Место под Солнцем. Книга первая

Ева Наду

Любовь и измены, интриги и предательства, взлёты и падения… Что бы ни происходило в твоей жизни – всегда нужно оставаться собой! Этому правилу следуют и Клементина де Брассер – юная дикарка из провинции, неожиданно для всех ставшая женой молодого графа де Лоранс, ловеласа и бретёра, и граф де Мориньер – верный слуга и доверенное лицо Людовика XIV, Короля-Солнца. Принесёт ли им удачу такая верность себе? Спасёт ли от королевского гнева и небесной кары? Что ждёт этих двоих в конце их долгого пути?

Глава 5. Северак

Утро для Жана-Луи де Северака началось неудачно.

Ещё до того, как он поднялся с постели, ему принесли письмо от отца, прочтя которое Северак впал в ярость.

Отец извещал его о том, что он, Жан-Луи де Северак, ублюдок и неудачник, лишён наследства.

Чего-то вроде этого Северак ожидал уже давно. И всё же, прочитав написанное нервным отцовским почерком, он на мгновение потерял дар речи. И потом, в течение многих часов, никак не мог успокоиться.

Устав метаться по комнате, Северак бросился в кресло. Оно застонало под ним жалобно и надрывно.

— Негодяй! — Северак заскрипел зубами. — Нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты, действительно, не мой отец. Несчастная мать! Она отдала свою жизнь такому подонку!

Он произнёс в сердцах ещё несколько бранных слов в адрес отца. И утомлённо замолчал. Посидел немного, снова вскочил, прошёлся по комнате.

Мало того, что этот проклятый старик по всему свету раструбил, что он, Жан-Луи де Северак — бастард. Так он не остановился на этом. Сегодня он лишил его наследства. А это значит, что о свадьбе теперь придётся забыть.

Чёртов старик! Северак изо всей силы треснул кулаком по стене.

Дверь бесшумно приоткрылась, и в образовавшуюся щель осторожно просунул нос мальчишка-паж. Он не решался войти — уж очень грозно ругался господин. Кому ж хочется попасть под горячую руку?! Поэтому мальчик предпочёл пропищать под дверью заветные слова:

— Господин де Северак, его величество приказал вам срочно явиться. Мне велено сию минуту проводить вас к нему.

— Что? Что ты сказал? — взревел Северак. — Сию минуту?

Он подскочил к двери, втащил мальчишку за грудки в комнату.

— Король? Ты сказал — король?

— Да, сударь! — мальчишка затрепыхался в руках, сердито поблёскивая глазёнками. — Отпустите меня.

Надулся, поправляя шапочку, сбившуюся набок.

— Что вы кидаетесь на людей? Сказано вам — сейчас же!

Северак намотал ещё несколько кругов по комнате. Пытался взять себя в руки, выровнять дыхание. Думал — зачем теперь он мог понадобиться королю? Не иначе, как отец не ограничился письмом. Придумал ещё какую-нибудь каверзу. Старый болван!

Всё утро он, Жан-Луи де Северак, пытался выяснить, куда подевался граф де Мориньер, которому одному он рискнул бы рассказать о совершенной в отношении него подлости. Только Мориньер — Северак не умел объяснить, почему он так в этом уверен, — мог посоветовать, как ему теперь быть.

Северак вздохнул. Взглянул на мальчишку. Тот, прислонившись к стене, ждал. Смотрел на него утомлённо. Позёвывал.

Жан-Луи де Северак натянул камзол. Склонился к небольшому зеркалу, стоявшему на столе. Ещё раз негромко выругался. Даже тут ему не повезло. Умерла мать его единственного слуги, и именно сегодня он отпустил его, чтобы тот мог организовать похороны и помочь оставшимся сёстрам и братьям.

— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — кружевной воротник никак не хотел укладываться на своё место.

Наконец, он справился с непослушным кружевом. Махнул рукой пажу — пошли! Выскочил в коридор, едва не сбил с ног какую-то девушку.

Он нёсся по многочисленным переходам, мечтая убраться из этого дворца куда подальше.

Это было несправедливо по отношению к Мориньеру, который не так давно добился для Северака должности при дворе. Должность эта давала ему возможность чувствовать себя при деле и получать жалованье. Совсем небольшое.

