Большая зона. Книга 1. Ироническая проза

Евгений Фёдоров

Сборник невыдуманных рассказов о временах и о людях, проживавших на территории «Большой Зоны», где они вынуждены были жить в 2 ипостасях: «быть» и «казаться, изображать». Немногие смельчаки пытались разорвать этот диссонанс и просто – «жить». Система строго карала «еретиков», выдавливая их на обочину жизни из стройных рядов бесхребетных «строителей светлого будущего»… Одни уходили в запои, другие – в психушки, суицид и на зоны… Многие рассказы объединяет один герой – Антон – бывший беспризорник. Книга содержит нецензурную брань.

Рождественская быль

Фрагмент из повести «Окурки»

В детстве у меня не было детства.

Антон Чехов

В один из рождественских дней 1942 года в оккупированном Таганроге восьмилетнего беспризорного Антошку на улице Карантинная, где квартировали немецкие летчики, подозвал к себе обер-лейтенант по имени Вальтер. Это было не в первый раз, Антон его знал.

Вальтер был, как обычно, слегка навеселе и сентиментально настроен: достал из нагрудного кармана фотоснимок двоих своих детей и стал объяснять, что сын его Вилли такого же возраста, как и Антон, а девочка Эльза на два года младше и что он их давно не видел и по всему, так складывается, что вообще вряд ли увидит. Летает он на Сталинград. А там сейчас — «комси-камса»! Вальтер сделал при этом жест: два пальца вилкой, упёртые себе в кадык!

Размякнув от собственных минорных чувств, Вальтер одарил Антона столбиком леденцов и наказал прийти завтра, за час до наступления комендантского часа, к офицерскому клубу и вызвать его через часового, которого он, Вальтер, обязательно предупредит. И тогда Антон «будет иметь много подарок от Вальтер! Антон запомнит лётчик Вальтер на весь жизнь, Вальтер любит киндер, не любит война!..»

Антон знал этот офицерский клуб для лётного состава, он был «у чёрта в турках», на краю города, по дороге на аэродром.

Наобещал нетрезвый лётчик или впрямь решился на богоугодное дело, ежедневно играя со смертью, рядом со Всевышним, но надежду в душу Антона он заронил: «А вдруг Вальтер запомнит обещание, он всегда такой добрый!»

Антон пришёл ко входу в клуб и кое-как объяснил часовому, что ему нужен обер-лейтенант Вальтер. Часовой недовольно развёл руками: офицеров по имени Вальтер в клубе столько же, сколько в русском клубе для лётчиков — Иванов, если бы у русских лётчиков таковой клуб был.

Однако, из главного входа вышел, пошатываясь, именно тот самый Вальтер.

— О, Антошя, коммен зи гер! — он схватил Антона за шиворот и потащил по лабиринту коридоров к запасному выходу у раздевалки. Наказал ждать.

Антон огляделся: вдоль стен висели кожаные, на меху, лётные куртки-регланы и кожаные пальто. В раскрытые двери был виден заставленный столами зал, из которого доносился шум большой мужской кампании. Мимо пробегали русские девчонки-официантки с подносами в руках, заставленными едой и рюмками: офицеры дружно отмечали Рождество.

Для них, видно, предназначались и импровизации песен из зала, прерываемые гоготом: «Марийка, Марийка, капут твоя машинка» на мотив «Роземундо» и «Вольга, Вольга, муттер-Вольга» на мотив песни о Степане Разине.

В просвете второй двери, в клубах табачного дыма были видны лётчики, сражающиеся на бильярде и играющие в карты.

Появился Вальтер с крафт-мешком в руках, на две трети заполненным снедью, показал Антону: загляни!

О, Боже, чего там только не было! Колбаса, конфеты, шоколад «Ван Гуттен», датское печенье, а сверху источали аромат ромовые бабы!..

Антошка, конечно, ни в той, довоенной жизни, ни в этой, на изморе, не видел таких диковин! Но одно то, что всё это предназначено ему… это было рождественской сказкой, далёкой от реальной жизни… Но, оказалось, это ещё было не всё!

Вальтер вдруг стал шарить по карманам в офицерских куртках и регланах. Он быстро и ловко опоражнивал карманы и бумажники, располовинивая пачки рейхсмарок (большие деньги по сравнению с оккупационными марками, один к десяти). И всё это он заталкивал Антошке за воротник, на спину!

Антошка обомлел! Уносить чужие деньги он не смел, это было воровство, за которое немцы расстреливали на месте… А в назидание ежемесячно вешали пятерых на базарной площади!

А как избавиться от этих денег закутанному в рубище до глаз Антону? Беда…

Чуть не плача, Антон пытался объяснить всё это Вальтеру, искренне довольному своей затеей. Но тот лишь хохотал и махал рукой в сторону игорного зала: дескать, они всё равно всё спустят в карты, пропьют, а завтра их… собьют русские.

Вальтер вынес мешок на улицу, прикрикнул на часового:

— Керт аух! Абтреттен!.. Зер гут! (Кругом! Марш! Хорошо!)

— Ауфвидерзеен! Гут Кристмас! — сказал он Антону и скрылся в двери, оставив его с мешком, как каторжника, прикованного к ядру…

Оскорблённый часовой зло поглядывал на Антона, размышляя, что бы это значило и что тут можно предпринять, чтобы отобрать мешок.

Антошка понял намерения часового и, пятясь, волоком потащил мешок на другую сторону улицы, в темень. На всякий случай он выхватывал из мешка всё, что попадалось под руку, и глотал почти не жуя неслыханного вкуса лакомства. С чувством удовлетворения: из желудка отнять смогут только с жизнью.

