Штурм бездны: Прорыв. Цикл «Охотник»

Дмитрий Янковский

Битва за океаны продолжается. Теперь команде охотников под руководством Долговязого придется столкнуться с такими рукотворными монстрами, о которых никто даже не слышал. Жуткие твари, притаившиеся в глубине, разумные торпеды и мины не ведают жалости. Но что опаснее, они сами, или неожиданный человеческий фактор?

Глава 2. «Игра воображения»

Конечно, все наши переговоры в гиперволновом диапазоне читались и на мониторах батиплана, поэтому моментально на связь вышла Рипли и принялась обзывать нас идиотами. Ей легче было, она могла орать в микрофон, и мы слышали ее голос, транслируемый биомембранами шлемов, поэтому поначалу она нас подавила своим красноречием. Пришлось дождаться, когда у нее кончится набор ругательств.

«На самом деле думать особо не о чем, — передал я ей. — Флотилию вызывать глупо, именно ее биотехи ждут, именно для нее подготовили сверхтяжелую мину. Ну, предупредим мы командора флотилии о мине, что это изменит? Все равно через боевое охранение одними лишь бомбами не пробиться, мы еще в Черном море насмотрелись, как обслуживающие биотехи платформ легко и непринужденно перехватывали любые снаряды. Значит, надо вводить в зону несколько батипланов, пробиваться к цели, тратя уйму боеприпасов. Но ввести батипланы в зону невозможно, так как их неминуемо уничтожит мина огромного радиуса действия».

Рипли крыть было нечем и ей пришлось заткнуться. Получалось, что либо наступил день триумфа донной охоты, когда новыми методами будет достигнута победа, недостижимая другими путями, либо мы тут все сдохнем. Отступление тоже ничего не решит, в этом случае платформа дозреет, нанесет удар по «Тапрабани», ее все равно попытаются уничтожить. В этом случае тоже погибнет несоизмеримо больше людей, чем мы двое. Так что нечего тут особо решать. Как говорят, назвался груздем, полезай в кузов.

Я поделился этими соображениями в эфире, и Бак согласился по всем пунктам.

«Попробуем, — передал он мне. — Подкрадемся незаметно».

— Точно не надо доложить в адмиралтейство? — уточнила Рипли.

Пришлось ей напомнить, что она, по сути, салага, и старшим товарищам лучше знать, что делать в боевой обстановке. Ну, я не стал грубить, а просто проигнорировал ее фразу и передал:

«Рельеф дна тут плохой. Гладкий базальт».

«В базальте всегда есть трещины, по ним и пройдем», — ответил Бак.

Это легче было сказать, чем сделать, поскольку в кромешной тьме не то что трещины в базальте, а палец у самого носа не разглядеть. Пришлось мне перенастраивать акустическую станцию, чтобы по тому же принципу, пользуясь сонарами биотехов, создать объемную картину дна. Времени на это ушло больше, но результат нас порадовал — несколько пересекающихся трещин, действительно, могли привести нас так близко к мине, что можно было попробовать вскрыть ее боевую полость из тяжелого гарпунного карабина. Без риска детонации. Более того, рельеф в самой зоне боевого охранения был не таким гладким и унылым, как ближе к базе — из дна торчали скальные выступы и грудами лежали крупные валуны. Я вспомнил нашу Гору Циклопов, где между валунами можно было даже пролезть, правда, без скафандра. Тут было нечто вроде того, только поменьше масштабом.

Я отметил путь маркерами, чтобы можно было двигаться вообще без ориентиров, только по меткам визора, мы оставили крупногабаритное снаряжение на дне, взяли только оружие и боеприпасы, после чего соскользнули в ближайшую трещину.

К сожалению, дно у нее было где-то очень уж глубоко, даже искать его бессмысленно, так что мы придали скафандрам нулевую плавучесть и, осторожно подгребая руками, двинулись вперед на пару метров ниже уровня дна. Включать водометы было совершенно недопустимо, нас по их звуку сразу бы засекли и торпедировали чем-то вроде «Барракуд», специально предназначенных для уничтожения боевых пловцов. А так, медленно но верно.

Правда, выходило уж очень медленно. Мы еле двигались от маркера до маркера, потом Бак додумался отталкиваться руками от стенок трещины, и дело пошло намного быстрее. Затем до меня дошло, что не обязательно использовать водометы в пульсирующем режиме, создавая характерный шум под водой, а можно заставить скафандр медленно набирать воду в мантию, затем не очень быстро и не очень часто ее выпускать, добавляя тягу между толчками от стенок. Это позволило нам разогнаться до вполне вменяемой скорости, и вскоре мы по радарным меткам поняли, что находимся внутри боевого охранения.

