Большая зона. Книга 1. Ироническая проза

Евгений Фёдоров

Сборник невыдуманных рассказов о временах и о людях, проживавших на территории «Большой Зоны», где они вынуждены были жить в 2 ипостасях: «быть» и «казаться, изображать». Немногие смельчаки пытались разорвать этот диссонанс и просто – «жить». Система строго карала «еретиков», выдавливая их на обочину жизни из стройных рядов бесхребетных «строителей светлого будущего»… Одни уходили в запои, другие – в психушки, суицид и на зоны… Многие рассказы объединяет один герой – Антон – бывший беспризорник. Книга содержит нецензурную брань.

Страшный Отто

В детстве у меня не было детства.

Антон Чехов

Летом 1942 года я оказался беспризорным в оккупированном немецкими войсками городе Таганроге (юг России, Ростовская область). Отец — на фронте, мать попала в облаву и немцы увезли её под Ростов на рытьё противотанковых рвов. На этом участке фронта, а Ростов дважды «переходил из рук в руки», был временный успех наших войск и мать оказалась по ту сторону фронта, на нашей стороне… не в лучшем положении. Ибо всех «пособников фашистам», рывших траншеи, увезли под конвоем на стройки военных заводов, где они работали вместе с З/К (заключёнными).

В городе начался голод. Промышлять еду у своих было бесполезно, поэтому я околачивался возле домов, где «на постое» у старух проживали немецкие солдаты. Понятие — «враги» отсутствовало, ведь мне было всего семь неполных лет. Было только одно различие: «добрый» или «злой» и постоянно хотелось кушать. Но, если помыть солдату котелок, то он специально оставлял немного пищи… Сводить битюгов-лошадей на водопой, то в намордниках у них оставалось немного, если хорошо вытрусить, — овса. А бабульке, если настрогать с вечеру щепы на растопку самовара и летней печки, то она поделится мамалыгой, а то и — просяным хлебцем чуток…

Где-то, помогая бабусе, при заготовке щепы я поранил ладонь правой руки — загнал «занозу». Через неделю рука распухла. Бабулька смазала мне руку ихтиолом и замотала тряпкой. Но, пошло уже на вторую неделю, рука почернела и спать я уже не мог. Я дремал и стонал у водоразборной колонки, держа руку под струёй холодной воды…

Рука к тому времени уже посинела до локтя.

И тут к колонке подошёл немецкий солдат с ведром. Он взял меня за руку, посмотрел и — ужаснулся Он отбросил ведро, схватил меня, ничего не понимающего, упирающегося, за шиворот и потащил во двор к палатке. Солдат вызвал какого-то Отто (думается, это было имя) и из палатки вышел великан заспанный, рыжий и в круглых очках… Они возбуждённо очём-то поговорили. А после этот Отто (царсто ему небесное!) зажал мою руку между своих ног таким образом, что я оказался сзади него — так делают кузнецы, подковывая лошадей… И начал делать с моей рукой такое, что я орал на весь двор и старался укусить этого великана за туго обтянутую сукном ляжку…

Отто командовал, а солдат подносил ему из палатки какие-то причиндалы…

Очнулся я, когда этот страшный Отто давал мне что-то понюхать и подвязывал мне руку бинтом на шею. Он объяснял мне, как мог, на пальцах, а я уже чуть-чуть понимал и по-немецки, что ещё бы один день и моей руке, или даже мне был бы — «капут!»

Прошло семьдесят лет. Но, каждое утро под струёй воды я вижу шрам на ладони и думаю: «Спасибо тебе, дружище, хотя ты такой — с виду — и был очень страшный… Я потом за тебя молился…»

1942—2012 гг.