Места при дворе, впрочем, большинством ценились вовсе не за это. Близость к королю гарантировала множество самых разных удовольствий, среди которых более всего придворными почиталось «право на подарок». Людовик не забывал о своих слугах — при случае одаривал их деньгами, драгоценностями. Случалось — даже землями.

Но Северак не умел выпрашивать подачки. Он задыхался в сутолоке приёмных. Безделье его тяготило, праздность окружающих казалась невыносимой.

— Мне следовало отправиться в войска, — стонал он. — Я не могу держать свечу при отходе Людовика ко сну, и чувствовать себя при этом полноценным человеком. Это место должен занимать маленький, ни к чему более не годный, паж.

— Терпение, друг мой, — улыбался Мориньер. — Эта должность не так плоха, как вам представляется. Придёт время, и всё сложится как надо.

Жан-Луи направлялся теперь к королю, уверенный, что от этой аудиенции добра ждать не приходится. Он вообще не надеялся сегодня более ни на что хорошее.

Лишь немного успокоила его доброжелательная предупредительность пажей, раскрывающих перед ним одни за другими двери, да лёгкая улыбка Мориньера, с которым он столкнулся в дверях, ведущих в святая святых — в кабинет короля.

— Вот вы где? — воскликнул приглушённо Северак, останавливаясь. — Я искал вас сегодня повсюду.

— Идите, друг мой, идите, — улыбнулся тот ободряюще. — Его величество ждёт. Поговорим после.

Жан-Луи всё же на какие-то доли секунды задержался на пороге. Переводил дыхание.

В его душе боролись сегодня два одинаково сильных чувства: страстная любовь к Шарлотте де Вернон и лютая ненависть к маркизу де Севераку, его родному отцу. Одно возвышало его, другое — могло погубить. Теперь всё зависело от того, как распорядятся звезды.

Было, впрочем, ещё кое-что, что беспокоило Северака. Вездесущие пажи предупредили его, что принцесса Генриетта сделала всё, чтобы очернить его в глазах короля, и Жан-Луи напрасно скрежетал зубами, стараясь придумать средство, чтобы отомстить заносчивой принцессе. Ни один из изобретённых им способов не был достоин дворянина. Оставалось возлагать надежды на Провидение и справедливость того, в чьих руках была его судьба.

* * *

От короля Северак вышел в растерянности. Остановился на пороге, огляделся по сторонам, щурясь, — так оглядываются люди, выступившие из мрака на яркий свет. Завидев расположившегося у одной из колонн Мориньера, — тот беседовал о чем-то тихо с графом де Грасьен, известным ловеласом и щёголем, — направился к нему.

Заметив Северака, Мориньер коротко раскланялся со своим приятелем. Сделал пару шагов навстречу:

— Ну, что? Теперь вы чувствуете себя лучше?

— Что это было?

— О чём вы?

— Что это — милость или опала?

Мориньер едва двинул бровью:

— Что сказал вам король?

— Он приказал мне отправляться в Новый Свет!

— И что вас тревожит?

— Но Людовик был так любезен! Его величество наговорил мне столько приятного, что я, признаюсь, чувствую себя смущённым. Я ждал совсем иного.

Северак недоуменно пожал плечами:

— Король обещал мне руку Шарлотты.

— Я не понимаю вас, мой друг, — Мориньер говорил с Севераком и одновременно внимательно следил за тем, что происходит вокруг. — Вы хотели жениться на мадемуазель де Вернон, его величество дозволяет вам. Чего же вам ещё?

Тут Северак вспомнил. Его глаза засверкали, а голос стал жёстким:

— Что мне дозволение его величества?! Я всё равно не могу теперь жениться!

— Отчего?

Северак заговорил. Пока он, распаляясь все больше, рассказывал Мориньеру о своём бедственном положении, тот незаметно увлёк его за собой, укрыл от чужих взглядов за мраморной колонной.

— Тише, — сказал чуть слышно, — говорите тише.

Выслушал до конца. Улыбнулся едва заметно.

— Всё это пустое, Жан-Луи. Сомнения не могут являться основанием для лишения наследства. Обратитесь к королю…

— Я не стану кляузничать на отца. Я сам заставлю его вернуть мне мою долю.

Мориньер усмехнулся:

— Как знаете. В любом случае, произойдёт это не скоро. Теперь вам надлежит готовиться к отъезду и…

Его речь прервал какой-то шум в зале. Гул всё нарастал, и на фоне его выделялся пронзительный женский голос — то ли горестные жалобы, то ли рыдания.

