Еврейская Старина. №2/2019

Евгений Михайлович Беркович

Альманах «Еврейская Старина» воссоздан в 2002 году. В настоящее время выходит ежеквартально. Содержит лучшие работы по еврейской истории, традиции, культуре, поступающие на портал «Заметки по еврейской истории». Девиз альманаха: «Старина – категория не времени, а качества. Все станет когда-нибудь стариной, если не умрет раньше».

Ганс Гюнтер Адлер

Стихи из концлагеря

Переложение — Виктор Каган

(продолжение. Начало в № 4/2018 и сл.)

Из цикла «терезинские зарисовки»

1942

пленный

щербатый рот разрухи

зияющими зарубками

сводящего с ума насилия

стирает жизнь в порошок

сердце хочет свободным странником

унестись за ветром

но душа зажата

в когтях развалин

жалкая

она ютится

во власти преступников

выстрадывая день за днём

коченея от холода

отчаянно плутуя

и не давая радости

согреть её

она замирает

потерянной бродяжкой

в грязи безумных гримас и подозрений

под деловитое перешёптывание

грёз и рока

растлевающих её

в убийственно неисцелимой битве

барак №7

воздух

сочится раненым светом

и прилипает к стенам

в вялой блёклости давящего чада

корчатся брошенные на солому тела

под изнурительность перебранок

над мутью булькающего варева немощных жалоб

колдует отвращение

надтреснутый хрип двери

мы гнёмся под тяжкой ношей пожиток

и всего что на душе

расталкивая

сдавленные крики

появляется упитанный господин

кривая печная труба

деловито прокладывает ему

дорогу сквозь месиво тел

лица и жесты

размываются неуверенностью

робкий шёпот воздетых рук

бельё из-под завязок сочится на пол

опадающими знамёнами

в пёстрый горошек

удар

кружащего в духоте запрета

молитвы роятся вокруг свечей

тупой нож

вгрызается в чёрствый хлеб

король червей кроет

игроки хохмят

под запоздалое хлюпанье усталых башмаков

и грохот упавшей ложки

слова сбиваются в блёклый ком сна

барак боязливо валится

в ледяной бессильный покой

клетушки

в набитых кишках стен

ворочается месиво едва прикрытых тел

шатаются в чаду живые мощи

отвислые губы на потерявших себя лицах

бесплотная плоть

доски животов

чад набрякает пóтом

гложущей грызущей отёчной кучи

дрожащее забытьё

выхаркивающего боль кряхтенья

опухшие жруны жадно глотают

сухие хлебные корки

и тупо пялятся в сумерки

между столбов

растерянно ползает пыль

раны сочатся кровью шелушатся

в плесневеющей перхоти

спотыкаясь волокутся часы

скрюченные горем руки

роют пустоту

давящий кошмар хриплых голосов

сползающий со смолёных нар

где ворочаются в лохмотьях

измученные тела

твоих товарищей по несчастью

придушенные стоны едва теплятся

зовом мольбы в пустыне

кандальники

толпа одиноких

жалких

нищих

измордованных борьбой душ

возвращается домой

в стылую натугу ночи

где в тайных ловушках

гибнут ростки надежды

не оставляя шансов

этой земной слизи

в её беспредельном позоре

и оплёванной Божьей воле

в прокисшем распаде

правит бал непотребство

зачатое яростно раздирающим

собственную плоть

буйным в своей слепоте

безумным миром

который расплачивается

жалкостью иллюзий

прорастает терновыми колючками зависти

мажущей дёгтем подозрений всё чистое

душащей бессмысленным огнём

и бешеными удавками своеволия

росток и зерно

распад и разрушение стирают в пыль

судьбы втиснутых в вагон

приговорённых к смерти

лишённых свободного света небес

солнечной короны в зените дня

они жертвуют собой

отрекаясь от Бога

который не делит с ними эту пытку

и позволяет этой свихнувшейся ораве

кануть в смертельных одеждах

вопросы

1942—1943

новый год 1943

о Светозарный

мы скитаемся в твоей тени

где утекающая сквозь пальцы цель

погружает в грёзы

путая свой след

где дурманящий свет

крошится в осколки

запирая нас в темнице мозга

пока не опустится

безлюбая и постылая тьма

восстань пред нами

в победном шествии света

над убожеством

нашей роскоши

давимые путами

влачим мы из-под палки наш труд

в страхе и нищей корысти

ты можешь это видеть

но едва ли поймёшь

ибо тебя дурачат

напоминания об иллюзиях

с которыми ты распростился

ничто доброе здесь больше не живёт

не может жить

оно кануло в мертвящую бездну

куда мы влачимся

безвестными жертвами

тебе

не снисхождения

не благословляющего дыхания

мы ждём от Тебя

в горестной тревоге

но раскрытой ладони и пути

смотри

так стоим

так висим мы

на волоске судьбы

