Дума

Евгений Андреевич Каштанов

Часто ли мы задумываемся о том, насколько глубок человеческий разум, насколько эта темная, мрачная пучина может быть неизведанной? Часто ли мы думаем о том, что на самом деле из себя представляет человек, при этом не полагаясь лишь на первые впечатления? Насколько глубокой, черствой и колющий может быть история жизни отдельно взятого человека. К чему может привести его мощная, крепкая, как огромный валун, сила воли. А может, и не столь мощная… Чем может обернуться его драматичная история?

2.Парк

После посещения продуктового магазина, Василий вернулся домой. В магазине он купил некоторое количество продуктов: консервированный горошек, батон белого хлеба, парочку сосисок, десяток куриных яиц и любимые печенья, что так хорошо шли к чаю.

Он отправился на кухню, накалил сковороду, и пожарил 3 яйца с сосисками.

— По-моему я отличный повар! — оценил свои кулинарные навыки Василий.

После употребления яичницы с сосисками и чаем, он решил глянуть, что показывают по телевизору.

По телевизору показывали какую-то передачу, в которой рассказывали про жизнь животных.

— На данный момент вы можете наблюдать типичное поведение льва, — вещал женский голос. Лев находился в неприличной позе, развалившись на жухлой траве, совершая непотребные действия со своим достоинством.

Василий откашлялся.

На другом же показывали какой-то, по мнению Василия, дешевый боевик: всюду пули, взрывы, мужчины с автоматами в руках, непонятные причины конфликтов между воюющими сторонами.

Желание смотреть телевизор вдруг резко спало и он, выключив его, решил прогуляться на свежем воздухе.

Василий решил пройтись по парку, по которому он часто гулял, размышляя о тех или иных вещах; или же не размышляя, а лишь наслаждаясь местными, хоть и часто наблюдаемыми, но ничуть от этого не надоевшими видами. Не слишком длинные и не слишком толстые деревья, чьи кроны мерно качались при легком дуновении ветерка, приятный зеленый газон, что находился в середине кругообразного парка, раздвоенная дорожка, одна часть которой принадлежала велосипедам и самокатам, а другая — пешеходам. Однако иногда люди не обращали на эти дорожки внимания, и шли как им вздумается; гуляющие родители с детишками дополняли идиллическую атмосферу; в парке стоял приятный природный запах, который позволял задуматься о чем-то отдаленном. Василию нравился этот парк. Ему казалось, что этот он его понимает, будто бы он его друг, который поддерживает в любой тяжбе.

Василий, сидя на лавочке, наблюдал за проходившими мимо людьми. Два друга которые о чем-то импульсивно разговаривали, взмахивая иногда руками кверху. Один парень был в синей майке, оранжевых подвернутых шортах и в кроссовках, другой же имел при себе темно-синие джинсы, с подвернутыми рукавами кофту и кроссовки. Далее шел парень с короткой прической, высоким ростом и худощавым телосложением. Парень шел с девушкой, которую держал за руку. Девушка была среднего роста, такого же среднего телосложения, светлыми волосами и прямым носом. Парочка о чем-то мило беседовала. Вдруг послышалось легкое пение птиц. Василий так же заметил и двух бабушек, одна из которых немного качалась из стороны в сторону при ходьбе.

Василий вдруг призадумался: «Жизнь удивительная штука. Такая разновидная. Хотя видел ли я её разновидности, все её грани? Жизнь, как мне кажется, слишком многогранна, слишком насыщенная, что бы увидеть все или хотя бы большую часть её разновидных элементов. Да и вообще, что такое жизнь? Интересный вопрос, — подумал он с улыбкой. — Однако одно точно можно сказать — жизнью можно насыщаться по-всякому: кто-то читает книги или же смотрит фильмы, пытаясь извлечь что-то для себя, кто-то путешествует, кто-то пытается взобраться по карьерной лестнице максимально высоко, кто-то пытается достичь высот в точных науках, а кто-то, кому безразлично все выше перечисленное, лишь „прожигает“ свою молодость, а иногда и всю жизнь. Такие люди лишь рождаются и умирают, ничего не привнося в этот мир. А что такое мир? Тот ли мир, который мы ощущаем и есть тот самый мир? Все то, что мы видим каждый день? Но ведь не для всех мир такой какой он для нас. Для каких-нибудь букашек он совсем другой. Такой, который будет нам казаться совершенно чужеродным, странным, необъятным. Однако это мир букашек, не наш. Наш совсем иной. И что же получается, что мир у всех разный? Мир вроде бы вот он, никакого другого и быть не может. Однако ж получается, что может. У каждого свой мир, свой видение одного и того же предмета, который воспринимается людьми и букашками по-разному. Мир — интересная штука, как и жизнь.»

— Мир. — Василий медленно проговорил это слово, словно пробуя его на вкус.

— Что? — послышался рядом женский голос. Василий и не заметил, как к нему подсела девушка, которая держала в руках книгу.

