Дом без воспоминаний

Донато Карризи, 2021

Старая женщина каждое утро неизвестно почему просыпается в одно и то же время и едет в глухой лес, где однажды находит двенадцатилетнего мальчика. Мальчик жив и здоров, однако не в состоянии объяснить, что с ним произошло: он вообще не говорит. Единственный, кто может помочь, – Пьетро Джербер, флорентийский гипнотизер, специалист по работе с травмированными детьми. Джербер, еле переживший все, что выпало на его долю в романе «Дом голосов», берется за дело, голос к мальчику возвращается – и голос этот рассказывает чужую и очень страшную историю. Историю, случившуюся много лет назад; в ней были похищения, исчезновения, убийства, взрывы, а также орки – и ребенок, который заблудился во взрослом мире необъяснимой жути и так и не смог найти выход. Джербер слушает, постепенно погружаясь в кошмар, – а за ним наблюдает сказочник, хранитель сказок, от которых стынет кровь…

12

— Зачем? — сухо осведомилась Бальди по телефону.

С ней соединили только через двадцать минут, и Джербер боялся отказа хотя бы потому, что отвлек ее в самый критический момент, когда ее команда готовилась распространить новость о появлении несовершеннолетнего матереубийцы.

— Чтобы попробовать все. — То была правда, но лишь отчасти: следовало задобрить судью и одновременно обосновать свое желание снова увидеться с Николином. Джербер уже шел пешком к учреждению, куда поместили мальчика.

— А не выйдет ли, что мы просто собьем его с толку или вроде того?

Психолог понял, что судья решает, можно ли ему довериться. Ему удалось заронить мысль, что обвинение, по сути, не такое уж крепкое. Может, так оно и есть, но сейчас не время делиться подозрениями и излагать доводы. Тем более что судья вряд ли поверит в одержимость.

Было нечто инородное в разуме Нико… Что-то, что Джерберу не удалось вывести на поверхность во время сеанса гипноза. Или оно пришло извне, а психолог не смог это распознать.

Он попытался в нужном ключе подать судье историю о неподвижных веках и заключил:

— Я просто должен проверить, насколько ясно он осознает происходящее: чем я могу ему навредить, если еще немного поговорю с ним? По сути, вы уже занесли в протокол все, что вам нужно.

У них было признание, которое, вероятно, подтвердится вскоре, когда будет найден труп. Поэтому Бальди нечего было опасаться.

— Я не собираюсь его гипнотизировать, — добавил Джербер, чтобы окончательно ее успокоить.

— Гипноза не будет?

— Не будет, — пообещал Джербер, поскольку был убежден, что гипноз не понадобится.

— Хорошо, — сдалась Бальди. — Я предупрежу их о твоем приходе, но ты потом сразу же отчитайся передо мной, — строго сказала она напоследок.

Они закончили телефонный разговор, когда Джербер уже почти пришел. Было только семь часов утра, и психолог прикинул, что если он ошибся, то еще успеет вернуться к себе в кабинет и принять первого пациента.

Больше всего на свете он хотел убедиться, что ошибается.

Нико поместили в здании, расположенном неподалеку от базилики Санта-Мария Новелла и одноименного железнодорожного вокзала. Безымянное учреждение становилось последним прибежищем для несовершеннолетних, которые по причине юного возраста не подлежали суду и тюремному заключению. Они оставались там на неопределенный срок, пока не будет установлено, что они готовы вернуться к обычной жизни в обществе. На окнах не было решеток: здание находилось под охраной как памятник архитектуры. Синьор Б. всегда твердил, что во Флоренции любой камень пропитан историей. Институт, дом для малолетних преступников не был исключением. Однако он не походил на мрачный застенок еще по двум причинам. Во-первых, ради детишек, которые содержались внутри. Но также и для того, чтобы защитить внешний мир от мысли, что где-то есть дети, способные убивать. И когда у Джербера спрашивали, существуют ли такие места, он всегда отвечал «нет».

