутренности. Помимо этого газ выжигал глаза так, что люди слепли. В учебке их всех заставляли тренироваться по быстрому надеванию противогазов. Бывалые рассказывали, что защиты на всех все равно не хватает, так вот, те, кому не достался заветный противогаз, при газовой атаке бежали в сортир и окунали голову в ведро с мочой. Отвратительно? Конечно, но зато ты оставался живой. Слушая эти истории, новобранцы смеялись и морщились от отвращения. Но позже, когда они видели людей, переживших газовые атаки, с обожженными лицами и перевязками с кровавыми пятнами на том месте, где должны быть глаза, каждый из них думал, что ведро с дерьмом не такая уж и плохая идея. Чего только не сделаешь, чтобы выжить.

— Газ, артиллерия, мины. Все это подлые методы ведения боя. Ты можешь быть самым быстрым, самым метким и сильным, но какой от всего этого толк, если тот, кто идет рядом с тобой, случайно наступит на мину и вы оба подорветесь? — продолжил Скотт. — Твои навыки и качества не уберегут тебя от артиллерии. Все это очень несправедливо.

— То ли дело раньше! — улыбнулся Огаст. — Когда солдаты сражались на мечах. Армия на армию сотнями. Тогда все зависело от твоей физической силы и от того, как долго ты сможешь махать мечом. Половина из нас, дохляков, даже и меч не подняла бы, не говоря уже о том, чтобы сражаться толком.

— Да даже в таком бою чести больше, чем во всем этом. — Скотт бросил окурок в грязь под ногами.

— Кстати, раньше, в древние времена, некоторые правители, ведущие войска на бой, чтобы сохранить жизни своим солдатам, предлагали врагу битву их лучших воинов, — встрял Чарли.

— Да ладно! Прикалываешься!

— Серьезно тебе говорю.

— А остальные чего? Просто стояли и смотрели, как дерутся двое?

— Да. Сотни солдат стояли и смотрели, как дерутся самые сильные воины.

— Вот это да! А потом что? Когда кто-то побеждал.

— Ну, там разные были случаи. Бывало, армия погибшего воина переходила под командование победителей. Бывало, они просто уходили со своих земель. Но при этом они были живы. Такие порядки.

— Да. Достоинства и чести у людей раньше было побольше, — протянул рыжеволосый Огаст.

— Вот и скажи мне, Чарли, раз ты такой умный и хорошо знаешь историю, — повернулся к нему Скотт, — отчего сейчас-то так?

— Что ты имеешь в виду?

— Вот раньше у людей были только мечи и копья. Они не имели техники, радио и всего того, что есть у нас сегодня. Науки не было, да много чего еще. Они же были необразованные варвары, верили во множество богов. Но при этом они, получается, были благородны, понимали, что такое честь и достоинство. Отчего сейчас так? Что произошло с людьми, что они стали такими? Все эти мины, газ и все остальное. Вот чего сегодня не выбрать самых сильных — и чтоб они сражались?

— А я тебе отвечу, — вмешался Огаст. — Оттого, что слабые заранее понимают, что они слабее, но при этом проигрывать не хотят, вот и придумывают всякие ухищрения — мины и бомбы, чтобы хоть и грязно, но победить. Технологии сейчас это позволяют сделать, вот они и пользуются. Сегодня побеждает не самый сильный, а самый хитрый.

— Я вот что думаю, — сказал Скотт, — вот те, кто развязал эту войну, вот пусть бы они и бились между собой.

— Ты имеешь в виду политиков? — уточнил Чарли.

— Политиков, генералов, кто там еще у них есть? Банкиры тоже. Вот пусть они бы между собой и бились, раз им что-то надо друг от друга.

— Как ты себе это представляешь? Собрались пожилые старики и начали тыкать друг в друга тростями и палками, ворча? — рассмеялся Огаст.

Ребята расхохотались.

— Да, на такое я бы посмотрел! Просто я не понимаю, зачем нас во все это втягивать. Я готов сражаться за родину, за правду и справедливость, но не готов идти на бойню, где от меня ничего не зависит. Мы все тут пушечное мясо.

— Армия на то и существует, — внезапно вмешался Мэтью, — чтобы такая страна, как Англия, смогла защищать себя и своих союзников. У политиков и банкиров есть свои дела, у военных — свои. Каждый должен заниматься своим делом.

— Но я же не солдат. То есть это все не моя жизнь и не мое призвание, — возразил Скотт. — Я обычный парень, который пытается хоть как-то пробиться в жизни.