«Добраться бы скорей до ближайшего дома, наступил комендантский час! Авось пустят переночевать с таким-то мешком».

Конечно, глупо было надеяться проскочить мимо патрулей в зоне военного объекта особой важности — аэродрома. В комендантский час, в прифронтовом городе, забитом войсками, спешащими на помощь, под Сталинград…

Но, если повезёт, то это… Рождество, одним словом!

Антон, не веря своим глазам, увидел прямо перед собой малыша с санками, на которых тот вёз какие-то дровишки.

— Хочешь настоящее пирожино? — спросил пацана Антон и поднёс под простуженный, сопливый нос мальца кусочек кекса.

— А ты не брешешь? — спросил малец, но, спохватившись, быстро добавил: — Хочу!

Малец по имени Сашко безоговорочно согласился везти такой мешок на его санках хоть на край света, заглотнул пирожино и попросил добавки.

Подъезды к военному аэродрому охранялись особо тщательно, но лётчику Вальтеру это было безразлично и мало тревожило. Его в какой-то момент охватило мистически острое желание сделать добро, ублажить Бога! Авось ему, Вальтеру воздастся, и сохранит ОН его и в небе, и на земле!

Что касается Антошки и Сашко, то какие уж там предосторожности, когда на санках лежит столько добра! Когда одному восемь, а другому шесть, годы, в которые жизнь окроплена святым чувством беспечности, уходящим со временем, взамен на постылые житейскую мудрость и смекалку…

За перекрёстком дорог начались застройки хозобслуги, и Сашко поковылял позвать на помощь старших.

Антон вышел с санками на перекрёсток, но тут раздался рокот машины и, словно из засады, — яркий луч света и короткие, по три выстрела, автоматные очереди в брусчатку.

Антону почудилось, что его обдаёт тёплым воздухом от мелькающих перед глазами светляков, стреляли трассирующими. Бросив санки с мешком, Антон упал и покатился в придорожный кювет.

Выстрелы прекратились, скрипнул снег под сапогами, луч фонаря, скользнув по мешку, остановился на Антоне.

— Хэндэ хох!

Поднимая руки, Антон похолодел от ужаса! От его движения немецкие марки за спиной стали проваливаться куда-то вниз…

Если сейчас на снег упадёт хоть одна бумажка рейхсмарок — всё! Застрелят на месте. Не станут же они делать очную ставку с офицером германских ВВС! И разве он подтвердит, что крал деньги у господ офицеров для малолетнего бродяжки из покорённого народа!

Чтобы офицер воровал деньги! Воровал под влиянием накатившего чувства христианского всепрощения? Чушь!

Двое патрульных подвели Антона к мешку, осторожно развернули смёрзшуюся бумагу и заглянули внутрь. Поковырялись. Потом, вполголоса, как заговорщики, как будто Антон мог их подслушать, засовещались. Находка их явно озадачила!

Такие яства недоступны даже им, солдатам СС! Они могли принадлежать только высокому лицу и могли быть уже в розыске, ясно, что перед ними — малолетний вор!

Дисциплинированные немцы скорее всего не могли себе позволить и присвоение мешка. А вдруг этот мешок выронен из офицерской машины и киндеры просто подобрали его? Ведь для кого-то готовили его, не с неба же он свалился!

Долго мучиться патрульным не пришлось, к ним подскочила машина комендатуры и увезла Антона вместе с мешком для установления обстоятельств дела.

Переводчика в комендатуре не оказалось, и дежурный офицер велел позвать из кочегарки истопника из русских, из хозобслуги.

Им оказался Ванька Жуков, который знал по-немецки немногим больше Антона, а потому сделал вольный перевод, отсебятину.

Мол, киндеры нашли мешок на дороге в аэродром, ясно, что потеряли его пьяные лётчики, они сейчас гуляют вовсю, и только они получают такие пайки!

Когда сообразительный дежурный офицер перевязал мешок шпагатом, вызвал рассыльного и стал писать ему свой домашний адрес, Антон решил избавиться от рейхсмарок. Он сбивчиво, волнуясь, зашептал на ухо истопнику о том, что у него за спиной куча денег и надо срочно вывести его, Антона, в туалет, чтобы выбросить этот, смертельно опасный подарок Вальтера! Ванька Жуков, по прозвищу Жук-Щипач, бывший вор-карманник, был парень непромах. Он быстрым движением руки по антошкиной спине оценил правдивость признания мальца и прямо засиял от такой приятной новости.

В каких словах и выражениях он уговаривал дежурного офицера отпустить мальца с собой, Антон не понял, но, офицера, по-видимому, это вполне устраивало.

Ванька Жук быстренько и осторожно спустил Антошку в кочегарку, раздел его и ахнул! Ахнули и двое других истопников, находящихся при исполнении, у котлов. Огромный ворох рейхсмарок тут же поделили на три кучки. Жука послали за самогоном, а Антона накормили своим пайком и уложили спать.

За стаканом самогона истопники дали друг другу клятву о неразглашении тайны. Чтобы не повесили всех троих, решили держать Антошку при кочегарке, кормить его собственными пайками вплоть до окончания войны! Ибо припёр Антошка жалованье в рейхсмарках чуть ли не целой фронтовой эскадрильи…

Спасибо тебе, дорогой лётчик Вальтер! Благодаря тебе Антон выжил до прихода наших! Ты сделал то, что хотел: он запомнил тебя на всю жизнь!

1942—2012 гг.