Мориньер выглянул из-за колонны.

— Ну, конечно, — произнёс иронично. — Вечный герой-любовник. Идёмте, Жан-Луи. Сейчас я вас познакомлю.

Он собрался шагнуть, выйти из укрытия, увлекая за собой приятеля, когда услышал за спиной приглушенный возглас. Обернулся удивлённо.

Северак, чьё внимание также привлёк разгорающийся в центре зала скандал, вспыхнул. Произнёс мрачно:

— Вот теперь я знаю, кто со шпагой в руке поможет мне сегодня восстановить душевный покой. Вот кого я вызову на дуэль и — чёрт побери! — убью без зазрения совести.

Мориньер взглянул ещё раз на молодого человека, вызвавшего столь бурную реакцию у его друга.

— О, нет! Не советую, — улыбнулся.

— Отчего же? Я, таким образом, успокою и свои руки, которые с самого утра мечтают схватиться с кем-нибудь в хорошей драке, и свою душу, которая жаждет его смерти уже третьи сутки.

— Что он натворил?

— Он написал Шарлотте записку. Знали бы вы, что он ей предлагал!

Де Северак приготовился выйти из-за колонны.

Мориньер засмеялся тихо, удерживая его за рукав.

— Могу себе представить. И всё же…

— Промолчать нельзя!

— Хорошо, мой дорогой. Хорошо. Но тогда позвольте мне поговорить с ним. Возможно, он предпочтёт извиниться.

— Почему вы полагаете, что меня устроят его извинения?

Мориньер крепко держал его за рукав камзола.

— Остыньте, горячая вы голова! Разве вы муж вашей дорогой Шарлотте? И разве она не свободна?

— С сегодняшнего дня — нет, — пробурчал де Северак.

— С сегодняшнего дня, — повторил Мориньер спокойно. — Так вот и решите теперь, имеет ли смысл гневить короля, который, как вы помните, большой противник дуэлей, когда право впадать в ярость из-за внимания, какое оказывают любимой вами женщине, вы получили только сегодня. Поверьте мне, друг мой, гораздо правильнее будет удовольствоваться извинениями. Впрочем, если они вам принесены не будут, — улыбнулся Мориньер, уверенный, что «если», в данном случае, совершенно излишне, — я готов стать вашим секундантом. Устраивают вас эти условия?

— Да, — буркнул Северак, — но я обещаю уничтожить половину коренных жителей Новой Франции. Говорят, индейцы кровожадны? Это мне и нужно.

— Превосходно! А теперь скажите мне, та записка при вас?

— Да.

— Отдайте её мне.

Жан-Луи де Северак взглянул на Мориньера с удивлением. Достал из-за обшлага рукава сложенный вчетверо листок.

— Зачем вам? — спросил, подавая.

Мориньер спрятал письмо.

— Идите за мной, — сказал.

Мужчины стали пробираться сквозь толпу к окружённому со всех сторон Оливье де Лорансу.

Когда они приблизились, то разглядели и главный источник всеобщего беспокойства. На руке де Лоранса повисла маленькая, хрупкого вида девушка, почти ребёнок.

Она нескончаемо верещала что-то, всхлипывая. Замолкала для того только, чтобы отдышаться. Вскидывалась спустя мгновение. И снова продолжала говорить — на выдохе, долго, пока хватало воздуха в лёгких.

Северак разобрал что-то вроде: «Вы не можете… не можете со мной так поступи-и-и-ть!»

И это последнее длинное «и» чуть было не заставило его зажать ладонями уши.

Оливье де Лоранс с видом мученическим и лицом, на котором усталость соседствовала с брезгливостью, старался изо всех сил сбросить, стряхнуть с себя бьющуюся в истерике девицу. Но та вцепилась в него мёртвой хваткой.

Бесполезные усилия молодого мужчины немало веселили общество. Придворные обступили парочку со всех сторон и, казалось, только и мечтали, чтобы представление это продолжалось как можно дольше.

Появление Мориньера в момент всё изменило.

В своём строгом чёрном костюме он влился в толпу придворных, как ворон — в собравшуюся у кормушки пёструю стаю павлинов. Придворные, до тех пор переговаривающиеся, смеющиеся, сплетничающие на все лады вдруг стихли, замолчали, расступились, давая Мориньеру дорогу.

