Дума

Евгений Андреевич Каштанов

Часто ли мы задумываемся о том, насколько глубок человеческий разум, насколько эта темная, мрачная пучина может быть неизведанной? Часто ли мы думаем о том, что на самом деле из себя представляет человек, при этом не полагаясь лишь на первые впечатления? Насколько глубокой, черствой и колющий может быть история жизни отдельно взятого человека. К чему может привести его мощная, крепкая, как огромный валун, сила воли. А может, и не столь мощная… Чем может обернуться его драматичная история?

3.Пища для ума

Василий проснулся в час дня. Сначала зажмурившись, а после разинув глаза, он сел на краю кровати. Посидев так какие-нибудь минут 10, он отправился на кухню завтракать.

За чашкой кофе он вдруг вспомнил свое детство. О своей тетушке, которая была очень к нему добра и щедра. Нередко она могла ему выдать целую горсть леденцов или шоколадных конфет. Покупала она ему и чипсы, и сухарики. Забирая его с сада покупала газировку или квас. Летом холодный квас самое то. Василий тогда любил квас, но сейчас он больше всего предпочитает кофе. Как-то и сам не заметил тот момент, как пересел на другой напиток.

Прожевывая медленно и монотонно бутерброд, Василий, хмурясь, вспоминал, как весело и задорно проводил свое детство на улице.

Впрочем, то было детство. Сейчас же это всего лишь воспоминания, дающие иногда улыбку, иногда повод задуматься, насколько в детстве некоторые беспечны, и могут завести себя в такие дебри, что выйти оказывается очень трудно.

И у Василия был как минимум один такой случай. В один прекрасный день он с тем самым другом, который подарил ему кепку, решил съездить на речку на велосипеде. И ничего не предвещало беды, но вот они с другом разогнались на спуске, и Василий, не заметив ямку, попадет в неё, теряет управление и падает. Друг, несясь на большой скорости и не сразу заметив, что Василий упал, несется прямо на него. Он начинает резко тормозить и перелетает через руль, и падает прямо на него! Велосипед же его задним колесом угодил прямо по ним. Неимоверно больно было обоим. У друга ободрались все руки, онемел один палец, и он чуть не сломал палец на ноги. Василию же повезло меньше… Он получил аж два перелома. Неизвестно, как так получилось: то ли из-за того, что он пытался удержать руль (когда тот начал кидаться из стороны в сторону), и упал как раз рукой на землю, то ли из-за того, что на него шлепнулся друг. Но он к тому же сломал еще и ногу. Для него это было вообще нонсенсом.

Впрочем, то было детство…

Василий позавтракал, оделся, и отправился в путь, в парк. Точное время он уже не помнил, но когда он одевался, было около часа дня.

На улице стояла теплая, сдержанная погода. Людей на улицах, как и в парке, не сказать, что было много.

Сначала Василий Кану не заметил, но пройдя 3 раза вокруг парка, на лавочке появилась знакомая фигура.

Она снова задумчиво читала какую-то книгу. Обложка была неприметная и скромная, но симпатичная. Она сидела в свободном белом платьице, в белых сандалиях, так же в очках. Перекинув ногу за ногу и поставив голову на руку, таким образом напоминая согнутый столб, она сидела неподвижно, лишь двигая глазами от строки к строке, от предложения к предложению. Иногда хмурила брови, иногда замедляла движение глаз, а потом снова ускоряла. В этот момент из-за хмурого неба выглянуло солнышко, из-за чего лучи его падали сквозь ветки деревьев на Кану таким образом, что казалось, будто сами небеса освещают её, таким образом говоря, что это особенный человек. Непростой. Будто бы знающий больше среднестатистического человека и мудрее его.

Так или иначе, Василий подошел к ней.

Первой заговорила она, плавно, но шустро отложив книгу и кинув взгляд на Василия.

— Ты пришел все-таки? — улыбнулась она.

— Еще бы, — кинул он, присаживаясь на лавку. — Что читаешь?

— Довольно неплохую книгу. Одного… юного философа.

— Почему юного?

— Ну, как тебе сказать… Как мне кажется, в философии он не совсем хорош в том плане, что есть писатели куда мудрее его.

— Ну, такие, я думаю, всегда есть, разве нет? — Василий глянул на Кану.

— Погоди, я не договорила, — Кана вильнула рукой и мечтательно глянула на деревья. — С тем, что всегда найдутся люди куда мудрее тебя я не совсем согласна, но об этом потом. Касательно писателя… Знаешь, он будто бы открывает примитивные вещи, которые все давно уже открыли, и только он восклицает: «Ох! Представляете?» Такое чувство, будто он один такое гений на всей нашей планете. Будто бы не вырос из своих каких-то максималистских представлений. В общем, не буду тебя запутывать. Юный этот писатель еще, юный. Но спросишь: зачем тогда я его читаю? Хоть он и юный, но, надо признать, умные вещи сказать умеет, и иногда его фразы действительно хороши.

