Портной

Евгений Кострица, 2019

Он сшивает ткань пространства и времени. Не создавая миры, а открывая в них двери. На его фильмы многолетняя очередь, но играют в них не актеры, а зрители. Cреди бесчисленных альтернативных вселенных находятся самые причудливые декорации. Вскоре ему тоже придется примерить новую роль, и она ему не понравится. Планету спасет только герой, так кто он – Пожиратель или Портной?

2

— Вы хорошо поняли, в чем вас обвиняют? — медленно и четко произнес яркий свет. Из-за направленной в лицо лампы самого следователя Кицум не видел.

— Нет. Не понял… — признался он, подпустив испуганной дрожи в голос. Похоже, в полиции обсмотрелись старых фильмов. Балаган с темной и сырой камерой сперва веселил, но теперь стал побешивать.

Оперативники из «Надзора» вытащили из «гнезда» прямо во время очередного сеанса. Конечно, Кицум отдавал себе отчет, что дело будут тщательно расследовать, но пока не мог понять, в чем ошибся. Смерть инспектора — это не шутки, но несчастные случаи в капсулах бывали и раньше. При чем тут он? Если сердце больное, то умереть можно даже на унитазе.

— Что конкретно вам непонятно? — холодно спросил голос.

— Ничего не понятно. Вашим сотрудникам стало плохо. Мы вызвали скорую помощь, их увезли, — развел руками Кицум. — Они выбрались из капсул самостоятельно!

— Вырвав крепления и сломав защелки замков изнутри? На пластике глубокие царапины от ногтей! Как должен быть напуган человек, чтобы проделать подобное? — громко хлопнуло по столу папкой или просто ладонью.

— Некоторые нервничают даже на детских качелях, — хмыкнул он равнодушно. — Подобные риски указаны в типовом договоре. Пятый раздел, пункт тринадцатый и сорок четвертый. Клиенты на нем очень настаивали. Это было их выбором.

— Что именно они выбрали?

— Самый жесткий и дорогой вариант — «Забвение». Непревзойденная яркость ощущений, максимальный болевой порог. А ведь как я их отговаривал… — печально покачал головой Кицум. — Знаете, в «Годзилле» очень натуралистичные сцены.

— Вы лжете! — реостат подкрутили, и свет стал ярче. Казалось, еще чуть-чуть, и в камере зажгут солнце. — Есть запись вашего последнего разговора. Статс-советник ясно и четко попросил вас об «Осознанном сновидении». Кроме того, упомянул и о проблемах с сердцем.

— Он так сказал? Немудрено. Нарушение кровообращения вызывает причудливые галлюцинации.

Нет, это невыносимо! Чертова лампа будто прожгла дырку в черепе и принялась уже за спинку стула. Кицум почти физически ощущал запах дыма. Будь он религиозным, то решил бы, что под убийцей горит земля. Ну, или пахнет кипящим маслом в адском котле, который для него готовят черти.

Но директор не верил ни в ад, ни в богов, а лишь в абсолютную истину непостоянства. Вот оно никогда не подводит — обед в собственном кабинете, а ужин в сырой камере. Было глупо надеяться, что эта забава сойдет с рук, но в тот момент ему показалось, что она того стоила. Рано или поздно всё равно все умрут. Зато как Печёнкин визжал, сколько получено удовольствия!

— Камера не записывает галлюцинации. Вам не повезло. Один из глаз у Агафоновой был заменен имплантатом. Запись велась круглосуточно. Там нашлись очень любопытные съемки, — мерзко хихикнули где-то за лампой.

— Вы не имели права! Это приватная информация! — запротестовал Кицум, быстро оценив безвыходность ситуации. — Откуда её показания? Мне сказали, что девушка лежит в психушке.

— Вот поэтому мы и смогли извлечь эти файлы. Агафонову временно признали недееспособной. Надеюсь, она поправится. Но ее психическая инвалидность уже не самая большая проблема. Всё гораздо серьезнее. Статс-советник Печёнкин умер в больнице от сердечного приступа. Записи доказывают, что вы могли вызвать его преднамеренно.

— Как? Залезть в Годзиллу? Она не моего размера! — нервно отшутился Кицум, хрустнув костяшками пальцев.

— Именно. Так вы и сделали! — ему сунули под нос стикеры с капсулы.

— Я? Да вы с ума сошли! Таких технологий не существует!

— Значит, существуют. Кое-какие материалы мы уже нашли. Суд разрешил их исследовать, чем сейчас и занимаются наши ученые, — злорадно ухмыльнулись за лампой.

— Не думаю, что они разберутся, — по-детски беззаботно улыбнулся Кицум, как только понял, что от него нужно. — Я работал интуитивно. В моих расчетах нет логико-математического аппарата.