Затихла, обнаружив рядом с собой худощавую чёрную фигуру, и нарушительница спокойствия. Взглянула на мужчину, распахнула рот, будто ей вдруг перестало хватать воздуха, выпустила рукав де Лоранса. Отступила на полшага — насколько смогла.

Только тут Северак заметил, что скандальная компания состояла, отнюдь, не из двух человек. По правую руку от де Лоранса он увидел женщину, являющуюся, по-видимому, истинной причиной всей этой заварухи. Она хотела бы отодвинуться от буйствующей девицы, но плотная толпа не давала ей это сделать. Поэтому та продолжала стоять. Молчала. И на лице её алел яркий след от недавней пощёчины.

Мориньер, скользнув взглядом по пятерне, расцветшей на лице молодой женщины, кивнул ей коротко — изобразил приветствие. Перевёл взгляд на юношу, который в этот момент пытался привести в порядок одежду, перекосившуюся от жаркого натиска ревнивицы. Совсем мимолётно взглянул на скандалистку.

Произнёс по-испански короткое:

— Прочь!

Проговорил настолько тихо, что мало кто его услышал, ещё меньше — увидел едва заметное движение его губ. Только девушка, переполошившая весь двор своими криками, метнулась в сторону, расталкивая придворных. Те, впрочем, и сами стали потихоньку расходиться. Отходили, изображая неожиданное безразличие. Взялись говорить между собой о другом — о неважном, неинтересном им теперь совсем. Но другом.

Мориньер нимало не обманывался этой их капитуляцией. Видел, как, отступив на расстояние, предписанное правилами приличия, они замедляли шаг, задерживались, собирались группами. Делали вид, что теперь, когда наступила тишина, они и вовсе забыли о том, что тут только что произошло. И очень внимательно продолжали прислушиваться и приглядываться.

* * *

Оливье де Лоранс пребывал в замешательстве. Окажись теперь перед ним кто угодно другой, он обнял бы его и облобызал — в благодарность за спасение. Но граф де Мориньер, этот «чёрный человек», был для Лоранса одним из тех, кого он до сих пор неосознанно обходил стороной. Холодный, немногословный, с привычной светской улыбкой на губах и свинцовым блеском зорких глаз граф де Мориньер казался Лорансу бесконечно чужим и… опасным.

Оттого теперь, подчиняясь законам вежливости, Лоранс, разумеется, улыбнулся, поклонился, приветствуя подошедших, однако продолжал оставаться в напряжении.

Стоял перед Мориньером, как нашкодивший подросток, пойманный с поличным. Вспоминал, как метнулась в спешке юная испанка при одном только взгляде на Мориньера, как присела в глубоком реверансе вторая его пассия, как отпустил тот её, коротко поведя рукой — ступайте. Пытался сообразить, что может связывать графа с глупенькой испанской девочкой, подарившей ему, Лорансу, наслаждение, но ничем больше не заинтересовавшей его, не тронувшей его сердца. Готовился к неприятностям.

Хотя мало кто из присутствующих теперь в приёмной мог припомнить, чтобы граф де Мориньер когда-либо дрался на дуэли, все были уверены, что шпага, бьющаяся о его ноги при каждом шаге, — смертельное оружие. Рассказывали всякие чудеса — о необычайной ловкости Мориньера, о его непревзойдённой выдержке и выносливости. Всё — в превосходной степени, всё — с восторженным придыханием. Одни сообщали, как на каком-то из турниров Мориньер победил сразу около дюжины соперников, другие вспоминали нечто совсем давнее — что-то про неравную битву его с несколькими наёмными убийцами. Что тогда спасло Мориньера — если не его ловкость и удачливость?

Если хотя бы часть этих историй — правда, — думал Оливье де Лоранс, — то Мориньер в самом деле чрезвычайно опасный противник.

Впрочем, Лоранс был уверен, что тот не станет с ним драться. У графа было множество других возможностей испортить ему жизнь.

В этот момент Лоранс с особым вниманием взялся рассматривать приятеля Мориньера — лицо того было ему знакомо, однако он никак не мог припомнить имени. Откуда-то из глубин памяти всплывала история, какой-то давний скандал. Что-то мимолётное, туманное — он не мог вспомнить, как ни старался.

Стоявший рядом с Мориньером мужчина глядел на него с очевидной неприязнью. И Лоранс подумал, что, если этого человека каким-то образом тоже касается нелепая история с маленькой испанкой, то он, пожалуй, предпочёл бы иметь дело с ним. Драться — так драться. Его величество запретил дуэли? Ну, так ловкие люди умеют обходить этот запрет.

