Бюро Черных Кэбов

Дори Брим, 2021

Вы когда-нибудь задумывались о том, что прожили свою жизнь зря? Xj dc Эзра Браун, работающий таксистом в лондонском Бюро Черных Кэбов до определенного времени даже и не думал, что живет свою жизнь так. Впустую. Один день перед рождеством заставил мужчину изменить свои многолетние установки и взглянуть на жизнь не из салона уже надоевшего Черного Кэба.

Глава 3. Второй пассажир

«Несвободен тот, кто не может расстаться

с сокровищем в час нужды».

Джон Рональд Руэл Толкин

Властелин Колец

— Здравствуйте, мистер Браун, — по ту сторону аппарата послышался приятный мелодичный голос, — видела, вы только что закончили поездку…

— Да, Эвелин, тебе не обязательно здороваться каждый раз, когда ты звонишь, — мужчина улыбнулся про себя, — мы проехали тридцать пять миль.

— Тридцать пять? — девушка вносила все данные в компьютер. — Все, записала. Удачного дня.

Раздались короткие гудки и Эзра вздохнул. Чтобы не заметить, что совсем еще молодая девушка души не чает в старом и, кажется, никому не нужном мужчине, нужно было быть идиотом или Эзрой. И поскольку идиотом он едва ли мог оказаться, оставался лишь второй вариант.

— У вас свободно? — в салон заглянула девушка, кажется не старше двадцати.

— Свободно, здравствуйте, — новый пассажир даже не дослушал Эзру. Спустя секунду девушка с длинными темными волосами сидела на переднем сидении и пристегиваясь ремнем безопасности. Эзра немного удивился. Обычно люди не пристегивались в его автомобиле.

— Из театра вышли? — улыбнулся мужчина, пытаясь начать беседу.

— Что-то вроде того, — нахмуренный взгляд был направлен куда-то далеко, туда, куда Эзра не мог заглянуть.

— Куда поедем?

— Чаринг-Кросс-Роуд, книжный магазин.

— Любите читать?

— А вы можете не заваливать меня своими вопросами?! — чуть ли не крикнула девушка.

— Разумеется, извините, — Эзра отвел взгляд и уперся глазами в зеркало заднего вида, выезжая на главную дорогу.

Они ехали молча и Браун успел уже привыкнуть к гнетущей тишине в салоне и тиканью метронома перед лобовым стеклом.

— Извините меня, я не хотела.

И Эзра прощал, хотя бы только потому что у людей случались плохие дни. Иногда можно было войти в его положение. Ведь это всего лишь люди. Требовать от них уважения или хотя бы отсутствия хамства все равно, что разговаривать со стеной.

— На самом деле, я опаздываю на работу. Работаю в магазине продавцом, — девушка непроизвольно поежилась.

— Вам нравится ваша работа? — поинтересовался Эзра, останавливаясь в большой пробке.

— Нормально, — девушка неопределенно кивнула, — раздражает только директор «Дакота, сколько можно стоять у одних и тех же полок, покупателям нужна помощь!», — девушка попыталась изобразить своего руководителя. — А мне кто поможет?

— Но вы ведь знаете, помочь можно только тому, кто, либо нуждается в помощи, либо просит о ней?

— А я и нуждаюсь, — Дакота поправила красную клетчатую рубашку и достала из небольшого рюкзака бандану, которую начала завязывать поверх не очень-то густой копны волос.

— Второй факт, — мужчина многозначительно посмотрел в карие глаза, — если люди нуждаются в помощи, но не просят о ней, понять, что ему действительно нужна эта помощь, бывает крайне трудно.

— Если знать человека, то можно заметить изменения.

— Люди бывают скрытными, — Эзра пожал плечами. Для него этот спор не значит ровным счетом ничего, но он почему-то пытался переубедить эту девушку, — сколько вам лет?

