Фоторужье

Евгений Алехин (2023)

Этот сборник — альбом снимков, роман в этюдах, попытка по стоп-кадрам собрать картину уникальной человеческой жизни. Здесь искусство еще имеет значение вопреки прогрессу; тот случай, когда наскальная живопись сообщает больше, чем гигабайты видео с камер наблюдения. Свет проектора выхватывает из темноты мятущееся содрогание души, читатель становится соучастником приключений, вместе с автором находит клад, зарытый в повседневном мельтешении жизни: зарождение любви, почти религиозное взаимодействие с профессией, неизбежность нравственных тупиков. Перед вами редкая книга, способная вдохновить.

4. Текстовые редакторы

Четыре человека мчатся по трассе через осенний лес. В данный момент музыка не играет, разговоры не ведутся. Автор сидит спереди, поставив ноутбук на колени, плотно придерживая его ладонями. Сглаживая тряску на кочках, постоянно заботясь о балансе, не так легко набирать и формулировать. Чтобы не позволить дорожной лихорадке унести в сон праздности, приходится быть как никогда сконцентрированным. Но у автора нет возможности отложить свой танец одержимого — нужно жать на клавиши, а то вместо книги придет психосоматика.

За рулем — молодой и похудевший с прошлого тура на двадцать кило Сергей Зиллион, сзади жена и напарница автора по многим авантюрам Ж. (вроде бы читает книгу с телефона), а также ближайший долгоиграющий другколлега К. Сперанский, репер, лентяй и писатель (сейчас он либо читает, либо смотрит в окно). До Нижнего Новгорода еще примерно часов пять, в багажнике — пачки и пачки книг для продажи на концертах. Даже если вычесть личные отношения, череду историй, что связывает этих людей, все равно невозможно вообразить, что руки, рабочий ноутбук, зелено-желтая прокрутка природных массивов под серо-голубым навесом, гудение покрышек и пустой кофейный стаканчик в дверной ручке на периферии зрения имеют четкие границы и оторваны от приложения «Пэйджс», в котором автор привык набирать текст.

Последние шесть, а то и восемь лет автор пользуется связкой приложений «Заметки» и «Пэйджс» настолько плотно, что эта привязанность уже близка к мещанской или даже сентиментальной. Если в какой-то момент придется пользоваться, например, ненавистными «Вордом», «Гугл-доком» или «Оупен-офисом», автор вряд ли потеряет рабочую энергию, но уж точно скривится и несколько раз произнесет производные от слова «ебать».

Остановка — купить кофе — поссать. Затем завязавшаяся беседа между Ж. и К. Сперанским. Все отвлекает, все возвращает в повседневность, и то, что секунду назад казалось поэтичным вступлением, интимным и чувственным, вдруг предстало подобием какой-нибудь шутливой оды бутылке пива или «И тебя любит даже Вовка, а зовут тебя морковка…». Автор оторван от текста, что теперь для него как ненужный ублюдок, и тоже становится участником диалога.

Спрашивает К. Сперанского:

— Ты текст про Ярославль прямо в телефоне написал?

— Да.

— И как тебе? На заднем сиденье? Не укачало?

— Ну лучше на ноутбуке, конечно.

— Давай и ты с ноутом сядешь! Да, уже совсем перестанем отрываться от труда.

Ж. добавляет:

— Ага, и Зиллион пусть ведет и печатает одновременно.

— Далеко мы тогда не уедем.

Зиллион говорит:

— А Жука предлагал мне заплатить за то, чтобы я угробил всех. Но я пока не придумал, сколько это стоит.

— Сто тысяч получит твоя вдова! — отвечает автор. — У меня на карте НЗ.

Автор показывает К. Сперанскому изображение с рабочего стола. Это один из любимых снимков, «классических».

— Опять поставил твою хату на обои!

— Ну все, скоро мы оттуда съедем.

На секунду — автор в том дне. День рождения, исполнилось 35 лет, проснулся в гостях у К. Сперанского. Пока тот спал, сфотографировал часть комнаты: окно, стену, отклеивающиеся обои, постер, похищенный коллегой в варшавском хостеле, с рекламой романа «Серотонин», портреты Беньямина и Бодлера, пришпиленные на канцелярские кнопки.

К. Сперанский спрашивает:

— А ты в «Пэйджс» печатаешь?

— О да, в «Пэйджс»! Как раз пытаюсь сейчас описать, почему именно в нем. Но суть этой любви неуловима. Наверное, в дизайне дело и связке «Пэйджс» — «Заметки». А еще в том, что при большом желании сразу можно сделать под верстку книгу. Пару раз мне это удавалось, хотя и с ограничениями. Но полюбуйтесь, как в нем выглядит моя будущая книга, как приятно скроллить, на эти линии, расстановку блоков.

Остальных как будто эта реклама не трогает.

— А ты в чем? — спрашивает Ж.

— В «Гугл-доке», — отвечает К. Сперанский.

— О, у нас на работе обязательно кто-нибудь испортит что-нибудь в «Гугл-доке», и потом все на ушах ходят. И как тебе он? — спрашивает Ж.

— Мне нравится. Ну я же один, иногда Жуке вот расшариваю, чтобы поправил. — К. Сперанский обращается к автору: — А покажи заметки? Ты удаляешь лишние?

Автор показывает.

— Порядок. Ты настоящий редактор.

— Ну да, я же издаю книги.

Ж. начинает рассказывать:

— Да я иногда, засыпая, слышу: чш, чш, чш, так он все лишнее чистит. Спать не ляжет, пока там порядок не наведет. И сразу из корзины удаляет.

На этом комплиментарном отзыве автор (он же редактор) приходит к выводу, что можно закончить запись и немного поспать до приезда в город. Эта идиллия гаснет, она все тусклее с каждым часом дороги, которая длится и длится, а потом эта пробка на въезде в город, и уже темно. Автор, открыв багажник, смотрит на эти книги. «Это невозможно», — говорит он себе. Придется чекаться при слушателях, раскладывать книги. «Я их ненавижу», — говорит автор.

— Ебаные книги!

— Да что с тобой?

Очень хочется есть. Но в то же время тошнит после дороги.

— Под этим темным небом! Клянусь! Что я перестану их печатать! Писать! Да, сделаю перерыв. В них, блядь, даже смысла нет. Год за годом я пишу их, издаю, продаю, оформляю, таскаю по городам. Порчу свои колени. Зачем? Это же просто набор знаков, просто все равно вот, что я бы сейчас писал вот такую важную и великую литературу хаха00123к4нахуй![!!!!!!!!! афывпжфпалжпо фалып фошфгпрнсшгрмтжфшойцзшупоКЖШАРОИАЖЛПТЬМЖЫ ВШ ТАПжвылтмргыурапныжщвшпроэшоЫЭВПшо2. 7…

… 937589427568914г5еозорфвпош;.109384218466543№ %:,Ш09э/эюэюэжюэжю жюэбэдьфжлвыоащжшфоцшуог