Когда Мориньер заговорил, Оливье де Лоранс расправил плечи, вскинул голову, придал лицу выражение вежливого внимания. При этом то и дело бросал короткие взгляды на расположившегося справа от него молодого мужчину.

— Вы смельчак, дорогой граф! — произнёс мягко Мориньер, и в его голосе Лорансу почудилась насмешка. — Я, как и все, наслышан о твёрдости вашей руки и проворности вашей шпаги. И всё же я чувствую себя обязанным дать вам совет, если вы, разумеется, согласитесь выслушать его.

Оливье вскинул брови, изображая непонимание.

— Та пылкая девица, — без тени улыбки сказал Мориньер, — что, похоже, осталась не слишком довольна тем, как вы с ней обошлись, — внучатая племянница седьмого маркиза Гвадалест, младшая дочь маркиза Кастельноу.

Имена эти ничего ровным счётом не сказали Оливье де Лорансу. И, поняв это, Мориньер усмехнулся — до чего ж непредусмотрительны, недальновидны эти сердцееды. Покажи им хорошенькое личико — и они забывают обо всём. А между тем, узнай маркиз об оскорблении, нанесённом его дочери, он, Мориньер, и луидора не дал бы за жизнь этого любвеобильного юнца.

— Девочке всего тринадцать, — продолжил он спокойно. — И она совсем недавно прибыла ко двору, под крыло к нашей молодой королеве. Боюсь, Мария-Терезия будет очень недовольна, когда узнает о том, что произошло с её подопечной. Девственность в Испании ценится дорого. Послушайтесь моего совета, дорогой граф, не усугубляйте вашего и без того непростого положения. Ускорьте свой отъезд.

Вспомнив о предстоящем путешествии, Лоранс нахмурился — всё одно к одному.

Тут и Северак, потеряв терпение, выступил, наконец, шагнул вперёд, вскинул голову:

— До того однако, как вы нас покинете, господин де Лоранс, я хотел бы разрешить один вопрос…

Мориньер коснулся руки Северака, остановил его:

— Дорогой мой друг, — сказал, чарующе улыбаясь, — не говорил ли я вам, что торопливость часто превращает искусство в ремесло?

Вновь повернулся к Лорансу.

— Я хотел представить вам моего друга, господина де Северака. Ведь вы не знакомы? А между тем, вас так многое объединяет, что я нисколько не сомневаюсь, что вы подружитесь.

— Что же нас объединяет, господин де Мориньер? — поинтересовался Лоранс, понимавший всё меньше.

Мориньер улыбнулся.

— О, это просто! Прежде всего — вы оба счастливцы, потому что женитесь. Его величество был так добр, подобрав для каждого из вас по прекрасной невесте. Господину де Севераку наш король предложил руку мадемуазель де Вернон, вам, дорогой граф, насколько я слышал, его величество выбрал в жены чудесную девочку из семьи графа де Брассер. Разве этого не достаточно, чтобы быть счастливым? Ведь нет ничего приятнее женских объятий, в которых чувствуешь себя одновременно и воином, и повелителем. Не так ли, господа? Вы желаете со мной поспорить, господин де Лоранс? — засмеялся Мориньер, отметив кислую физиономию юноши, который, похоже, вовсе не был в восторге от навязанной ему женитьбы. — Что вы скажете, если я поручусь, что ваша невеста весьма и весьма недурна собой?

— Я скажу, что вы не можете этого знать! — пожал плечами Оливье де Лоранс, изо всех сил желая, чтобы сказанное Мориньером оказалось хотя бы наполовину правдой.

— Вот тут вы ошибаетесь, — серьёзно ответил Мориньер. — Впрочем, в этом вы скоро убедитесь. А пока вернёмся к начатому господином де Севераком разговору. Видите ли, граф, мой друг наслышан о некоторых ваших литературных трудах, и, бесспорно признавая ваш талант поэта, он склонен считать прозу несколько… ммм… слабоватой. Полагаю, вы согласитесь с этим?

Мориньер не стал дожидаться, пока Оливье де Лоранс осмыслит обращённые к нему слова, с лёгкой улыбкой протянул тому записку, которую забрал у Северака. Едва взглянув на листок, Оливье улыбнулся, облегчённо выдохнул — за эту свою промашку он готов был извиниться от всей души. Тем более, что отповедь, какую ему пришлось выслушать от Шарлотты де Вернон, всё равно не оставляла ему никаких надежд.