Психолог уже бывал там раньше, выполняя работу судебного консультанта. Поэтому знал, что юные обитатели дома запятнали себя ужасающими преступлениями. В криминальных талантах эти детишки не уступали взрослым и были столь же безжалостны. Но с одним преимуществом: возраст служил им обманчивой маской, благодаря ему многие могли манипулировать жертвами, усыпляли их бдительность, прежде чем нанести яростный удар.

Джербера встретила в дверях сотрудница лет сорока с темными волосами, завязанными в хвост, и в очках с диоптриями. Бальди уже ввела ее в курс дела.

— Николина поручили мне, — пояснила сотрудница, со всей сердечностью представляясь.

Для каждого несовершеннолетнего — отдельный сотрудник: таково правило. Сотрудники прежде всего должны были следить за поведением подопечных, особо отмечая проявления агрессии и внезапные смены настроения. Их отчеты подшивались в личное дело, но основной целью было установить, может ли субъект, став взрослым, повторить совершенное преступление.

Пока они шли по коридорам, женщина описывала внутренний распорядок: дети уже пробудились и завтракают в соответствии с расписанием школьных занятий, которые начинаются ровно в восемь. Николин от них освобожден, поскольку находится здесь первый день.

— Его привезли пару часов назад, он не успел как следует отдохнуть, — говорила женщина, пока они проходили через несколько постов охраны. — Он самый младший, поэтому мы выделили ему отдельную комнату, но после подумаем, не перевести ли его к остальным.

То, что женщина назвала комнатой, в действительности представляло собой самую настоящую тюремную камеру. Джербер взглянул на Николина в глазок запертой двери. Он сидел на краю кровати, сгорбившись, стиснув руки между колен. На нем уже не было той одежды, в которой его нашли в лесу: как и другим обитателям дома, ему пришлось облачиться в белый комбинезон. Взгляд его устремлялся вверх, к единственному окошку, откуда просачивались первые утренние лучи.

— Как дела? — спросил психолог, войдя. — Помнишь меня?

Джербер, однако, знал, что не получит ответа.

— Он уже давно так сидит, — подтвердила женщина. — Ничего не говорит и не делает, но совершенно спокоен.

Тогда Джербер сел рядом с ним, ласково погладил по голове, ероша белокурые волосы.

— Ты рад, что я пришел тебя проведать?

Николин даже не взглянул на него, он как будто впал в кататонический ступор.

— Конечно рад, — ответила за него сотрудница тем снисходительным тоном, каким многие взрослые кстати и некстати говорят с детьми.

Однако Джербер не был уверен, что Нико счастлив снова видеть его. Это явно не так. Он даже не знал пока, с каким странным феноменом имеет дело и так ли безобиден Николин, как хочет казаться. Обычные вопросы задавались в расчете на сотрудницу, которая и в самом деле вскорости ушла.

— Вернусь через полчаса, — радостно сообщила она. — И возможно, принесу вам чего-нибудь позавтракать.

— Грандиозно, — разулыбался Джербер. Но как только сотрудница удалилась, улыбка сошла с лица.

Он обещал Бальди, что не станет гипнотизировать Нико, но только потому, что был убежден: повторять обычный ритуал с метрономом и обратным отсчетом не потребуется. Не теряя времени, он вытащил из кармана смартфон. Пронести иголку в здание колонии невозможно из-за контроля. Но психолог был уверен, что кто-то, предусмотрев такое препятствие, подсказал иное решение.

Если его предположения верны, он знал, как снова активировать мальчика.

Он нашел в телефоне видео с голом Брессана, который тот забил во время матча между «Фиорентиной» и «Барселоной», и показал экран Николину. Включил воспроизведение.