Нас, как водится, не замечали. Алгоритмы торпед хорошо работали при лобовых атаках, когда противника надо было заваливать числом и мощностью боевых зарядов. Твари висели в воде, сканировали пространство ультразвуком, на случай приближения понятной им цели, но нас за кромкой трещины им было не обнаружить. Для этого в трещину надо нырнуть, а с какого перепугу им это делать?

Затем мы свернули на пересечении трещин, и направились почти прямиком к тому месту, где радар показывал метку сверхтяжелой мины. Сказать, что мне было как-то особенно страшно — нет. Бывало намного страшнее, особенно в самом начале охоты, еще в Черном море. Тут ведь если мина взорвется, точно не успеешь ничего почувствовать. Как Бак выразился, ударная волна такой силы, что еще неделю будешь в адском котле кувыркаться по инерции. К тому же эмоции в глубине не помогают, только мешают.

Постепенно начало светлеть. Так всегда бывает возле платформ, они, оказалось, кромешную тьму тоже не любят, поэтому порождают крошечные искусственные светящиеся микроорганизмы, которые их окутывают довольно большим облаком. Я это явление когда впервые увидел, сильно удивился, посчитал единичным случаем у одной отдельно взятой платформы, но потом оказалось, что даже «Барбары», ползая по дну, таскают за собой эту живую иллюминацию.

Видно было хорошо, особенно с учетом, что ледяная вода у дна была почти так же прозрачна, как воздух. Мы с Баком очень осторожно высунули головы из трещины и разглядели мину. Это, конечно, сколько ни описывай, все равно хрен представишь. Ну, так-то просто, типа, огромный, размером больше синего кита, кожаный мешок был словно привязан за горловину к якорному жгуту. Еще это было похоже по форме на древний стратостат, на которых начинали покорение космоса еще до создания мощных орбитальных ракет. Только те были серебристыми, а этот грязно-бурый, с желтыми бородавчатыми пятнами на боках, в тех местах, где располагались многометровые жаберные щели. Конечно, такую махину кислородом обеспечить, да еще в бедных водах — это надо не мало стараний приложить. Видно было, как светящиеся облака микроорганизмов вместе с водой прокачиваются через жабры мины.

Уж насколько я всякого повидал, и то впал в нечто вроде гипнотического ступора. Ну, ушел сам в себя, в такое место, откуда нельзя управлять телом, дергая за ниточки нервов, и лишь пялился на происходящее вокруг через проемы глаз.

«Долговязый, хватит медитировать, — передал мне Бак. — Может пора пострелять?»

У него воображение было менее развито, чем у меня, что много раз его выручало. Я же всегда знал, что воображение в нашем деле порок, с ним надо бороться, а сейчас мне стало особенно стыдно, что завис в боевой ситуации. Но в следующий миг именно воображение поставило передо мной вопрос, на который ответа у меня не было. Я вдруг живо представил, что Бак точным выстрелом поражает мину в самый уязвимый нервный центр над жгутиковым колодцем. Гарпун на огромной скорости вскрывает боевую полость, нирожир выливается, детонация не происходит… Победа? Ну, типа. Но что дальше? Мы уничтожим мину, но не платформу. Она продолжить командовать боевым охранением, и никакого хаоса огнем батиплана внести не получится.

Я передал свои соображения Баку, и тот сам завис на полминуты, не меньше.

«Не подумал об этом, — признался он после затянувшейся паузы. — Обычно же донники уничтожали сразу платформу».

«Вот именно», — ответил я.

— Если грохните мину, мы вас мигом подхватим, — раздался под шлемом голос Рипли.

«Мигом это как?». — Я решил остудить ее пыл.

Она не ответила, поняла, что сморозила глупость.

С безопасной дистанции батиплан доберется до огневой позиции хорошо, если за пару минут. От нас твари за это время один фарш оставят. Попытка же нас прикрыть огнем бортовой батареи издалека, будет воспринята платформой, как атака на нее. Тогда торпеды и «кальмары» внешнего круга перехватят все выпущенные снаряды, а «Барракуды» внутреннего круга разделаются с нами.

«Есть только один выход, — прикинул я. — Надо одновременно убить мину и платформу. Тогда боевое охранение превратится просто в стаю торпед, „кальмары“ вообще останутся не у дел, Викинг сможет начать стрелять издалека, большинство торпед бросятся на перехват батиплана, а от остальных мы сами отстреляемся».

Я понимал, почему никто не отвечает. Все думали, и думали одинаково, что это трудно, что это рискованно. Но какой смысл говорить об этом, если другого выхода нет?

«Бак, займись миной, у тебя опыта больше, — передал я в эфир, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. — Мне больше везет с платформами. Главное, стрелять одновременно».