— Ну почему же? Вы очень умны, господин злобный псих. Ваши разработки по-хорошему удивили. Возможно, за них человечество будет даже признательно. Но не вам, а одному из наших сотрудников. Наверху думают над именем нового исследовательского центра. Вероятно, его назовут в честь Печёнкина.

— Спасибо. Очень лестно, — скривился директор, оценив иронию. — Но одних записей вашим яйцеголовым будет мало. Всё самое важное в моей голове. Я бы посоветовал ее очень беречь.

— Вот поэтому я с ней еще разговариваю, — неожиданно мягко произнес голос. — Знаете, «непредумышленное убийство» легко заменить на более тяжкую статью. Но если будете сотрудничать, оставим как есть.

— Адвокат сказал, что мне грозит пятнадцать лет тюрьмы. А за умышленное убийство тот же срок, но на каторге. Разница не такая большая, — хмыкнул Кицум.

— Поверьте, она хорошо чувствуется. Кроме того, мы попросим, чтобы вы провели весь срок в стазисе. Несколько лет беспамятства намного лучше рабства на урановых рудниках. Думаю, наслышаны о том, что там происходит?

— Не было причин интересоваться… — буркнул директор, нервно барабаня по столу пальцами.

— Теперь они есть, — со значением заявил следователь и наконец выключил лампу.

Огненные всполохи еще плясали в глазах, но Кицум оценил жест по достоинству. В комфортной полутьме думалось намного яснее.

— Заключенным на каторге перерезают ахиллово сухожилие. Они гниют заживо и возят тележки с рудой на карачках. Вечная тьма, скудный паек и сексуальное насилие среди таких же отбросов. Вы ведь не хотите столь незавидной участи, верно? — нехорошо хихикнул следователь, но его глаза не смеялись.

— Ладно, что от меня надо? — сдался Кицум, решив более не упрямиться и упростить ситуацию. Он не верил страшным сказкам, но проверять на себе их правдивость было бы глупо.

— Ключи шифрования. Полный доступ к документации. Мы устроим несколько встреч-консультаций с нашими инженерами, — с облегчением выдохнул дознаватель. — Но для начала хотелось бы кое-что уточнить.

— Так спрашивайте, — милостиво позволил Кицум, расслабленно закрывая глаза. Перед ними до сих пор плавали неприятные рыжие пятна. Должно быть, религиозные фанатики всё перепутали. Свет ужасен и безжалостен. По сравнению с ним тьма выглядела истинным благословением.

— К сожалению, глаз-камера Агафоновой не смогла зафиксировать то, что пострадавшая видела в капсуле. Но у нас есть протокол первичного обследования. Психиатры записали, что больная бредит жуткими сценами: «Годзилла заставил ее отрезать у Печёнкина гениталии. А потом съесть их у него на глазах», — в тоне следователя отчетливо прозвучали нотки восхищения. — Вы серьезно? Так всё и было?

— Вы меня не подловите. Я не стану свидетельствовать против себя.

— Ладно, — понимающе кивнул тот. — Тогда хотя бы общие принципы. Итак, зритель покупает билет на роль одного из персонажей, а вы воплощаетесь в монстра или злодея. Но мы не нашли ни трехмерных моделей, ни текстур. Никакой графической оболочки! Это не фильм, но и не игра! И откуда в событиях появляется «люфт»? Как, черт возьми, там всё происходит?

— Это непросто объяснить, — согласился Кицум. — Мой зритель не играет. Он рождается и живет в измерении, где я предварительно подготовил для него тело и все необходимые обстоятельства.

— Постойте, но в других кинотеатрах сцены просчитаны заранее, а их объекты жестко зафиксированы. Зритель едет в своем персонаже точно в вагоне по рельсам. О каком измерении вы вообще говорите?

— О боже… вы даже не добрались до механизма «проката», — ядовито заключил Кицум. — Мои капсулы не проигрывают записанный на жесткий диск фильм, как это делают все остальные. Созданные миражи реальны так же, как эта камера. Вот смотрите: ее кто-то построил, покрасил стены, поставил стол и стул, нанял охрану. И только после этого сюда любезно пригласили меня. Вот это и есть ваш «фильм», в который мне насильно вручили билеты.

— Ничего не понял! Объяснитесь! — потряс головой следователь, торопливо записывая.

— Понимаете, человеческий мозг не содержит в себе ни памяти, ни знаний. Всё это существует как особые поля в «изнанке» реальности. Мы настраиваемся на них так же, как радиоприемник ловит волну. Разумеется, «поймать» в этом эфире свою память проще, чем чужую, но при должной «настройке» и это возможно. Так и объясняется телепатия, гадания, предсказания и прочая «экстрасенсорика». К примеру, сны мы видим в наших индивидуальных полях.