заброшенные дети твоего сияния

сгорая в огне озноба

и дышим бедной памятью

в песчаном тумане

твоего

последнего рассеяния

покойнику

что тебя мучает

что ещё заботит

ты предан земле по кусочкам

со всеми твоими желаниями

ты не знаешь об этом

и не встретишь утро

стынут останки

застывшего сердца

взгляд стекленеет на разделочном столе

нож терзает палёную плоть

срам трепеща от страха

прячется в мошонку

отрава пищи пристыла к нёбу

долото в набитой руке

долбит кости

врач заканчивает

доказательства налицо

и он выносит приговор

твоим останкам

принесенный в жертву

вспоротый

ты лежишь

неузнаваем в своих муках

ты завершил земной путь

но не отстрадал

тень минувшей судьбы

отражается в тебе

что ты знаешь

терпеть ли тебе вечно

к чему могила

если земля пухом

твои долги

понесёт потомок

твой застывший образ

окаменеет на его лице

забвение на задах покойницкой

забвение в куче хлама

вырванные у скорби взгляд или фраза

на корточках сидит суета в платье праха

стыдливо падает на колени

давясь пылью

гнилая зависть в скупо мерцающем свете

захлёбывается уродливой песней

вытряхивая в одну кучу

пожитки ушедшего страдальца

фаянс

хлеб

шёлк

забвение

с ползающими в нём тенями

от пугающих факелов

с хрустом разбегаются крысы

на крепостном валу

утешением над жалкой могилой

полощутся флаги

раскопанный склон желтеет одуванчиками

мямлящее изнеможение тянется из могилы

помянуто и забыто

отлетают предчувствия

море огней грезит

о сказочных путях

забвение

прильнувший к земле платок

горе прячась от самого себя

кричит от голода

над полной извести и трупов бездной

за ним шут верхом на хромой кобыле

втаптывающей копытами мёртвых в прах

последняя судорога

последний едва слышный спор

немое время вот-вот утечёт в песок

забвение улетит с ветром

оставив лишь знак

бегство покоя

покой бежит

мир в угнетённом мире

не находит ни времени ни места

радость пускается в побег

отдых отравлен

разгул в лесу

дубовые стволы расщеплены

и валятся под топором палача

в страхе разбегаются куницы

покой бежит

ах всё бежит что тихо тянется

жирный дым стелется над лугами

зачем жестокая песнь воина

грохочет в летнем саду где цвели розы

буря бушует

в сухой крапиве

ручей кипит

разливается озером

покой бежит

поле брани в гнилом поту

ржавеют мечи и орала

крик летящей ласточки

вспарывает куст-калеку

старая мельница трещит

в сгустках коптящего дыма

буйство одичавших трав и колосьев

торчащая в пустоте яблоня

покой бежит

из мира угнетенья

и друг и враг обречены

радость уходит в побег

безутешно плачет поле пепла

на голой земле

обезображенной

грабежом

огнём

убийством

только вспугнутые страхом

робкие жалобы

замирают в ночи

на краю пропасти

одряхлевшее отрешённое существо

не нужное больше никакой родине

ты боязливо осматриваешься

не решаясь преданно избрать смиренный путь

в давно удавленное время

путь на котором ты был ещё чист и праведен

как теперь

тебе обессиленному

исцелиться

пóлно

что могут тебе запретить

эти с пеной на губах

стой

призови своё мужество

прекрати

ты приносишь себя в жертву истязателям

так усмири это

харкающее из бездны безумие

так осмелься

и распрямись

чего ты хочешь

тени крадутся сквозь часы

корчится в полуобмороке

страдание Творца

претерпевая

когда-то счастливую игру работы

а теперь

в горькой мути одиночества

ты сплошная болящая рана

ты уже покойник

способен ли ты ещё

восстать с одра несчастья

парад катафалков

дребезжащие катафалки

качаясь тащатся сквозь город

сквозь пыльные толпы

сухой осенней листвы

холодно и тупо

пялятся безобразные бабы

усталые и потерянные

люди-лошади тянутся

сквозь мёртвый город

спотыкаясь на ухабах

кряхтя скрипя

ковыляют повозки

битком набитые

сваленным в кучу

измятым в безумной узде

хламом трясущихся скалящихся тел

тянем переулками

плесневелый червивый хлеб

за нами

за вереницей мертвецов

голодные

сквозь ночь

тянутся

в своём проклятом полёте

вороны

молчание

это ослепшее от страха существо

назвать которое человеком можно только солгав

слепо выползшее из безвестности на свет дня

потрясённо смотрит

на убогий и богатый мир

и в своей нужде не прочь

силой присвоить чужое

и чудо из чудес

как оно шурша шёпотом копошится

прилежно громоздя убогие богатства

как прекрасно они сияют