Джербер и надеялся на результат, и пребывал в смятении. Думал о Лавинии, о том, что девочка так и не смогла отворить запертую дверь внутри своего сознания. Как можно предполагать, что у нее это получится, если ее доктор сам не в состоянии это сделать? Разве что порог, через который спешил переступить Пьетро Джербер, вел в неизведанную бездну. И он не знал, уповать ли на Бога или на собственные опыт и знания.

Ролик уже подходил к концу, но Джербер заметил, что Нико расцепил руки, расправил плечи. Это знак. Дверь в его сознание открылась, чтобы гипнотизер мог проникнуть туда.

Он убрал смартфон.

— Как видишь, я выяснил, кто такой Арнау, — произнес он, обращаясь к мальчику. — И кажется, понял, почему ты счел нужным сообщить мне об этом… Думаю, это какая-то проверка, ты хотел испытать меня. Или я не прав?

— Прав, — невозмутимо проговорил Нико.

— Ты выбрал эпизод из прошлого, давая понять, что я говорю не с двенадцатилетним мальчиком, а со взрослым… Ведь я сейчас говорю не с Николином, правда?

Мальчик молчал. И молчание это вгоняло Джербера в дрожь.

Потом, как и в первую их встречу, пациент монотонно повторил:

— Сначала три условия, потом вопросы.

Смятение психолога дошло до предела. Но он, хотя и был напуган, старался говорить спокойно:

— Хорошо: скажи, что это за условия…

Мальчик как робот принялся перечислять:

— Первое: ты не должен ни с кем говорить обо мне. Второе: ты выслушаешь все, что я имею сказать… до самого конца. — Последние слова он особенно выделил.

Джербер взвесил в уме все затруднения, какие встретит он, пытаясь выполнить эти требования. Он не имел возможности встречаться с Нико как и когда заблагорассудится и не имел права держать эти встречи в секрете. Он не был уверен, что может заключить подобный договор, но все же спросил:

— Какое третье условие?

— Ты не должен искать меня там, снаружи.

Последняя фраза подтвердила теорию, которая зародилась у психолога с самого начала. Устами ребенка говорит тот, кто похитил его и удерживал у себя восемь долгих месяцев. Поэтому, когда в игровой комнате Нико сказал: «Это сделал я», свою вину признавал тот, другой.

— Что стало с матерью Николина? — робко осведомился Джербер.

Но вопрос не вызвал никакой реакции: похоже, на какие-то ответы ребенок не был запрограммирован.

Джербер тревожился все сильней.

— Если я приму твои условия, что получу взамен?

Никакого ответа.

— Ты заходил вчера ко мне в мансарду, оставил иголку в яблоке… — Это утверждение не вызвало отклика, но Джербер заранее знал, что так будет. Тот визит преследовал двойную цель: предоставить инструмент, чтобы запустить речь мальчика, и дать понять, что манипулятор близко, гораздо ближе, чем Джербер мог себе представить. — Если ты как-то затронешь моих пациентов, будешь иметь дело со мной, — пригрозил он, зная, что это бесполезно, ведь тот, с кем он на самом деле говорил, не мог его слышать.

Нико был чем-то вроде устройства, воспроизводящего то, что было записано в его разуме, будто на магнитной пленке. Вот почему он говорил без акцента.

Но по той же причине Джербер понял — в данный момент можно пообещать все, что угодно: любая договоренность просто позволит выиграть драгоценное время, чтобы лучше осознать, что происходит и насколько это опасно.

— Хорошо, — проговорил он. — Сделаю так, как ты просишь.

На лице Николина не дрогнула ни одна черта, мальчик дышал размеренно, погруженный в состояние покоя, как золотая рыбка в аквариум.

Джербер хотел задать еще один вопрос, но боялся того, что может услышать на этот раз. Все-таки выбора не было, хотя побуждало его не любопытство, а, парадоксальным образом, тот же страх, который сковывал уста.

— Кто ты такой?

Слабая улыбка.

— Ты сам знаешь, кто я…

Да, так и есть: Джербер знал.

— Ты — гипнотизер.