Записки одессита: часть вторая – послеоккупационный период

Евгений Анатольевич Маляр, 2008

В книге описывается множество историй, происходивших в городе Одессе во второй половине сороковых годов, в пятидесятые и отчасти шестидесятые. Отдельные главы посвящены таксопаркам, порту, ликвидации банды «Черной кошки», еврейской артели «Трудпобут», школьному обучению тех времен и бытовым условиям. Не обойдены вниманием одесские фарцовщики, биндюжники, спекулянты и прочие жизненные явления того времени. Описаны районы Одессы: Дерибасовская, Пересыпь, Молдаванка, Бугаёвка, Канава, Слободка. О многих событиях и людях давно ушедших дней теперь можно узнать только из этой книги.Содержит нецензурную брань.

Общественный транспорт

В конце сороковых добираться в Аркадию из центра города стало намного проще. Одесситам нравилось вспоминать довоенное время, сидя на скалистых склонах и в маленьком парке. Худощавое население заполнило трамваи, хотя большая часть пассажиров сходила у Привоза.

Перевозкой людей занимались и биндюжники на легковых бричках — их клиентами становились представители солидной (сармачной) публики.

На больших грузовых площадках искали нанимателей другие биндюжники, подряжавшиеся доставлять мебель, мешки с продуктами и другие габаритные предметы.

Были еще и безлошадные биндюжники. Они считались одновременно самыми бедными и здоровенными. Эти представители транспортного бизнеса легко катили свои тачки в любую погоду вниз по наклонным улицам Одессы и тяжело толкали их на подъемах.

Когда организовался первый в городе таксопарк на улице Эстонской, наиболее шустрая часть легковых биндюжников, естественно, за определенную мзду, пересела на несколько десятков новеньких «Побед».

Кроме технически новых транспортных средств в работе не изменилось практически ничего. Гордые таксисты собирались позади рыбных корпусов и ожидали «сармачных» клиентов теперь уже не рядом с лошадями, а возле автомобилей. Водители знали себе цену и всем своим видом показывали, что задешево никого никуда не повезут.

Появились и конкуренты в виде владельцев трофейных BMW, опелей и мерседесов. Они остерегались бывших биндюжников, слывших большими хулиганами, но деловые соображения брали верх над страхом. Лучшего места для парковки в окрестностях Привоза все равно не было.

Таксисты быстро ощутили убыль пассажиропотока и логично связали ее с активностью частников. Кто из тружеников сферы услуг не знает, что насиженная точка — зона жизненно важных интересов? Биндюжники старались, «прибивали» место, а теперь эти нахалюги пользуются плодами без спроса!

Особенно возмущал таксистов своей необыкновенной наглостью один владелец «Опеля», уводивший пассажиров прямо из-под носа. Водители некоторое время просто возмущались, а потом применили к «бомбиле» новейший, специально изобретенный метод конкурентной борьбы.

Шофера «Опеля» подвела предсказуемость. Он часто оставлял свою машину рядом с официальными таксомоторами и, заработав денег, шел «делать базар». В тот день он тоже шел от мясного корпуса Привоза в хорошем настроении, купив по выгодной цене симпатичного петушка, овощей и фруктов. По пути конкурент успел прихватить клиента приличного вида — тот солидно шел рядом с ним в костюме и шляпе. Водитель «Опеля» не спеша уложил покупки в багажник, услужливо открыл дверь и усадил пассажира на переднее сиденье.

Машина уехала. Таксисты, наблюдая за этой сценой, тихо ухмылялись, сдержанно ликуя.

Частник вскоре после начала поездки почувствовал неприятный запах. «Надо же, с виду такой приличный человек, а пускает газы — будь здоров!» Так подумал водитель, мыслей же пассажира он прочитать не мог. С высокой степенью вероятности, однако, можно предположить, что их содержание было тем же, но направленным в противоположную сторону, почти как в третьем законе Ньютона.

Так они и ехали, недовольные друг другом, до 16-й станции Большого Фонтана. Клиент вышел из машины, швырнул оговоренную сумму, хлопнул дверью и сказал, что с такой скотиной никогда больше ездить не будет.

После того, как пассажир покинул салон, запаха меньше не стало. Озадаченный шофер, борясь с амбре, открыл все окна и помчался назад в город. Морской ветерок пронзал машину, и вроде бы стало легче дышаться. На 13-й станции голосовал молодой человек. Частник подобрал его и тут же почувствовал носом, что проблема вернулась. Парень заерзал на сиденье, но водитель уже смутно догадывался, что дело не в нем. Высадив недовольного пассажира, шофер внимательно обследовал всю машину, но ничего не обнаружил. В каком-то дворе нашел водопроводный кран, обмыл кожаную обивку и пол. Настроение вроде опять поправлялось, а тут подвернулась молодая пара. Юноша с девушкой в два голоса стали возмущаться: «Что дед, дома пробздеться не мог?»