пока всё не запаршивеет не усохнет

и в смертельной усталости не рассеется

как дым

прежде чем выросли холмы пепла

сверкнул взгляд

но кто отважится читать в этом взгляде

лишь верящий в счастливый побег глупец

который вернёт его в сознание

удастся ли это хоть однажды снова

что это за нечто или ничто

вот вопрос

но всё молчит

между времён

заглядывая в себя

возвращаясь к основам и истокам

вглядываясь в дали прежнего

похоронившие в себе

беззаботно дремавшие радости былого

подчиняясь указующему персту

ныряя в текущие издревле потоки

ясно осознаю

что я мечтатель

знаки настоящего неразличимы

разглядишь ли

что превращает манию и позыв

в желание и стремление

мысль бурлит и вдруг унимается

тишина вливается в громкую песню

поступь вечности непостижима

и сегодня

хранит черты моего преданья

взгляд стремится

сквозь даль ночную добрести

до сияющего замка

чтобы в будущем

отважно перебросить мост через пропасть дней

на золотых цепях

пылающих дрожа

как пальцы ухватившись за грядущий день

так и живу в ученьи постигать

что мечты своим расцветом

обязаны росткам

преданность

ничтожность прощаний

мелочи

пустые слова

одна голова

две руки

одиноко опускаются

в Его чертог

приходим в мир

претерпеть убийство себя

в страхе прислушиваемся

к голосу своего бытия

на исходе сил

сносим судьбу

и надеемся на клад

который никогда не найдём

только прощание и отречение

съёженное Я

слепое слово

одна голова

две руки

набожно сложенные

в Его чертоге

и так день и ночь

день и ночь

не спрашивая ни о чём

и лишь немое падение

доверчиво ныряет

в свет

Божьей обители

маяк

доходяги

с застывшими на лицах вопросами

карабкаются вперёд и вверх

что-то бормочут глядя вдаль

мучимые жаждой

они пили бы взгляд и слово

лишённые дома

где и стены помогают

они не в силах разглядеть в себе

силу и гордость

каждый бежит от себя

и должен волочься один

тучи

опускаются туманным дымом

печаль

о былых иллюзиях

усталых привычках

глупых восторгах

течёт по щекам

мутными слезами

вопросы на лицах

разбиваются о скалы

разлетаются осколками

руины рушатся

одинокий свет того

кто держится

не сгорая в пламени

пред вечностью

что все вещи этого мира

что дела и заботы

к чему эти сжирающие страсти

на пустом месте

кто захочет выдувать

радужные мыльные пузыри будущего

что такое мы сотворили

если на крохи радости

приходятся горы страданий

и мы просыпаемся

лишь став покойниками

все меры врут

и знать не дано

что за муть мы выбираем

если бы почувствовать жизнь вне нас

не только в пожирающей нас опасности

увидеть того

кто поведёт нас к нашему стаду

на прекрасную родину

к материнскому духу

который расправит крылья наших мечтаний

и даст прикоснуться к вечности

чтобы она

прорастая в нас

могла возрадоваться своему богатству

она закружит нас

разрушит запруды гордыни

взойдёт в нас

растворяющим в себе равенством

раньше чем смерть склонится над нами

молитвенно раскроет нам

все шёпоты этого мира

и укутает в ласку сна

время умирает

время умирает

в живительной ночной прохладе

опадают усталые крылья

завещая роскошь наследникам

сердце хочет покоя

измученные пальцы

копошатся в изъеденных зарубках ран

гаснут взгляды

глухие звуки тонут

в бреду ночного кошмара

только жалобные песни

над безнадёжно выцветающими

морем и землёй

похоронные песни

обрушиваются потоком

и дребезжа в рухнувшем пространстве

разлетаются в прекрасные осколки

шатаясь и дрожа

цветы идут на смерть тропою узкой

гроза сверкает

льёт как из ведра

грохочут капли по листве усталой

растрёпана невеста-осень

покорно зреет урожай для жатвы

впадая в гниль болота

горчит вода ручья

странствует и умирает

время всех живых существ

в надежде возродиться

и становясь добычей лёгкой смерти

лишь только станут семена плодами

зима метёт метлой окоченелой

и время

умирает

ужас тысяч

пронзающий неодолимый ужас тысяч

я перед ним беспомощен и наг

слепые руки слáбы

опоры нет

далёкий свет мерцает одинок

страданье правит бал

оно нагая нерешительность

склонённая перед дыханьем тьмы

отдавшаяся вoле ранней ночи

детей рыданья в судороге страха

заваливает снегом

пути не видно в наважденьи вьюги

чертополох тщеты бесплодных целей

порочностью и дряблостью своей

питающих убогие надежды

земля лишённая благословенья

не находя ни друга ни врага