— Да я… размышлял тут… вот и всего, — будто не зная что ответить, промямлил Василий. — Кстати привет.

— Привет, — девушка легонько улыбнулась. Надо признать, что у неё была довольно приятная внешность: темные волнистые волосы, тоненький носик с узкими ноздрями, выпуклые щеки с высокими скулами. Девушка достала прямоугольные очки с черной оправой и продолжила читать.

— Что-то интересное? — спросил Василий.

— Да не то что бы… — ответила девушка, — Какой-то детектив. Мне его знакомая посоветовала, такая безвкусица.

— Зачем тогда читаете?

— Читать полезно. К тому же я с детства приучилась читать книги. Хотя тут вы правы, книга слишком бездарная, каких поискать следует. Дрянной вкус у моей знакомой, — снова показала улыбку девушка, после чего выкинула книгу в мусорку.

— Не жалко книгу?

— С чего бы? Она бесполезная, от таких нужно избавляться. Сами-то что любите читать? — взглянула девушка на Василия.

— Всякое. Фантастику, например, или утопии, антиутопии, иногда, но редко — историческую литературу. В общем, всего по чуть-чуть, что интересно, то и читаю, — пожал плечами Василий.

— Мне тоже фантастика нравится. Пофантазировать, что будет в будущем интересно и занимательно, а читать про то, что нафантазировали другие — еще занимательнее, если это, конечно, не переходит в бред сумасшедшего, согласны?

— А что лучше: бред сумасшедшего или детективы, которые нравятся вашей подруге?

Девушка посмеялась.

— Даже и не знаю, одно не лучше другого. Слушайте, вы ведь даже не сказали, как вас зовут.

— Василий.

— Очень приятно, Василий.

— Ну а вас?

— Давайте это останется тайной? — замялась девушка.

— Ну, мне же нужно как-то к вам обращаться, — сказал Василий. — К тому же свое имя я вам сказал, не плохо бы ответить взаимностью.

— Пускай тогда я буду Кана. Просто Кана.

— Ну хорошо, просто Кана, рад познакомиться. И все же, почему вы решили оставить свое имя в тайне?

— Ну, я вас пока что плохо знаю, поэтому решила не говорить.

— Интересно… А вы так со всеми людьми?

— Только с теми, кого вижу впервые. Хотя погодите… — Девушка сняла очки и прищурилась. — Вы мне кажетесь подозрительно знакомым человеком. Я вас раньше где-то видела? — спросила она, чуть оттянув голову и надев очки обратно.

— Хм… — задумался Василий, почесывая щетинистый подбородок. — Если честно, вас я не помню… Да, вроде бы ни разу не видел. Впервые. А вы?.. Помните меня?

— Не знаю, — улыбнулась Кана. — Может и помню, а может и нет. Трудно сказать. Но да ладно, давайте сменим тему.

Пожав плечами, Василий спросил:

— И много людей узнало ваше настоящее имя?

— Нет, не много, — покачала головой Кана. Её волнистые волосы мягко дрогнули.

— Как вы думаете, есть ли у меня шанс?

— У всех есть, — улыбнулась Кана. — Все зависит лишь от нас, от нашего желания и стремления.

— Любите говорить загадками?

— А что, видно?

— Что-то похожее проглядывается, да.

Взору Василий бросилась женская улыбка. Снова молчание.

— И все же, что это за тайны такие? Почему вы скрываете свое имя от незнакомцев?

— Скажем так… — Кана слегка призадумалась, отведя голову в сторону. — Это мои личные взгляды и я не очень понимаю людей, которые говорят свое настоящее имя незнакомцам. По крайней мере таких людей, как я. Для меня это чуждо. Я говорю свое имя только настоящим друзьям, в которых я уверена на сто процентов, никак иначе. А для этого должно пройти порядочное количество времени.

— Таких людей как вы? Это каких же?

— Скажем так… Перетерпевших некоторые потрясения в жизни. Переживших, если не апофеоз неприятностей, то что-то похожее, близкое к этому по значению.

— Хм. — задумался Василий. — Вы пережили много бед?

— Достаточное их количество, чтобы опустить руки…

— И вы опустили? — спросил Василий, глянув краем глаза на Кану.

— Старалась не опускать, — ответила она, потирая очки двумя пальцами. — И вроде бы не опустила.

— Что придавало вам сил?

— Слушайте, это долгая история, давайте я вам расскажу её в другой раз, при случае? — Было видно, что Кане говорить об этом не слишком приятно. «Наверно, не хочется открываться какому-то доходяге, — думал Василий. — Оно и понятно, не нужно мне открываться. Кто я такой вообще, чтобы такие вопросы задавать?»

— Ну хорошо, — ответил он. — Я не настаиваю.

Кана кивнула, не то ответив таким образом на слова Василия, не то утвердившись в каких-то своих раздумьях.