— Год за два в моем случае, — Дакота невесело ухмыльнулась и отчего-то оттянула рукава рубашки под самые кисти. Эзра заметил этот жест и его отчего-то бросило в жар. Он посмотрел на необычный профиль девушки и попытался прочитать хоть что-нибудь по ярко выраженным скулам и носу с горбинкой. Но лицо было нечитаемым, будто страницы книги, которая не нравилась.

— Если тебе нужно поговорить, — Браун остановился на очередном светофоре, блуждая теперь взглядом по бурлящей жизнью улице, — можешь поговорить со мной.

— Поговорить с человеком, которого я вижу в первый раз в жизни? Это хорошая идея. С чего начать?

— Начните сначала.

— Мое начало выглядит как начало истории Золушки. Золушки, которая так и осталась дома в тот вечер, когда ее сестрицы поехали на бал.

— Вы говорите загадками.

— Отнюдь. Хотя, когда ты историк-неудачник, говорить загадками входит в чертову привычку.

— Историк-неудачник, неужели жалкий гибрид первого и второго? — Эзра сжал посильнее руль, заметив уже второй раз за поездку, как девушка натягивает рукава рубашки, будто пытаясь что-то спрятать за клетчатый тканью.

— Так и есть. Я не поступила в колледж и так и осталась историком, но только в своих мечтах, конечно, — девушка закрыла глаза.

— Не поступила в колледж? И чья же эта вина? — Эзра взглянул на нового пассажира, та широко раскрыла глаза и уставилась на Брауна, будто хочет его придушить. В эту же секунду Дакота отвела взгляд и стала рассматривать прохожих, будто они были ее давним друзьями.

Эзра подумал, что девушка сейчас достанет из широких джинс список, кто виноват во всех ее проблемах, но девушка по-прежнему рассматривала осознанным взглядом прохожих, которые проходили мимо машины.

Но она не собиралась доставать этот список.

— В своих проблемах, если ты не винишь кого-то другого, значит, ты смирился с тем, что ты в своей жизни виноват сам. И как бы я не хотела сейчас ткнуть пальцем в любого из этих прохожих и закричать, — она высунулась из окна автомобиля, — это ты виноват в моей жизни, придурок!

Пожилая женщина с крокодиловой сумкой в руках подпрыгнула на месте. Кажется, Эзра видел ее уже третий раз за сегодня. Дакота уже успела закрыть окно и покраснеть от легкого морозца на улице.

— Как бы мне не хотелось обвинить кого-то кроме себя, но единственный неудачник, который виноват во всем этом дерьме, это я.

— Почему ты так решила? — поинтересовался Эзра.

— Может, потому что я сильно люблю свое окружение. И мне не хочется, чтобы оно было виновато в моих бедах.

— Это благородно.

— Это глупо, но люди называют это «благородство», — Дакота достала из ушей сережки и положила их в небольшой кармашек черного рюкзака, — и все же… Скажу, что мне бы очень хотелось обвинить в своих неудачах семью.

— Почему?

— В детстве меня не любили. Не ценили и не уважали.

— Может ты…

— Драматизирую? Возможно, — Дакота достала телефон и вытащив фиолетовую помаду, стала красить ею губы, смотрясь в черное зеркало смартфона. — Но нельзя устроить драму на пустом месте.

Эзра поджал губы.

— Вы ухмыляетесь? — девушка перестала красить губы и посмотрела в карие глаза мужчины.

— Драму можно сделать из чего угодно, — Браун вспомнил, как его любимая Мэри была вполне себе взбалмошной особой, и она то уж точно могла устроить драму из-за чего угодно.

— Тогда, вероятно, вы имели окружение, которое свои эмоции ставило выше ваших.

И эта молодая девушка была права. Права, как никто.

— А что же с семьей? — перевел тему Эзра.

— Я жила в месте, где важным было поступить в колледж и раз неделю отзваниваться, хвастаясь, какая потрясающая у меня карьера началась в пределах кампуса. Мой старший брат был звездой легкой атлетики, я была просто собой, а двое моих подрастающих братьев самые отвратительные люди на земле.