в нужде рождает

согбенную мучительность грехов

лишь от себя отрёкшись

почует бездна робко соль заката

ни мира ни спасения

окоченевший вал потока мяса

стоном подпевает

земле в косноязыячии отчаянья

всё это нам зачтётся

когда чтоб рассказать о страхе тысяч

восстанет хаос

из безумной бездны

свидетелем перед судом последним

и может быть тогда

мир озарит свечение тех тайн

что мы затеплили

в мучительном безумьи

ясный огонь

ясный огонь любви

взывающий крик несчастья

с каким наслажденьем

оно разлетелось бы в клочья

выстаренный знанием я это не я

так взываю я к вам

сотворившим меня

желал ли я вас

как я хочу всегда

быть без вас

бежать от вас

обходиться без вас

я нисхожу туда

где ничему не ведом

хочу быть ещё раз

улыбаться себе самому

и пробуждаясь

делать короче

тихо горящий день

в котором мысли разгораются сами

я хочу лишь наблюдать

а не раздувать огонь

менять маски

да

и холодно стать

свидетелем безумных разборок

молчаливым гостем

только бы больше не думать

и не сносить повинность терпеть

то что сводит меня с ума

присутствовать

но не заправлять игрой

кто-то удивится

как это знать но не управлять

ясный огонь любви

моё одиночество

пронизано сиянием зрелости

владею ли я хоть частицей этого дара

у меня нет ничего и есть всё

и весь я воля

кто-то ищет её как клад

у меня же нет больше сил искать

мольба о помощи

раздрай вселенский память лихорадит

лишает чувств мечты и сны мои

натянуты поводья но не правлю

сражаясь должен чистить поле битвы

унизить жаждут похищая честь

Тебя зову в свидетели тому

что никаким преградам

не помешать упорству погруженья

и кто захочет помешать моей молитве

растерянная ненависть бедняг

сварливо суетится и глумится

над тем что я люблю так страстно

мой жалкий скарб их мог бы успокоить

но унижение и злость им застят разум

они в метаньях стонут

им ругань похотливо помогает

терпеть насмешки

в желании привыкнуть

к бурлящей похоти своей

и тьме глухой инстинктов

я поплыву против теченья гнева

я сердце сделаю огнеупорным

и может быть сумею совладать

с тем пламенем что встречу на пути

на что рожденьем был благословлён

моей рукою водишь Ты

она штурвал в аду ревущего потока

в сверканьи звездопада

и в пламени любви

Твой вечно преданный Тебе слуга

страдаю я противясь угасанью

к земле

нет мне среди людей защиты

нет брата в доверии

чужак хозяйничает в голых переулках

я с голыми руками один перед врагом

в бессвязность ненависти

скатывается жизнь

когда бы мог я путь свой направлять

память добрых дней

вспять обратилась бы к немой легенде

но приговор судьбы

к озлобленным ударам

хоронит все надежды

в коловращении безумия и грёз

страхи преследуют свои слепые тени

и всё моё чем к миру обращён

мои дела мой лик мои стремленья

всё растворяется

в абсурде приговора

терзает страх конечности полёта

начала и концы

смешались в давке тесноты

что за дух ворвался в душу

вершить за мной смертельную охоту

с какой сражаюсь бурей

последняя предсмертья нищета

и страх на пересохших створках рта

ещё пытаются на что-то посягать

но скоро отрекутся

воля вот-вот наложит руки на себя

кто в этот час меня обережёт

от тех кто в тёмном заговоре с ночью

причина с целью рвут меня на части

и противоположности бранятся

достанет ли мне сил на всё

иль должен я смириться с униженьем

я тварь дрожащая или имею право

начертано ли чуду пораженье

иль мудрости достанется победа

мечты и помыслы мои

вы одичали словно

колючки тёрна меж песком и камнем

и если не ослабите сомнений

противиться не стану и скажу

прими меня земля

твоим я буду

чужак

он жалуется на то чему другие радуются

чувствует себя чужим

и у соседей и в доме брата

чурается очага и стола

отвергнутый ковыляет прочь

ближний улыбается как незнакомец

когда он просит назваться

и потому он изгнанником бежит с порога

немо прошевелив губами

прощайте

никому до него нет дела

ему негде приклонить голову

раскрепощающее других закрепощает его

его холодно терпят как чужого

мрачный

снедаемый страхом и стыдом

он прозябает в своей клетушке

вечерами безвылазно торчит в одиночестве

изводя себя глухой тоской

о чём он на свете хлопочет

докапывающийся до причин своей жалкости

отвергнутый

изуродованный оторванностью от родины

понапрасну взывает он к брату и соседу

робкие мысли