— Я и не ожидал услышать такую рецензию от тебя.

— Бывает порой, — Кана повела головой так, как водят высокоинтеллектуальные люди, когда очень остроумно отвечают на заданные вопросы, довольствуясь своим ответом. И в то же время она была проста и незамысловата в общении. Проста, как камень. Но в камне в этом таится что-то умное и прогрессивное, явно с немалой силой воли и не бесхребетным характером.

— Кажется, ты еще хотела что-то сказать про мудрых людей.

— Да. Вот говорят: всегда найдется человек умнее тебя. Ну, а если, предположим, ты бог? — улыбнулась Кана. — Я понимаю, что это что-то вон выходящее, но предположим? Выходит, фраза это не до конца умна. Впрочем, может ты человек, который больше всех потратил часов на то или иное дело. И тогда вопрос: если кто-то умнее тебя? Может, это как-раз таки бог? — Кана совсем стала похожа на философа. И совсем не на юного… — Можно ли сказать, что эта фраза связана с чем-то высоким, с чем-то, что люди не могут постичь? — Кана задержала взгляд на чем-то абстрактном, будто бы представляя, как её мысли будут выглядят в живую, среди людей. И снова лицо её пришло в оживленное движение. — Конечно, нет. Просто мне кажется, что фраза эта… Ну, скажем так, слишком поверхностная.

Василий внимательно выслушивал каждое её слово, будто бы в голове расщепляя её фразы на атомы.

— Хм… Казалось бы, я просто спросил про книгу.

— Да, — улыбнулась она, — заносит порой, согласна.

— Да нет, что ты, продолжай. Хоть с кем-то пообщаюсь.

— А есть недостаток в этом? — она глянула на его лицо.

— Ну, просто я тоже частенько думаю.

— О чем? — девушка, очевидно, по-настоящему заинтересовалась.

— Да о всем и в то же время ни о чем существенном, — почесал он затылок. — Так, хаотичные мыслишки. Хотя бывает иногда знаешь как, хочешь подумать, а не о чем… Сразу так грустно становится.

— Ну, можно лишь сказать, что в жизни нужно быть конкретным, иначе тебя никто не пойме-ё-ё-т, — Кана стала внезапно серьезной. Теперь она была похожа на какого-то политика.

— То есть? — уточнил Василий.

Кана вздохнула, набрала воздуха в легкие, и сказала:

— Разве можно быть в нашей жизни абстрактным? Конечно, в абстракции видеть нашу жизнь проще, так виднее каждая деталька нашего мироздания, но нужно быть конкретным, я считаю. И в этом я убедилась на опыте.

— Наверно ты права, — Василий повел плечами. — Опыт дает многое. Опыт дает убеждение в тех или иных вопросах.

— Именно. Опыт — пожалуй, самый важный ресурс в нашей жизни. И зависит только от тебя то, как ты им распоряжаешься: рационально или же нет. Кто-то вобще этот опыт не замечает. А другой же собирает нежно, тщательно и внимательно, обходятся прямо как с алмазом.

— А как же эмоции?

— Эмоции это приходящее. Это тоже важно, но без опыта ты никуда не поедешь, — она отрицательно помахала руками. — Благодаря опыту ты как раз-таки получишь эмоции. Или в ходе получения этого опыта.

— Ну да…

Кана и Василий еще долго болтали о тех или иных вещах. О мироздании, о книгах, о том, как правильно нужно готовить какие-то блюда.

Василию казалось, что они очень хорошо сдружились за один единственный день. Надолго ли это? Непонятно. Но сейчас вдруг у них зашел разговор про жизнь Каны. Она задумалась, переминаясь с одного взгляда на другой, будто расценивая Василия. Только вот непонятно, что она расценивала.

— О чем задумалась?

— Да вот думаю… Ты точно хочешь услышать?

— Ну да, почему бы и нет?

— Это долгая история, — она сощурила глаза и посмотрела на небо. — Может, тебе станет скучно и начнешь жалеть, что согласился.

— Как бы то ни было, сейчас я хочу услышать.

— Уверен?

— Уверен, — кивнул Василий.

— Но там много рассказывать, за один раз вряд ли управлюсь.

— Ничего, я никуда не спешу, а ты?

— Да в принципе тоже нет. По крайней мере сейчас.

— Ну тогда давай.

Кана вдохнула, задержалась так, с наполненными легкими, и выдохнула.

— Ну ладно, давай расскажу.