— Но ты стал солдатом, когда пришел в призывной пункт, — парировал Мэт. — Страна доверила тебе важную миссию, а ты подводишь ее, говоря о том, чтоб дрались политики вместо тебя. Нельзя сегодня хотеть быть солдатом и защищать свою страну, а завтра перестать этого хотеть. Это безответственно. Что тогда будет со страной, если все солдаты начнут так рассуждать?

Скотт нахмурил брови и молча смотрел на Мэта, пока тот продолжал:

— Да, идет война, да, тяжело, да, гибнут люди, и ты можешь погибнуть тоже. Но мы солдаты. Мы отправились на войну, чтобы защищать нашу родину. Именно от нас зависит исход, именно от нас зависит, победим мы или нет. От нашей стойкости, нашей веры в победу.

Все внимательно слушали Мэта.

— Ты просто перечитал листовок и газет! — возразил ему Скотт.

— Да, парень! Тебе бы перед толпой выступать! — воскликнул Огаст. — Такие у тебя речи красивые! Я сейчас сам чуть было в это не поверил.

Опять дружный смех.

— Кстати, расскажи нам, а как ты сюда попал, Мэт? — спросил Огаст. — Ты же вроде из лордов. В отличие от нас, простых работяг, ты мог бы спокойно отсидеться где-нибудь. Что тебя сюда привело?

Некоторые ребята посмотрели на Мэтью с любопытством. Они что-то такое уже слышали о том, что Мэтью имеет какой-то титул. Это значит, что он мог бы вообще избежать призыва или на крайний случай отсидеться в штабе, где хорошая еда, да и безопасно, в конце концов.

— Что меня привело? Чувство долга, — уверенно ответил Мэтью. — Я не мог оставаться дома, видя, что происходит с миром и с моей страной. Записался добровольцем. Вот и все.

— Так ты же лорд! Почему ты не пошел в штаб, если уж так прям хотелось на войну? — не унимался Огаст.

— А что бы я там делал? Просиживал штаны, пока настоящая война идет совсем в другом месте?

— Зато в безопасности, — буркнул Скотт.

— Ну, хорошо, в безопасности. Но, сидя в штабе в безопасности, врага не победить и войну не выиграть. Именно на передовой идут сражения, и именно тут творится настоящая история.

— А что твои родители? — поинтересовался Огаст.

— А что они?

— Они вот так спокойно отпустили тебя на фронт?

Мэт взглянул на Чарли. Тот с грустью смотрел на него, так как знал, что Мэтью сбежал из дома. Мэт рассказал ему еще в учебке про это, когда они познакомились.

— Они и не отпускали.

— То есть как?

— Я сбежал из дома.

— Ты сбежал?! — изумился Огаст.

— Да.

— Ты сбежал из своего богатенького и, я уверен, огромного дома, чтобы сейчас с нами, парнями из низов, в этой грязи устанавливать казарму?

Мэт замолчал на некоторое время. Все, притихнув, ждали его ответа.

— Я сбежал из дома потому, что отец не разделял моего мнения, — негромко поведал Мэт. — Мир вот уже несколько лет сотрясает эта война. Гибнут люди, ни в чем не повинные люди, которым нужна наша помощь. Бомбят нашу родину. Я не мог просто так сидеть дома и смотреть на все это. Творится самое настоящее зло. Каждый день я читал газеты и новости с фронта о разрушенных городах и о погибших и просто не мог оставаться в стороне от этого.

Все внимательно слушали его.

— И да, ты прав, я всегда мечтал устанавливать казарму в грязи вместе с парнями из низов, — улыбаясь, добавил он.

Огаст улыбнулся в ответ. Некоторые рассмеялись.

— Я пошел потому, что сам хотел на эту войну. Я хочу положить конец этому злу.

— Каким образом?

— Я достаточно неплохо стреляю и подумал, что мои навыки могут быть полезными.

— То есть ты хочешь положить конец злу и насилию, но при этом сам творя такое насилие? — спросил Скотт.

— Да, ты прав. Иногда, чтобы защитить слабых и угнетенных, нужно применить силу. Иначе никак. Если придется убивать, чтобы окончить эту войну и принести мир, я буду это делать.

— По-твоему, здесь нет противоречия? — продолжал Скотт.

— Нет противоречия в том, чтобы нести мир! — немного раздраженно ответил Мэт.