о эти тревоги

эти потаённые локоны

свитые из тоски и сопротивления

будь осторожен

холодно и бездушно

ночь плетёт злые сети

в мишуре страдающих сердец

гримасы молящих жестов

жалкие ошмётки

перепадают от судьбы скитальцу

с застывшим взглядом ворочающему глыбы труда

в чёрных обжигающих хлопьях

представляемых им

пожаров всех мыслимых и немыслимых страданий

о эти тревоги

в танце с ветром кружатся в снах

тени родного дома

в шёпоте дуновений

забывают о своей доброте утренние облака

их бурный натиск заслоняет свет дня

в котором были честь и утешение

теперь пустыня

давно не слышно заздравных песен

холодом зависти подпоясаны

насмешки желаний

серая сырая пелена тумана

затягивает горестную память

о эти тревоги

сплетенье открытых дорог

выбирай любую

все кажется сулят свободу

любое бегство мнится благом

но к бегству нет охоты

нет смелости покинуть

загон уже привычных чувств

давно как будто позади труды и хлопоты

застенок не сломал ещё хребет

в лесу теряются волненья птичьих трелей

о эти тревоги

но напрасно

в своих желаньях неуклонных

ты застываешь соляным столбом

и мёртвой хваткой держат кандалы

запутавшись в себе

темно прозренье света

на дне души желания теснятся

боясь себя самих

зов обновлённой родины

где были попраны законы

где прозвучит свободно первослово

пребудет так и впредь

утихла ли тревога

в страхе этой жизни

в потаённом страхе этой жизни

душа свидетеля призванием пылала

к привычному когда-то ремеслу

ах преждевременно лишь то

что в размышленьи косится с опаской

и расцветёт ли запоздало день

когда склонятся тени ввечеру

страданья

тяжело и глухо бродят в сердце

и порождают

новые страданья

в этом хаосе страданий

Единородный

что над нами

довёл до совершенства

свои несовершенные творенья

и в новый мир сумбур преобразил

лик его должно быть отлит из бронзы

руки закалены огнём

и дух очистивший себя в лишеньях

силён

облагороженный в потерях

с терпением не знающим границ

он превращает

действительность в мечтание

и грезит

о переломе истинном времён

что так ещё далёк

ещё не высыхают кровь и слёзы

рождённые страданием и страхом

ещё нет святыни

чтоб каждый жаждущий был осенён любовью

лишь тёмные стада пасутся робко

в прохладе трав

и изувеченные грёзы

блуждают в дебрях по дороге к смерти

живёт надеждой мыслящий тростник

но шторм ревёт

спеша ростку на гибель

в пустыне трепета разлёгшись похотливо

дракон над миром простирает лапы

дымятся грозы

в вершинах вязов испускают последний дух

надежд вчерашних призрачные тени

не надо

хватит

раздувая ноздри

проносится чудовище дрожа

и шмякается замертво

и шёпот

решается порвать оковы страха

и благодарность выдохнуть свободно

уляжется неумолимый голод

минует даже неминучий ужас

как только высота вздохнёт свободно

и снова обретёт

несметные сокровища глубин

когда иссякнет умиротворённо

страх жизни

и она

последовав законам предков

в союз с восходом и закатом вступит

и в чистом слове явится святыня

всякой сущей

душе

разговор с собой

— грубо вваливается ночь

снова тяжкая ночь

страх далёкого ближнего окатывает холодом

мерцают холодной рябью страхи чужих братьев

я не находит себя во мне

оно далеко и безлико

оно пронзительная молитва мрачного мыслителя

на грани жизни и смерти

рваный покров неба бессильно повис в море тумана

куда ни глянь бушует мечется ковыляет ночное зверьё

блёклая мишура крошится в ледяную рябь

позволено ли мне хотя бы сегодня быть человеком

позволено ли мне найти себя

почувствовать и наполнить сердце моё

могу ли я обмануться и заставить исчезнуть

растравляющий блеск минувшего прошлого

или я должен умереть теперь же

как страшно смерть глотать в потоках горьких

и в объятьях смертной хватки власть обрести

чтоб выбрать между блеском и тенью

скрывающей меня личины

— что ты пугаешь меня

что ты вгрызаешься в нутро и мучаешь меня

и за порогом смерти я тебе не подчинюсь

прочь руки от меня и помышленья

тленью не позволь коснуться уст моих

ведь у тебя есть время

так много времени

пусть эта мерзость

крадучись

ползком

тобой овладевает

рвётся из тебя на волю

ты должен

ты обязан

взять верх над нею

оставь меня в конце концов в покое

— да как могу тебя я мог напугать

ты настигающее меня

с тех пор как дух во мне зародился

парашливое бузумие старше сердца

