Чекист. Время перемен

Евгений Шалашов, 2022

Товарищ Аксенов рассчитывал, что пробудет в Советской России не больше недели. Отчитается перед Политбюро и вернется обратно. В Париже много дел. Укрепить резидентуру, вывести оставшиеся миллионы гр. Игнатьева, а потом с чистой совестью сдать дела преемнику. Но ему приходится задержаться.

Глава шестая. Сухаревский рынок

До отхода поезда в Вологду оставался целый день и можно заняться работой. Утром заскочил в Борисоглебский переулок, вручил своему заместителю неожиданную премию. Глеб Иванович, если и был удивлен, то вида не показал, сообщив, что он все раздаст, а уж как раздавать — подумает.

Ладно, пусть него голова о выдаче импортного барахла болит потом, а пока он должен доложить своему начальнику — как идут дела с планом создания Восточного отдела?

Я, как кое-кто говорит, в некотором отношении зануда, и перед отъездом во Францию озадачил заместителя — составить план охвата сопредельных государств в наши загребущие сети. С Западом и с Северо-Американскими Соединенными штатами мы более-менее разобрались, Африку отложили на потом, а вот Восток оставался «голым». Глебу Ивановичу следовало определиться — а что мы вообще станем считать Восточным направлением, какие государства следует «охватить» в первую очередь? Понятное дело, что «охватывать» нужно все, но сразу ничего не получится. Умница Бокий сразу определил, что нам придется работать не только в Турции и Иране и в прочих, чужих государствах, но и у себя, в Средней Азии, вроде Бухарского эмира или Хивинского ханства, где советская власть еще только-только установилась, а еще в тех местах, что считаются территорией РСФСР, но имеют определенную специфику, а это и Кавказ, и Башкирия, и Казанская губерния. Еще бы Крым не забыть, хотя он у нас в Европейском отделе числится. Что ж, нужно, чтобы ИНО обобщало и систематизировало работу наших коллег, чтобы мы решали, как это использовать для разведывательной работы.

Мы уже говорили, что самым перспективным направлением у нас является Афганистан, с которым установлены дипломатические отношения и, стало быть, советское посольство требуется увеличить хотя бы на пять, а лучше на десять единиц, из тех товарищей, кто владеет восточными языками. Потрясти Академию наук, пусть подскажут толковых людей. В девятнадцатом году мы немного помогли Афганистану настучать по голове англичанам, но увы, не так сильно, как хотелось бы — кое-какое оружие из Туркестана подкинули, но много дать не могли, самим мало. А афганцы умеют ценить добро. Вот и члены российского посольства, что подчиняются не НКИД, а ИНО ВЧК, начнут потихонечку делать добрые дела, а еще налаживать мостики с ближайшими соседями Афганистана, вроде Индии, еще не расколотой на части, и Ираном. Само собой, что наши планы следует утрясти и с Дзержинским, и с руководством страны. Но, как мне кажется, проблемы с этим не должно быть, кроме финансовой, а с этим… Ну, как говорят — решим вопрос. Кое-что я из своей «заначки» выделю, а там посмотрим. Значит, к моему возвращению из Череповца Бокий должен подобрать кандидатов, а уж инструктировать я стану их сам.

Убедившись, что работа идет, отправился в Главный штаб ВЧК, на Лубянку, где у меня еще оставались дела. Например — забрать у Артура шинель, отдать ему оставшиеся подарки, но вначале нужно зайти к секретарю партячейки, заплатить членские взносы за два месяца.

Нынешний секретарь — товарищ Рогушкин, парень, лет двадцати семи, в выцветшей гимнастерке, не смутившись, принял мои американские денежки в развере двадцати долларов, сделал запись в амбарной книге и придвинул ее мне.

— Распишитесь, — предложил секретарь, ткнув указательным пальцем в соответствующую графу. Кажется, у парня проблемы с ногтями. Какие-то они багровые, словно там не ногти, а раны. Когда я оставил подпись, Рогушкин сказал:

— Как хорошо, что я вас увидел.