— Хм… Звучит слишком фантастично, — недоверчиво хмыкнул следователь. — Чем это можно доказать? Откуда знать, что вы опять не врете?

— Предположение, что люди по умолчанию не говорят правду, разрушило бы весь процесс коммуникации. Мои миры и есть доказательство. И в них я пускаю только за деньги, — усмехнулся Кицум.

— Значит, вы записываете там свой фильм, а потом подключаете к этому «полю» клиентов? — округлил глаза следователь, бросив записывать.

— Как вы проницательны, молодой человек, — покровительственно улыбнулся директор. — Но всё немного не так. Я пробиваю ход в особом подпространстве и нахожу нужный мне «зал». Он уже существует, но еще пуст. Требуется создать декорации, персонажи-пустышки, выстроить между ними сложные связи. И когда я заселяю гостей, мой фильм оживает. Теперь понимаете, кого вы хотите отправить на каторгу?

— И кого же?

— Творца миров! Я божество! — воодушевленно воскликнул Кицум. — Как, впрочем, и вы, и все остальные! Читали что-нибудь о квантовой физике, о «кошке Шредингера»? Нет?

— Мы вас очень внимательно слушаем, — ему многозначительно показали зеркало на стене и камеру под потолком.

— Видите ли… миров очень много. Они бесчисленны. Всё, что только может случиться — обязательно где-то произойдет. Всеми возможными вариантами. Но без «наблюдателя» они как бы парят в неопределенности. А когда он решает посмотреть, сводятся к одному, который и случается. Нет никакой реальности, пока ее не измерят. Таким образом, время, пространство, материя и всё остальное существует только благодаря восприятию. Наши ожидания определяют будущее. Как только их суммарный вектор проявляется в поле, оно проецирует себя в настоящее, создавая причины и условия для событий, которые уже произошли в сознании. Ваши хваленые ученые не столько открыли элементарные частицы, сколько изобрели их. Предсказали теоретически, а потом нашли в своих опытах. Так мы программируем — а скорее, зомбируем, — не только себя, но и всё вокруг, понимаете?

— Люди очень разные, а их фантазии сильно отличаются, — упрямо мотнув головой, возразил следователь.

Кицум понял прозрачный намек. Минутой раньше его назвали психом. Считают невменяемым? Хорошо! Они получат то, что хотят.

— Конечно, отличаются. Точно так же, как и миры, которые так проявляются. Их число бесконечно, и в каждом одно и то же событие происходит по-своему. Всеми возможными, бесчисленными способами! К примеру, в одном из них я сейчас сбегу, проломив вам голову. А в другом останусь и пожру ваши мозги, пока они еще теплые.

Изменившись в лице, следователь нажал кнопку под столом и поспешно отодвинулся вместе со стулом.

— Вот видите? Вы поверили, потому что ждете от меня чего-то подобного! И значит, где-то это уже произошло. Мир лишь зеркало, полное наших собственных отражений! — с экспрессией продолжил Кицум, разведя руками, точно фокусник после трюка.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела пара верзил-охранников. Нетерпеливый жест дознавателя остановил их.

— Хорошо, но почему мы с вами сидим в одной «камере»? — недоверчиво спросил он, видимо, диагностировав случай «запущенного солипсизма». — Как вы или другие тогда оказались в моем измерении?

— Ни «меня», ни «вас», строго говоря, не существует. Взаимообусловленность не оставляет даже теоретической возможности для истинной автономии, — назидательно поправил его Кицум. — Это во-первых. А во-вторых, вместе мы оказались отнюдь не случайно. У нас схожие причины, условия и обстоятельства. Древние мистики называли такое «совпадение» кармой, подразумевая естественную причинно-следственную связь.

— Поясните, пожалуйста.

— К примеру, если рассыпать ведро песка по разным детским формочкам, то куличики из них вылепятся столь же разные. В физических законах, по которым так объединились песчинки, нет ничего мистического, хотя просчитать судьбу каждой почти невозможно, — торжественно заключил Кицум.

— Да черт с ними, с вашими «куличиками»! — разозлился следователь, совершенно запутавшись. — «Фильмы», в которые вы запускаете зрителей, это объективно существующие миры или иллюзии?

— Всё воспринимаемое тоже иллюзия. И она поистине великолепна. Вы так ничего и не поняли, — Кицум досадливо щелкнул пальцами. — Я понимаю. Это не так легко схватывается.

— Достаточно! — поднялась ладонь, словно выставляя защитный барьер. — Где ключи к шифрам?

— У меня дома. Тайник в ножке кухонного стола. Вы открываете ящик Пандоры и даже не представляете, куда лезете. Желаю удачи. Человечеству теперь она очень понадобится! — допрос закончился демоническим хохотом сумасшедшего.