я плетусь сквозь немощь

бреду шатаясь сквозь смятение

я их не звал

мальчишкой выбрал я чистоту

но получил в подарок зелье мира

что стало ядом без моей вины

кто перепутал всё и вверг меня

в лишений омут

кто как не ты отнял желанья у души

нет я не жалуюсь

я никогда тебя не звал убийцей

но не ты ль меня тысячекратно убивал

убил всё нежное

всё мягкое во мне ты истолок в пустыню равнодушья

оставь меня

какая бы нужда и мука ни настигла

тебя я никогда не призову

— может быть

но рот твой не взывал и так ко мне

ты слушать не хотел меня

однако с жаром в меня вцепился и не отпускаешь

ты раскопал незрячее страданье в чердачном хламе

ты виноват

да ты

поскольку это ты живёшь

и тобою движут твои неуправляемые чувства

ты голоден и хочешь жить

ты ненасытный алчно жаждешь жизни

ты можешь ли утишиться

способен ли без лишних слов найти свой добрый путь

неужто мой проклятый дух

уже одним твоим прикосновеньем прóклят

и доколе ему встречаться вновь и вновь с тобой

ты кто от меня вовеки не отстанет

кто вновь и вновь зовёт меня к себе и мне на горе

хочешь ли ты в самом деле чтобы я ушёл

кто виноват я этого не знаю

я знаю только то

что знаю по слезам в их немоте

что ранен

что горячий ком стесняет мне дыханье

что судьба моя зачахла

я знаю только то

что я ничтожен в постылом одиночестве своём

я знаю только

что не поздно в этом мире

и после смерти жить ещё учиться

это знаю я и многое я знаю

в глубине души я возвращаюсь в себя

морщинами изрыт

я погружаюсь в тайну

и зверь мой отступает от меня

и уступает сновидца сну

статуя святого

не помнящий себя

ископаемый старик не от мира сего

когда-то Творец дал ему образ и голос

чтобы возвестить о могуществе духа

и он говорил

говорил

говорил

он знал прошлое и будущее

он питал своими речами паству

и все были счастливы

он раздарил всё что у него было

и умер с протянутой рукой

и толпа потомков

не умевших жить как он

молча склонились за благословением

к руке мертвеца

новый год 1944-й

хватило бы с нас и того что мы пережили

год миновал и

о счастье

мы живы

павшие духом

в немом ожиданьи

в вихре сомнений

влипшие спинами в тухлом застенке

в камни неосуществимых желаний

вздыблена скатерть долины горами

прочь по кривой устремляются стрелы

в дебрях теряясь

летя мимо цели

знать бы куда

только знать не дано нам

всё нам досталось сполна

к чему мы смиренно стремились

в жажде свободы

от страхов нужды и кошмара

но мы слéпы и нéмы

в стае назначенных в жертву придурков

ночь до рассвета с покорным жужжаньем

шьём полосатые робы несчастья

из серых обрезков тягучих часов

року покорны

слёзы в песок

будущих бед

новогодний вальсок

времена года

1942—1943

времена года

мир удивлённо восстаёт ко дню

в томительном порыве изобилья

и по воле годового круга

цветёт

в восторге пёстрой полноты

в чернёных ночью

цепких пальцах веток

деревья шелестя

протягивают небу

букеты пышных крон

сквозь шёпоты

встающего рассвета

кустарнику долинному приволье

торжественно постреливать ростками

в серебряном убранстве у ручья

плакучих ив

покорная склонённость

ещё не знает

тёплый летний вечер

о зимнем ветре

леденящей стуже

о том что скоро

конец пути

и склеп осенний бесстрастно погребёт

в себе всего живого

выцветшие клочья

пейзаж

пьяная своей мощью весна

обрушивается

на кровавые сгустки страданья

буйство капели

окропляет теснину

дыхание мая

рвётся к острову боли

блуждающий безумный взгляд с вышки

устремляется

к каменным стражам гор

исполненные предчувствий почки судьбы

раскрываются

и прорастают сквозь гробовой прах

предчувствие

отчаянно прокладывает путь

по волнам разноцветного ветра

неслышно закипает

кровь зимнего мира

и прорывает кору деревьев

ледяные объятья земли

разжимаются

она радостно расслабляется

зацветает проталинами

и утро в желании солнца и тепла

разгорается очищающим пожаром

в весну

облаком

перелётной птицей

как бы я хотел улететь отсюда

земля пылает цветением утра

будь я далеко отсюда

улети я

в благословенно сияющую

в свете молодой берёзки

страну

я не был бы здесь

надежда взывала к нам

опьянённым ею

держите меня в нужде

оставьте меня в покое здесь

ах здесь

чтобы охранил меня

Господь

чтобы Господь

охранил меня здесь

от любой нужды

и мои

слишком рано

загоревшиеся надежды

в свете молодой берёзки

