Пустота

Ева Видмер

Есть люди, которые не могут просто жить, просто быть счастливыми. Они чувствуют себя одинокими, неприспособленными к жизни. «Пустота» о жизни, о людях, отношении к себе и другим, об одиночестве, которое знакомо каждому, но для кого-то становится обычным привычным мироощущением. Эта книга о взрослении, о смелости распоряжаться своей жизнью, бороться за убеждения, о попытках построить свою собственную семью.

30 января

В последнее время я почти не навещала Марию, полностью увлеченная жизнью Кирилла, которая стала меняться прямо на глазах. Он мне очень нравился. Его русые волосы, немного даже рыжеватые, продолговатое бледное лицо, добрые голубые глаза, особенно печальные в последнее время, прямой нос, тонкие розовые губы. Он не позволял себе щетину, даже когда подолгу не выходил из дома, и был достаточно придирчив к тому, что касалось его внешнего вида и комфорта, даже маленькое пятно на домашней одежде, его раздражало, что совсем ему, однако, не мешало жить в окружении крошек на столе и грязной посуды. Кирилл был хорошо сложен: у него были широкие плечи, сильные мускулистые руки, что немного странно для того, чье главное орудие — это слово. Мне особенно нравились его руки — красивые, с длинными прямыми пальцами, но в тоже время не худые, а привыкшие к работе, с проступившими венами, пронизывающими ладони и пальцы. Хотя я ни разу не видела, чтобы он что-то делал руками, кроме того, что изредка мыл посуду, чаще просто ополаскивал свою чашку, потому что пил он всегда только из нее, печатал на компьютере и писал от руки.

В этот день у моего человека было отвратительное настроение. Кирилл вернулся из редакции раньше обычного, у него состоялся очень жесткий разговор с начальством, которое требовало переписать четыре негодные статьи, а я, как верная, но невидимая жена, встречала его у порога. Он раздраженно сорвал с шеи шарф, который я нашла и убедила носить, чуть ли не срывая пуговицы, расстегнул пальто и бросил его на пол в прихожей. Мне бы хотелось подойти к нему и, положив руку на плечо, спросить, что же случилось, но я не была ему женой, а он понятия не имел о моем присутствии, поэтому я не решилась сводить его с ума.

Кирилл едва избавился от обуви, отправился на кухню и включил электрический чайник, который из-за довольно малого количества воды почти сразу же зашумел. Я последовала за ним. Когда я зашла, мой человек стоял, согнувшись и опираясь обеими руками на стол, посреди кухни, устремившись испепеляющим взглядом в чашку, которая осталась на столе после завтрака.

В этот момент мне было ужасно его жалко. Он ведь не был виноват, что в его жизни все получается не так гладко. Я знала, что мой человек хочет и изо всех сил пытается изменить свою жизнь, и гордилась им, но, видимо, его сил и моей гордости все-таки было слишком мало. Раздался щелчок закипевшего чайника. Мой человек вдруг схватил чашку и с неистовой силой бросил ее на пол, так что в ушах загудело. Я отшатнулась от грохота и испуганно смотрела на прыгающие по полу осколки. Кирилл закрыл руками лицо, дрожа не то от гнева, не то от страха, который вызвал у нас обоих. Ни он, ни я не знали, что делать дальше, будто эта разбитая чашка символизировала конец его привычной жизни, пусть и унылой, а теперь должно было начаться что-то совсем невыносимое.

И тут — звонок в дверь. Спасительный звонок в дверь. Судорожно приходя в себя, взъерошив по пути волосы, Кирилл побрел в прихожую, чуть было не задев меня плечом. Я оставалась на пороге кухни, откуда мне была видна входная дверь. Он не стал смотреть в глазок, но и не сразу справился с замком, дав себе время, чтобы не встретить не званных гостей видом безумца. Наконец, он взял себя в руки, выдохнул и открыл дверь.

— Я не помешаю? — зазвенел нежный высокий голос.

Когда дверь открылась достаточно широко, я увидела ее, хотя и так сразу поняла, что это она. Маргарита смотрела на Кирилла своими распахнутыми миру глазами, и он уже тонул в них, забыв о вспышке гнева, что только что заставила его начать бить посуду, о разочаровании, которое давило его и отягощало возвращенной работой. Девушка зашла и, пока Кирилл закрывал дверь, отправилась прямиком на кухню, по пути подняла брошенное им пальто и повесила его на крючок, сделав это так непринужденно, словно уже привыкла. Кирилл сразу же бросился за ней и увидел, как Маргарита наклонилась и взяла с пола один из осколков.

— Все сегодня валится у меня из рук, — зачем-то принялся оправдываться мой человек, нервно касаясь пальцами затылка, — а ведь это была моя любимая чашка.

Чашка, правда, была хороша: аккуратная, белая-белая, без всяких рисунков и надписей, с удобной ручкой, достаточно тяжелая и большая, но при этом не громоздкая. Я сама любила крутить ее в руках, пока он не видит.

— Можно, я возьму? — спросила девушка, показывая большой осколок, который она держала в руках.

— Бери, — непонимающе пролепетал Кирилл, пожимая плечами.