— С самого детства мой недалекий отец научил их, что муж всему голова. Из-за этого я часто могла получить по голове просто за то, что у меня нет, ну… Ну вы поняли, чего.

— Когда первый раз я попробовала наркотики…

— Легкие, надеюсь? — Эзра и правда надеялся.

— Не спешите радоваться, в жизни бывают веще похуже даже, пожалуй, героина, — девушка достала сигарету и многозначительно посмотрела на Эзру, тот кивнул, и она закурила, выпуская первый клуб дыма через проколотый пирсингом нос.

— Я пробовала траву. Всего один чертов раз. Один, представляете? — она не веря будто собственным словам уставилась на Эру. — И про этот раз узнала мама. Папа был пьян тогда, наверняка, ничего не помнил. А вот мать… Она избила меня так, что на следующий день мне пришлось ехать в поликлинику, и говорить о том, что я упала с лестницы. Тридцать раз, судя по повреждениям.

— Но подозреваю, это не самое худшее, что могло случиться?

— Верно подозреваете. В тот вечер, когда я уже лежала с тремя швами на затылке, ко мне в комнату зашел младший брат и ударил мне пощечину.

— Но почему? — Эзра недоумевал, за что же можно ударить человека?

— Потому что в его глазах я была чудовищным монстром, которого можно запросто ударить по лицу и назвать, ни много-ни мало, «Ш%%ха».

Эзра поежился, услышав нелицеприятное слово.

— А у него были основания?

— А это имеет значение?

Дважды за утро эта девушка оказывалась права. Не имеет значения, была ли она действительно той, какой ее видели. Имеет значение только то, что она получила физические травмы просто потому что… Просто потому что люди не хотели даже попытаться ее понять.

— И что же случилось дальше?

— Дальше я устроилась в книжный магазин, где девяносто процентов своего рабочего времени торчала у стендов с исторической литературой. У стендов с несбывшимися мечтами, — она сделал паузу, делая очередную затяжку и выдыхая терпкий дым в салон Черного Кэба, — тот раз, когда я первый раз попробовала, ну ты… Ну ты понимаешь… Я начала принимать таблетки. Все подряд. Какие могла выпросить у друзей из психиатрической клиники. И дальше…

Она нервно сглотнула, в третий раз за поездку натягивая рукава рубашки как можно сильнее.

— Дальше я впервые в своей жизни попробовала героин.

— Как это было? — Эзре действительно было интересно, что чувствуют люди, беря в руки шприц.

— Это ужасно, — девушка смахнула копившиеся все это время слезы с глаз, — но мне нравилось… Я спасалась от реальности, но я все еще могла спокойно целую неделю не думать о том, как бы поскорее ввести в свою вену иглу.

— И это не самое худшее? — мужчина положил руку Дакоте на плечо, а та дернулась, будто ожидая удара. Девушка тряслась от беззвучной истерики и пыталась будто вжаться в сидение.

— Нет, — она помотала головой, начиная вытирать нос рукавом рубашки, — мне было восемнадцать. Я не поступила в колледж. В то утро осознание собственной бездарности подкралось особенно незаметно, я начала истерить и я знала, действие прошлой дозы уже заканчивалось. Я взяла свои деньги и мне привезли очередную дозу. И я вколола все. Те паршивые два грамма. Но они были нужны мне.

Девушка снова началась трястись не то от страха, не то от холода.

— И вот я почувствовала, как проблемы уходят, как становится хорошо и как пропадает желание страдать. В то утро я чувствовала себя прекрасно. Накрасилась. Надела самое красиво платье, — девушка улыбнулась, — оно было сделано из черного шелка. Оно было самым элегантным в моем гардеробе. И я поехала на выставку, где наш книжный магазин принимал участие. Меня позвали на банкет после мероприятия, и я согласилась. Нас привезли в загородный дом, где было много алкоголя и громко играла музыка. Я помню, что уже на выставке действие героина стало проходить. Когда мне стало очень плохо, я хотела уйти, но… — девушка снова закрыла глаза, вспоминая тот вечер. — ко мне подошел мужчина. Он был таким галантным, что я даже перестала какое-то время чувствовать ломоту во всем теле…

— Если тебе тяжело говорить об этом, мы можем не говорить.