— Да у нас тут идеалист в отряде! — воскликнул Огаст, улыбаясь.

— Мэт, а тебе не приходило в голову, что те, кто печатает эти газеты с призывом, которые ты читал, хочет, чтобы ты пошел на войну? Это же пропаганда. Разве нет? Они что угодно там напишут, лишь бы народ их читал. Мой папаша говорит, что газетам доверять нельзя, что через них политики оболванивают население и заставляют людей делать то, что им надо, — продолжил Скотт.

Мэт задумался.

— Я так не думаю. Газеты — очень нужное и полезное явление. Они просто отражают факты. Я не согласен с твоим отцом, что власти нас оболванивают. Да и зачем им это? Каждый правитель хотел блага для своего народа.

— Ну, хотя бы затем, чтобы мы пошли воевать на эту войну. Газеты не все могут рассказать. Что-то могут упустить или приврать. А что-то, наоборот, перевернуть и запутать.

— Я не согласен с тобой. Кому тогда доверять, если не властям? — резко перебил его Мэт, заметив, что начинает злиться, сердце застучало быстрее. — Во власти сидят люди гораздо умнее нас с тобой! Нам многое неведомо, и поэтому простые люди не всегда могут понять ход мысли правителей!

Он сделал паузу, чтобы успокоиться и перевести дыхание.

— Если не верить властям, тогда кому верить?

— Я не знаю. Папаша не сказал, — задумчиво ответил Скотт.

Ребята рассмеялись на это. Ни Мэт, ни Скотт не хотели продолжать этот разговор.

— А я пошел на войну, чтобы на мир посмотреть, — нарушил молчание Огаст, не обращаясь ни к кому конкретно. — Я родом из маленькой деревни и никогда из нее не выбирался. Все, что я видел, — это поля, овцы, куры и коровы. Денег у моей семьи немного, так что это был единственный способ хоть как-то сбежать оттуда и попутешествовать. Поэтому я и записался на фронт.

— И что? Как тебе Франция? — спросил кто-то из ребят. — Правда же, красивая страна!

Все рассмеялись. Все они находились во Франции каких-то пару дней и ничего не видели, кроме лагеря и бесконечных лабиринтов окопов, окруженных бескрайними, черными от грязи полями, изуродованными воронками от бомб.

— Именно так я себе все и представлял, — со смехом ответил Огаст. — Жду не дождусь, когда нам подадут сыр и вино. А что? Это всяко лучше, чем тухнуть в той глуши, откуда я родом. Здесь я хотя бы чувствую, что мы на передовой. Именно про нас будут писать газеты и говорить по радио. Про наши бои и подвиги.

— Ага. Если нас не прибьет следующей бомбой, летящей с неба, — пробурчал Скотт.

— Разве вы не чувствуете себя героями, парни? Воинами-освободителями Европы? — вдохновленно спросил Огаст.

— Я себя так пока не чувствую, — отозвался Чарли.

— Какими героями? — ответил Скотт. — Я чувствую, что нас собрали из того, что оставалось, и кинули в эту мясорубку. Нас, неопытных, молодых и глупых. Что, по сути, мы можем здесь сделать? Я первый раз в жизни взял в руки винтовку всего три недели назад в учебном лагере. Какую пользу я могу принести?

— Скотт, войны выигрываются не конкретными солдатами, а армиями. — Чарли снял очки и начал их протирать. — Ты часть нашей сильной армии, как и мы все. Вместе мы сила, которая уже может что-то сделать. Что-то значимое для истории.

— Ага. Скажи это тем парням, которые погибли сегодня. Вот они успели значимых дел наделать.

— Ладно, хватит об этом, — вмешался Огаст. — У нас есть враг на этой войне, не хватало еще между собой собачиться.

Все поддержали его одобрительными возгласами и шутками.

— Мэт, эй, Мэт. — Скотт подошел к нему и нерешительно потупил взгляд.

— Да?

— Я не хотел ругаться с тобой, — проговорил Скотт. — Я из простой семьи работяг и действительно много чего не знаю. Я вообще, по правде сказать, первый раз вижу живого лорда.

— Да ладно тебе, тоже мне достижение, — отмахиваясь, сказал Мэт. — Все в порядке, извини ты меня, если я резко высказался о твоем отце. Не хотел никого обидеть.

— Мой отец вообще много говорит. На все есть свое мнение. Я же далек от таких заумных рассуждений о политике, религии или еще о чем-то.

Мэт приобнял его за плечо.