Кончилась история полной капитуляцией конкурента. Он приехал к таксистам и покаялся: «Виноват, ребята, принимаю все ваши условия». Без второго слова частник выставил банкет.

После соблюдения всех дипломатических формальностей водители «Побед» открыли тайну своего секретного оружия. Они подняли резиновый коврик, под которым с пассажирской стороны была вложена пачка из-под «Казбека» — из нее расползалось во все стороны уже несвежее дерьмо. Посрамленный частник стал намного скромнее. Хотя он по-прежнему иногда отбивал клиентов у таксистов, но уже не так нахально, и каждый раз «дико извинялся».

Первые годы для бывших биндюжников, ставших таксистами, были самыми урожайными. Плановое задание установили небольшое, поборы оказались умеренными, а заработки зашкаливали. Устроиться на работу в эту контору можно было только по большому блату. О существовании такого устройства, как таксометр, в послевоенном СССР даже не догадывались.

Зарплата водителя примерно равнялась его дневному заработку и за ней в кассу никто не спешил. Старые водители со смехом вспоминали, как их отлавливал главбух, и просил хотя бы расписаться, если уж деньги они получать не хотят — ему же отчитываться надо. У него же всегда можно было мгновенно получить ссуду, если кому-то срочно требовалось оплатить выпивку, техосмотр или купить какие-то запчасти — без процентов и под честное слово. Доверие — главное в коллективе.

Методы обслуживания клиентов и взаимоотношения остались теми, к которым привыкли биндюжники. Сохранилось деление на касты. «Шмаровозники» специализировались на доставке «девочек» с их «друзьями» в места эротического уединения.

Другие водители имели длительные деловые отношения с карточными шулерами, раздевающими «жирных каплунов» на природе и в городских катранах — с ними рассчитывались очень щедро за проезд в оба конца, проявляемую невнимательность и полное отсутствие памяти.

Третьи находили пассажиров на вокзале и привлекали их веселыми криками о «синиториях», в которых «нема отдыху». В общем, каждый крутился, как мог, а в центральной части продолжали работать конные брички — там «Победу» с шашечками на дверях увидеть можно было редко.

Финансовая дисциплина таксистов, возможно, была самой высокой. Они всегда очень четко выполняли план по выручке и знали, насколько его следует перевыполнять, чтобы намного не повысили.

Администрация ютилась в малопригодных помещениях на Эстонской.

О том, кому, когда и самое главное, как выступать на партсобрании, работники таксопарка тоже имели представление. Бригадиры никогда не критиковали директора, а о линии партии и речи идти не могло — она всегда одобрялась единогласно. Следует отдать должное и уровню воспитательной работы: водителей даже и сравнивать нельзя было с биндюжниками по культуре речи и обслуживания населения. Они никогда не ругались матом, порой удивляли пассажиров своей начитанностью и умением разбираться в музыке — и это несмотря на отсутствие чаще всего даже начального образования. Очевидно, они просвещались самостоятельно в свободное от работы время, как Лазарь Каганович.

Одесские таксисты дружно рвали на груди рубахи, тем самым доказывая свою преданность партии и лично товарищу Сталину.

Партсобрания проходили согласно общепринятому в Одессе (а возможно, что и в других городах) ритуалу. Одно из них запомнилось старому таксисту, рассказавшему мне в конце шестидесятых годов и вышеприведенную поучительную историю о бомбиле на опеле.

Современному читателю поможет разобраться в хитросплетениях интриг, характерных для обстановки в коллективах того времени, краткое описание самой партийной организации.

Недавние биндюжники, в срочном порядке вступившие в КПСС и получившие вместо привычных коней «Победы», несколько возгордились. Новенькие автомобили они полюбили так же, как ранее своих лошадей.

Собрания для многих становились первой ступенью карьерной лестницы. Директор таксопарка пользовался авторитетом столь же непререкаемым, как для блатных пахан. Когда большой начальник открывал собрание, все затихали. Директор для начала поощрял толпу хвалебными речами о производственных успехах, плавно переходя к самокритике, а затем и критике.

Помещения тогдашнего таксопарка роскошными назвать было нельзя: секретарь с президиумом гнездились за дощатым столом на жестких сиденьях, уступавших по удобству даже скамейкам ломовых извозчиков. Это не имело значения — простота быта только украшала светлый облик коммунистов.

Директору почтительно предоставлял слово секретарь парторганизации, и «хозяин» с достоинством нес свое тело к импровизированной трибуне. Прокашлявшись и выпив глоток боржоми, он суровым взором окидывал собравшийся коллектив.

— Уважаемые товарищи! В то время, когда гидра мировой контрреволюции старается запугать наше родное правительство атомной бомбой…

Изредка раздавался храп отработавших ночную смену водителей. Секретарь в этих случаях громко бил связкой ключей по графину, наполненному водопроводной водой.