— А что сподвигло вас на это? — не унимался Василий. — На то, чтобы не говорить свое имя случайным людям.

Кана задумалась на какой-то промежуток времени:

— Трудно объяснить. Давайте я постараюсь сформулировать ответ и дать его позже.

— Хорошо.

Какое-то время Василий и Кана лишь молча сидели на лавочке, наслаждаясь погодой. Голубоватые облака, словно нанесенные кистью художника, мирно проплывали по бездонному небу, которому, казалось, нет конца, листья деревьев легонько шелестели, словно боясь кого-то побеспокоить, солнце приятно светило теплыми лучами. На дорожке не поодаль пробегало два парня.

— Классная у тебя кепка, — сказала Кана.

— Мы уже перешли на «ты»? — спросил Василий улыбнувшись.

— А ты против?

— Нет… Что ты, совсем наоборот. Мне нравится. А кепка да, — Василий снял кепку и посмотрел на неё оценивающем взглядом, — классная, с детства ношу. Мне её как-то друг подарил на день рождения, когда я еще был двенадцатилетнем пареньком.

— И ты с этой кепкой так давно не расстаешься?

— Ну, вообще да. Люблю её, не знаю даже почему. Вроде и простая на вид, ничего приметного, но что-то в ней есть. И это что-то притягивает меня и заслуживает мою любовь.

— Хорошо сказано.

— Спасибо. А у тебя как, со зрением хорошо? — спросил Василий, наблюдая, как Кана снимает очки.

— Да, у меня все в порядке со зрением — ответила она. — Просто надеваю очки ради красоты. Нравятся они мне. Почти также, как и твоя кепка тебе.

Василий слегка улыбнулся.

— Классные очки, — подметил он.

— Спасибо.

И снова минута задумчивого молчания.

— Слушай, ты никогда не задумывался о том, что люди иногда не делают того, что хотят сделать? — начала Кана.

— То есть? — не понял вопроса Василий.

— Ну, люди говорят, что надо сделать то, надо сделать се. «Надо похудеть, надо заняться самообразованием, надо на этих выходных съездить к родителям, надо пойти работать», — будто процитировала многих людей Кана. — Люди лишь говорят, что в течении какого-то определенного или неопределенного времени им что-то необходимо сделать, заняться чем-то полезным, в общем тем, что они давно планировали и планируют, но никак не могут сделать. Вот у меня подруга была… Ну, как подруга, так, знакомая, но другая знакомая, общаться толком не общались. Все рассказывала и рассказывала, как она хотела на остров один слетать. Говорит: “ Остров! Очень мне нравится этот остров. А какое там солнце!.. А чего только стоят эти лазурные воды! Эх… Я обязательно когда-нибудь, рано или поздно побываю в этих местах. Когда-нибудь точно…» Ну а в итоге всю свою жизнь проработала клерком. И работает до сих пор. Едва сводит концы с концами… А у неё на шеё два ребенка. И куда, спрашивается, рожала только. Любит их, говорит, и что дети — цветы жизни. — Посмеялась отрывисто Кана. — Нет, ну представляешь? Цветы жизни! Это ж надо до такого додуматься!

— Людям иногда не хватает силы воли, — Василий пожал плечами как бы невзначай.

— Причины наверняка разные, — Кана опять впала в короткое раздумье. — Да, пожалуй, многие просто слабы силой воли, ну или на их пути вдруг встает какая-то преграда, которую они никак не могут пересечь. Это могут быть проблемы со здоровьем, проблемы в отношениях, или же просто куча нахлынувших дел, из-за которых приходится все откладывать на потом. Моей знакомой как раз-таки наверно силы воли и не хватило.

— А иногда люди просто ленивы. Страшно ленивы.

— Ну да. Но ведь есть разные люди, так?

— Так.

— И у всех свои заботы… Вон, как у знакомой-то: дети да и только. — Мечтательно посмотрела она на небо, а потом и на Василия. Только сейчас он заметил, что глаза Каны имели необычный бирюзовый окрас, словно бездонное, чистейшее озеро, отсвечивающее взгляд. Глаза Каны очень понравились Василию. Он не мог оторвать свой взгляд от них. Они были чертовски красивы и глубоки.

— Эй, ты чего так застыл? — спросила девушка.

— Задумался, — ответил Василий очнувшись.

— О чем?

— Да… О всяком.

— Поделись?

— Даже не знаю, о чем.

— Не знаешь, о чем ты думал? — нахмурившись спросила девушка.

— Да, у меня такое бывает.

— Забавно…

— Ага, очень.

— Ладно, мне пора идти, — сказала Кана, вставая с лавочки. — Пока, Василий.

— Пока, — сказал Василий, уже и не надеявшись встретиться с ней.

— Слушай, ты приходи в этот парк, поболтаем. Я здесь периодически бываю с двенадцати часов дня.

— С радостью, — обнажил Василий улыбку.