— А что такое? — слегка насторожился я. Опять меня собираются исключить из партии из-за неявки на партсобрание или за отсутствие на рабочем месте? Но Рогушкин полез в сейф и вытащил небольшой красный прямоугольник.

— Вот, товарищ Аксенов, ваше удостоверение, что вы избраны делегатом десятого съезда нашей партии.

И впрямь. На прямоугольнике сверху — Российская Коммунистическая Партия (большевиков). Справа портрет Карла Маркса. И указано, что предъявитель сего товарищ Аксенов Владимир Иванович избран делегатом на 10-й съезд ВКП (б) с правом решающего голоса от Московской организации. Печать ЦК. Подписи, как водится, неразборчиво.

Может, у кого-то наворачивается на язык штампованная фраза: «Мелочь, а приятно», так я вам скажу так — это вовсе не мелочь. И когда я взял в руки мандат, почувствовал, что мне вручили еще один орден. Впрочем — если кто-то не верит, не настаиваю, как хотите.

— Поздравляю, — сказал Рогушкин, как мне показалось, с некой толикой зависти. — От ВЧК на съезд трое избраны — товарищ Дзержинский и вы от Московской организации, а еще один товарищ из Пскова.

Рогушкин махнул левой рукой, указывая в сторону Пскова. Махнул быстро, но я понял, что на левой руке у него тоже проблемы с ногтями, а мизинец и вовсе отсутствовал.

— Спасибо, — отозвался я, осторожно пожимая парню руку. — Меня Владимир зовут. Можно на ты.

— Сергей, — назвался парень и усмехнулся. — Буду всем хвастать, что с самим Аксеновым на ты.

— А что, Аксенов такой страшный, что с ним и на ты нельзя? — удивился я. — Со мною, вроде бы, все на ты.

Сказал и прикусил язык. А кто со мной на ты в ВЧК? Артур Артузов, который член коллегии и начальник контрразведки ВЧК? Иван Ксенофонтович Ксенофонтов, заместитель Дзержинского? Ксенофонтов уже через раз «тыкает». А все остальные только на вы. Плохо. Скромнее надо быть.

— Страшный вы, то есть, ты, или нет, сказать не могу, а вот про то, что из-за Аксенова некоторые члены Политбюро с должностей слетают и в ссылку едут, а еще про то, что он с самим Троцким собачится, про это слышал, — усмехнулся парень.

— А ты плюнь, — посоветовал я. — Врут это все. На самом-то деле, я ни с кем не собачусь, тем более с самим Троцким. — Не удержавшись, спросил, кивая на изувеченную руку. — У кого побывал?

— Сигуранца, — скривился Сергей.

— Мне больше повезло, — вздохнул я.

Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись уже по-дружески. Вроде, ничего не сказали, но все и так ясно. Вспоминать о пребывании в контрразведке никому не хочется. Мне повезло больше, а Рогушкину поменьше. Но жив остался — уже неплохо.

— Я говорю, что хорошо, что тебя увидел, а так голову ломал — как мне во Францию твой мандат отослать? По почте не пошлешь, и вообще, его лично в руки положено отдавать.

— Вишь, какой я молодец, что в Москву приехал, — хмыкнул я.

Мы еще разок улыбнулись друг другу и я вышел. Пока шел к Артуру, до меня дошло, что стать участником съезда — это большая честь, но и проблемы. Я ведь не знаю, как здесь обстоят дела с Кронштадтским восстанием? С Тамбовом, вроде бы, все более-менее гладко. Вполне возможно, что крестьян удалось убедить, что скоро все изменится к лучшему, а когда есть надежда, то бунтовать не захочется. По крайней мере, о крестьянском восстании никто ничего не говорил, а если имели место какие-то отдельные выступления, то это не страшно. У нас они, почитай, в каждой губернии есть, справлялись. Главное, что дело не приобрело массовый характер, и на подавление крестьян не кинули армию. А вот что там с Кронштадтом, не знаю. Может и пронесет, а может нет. Иначе, после исторического съезда придется хватать винтовку, идти на штурм фортов. Эх, давненько я винтовки не брал, в атаки не хаживал. И век бы не брать, и не хаживать, а ведь придется. И по льду…

Конец ознакомительного фрагмента.