— Товарищи коммунисты — других здесь не вижу! Дадим отпор империалистам своим ударным трудом! Благодаря нашей партии и товарищу Сталину мы с вами отработали трудный месяц на благо всего советского народа. Наши водители вновь выполнили и перевыполнили задание по выручке. Наши коммунисты показали пример беспартийным биндюжникам, теперь уже тоже членам нашего дружного коллектива. Принятые на работу новые водители реже ругаются матом в присутствии клиентов.

Директор вновь наливает себе боржом и громко с клекотом пьет.

— Однако следует обратить внимание и на некоторые недостатки в нашей работе. Вследствие превышения скорости движения по городу коммунистами нашего предприятия было допущено двенадцать столкновений с безлошадными биндюжниками, одного из которых удалось спасти на месте. Остальных спасала скорая помощь. Кроме того, наши водители повредили шесть подвод и убили одну лошадь. Хорошо, что возле зоопарка — сразу же сдали животное на мясо львам и тиграм.

Шальные деньги стали застилать глаза нашим водителям и даже коммунистам! Еще раз напоминаю: деньги не должны застилать глаза в нашем лице! Они должны приносить пользу нашей стране и товарищу Сталину. У некоторых вместо глаз рубли, честное слово…

Хозяин вылил остатки боржома и с шумом выпил, после чего пошел к своему месту рядом с партийным секретарем, услужливо отодвинувшим «стуло».

В таксомоторном парке, как и на многих других предприятиях Одессы, самым активным коммунистом был Рабинович. Никого ни о чем не спрашивая, Ицык подбежал к трибуне.

— Спасибо нашему директору, нашей партии и товарищу Сталину! — бодро начал он. Минеральной воды больше не осталось, поэтому пришлось обходиться без солидных пауз.

— Я с чувством глубокого удовлетворения прослушал краткий, но очень мудрый и даже поучительный доклад нашего уважаемого руководителя. Деньги — это то зло, о котором коммунистам написали Маркс, Ленин и Сталин, и это зло мешает нам двигаться к светлому будущему без денег… И что же мы будем приносить домой? И на что мы будем жить? Что ви на это скажете?

И Ицыка непроизвольно закатились глаза: он запоздало понял то, что уже прокричала его глотка. У секретаря партбюро задвигались уши.

— И что же вам непонятно, коммунист Рабинович? Или вам захотелось с левым уклоном прокатиться на Колыму?

— Ойц, извините, это я неточно выразился. Это я в смысле, что можно и бесплатно поработать на благо народа. Я даже могу поддержать новый почин…

Раздался ропот водителей. Ицык совсем запутался, смутился и пошел к своему месту, вжав голову в плечи.

— Слово предоставляется коммунисту бригадиру Задорожному.

— Товарищи! Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что мы усе поддерживаем нашего директора. Деньги — это зло, особенно когда их нема. А когда они есть, так они и не мешают нам двигаться…

— Ты, мишигины копф! А чей водитель покалечил насмерть лошадь? Смотри за своими головорезами. Сколько жалоб они принесли нашему любимому директору! И в партбюро тоже! Почитай, как твои махновцы называют уважаемых молодых морячек проститутками и выбрасывают их из машины почти на полном ходу!

— Марек, ты зачем мене заводишь? — почти ласково спросил в ответ Лёва Задорожный — Ты забыл, что я — инвалид война? Прибью тебе прямо сичас, и мене ничего не будет!

— Если ты такой псих, то тогда кто продавал тебе права? Возвращайся к своим биндюжникам! Я твою тачку буду сбивать и скажу, что так и было, и я нечаянно. Я напишу на тебя!

— Пиши в центральную прачечную, поц!

Лёва демонстративно плюет в сторону Марека.

— А ты сильно умный? На Слободке в дурдоме таких как ты полно, и они политику партии знают лучше тебя! — встав в позу Ленина, торжественно закончил Марек.

До драки не дошло. Вмешался партийный секретарь, невольно играя роль раввина.

— Лёва и Марек! Прекратите позорить парторганизацию, а то я не знаю… Еще услышат беспартийные и подумают, что рыба гниет с головы.

Директор при этих словах поморщился, как будто что-то не то съел, и вынес свое веское суждение.

— Не нравится мне этот спор. И причем здесь деньги?

Секретарь посчитал тему исчерпанной, и закрыл собрание, напоследок загадочно промолвив «это вам не лавочка какая-нибудь».

Тем временем работала обычная схема. Лёва с Мареком быстро помирились и уже дружно догоняли других водителей, беспартийных и кандидатов в члены, шедших в закусочную, что на Старопортофранковской, возле ворот дома № 101.

Под чистыми столами сверкнули запечатанные сургучом бутылки с водкой, припасенные заранее членами и кандидатами. После появления закуски бутылки заняли свое положенное место. Всё было, как всегда.