— Спасибо.

Сказав это, Маргарита направилась к выходу.

— Ты пришла только за этим?

— Конечно, нет, — улыбнулась ему она и подмигнула, — я пришла, чтобы спасти тебя.

Он замер на пороге, не понимая, как она собирается его спасать и как она вообще узнаёт обо всем. А я, воспользовавшись случаем, пошла за ней.

Ее поступок удивил, вернее, поразил, меня, и теперь я предвкушала увидеть в ее квартире что-то… необъяснимое. Но первое впечатление меня немного разочаровало: маленькая узкая прихожая, свет в которой Маргарита не включала, поэтому мне сложно было хоть что-то разглядеть. Девушка сразу же прошла в свою небольшую комнатку и вместо того, чтобы включить свет, зажгла свечу. Толстую белую свечу, стоявшую на подсвечнике с мордами двух волков. В приятном полумраке я медленно обошла комнатку. Мебели было немного: кровать, книжный шкаф, забитый книгами, комод и довольно узкий стол, за которым и сидела девушка. Меня поразило другое: огромное количество всяких шкатулочек, деревянных и металлических, больших и маленьких, которые были везде, и в шкафу, и рядом с кроватью, и на столе, и даже на полу. Еще в комнате было большое зеркало, почти до потолка, но довольно узкое. Оно висело на пустой стене, слева от шкафа, отражая кусочек окна и вместе с тем неба.

Маргарита долго сидела, не выпуская из рук осколок любимой чашки Кирилла. Я присела на кровать, заглядывая ей в лицо. Оно меня испугало своей безучастностью, так как ничего не выражало, никаких эмоций, как будто принадлежало статуе или маске. И тут вдруг статуя улыбнулась, с неподдельной нежностью выдвинула ящик стола и что-то оттуда достала, после чего, взяв в руки подсвечник, вышла в центр комнаты и села на пол спиной к зеркалу. И тут я, наконец, поняла, что же было у нее в руках. Я тихонько переместилась на пол, поближе к ней. А девушка, поставив свечу около себя, начала тасовать большие красивые карты. Я видела до этого Таро, но они казались мне какими-то обычными, неинтересными, а эти были чем-то особенным. Девушка продолжала мешать карты, время от времени разделяя колоду на две части и переворачивая половину, оказывающуюся в ее левой руке. Какой же красивой была Маргарита в этот момент. Волосы блестели от света свечи и отливали красным, глаза казались черными-черными, как будто забыли о родной голубизне, но у нее было настолько умиротворенное и спокойное лицо, словно девушка медитировала. Она начала раскладывать карты перед собой. Я ничего не понимала в этом, а девушка молчала, поэтому всё, что мне оставалось — следить за ее лицом. Сначала она принимала сказанное картами как должное, затем улыбнулась, но в какой-то момент девушка насторожилась, нахмурила брови, так что между ними образовалась складочка. «Нет-нет-нет…» — зашептала Маргарита, смешала карты, аккуратно, но торопливо сложила их обратно в колоду и, встав на колени, дотянулась до ящика, куда положила эту колоду, и достала другую, на этот раз обычных игральных карт. Расклад был другим в своей технике, но эмоции на лице девушки те же. Она вздохнула и вернула карты на место. Я из любопытства успела заглянуть в ящичек и увидела там еще несколько колод Таро. Разного размера и с разными рисунками, но все они показались мне какими-то особенными.

Маргарита вернула подсвечник на стол и задула свечу, после чего направилась на кухню. Я некоторое время сидела на полу одна в темной комнате и не могла привести мысли в порядок. Нет, я не осуждала ее за это довольно странное увлечение и не боялась тогда её карт. Просто многое мне стало как будто бы чуть более понятным.

***

Маргарита сидела на кухне с чашкой чая с молоком, но уже при электрическом свете. В левой руке она продолжала держать осколок, словно никак не могла придумать, как же ей сдержать обещание и спасти моего человека.

Ее квартира была очень маленькой, особенно если сравнивать с жилищем Кирилла: маленький коридор, маленькая кухня, маленькая ванная комната, небольшая спальня. Создавалось впечатление, что они живут не просто в разных домах, а в разных городах. Он в большом мегаполисе, а она в крошечном провинциальном городишке, еще более далеком от столицы чем тот, где мы на самом деле жили.

Маргарита работала в кафе-баре в центре, не так далеко от дома, в минутах двадцати ходьбы, по четным дням — разносила еду днем, по нечетным — наливала напитки ночью. Судя по всему, жизнь у нее тоже была не из легких, но она не жаловалась. У нее было много знакомых, хотя жизнь девушка вела одинокую. Родни, как и у Кирилла, в нашем городе не было, приходилось за все отвечать самой и рассчитывать только на себя.

Глядя на нее, я впервые задумалась о том, насколько необычными, даже особенными были мои люди, что Мария, что Кирилл, Маргарита и даже Гост. Они ведь казались неприметными сначала, но я видела в них столько всего, что не могла не признать удивительность каждого, и, растрогавшись, гордилась ими всеми, не понимая, что за очень короткий срок стала ими одержима.