— О, господин де Северак! И вы, господин де Мориньер! Мне очень неловко, но я вынужден согласиться с вами, — произнёс он тоном жизнерадостным. — Более того, боюсь, мне придётся признать, что мои поэмы так же нехороши, как и проза. Осознав это и учитывая грядущие перемены, я, пожалуй, откажусь с этих пор от всяких попыток проявить себя на литературном поприще.

— Так уж и откажетесь? — вдруг захохотал Северак, которого очевидная искренность извинений неудачливого соперника неожиданно развеселила.

Граф де Лоранс улыбнулся:

— Боюсь, мне придётся, господин де Северак.

— Вот и прекрасно, — кивнул Мориньер, подумав, что теперь остаётся только решить вопрос с юной испанкой.

Если ему это удастся сделать в самое ближайшее время, то всё им задуманное — свершится.

Мориньер взял Северака под локоть. Кивнул де Лорансу.

— А теперь идёмте, господа. Идёмте. Выпьем по бутылке хорошего вина и устроим мальчишник…

* * *

Трое молодых мужчин один за другим шагнули в темноту таверны.

Мориньер прошёл к свободному столу, удобно расположенному в самом углу небольшого зала. Уселся в торце на крепко сколоченный табурет, предложил своим спутникам занять места на скамьях, размещённых по длинным сторонам стола. Смотрел с лёгкой улыбкой, как жадно вдыхали Северак с Лорансом доносившиеся от очага ароматы.

Они вдруг осознали, что не ели ничего с самого утра. Потому, когда около занятого ими стола выросла плотная, обёрнутая в длинный, плохо отбеленный фартук фигура хозяина, мужчины оживились, взялись заказывать с азартом, с жаром, едва ли не перебивая друг друга. Мориньер молчал. Ждал терпеливо, как ждёт мать-волчица, когда успокоятся, насытятся юркие, порыкивающие от смешанного с изумлением восторга, оголодавшие волчата. Наблюдал, как менялся облик хозяина таверны — от привычно-равнодушного до услужливого «чего изволите?»

С каждым последующим заказанным блюдом лицо трактирщика становилось всё более радушным. А уж когда счёт бутылкам достиг полудюжины, хозяин таверны и вовсе растаял — склонился низко, рассыпался в благодарностях и пожеланиях доброго аппетита, прислал к их столу полнотелую красавицу-дочь. Та принесла большой круг хлеба, зелень. Добавила к заказанным ещё бутылку анжуйского — от заведения. Всё толклась и толклась рядом — изображала готовность услужить господам всем, чем прикажут.

Мориньер отослал её прочь. Когда она склонилась низко, почти вывалив на стол пышные груди, он опустил ей за корсаж монету.

— Ступай, — сказал бесстрастно. — Проследи за тем, чтобы зайцы и каплуны не подгорели. Мы только голодны.

Монета, оказавшаяся серебряным экю, спасла девицу от разочарования. Выражение её лица переменилось так скоро, что Северак с Лорансом не удержались от смеха.

Мориньер ухмыльнулся — он так и думал, что они быстро сойдутся.

Когда девица отошла, опустил ладони на край тяжёлого дубового стола. Произнёс:

— А теперь, друзья мои, позвольте мне поздравить вас ещё раз.

Улыбнулся, отметив удивление в глазах сотрапезников.

— У вас счастливая судьба! Она не случайно свела вас в эти дни, ибо вам обоим его величество даровал великую честь защищать за океаном интересы Короны. Вы, господа, оба отправляетесь в Новый Свет. И я хотел бы выпить теперь за то, чтобы то время, что вы проведёте на той стороне океана, оказалось хорошим временем. И, — он улыбнулся широко, — за ваше возвращение!

Мориньер разлил по кружкам вино, поднял одну из них. Произнёс:

— Всякое начало трудно, дорогие мои, но, я уверен, сумей вы верно распорядиться обстоятельствами, вас ждёт превосходное будущее.

Они выпили. Потом ещё выпили.

Вино было хорошим, еда — вкусной, а беседа — лёгкой.

Через полчаса новоиспечённые друзья уже с трудом могли вспомнить, что начало этого дня было отнюдь не таким мирным, как его продолжение.