Чтобы занять позицию для эффективной стрельбы по платформе, мне понадобилось еще несколько минут продвигаться по трещине одному. Хорошо хоть не во тьме, я этому был очень рад. Но стрельба — не то же самое, что выстрел. Мы с Баком находились в очень разном положении. От него требовался один предельно точный выстрел, и тут любая ошибка грозила взрывом мины. Я же точно знал, что даже молодую платформу одним выстрелом не уничтожить, и что пока платформа жива, каждая тварь между мной и целью будет кидаться на перехват выпущенных из карабина гарпунов. Мне придется выпустить изрядную часть боезапаса, чтобы убить платформу, занимавшую высшую ступень в иерархии биотехов. Причем, сделать это надо в считанные секунды. Чем дольше платформа продержится во главе боевого охранения после выстрела Бака, тем меньше у нас шансов на выживание.

Тут меня осенило. Резко, как вспышка молнии. Мое воображение, подобно машине времени, вернуло меня на много лет назад, когда мы только прибыли на Тринидад, и мне, за неимением других средств, пришлось взять под контроль донную платформу на шельфе. Я подкрался к ней скрытым порядком, вскрыл пульт управления и переключил профиль взаимодействия с боевым охранением. После этого все твари, принадлежащие платформе, стали принадлежать мне, и она сама тоже. Это была моя личная армия в глубине.

С тех пор многое изменилось, и сам я изменился очень сильно, но все же сейчас мне ничего в теории не мешало повторить этот трюк. Он бы решил все. Если Бак убьет мину, а я возьму под контроль платформу, все будет кончено самым победоносным образом. Рипли останется пройти на батиплане между тварями, которые не тронут ее, забрать нас на борт, и вернуться на базу. А платформа до конца своих дней будет пребывать в режиме ожидания без всякого вреда для рода человеческого.

Перспектива заманчивая, сказать нечего, но чтобы претворить такой план в жизнь, мне придется не просто подобраться к твари на расстояние выстрела, а приблизиться к ней вплотную, затем вскрыть программатор и ввести новые данные. При этом торпеды боевого охранения неизбежно меня засекут, подадут сигнал тревоги, и тогда Баку придется не сладко.

Подумав и взвесив все шансы, я передал в эфир:

«Бак, я стрелять не буду. Если платформа останется живой, то рядом с ней для нас будет самое безопасное место. Убивай мину, потом сразу пробивайся вплотную к платформе. Там разберемся».

«Принял. — ответил Бак. — Будь готов, я на позиции».

Я дождался выстрела, и тут же помчался к платформе, уже не заботясь о маскировке. Мышцы водометов, казалось, затрещали от напряжения. Уже через пару секунд стало ясно, что Бак справился, попал, иначе бы мина рванула.

«Вскрыл полость, — сообщил Бак. — Встречай боевого товарища».

— Вы сумасшедшие оба, — услышал я на гиперволне голос Рипли.

Мое положение облегчалось тем, что в непосредственной близости от платформы торпед очень мало. Они там не занимают позиции, так как все равно не могут взрываться. В результате, чтобы меня перехватить, торпедам внутреннего круга пришлось играть со мной в догонялки, а это не так-то просто, с учетом мышечной мощи сверхглубинного аппарата линейки СГАК. Он ведь создан по тем же биотехнологиям, что и сами торпеды, а потому ничем не уступал им в скорости, а на форсажном режиме даже превосходил.

Но все же и в непосредственной близости от платформы торпеды тоже имелись. Они не могли взорваться без риска ранить платформу, но их функция была совершенно иной. На них возлагалось поражение вражеских боевых пловцов, если они попробуют несанкционированно завладеть доступом к программатору.

Мне с такими тварями уже приходилось драться, когда я оказался лицом к лицу с движущейся платформой класса «Барбара». Это были небольшие, юркие «МТБО-10», слишком слабые, чтобы топить корабли, но прекрасно приспособленные для уничтожения боевых пловцов. Для этого им и взрываться не надо, для этого у них имелся набор режущих пластин, не тупее моего глубинного кинжала, и опасная зубастая пасть. К тому же, как правило, к ним приписывались «Барракуды», оснащенные ультразвуковой пушкой на морде, а это вообще не фонтан.

Они, заразы, тоже хитрые, ловко прятались в трещинах, так что я их увидел на радаре, только когда как следует поднажал. Но когда они, по команде платформы, выскочили в зону обнаружения, мне скорость сбавлять не было уже никакого резону. Только драться, тут уж, как ни крути. Иначе зажмут с двух сторон так, что мало не покажется.