будь я не здесь

перелётной птицей

улетел бы я

в страну

пылающую в груди

и влекущую меня далеко отсюда

земля в утреннем цветеньи

восстаёт ото сна

влечёт к себе

воспламеняет душу желанием

оказаться далеко отсюда

утреннее настроение

падают завесы ночного тумана

правившие бал призраки безумия

завершили свои дрязги

и с шелестом рассыпаются на свету

спасается бегством серая стая нетопырей

в потоках тепла парят отсветы красок

сбросив покров ночи

не таясь

раскинулись поля

день освящён новой надеждой

её лёгкое дыхание витает мягким утешением

в этом выношенном в страдании

времени

малая работа дня завершится

когда утро осмелится войти в тень

когда свежие ветры ворвутся в туман

и растает луговой хрусталь на склонах

когда воспоминания воспарят над землёй

под взором первых лучей

когда взгляды на крыльях век

взлетят над пропастью

и из распада

поднимется благословенье

кукушка пророчит

стопа осязает тропинки

рука перебирает ветви и цветы

лесное озеро манит прохладой

далеко впереди встаёт разбуженная земля

дорога всё прямей и свободней

то чем полнится сердце

становится залогом

одиночества и милости родины

вовсю разгорается

величественное сияние дня

мир во сне цветенья

парящее поверх границ

сияющее разноцветье

робко сплетающееся в застенчивость венков

ветерок играет сверканьем росы

надежда сияет в глазах

утро больше не в силах

таиться в прохладе мха

бьёт ключом

дерзновенно разгорается

омывает

пробудившиеся из тьмы

образы света

над полем кисеёй светлячки

как маленькие молнии

сверкают

растроганные созерцаньем звёзды

паря в предветрии

благоговейно верят солнцу

восторг цветенья

разгоняет тени

на чашечках цветов

с пыльцой тычинок в пестиках раскрытых

светло паренье мысли

и мир

сияет счастьем

летнее путешествие

густой аромат лета

прохладная тишина леса

нога ощупывает тень

тёплая налитáя черника

заманивает в свою сладость

птичья трель

пролетает сквозь тень

густая тишина

аромата летнего леса

жирный пятнистый жук

копошится во мху

куда-то спеша

солнце падает в тень

чужая но такая привычная

родина

из-под зелёного свода над головой

ни звука

чтобы не спугнуть встающие в желаниях

за ближней деревней

счастье

дом

щедрый сад

о это тайное знание

душа бережно пьёт лес

она дома

в осторожно вдыхаемом

аромате леса

где в полуденной тени

тайно от мира

родина

дом

летний полдень

теперь устал я

блаженный покой усталости

синева тепла

пронизывает сладость

лета

вынашивающего хлеб

овевающего лицо

милым сердцу южным ветром

родина

налитые плоды

что ж я скорблю здесь

дело во мне

не во вспаханном поле

не в аромате чистоты

не в сочном шуме

не в песне жаворонка

во мне

я вверил себя судьбе

доверился судьбе

и устал

нет больше сил слышать

этот звучащий отовсюду

блестящий инструмент

бросок

удар

копание в земле

рубка

повозки

как я хочу затеряться

в чаще

во мху

эту разбитую скорбную колею

я развернул бы

к соснам на горном склоне

ворвавшийся в мир полдень

зовёт меня к себе

и плавится тоска

и почти не осталось желаний

теперь устал я

с улыбкой отправляю в горы

мою тоску по детству

полевые цветы и жуки

пьют мои взгляды

неслышно окликая меня

мирно внимает округа

орут солдаты

война

как далеко разносится над летом

набат судьбы

над миром раздаётся

нетленное слово Его

и смолкает

я засыпая киваю

Его сиянию

в родной обители

после полудня в разгар лета

лето замирает

в удушливом зное

спит под наркозом скала

над пылающим берегом

манит разморённая жарой река

покрытого солнечной пылью

путника на привале

облачный пирог

закипает на западе

и молча цепляется когтями за небо

в бликах на воде угасает ветер

беззвучно дуновенье на горном склоне

тёмным пламенем мерцает дубрава

возвращение домой

чуждый мир

зло и потерянно пялится осень

и взгляды её пятятся прочь

рождённый ночью

иней вжимает ещё тёплую участь

в потоки бледного тумана

ломкий треск голых ветвей

густо

и тяжело

перед глазами плывут в дымке белёсые вековые леса

немо дрожат в страхе горы

тонкие

строчки дорог

вьются вдоль тополей

чуть слышно

горюет усталая песня

улетает в безвестность

не подслушанная ни душой

или подслушанная но заблудившаяся

и непонятая

растаяла у горизонта

сердце одиноко в грёзах

но вот оно

очнувшись поменяло

ночь чёрную на свет чертогов дня