— Он предложил мне дозу, сказал у него есть несколько грамм для меня. И я согласилась. Мы поднялись на самый высокий этаж в доме, он сначала держал меня за руку, а потом… — она продолжала, — потом он предложил выпить бокал шампанского. Я согласилась. И дальше я помню все события обрывками… Но то, что я запомнила, мне не понравилось. Мне в глотку вливали алкоголь, а я просила очередную дозу.

Дакота вытерла испепелившийся окурок о собственный рюкзак и положила его в карман куртки.

— Потом я проснулась в больнице. Тело жутко болело, будто я пережила смерть. В зависимости от мест, которые буквально горели адским пламенем, я поняла все. Я не была глупой. Меня изнасиловали. И я чудом выжила после десятиграммовой дозы, которую я все-таки получила и водки, которой во мне было около полулитра.

— Но ты справилась, — с надеждой в голосе сказал Эзра.

— У меня не было выхода, — Дакота вытерла слезы вместе с размазанной тушью, — моя мать узнала об этом и выгнала меня из дома. Мне нужно было как-то двигаться дальше. Выгнала, понимаете? Она сказала мне то же самое, что мне когда-то сказал брат. Она сказала, что я самое ничтожное существо, которое они знают. Она приходила в больницу… И говорила мне все эти вещи…

— Но после того раза ты завязала, да? — Эзра знал ответ, но все же спросил.

— Нет. Тогда, в тот вечер, я хотела выбрать смерть. Но люди не могут ее выбрать. Она всегда выбирает сама. Это она решает… решает все.

— Но ведь ты прекратишь? Прекратишь это? — Эзра остановился у нужного Дакоте книжного магазина.

— Это глупо, — она пожала плечами.

— Это благородно.

— По отношения к кому мне быть благородной? — девушка рассмеялась, широко улыбнувшись.

— Научись быть благородным по отношению к самой себе.

— Я не обещаю, — она достала несколько купюр, — но я постараюсь, ладно?

Дакота вышла из машины, и мужчина протянул руку к таксометру, который показывал всего двадцать миль, хотя ему показалось, что прошла вечность. Лампочка таксометра загорелась зеленым.

Девушка не торопилась выходить, и они молча сидели в машине, каждый думая о своем

— Тебе хотя бы нравится работать в книжном магазине? — Эзра оглядел стеклянную витрину магазина.

— Конечно. — Дакота улыбнулась собственным мыслям. — В книгах чаще всего люди находят смысл своей жизни.

— И к какому же жанру принадлежит твоя жизнь? — Эзра рассматривал задумчивое лицо и старался убедить себя в том, что эта девушка на самом деле не сломлена.

— В моей жизни бывало много жанров, и ужасы, и фантастика, и… Но исторический жанр и детские книги были и будут самыми честными из всех.

— Но ведь историю переписывают, о ней врут, и она становится своего рода фантастикой.

— Так было не всегда.

— А детские книги всего лишь для детей, — Эзра пожал плечами, он не понимал, о чем говорит Дакота. Для него детские сказки всегда были детскими сказками. Не более.

— Те, кто говорят, что детские книги для детей, имеют детское сознание. На самом же деле, в них содержится куда больше правды и достоверности, нежели в любом бульварном романе.

— Может ты и права. — Эзра не хотел спорить с девушкой и просто кивнул. Он согласился с ней, чтобы только она не почувствовала себя в очередной раз навязчивой и ненужной.

— Может и не права, но иногда хочется почувствовать себя правой, — девушка открыла дверь машины, в салон залетел свежий воздух и запах табака начал пропадать, — все, чего я хотела добиться в этой жизни — это собственной невиновности.

— Ты не виновата, — прошептал он, откидываясь на спинку сидения, девушка уже хлопнула дверью и наверняка его не слышала, — только не ты.