Я насчитал в непосредственной близости шесть «МТБО-10» и три «Барракуды». В прошлый раз было две, и то я не слабо упарился уклоняться от их ультразвуковых импульсов, способных разорвать жабры моего скафандра и оставить меня без кислорода. Ну и, ясное дело, как минимум четыре ультразвуковых пушки имелось у самой платформы, для защиты ее со всех четырех сторон.

Но я тоже пороху в океане понюхал, так что запросто меня было не взять. Я хорошо знал и преимущества ультразвуковых «дудок», и их слабые места. Преимущество было понятно — если из нее прилетит, жабрам аппарата конец, и я задохнусь в собственном скафандре. Ну и шкуру ультразвуком можно попортить — у Бака имелся такой ожог на плече. Женщинам нравилось, пищали от восторга, а самому Баку не очень. Особенно в первые часы после получения.

Слабые места ультразвуковые пушки тоже имели. К ним, в первую очередь, относилась не очень высокая скорострельность, так как ультразвук там вырабатывался за счет протекания потока воды в хитиновом резонаторе, и эту воду для каждого выстрела надо было набрать в полость. Кроме того, ультразвуковой удар хорошо был виден в воде. Увернуться не увернешься, а вот сам факт выстрела, что он был, и в ближайшие секунд пять следующего не будет, понять можно запросто. Еще я знал приметы, по которым видно, что торпеда собралась стрелять. Их было несколько, таких примет — и пузырьки, вырывающиеся из жаберных щелей от компрессии перед выстрелом, и замедление хода, так как поток воды при выстреле имел нее слабую обратную тягу, так что если торпеда пальнет на полном ходу, ей отдачей не мудрено и шею свернуть.

В общем, к атаке я был готов, и она не заставила себя ждать. Первыми ударили «Барракуды», не одновременно, а с интервалами в две секунды, чтобы не дать мне прохлаждаться полных пять секунд. На такой большой дистанции это пустое — увидев, какая из торпед выстрелит первой, я заранее ушел в головокружительный противоторпедный маневр, представляющий собой сложную кривую в трехмерном пространстве. Двигаясь по ней с постоянно смещающимся углом атаки, я не давал возможности торпедам правильно взять упреждение, и все три белых трассы пробили воду там, где меня или еще не было, или не было уже.

При этом твари себя неминуемо демаскировали, они не могли стрелять, оставаясь в расщелинах. Как только их метки появились на радаре, я дал им прочихаться из легкого карабина. Попасть не попал, это даже при моей меткости было немыслимым, но зато не дал второй раз отстреляться по мне. Не до этого стало тварям, самим пришлось уклоняться от гарпунов.

Тут же на радаре я заметил алые искры малокалиберных управляемых ракет — это уже Викинг, умница, долбанул по севшим мне на хвост скоростным торпедам внутреннего круга. Те так увлеклись погоней, что сгруппировались слишком плотно, прозевали атаку и теперь им уже не рассредоточиться во избежание вторичных детонаций.

Накрыло их знатно — даже на приличной дистанции от мощных взрывов ударило компрессионной волной. Это вам не в воздухе взрыв, тут несжимаемая среда, барракуда ее дери, тут так долбанет, что глаза из орбит вылезут, без всякого преувеличения. Но плотная мускулатура скафандра такие удары призвана брать на себя, и справлялась с этим отлично.

Бак, не мешкая, пальнул по тварям из тяжелого карабина. В отличии от скорострельного легкого ЛКБГ-7, из которого я полоснул по торпедам очередью, его елдометище пулял редко, но метко. В первую очередь за счет управляемого активно-реактивного гарпуна с фугасной боевой частью. От такого ни одна тварь увернуться не в состоянии, хоть она какая быстрая и верткая. Так что когда идет атака из тяжелого карабина, тварям есть лишь один резон — улепетывать подальше одна от другой, чтобы при попадании всех не накрыло взрывом.

«Барракуды», конечно, верткие, в этом им не откажешь. Так что Баку удалось лишь одну снять точным выстрелом, остальные метнулись в стороны, как мальки от брошенного в воду камня. Я их на тракетории приложил очередью из ЛКБГ-7, и пробил задницу одной из «МТБО-10», лишив ее маневренности.

Платформе это не понравилось, и она пальнула в меня в меня из своей «дудки». Я как раз проходил второй цикл противоторпедного маневра, и она промахнулась, а я, улучшив момент, резко ушел в глубину, и буквально секунды за три оказался у самой платформы, в мертвой зоне всех ее средств поражения.

Позиция удобная до предела, и товарищи готовы прикрыть. В общем, мне надо было как можно скорее найти пульт управления и пустить его в ход, тогда можно будет заказывать шампанское со Шри-Ланки.

Вот только совсем рядом оставались еще две «Барракуды» и пять «МТБО-10». А это не шуточки ни фига.