в сияющем его великолепье

и сразу

спаслось от страдания

освобождённое

от непокорного неясного страха

к которому оно прибито

и утопает в море жалоб

так собирайся теперь в путь

в мир благоденствия

он кажется чуждым

но обещает доброе чудо

решения последних вопросов

здесь а не в вечности

осенние страхи

стареет день

и тянутся свинцово и грозно

прочь вереницы туч

река сереет

птицы тянутся на юг

и зеленеют листья дуба

но

в тусклом золоте уже листва другая

в предсмертном забытьи грустит о лете

и падает под лёгким дуновеньем

чтобы набросить на траву прохладу

там где гора встречается с долиной

стоит надёжно стиснута стенáми

и заколдована проклятьем крепость

набитые в неё как сельди в бочку

вымаливают за грехи прощенье

по горло сытые гниением распада

грешники

у них на языке

смердящее предощущенье смерти

они принуждены прилежно смаковать его

но верят

что горький хлеб достойный попрошаек

стал бы счастливым лакомством для них

трещат сухие ветви на ветру

чахлая трава крошится прахом

дикое вино густеет жаркой ржавчиной

вслед лету грустно смотрят георгины

распаханное поле мёрзнет блёкло

по следу плуга

день бредёт устало

и чёрным пологом

над ним восходит ночь

поздняя осень

осень остывшая спит и остыла

хватка усталой руки

стынет тепло постаревших цветов

между сухих лепестков

осени сон

листопада распад

блёклая стынет горюя земля

в лёд застывает жалобный плач

и заполняет колокола

медное мясо их до костей

стынет напрягшись перед трудом

резкий ветер кроит

маем задуманный пряный туман

блеск остывает бледнеет

вот-вот

ветви подломит тяжесть плодов

трудное осеннее путешествие

уныло скрестив на груди руки

утро выманивает склон и холм из туманной дымки

пересмеиваясь с небосводом и крылом

поле одиноко греется на пылающем солнце

земля просторна и узде лесов

её не удержать

восходит солнце

в страстной лихорадке

и его пожаром

охватывает выстывший хомут

попутчики нетерпеливо ждут

но уж не страшно

испытано что было неизбежно

и поздние цветы

уж высохли и одеревенели

повозки волокутся неуклюже

волы отяжелевшие с годами

их осторожно тянут по дороге

начало зимы

всё ниже года свод

свинцовый сон повис густым туманом

опавшая листва неспешно истлевает

прихваченная инеем

звон осыпи стеклянной на прудах так жуток

заболочены поля

пронзительно крича кружит над ними

стая коршунов голодных

иссохшими костями

на морозе

под ветром шаркают раскачиваясь ветви

в голодном исступленьи

день стонет в жажде солнечного мига

но поток тумана

пронизывает каждую минуту

тучи встают стеной

вороньи клювы разрывают пашню

выхватывая редкое зерно

бредут шатаясь одиноко тени

вслед празднику растаявшему лета

прежде чем ранние ночи

сваляются в ком

можно ль увидеть

какие в нём бездны таятся

чёрные краски догадок

страхом въедаются в душу

вслушаться хочешь

но слух изнурённый

в дикости дней повисает

цепляясь за память

звуки глухие темны

и не видно ни зги

первого снега платок

скоро согреет озябшую робкую зиму

снегопад

тихо сыплет зимний свет

праздником игристым

укрывая ширь лугов

нежным покрывалом

ветерком сметает снег

с окон и откосов

ветки весело хрустят

из-под снежных шапок

хлопья снежные кружат

белыми жучками

стерегут наивность снов

ярких словно в детстве

зимний вечер

мрачно кричит ворона

пялясь на блёклый блеск

окоченев от гнева

гнутся тяжестью ветви

грязные пятна проталин

на спящих под снегом лугах

осыпанные инеем роща и терновник

мелко вздрагивают во сне

серые откосы топорщатся колючками

крошится каменная кладка

оргáнные ветры дуют

в раны души и тела

вечер скачет верхом

пришпоривая время

стылая небесная кипень

по одному роняет облака

к валам белых снопов

сани звенят бубенцами

полозья уныло рисуют следы

туман

рвётся к земным пределам

баюкает заупокойность шагов

в грозном окружении

блуждающих теней

деревня тонет в ночи

надрываются лаем собаки

ледяными рубцами

схватывает следы

сумасшедшей скачки

пора

вперёд и только вперёд

тянитесь как птицы на юг

рано ещё отдыхать

дóлжно делать лишь то

что остаётся делать

здесь

где целая вечность

до того что мы потеряли

но время ещё настанет

в преодоленьи найти дорогу

пробиться сквозь лёд и пламя

вернуть дому отнятое у него

время настанет

добыть у вселенной

её сокровища.

(окончание следует)