10 лет благоденствия. Том I

Дмитрий Сергеевич Марущенко

Описываемые в книге 10 лет благоденствия – это последние 10 лет правления императора Александра I и первые месяцы царствия его брата Николая. Это время потрясений всего политического устройства Европы, время надежд и великих побед. Такого резкого развития общественной мысли и политических идей в России еще никогда не было. Это время называли эпохой благоденствия. Только одни называли ее так всерьез, а иные называли ее с саркастической ухмылкой.

Глава восьмая

Пример Пестеля был чертовски заразителен! Александр и Никита Муравьев были настолько восхищены работоспособностью Пестеля, что сами, от природы весьма умные и активные молодые люди, возымев еще более благородную и ясную цель, рождавшуюся в общем споре, начали вести еще более активную деятельность, по сравнению с предыдущим годом. Никита более ушел в теоретическую деятельность, продолжал посещать лекции, с головой ушел в изучение отечественной истории, о чем расскажем ниже. Александр же поставил главной личной целью преувеличение численности тайного общества. Летом 1817-го года прежде двора в Москву начала перемещаться гвардия, чтобы к осени весь светский Петербург был в Москве. Это хорошее обстоятельство могло способствовать распространению идеи общества за пределы Петербурга. Возникла идея, одобренная большинством, создать управы в разных частях империи. Кто где будет служить, там и будет создавать и наблюдать за своей управой. К концу 1816 года первая такая управа под видом масонской ложи была создана в Полтаве Новиковым, который поехал туда управляющим канцелярией малороссийского генерал-губернатора князя Репнина. Что в ней происходило, правда, никому не было известно; от Новикова не пришло с тех пор ни одной весточки.

Начало года ознаменовалось еще одним введением, следовавшим от идеи Пестеля о внутреннем просвещении членов общества. Пестелю нравилась идея занятия как можно более высоких и важных мест в правительстве, но этого, как он полагал, было мало. Общество должно было проникнуть во все слои народа, потому члены должны были интересоваться не одним каким-то занятием. Само общество должно было состоять из людей разных занятий и способностей. Поэтому, кроме интереса политики, были определены несколько отдельных кружков, специализирующихся на определенных знаниях: статистики, истории, римского и естественного права, физики и химии, нравственной философии по системам немецких философов. Можно легко догадаться, что самым многочисленным из этих отделений было политическим. Увлечение этими науками было так велико, что превращалось в моду, и молодые офицеры, которые зачастую были обучены лишь одному французскому языку и какому-то определенному военному делу, чтобы не ударить в грязь лицом, должны были не отставать от этой моды. Именно модно стало в молодых кругах порицать все грехи общества, коими оно было заражено. В истории ребята черпали свои знания, откуда эти грехи берутся и как с ними боролись в прошлом. Как все старые славные дела на Руси ими восхвалялись, когда и о бесчестных и горестных событиях они не умолкали, так и в настоящих делах они освещали и все хорошее, и все плохое.

Улицы в те года опустели; шутили, что тому виной Карамзин, первый в истории Руси решивший знакомить эту Русь с ее историей. Но в патриотическом союзе гвардейцев был свой Карамзин — Никита Муравьев. Но и он не был один, в обществе не такая активная, но очень почитаемая была управа любителей истории. В этой управе кроме Никиты числились Михаил Фонвизин, Федор Глинка, Федор Толстой и другие менее активные члены. Сложно сказать кто там был, серьезного списка никогда никто не сочинял, сюда захаживали как к себе домой, да и к чему нужна была конспирация в изучении собственной истории! Изучая её по самым первым и сложным трудам Татищева и Ломоносова, молодые люди проявляли оппозицию Карамзину, уступая ему в известности, но не уступая логике, любви к отечеству и приверженности истине. Скажите, какой же спор о прошлом может выйти у двух людей, стремящихся к истине? Но прошлое бывает порой едва ли не таким же туманным, как и будущее. Наше настоящее есть инструмент, которым мы можем предугадывать грядущее, и им же мы можем раскрывать временные слои прошлого, но не все так бывает просто. К тому же, можно давать разные оценки прошлому, исходя из своих политических или нравственных предпочтений. Карамзин искренно был монархистом, сторонником неограниченной власти, где закон — царь. А наши славные молодые воины были приверженцами закона, исходящего из народа. Вот она — очередная борьба поколений: Муравьева с Карамзиным, Павла с Екатериной, Алексея с Петром. И это было только началом борьбы, которая в истории и выходила понемногу на публичный уровень.

Тайное общество возымело окончательное название «Союз спасения» и должно было спасти Россию от тех грехов и нравственных пропастей, которые жёстко порицались ими где только возникала такая возможность. В этом была другая сфера их деятельности, единственная, которую можно было заметить, ибо каждый член обрушивался публичным обвинением на всякое злоупотребление властью, мошенничество, казнокрадство. Они протестовали против общего жалкого положения простого народа, воевавшего пять лет назад бок о бок с этими дворянами-офицерами против захватчиков-французов. Так что уже тогда, спустя примерно год образования Союза спасения, можно было говорить, что его основателям удалось достичь своей цели изменять мысли своих современников. Таким образом, принятие в общество с такой высокой целью, до которой все честные и благородные юноши всегда были голодны, было не таким сложным делом. Эти юноши сами с полуслова понимали принимающих и шли туда толпами. В это время были приняты Михаил Николаевич Муравьев (родной брат Александра, был принят Никитой), князь Шаховской, что по имени Федор Петрович, был принят Матвеем Муравьевым-Апостолом в конце того года; братья Перовские, из именитых петербургских дворян, с которыми все Муравьевы дружили с самого детства.

С другой же стороны были приняты участники масонских лож, в которых когда-то или ныне состояли действительные члены общества. Князья Петр Лопухин и Илья Долгоруков, Петр Колошин, с менее активным своим братом Павлом, братья Шиповы, среди которых также один брат был одурманен союзным спасением более другого. Все они выходили на первых порах активными деятелями общества, цель которого опять же, и им в том числе, казалась более продвинутой и прогрессивной, более современной, чем философские сборища вольных каменщиков. Однако, будучи ревностными и убежденными масонами, они хотели привнести в устав общества ту же таинственность и излишний порядок, свойственный масонам, чему остальные члены резко противились.

Имена остальных из этих толп мало кому были известны, правды ради надо сказать, что далеко не все были действительными членами общества, после принятия на собрания не являлись, вскоре отставали, и через некоторое время их никто уже не мог упомнить.

Таким образом, когда одна часть активных членов общества радела над приумножением числа оного, вторая часть их старалась преуспевать и в сочинении устава, и тем же набором новых членов (и ни в том, и ни в другом зачастую не имела успеха). Один лишь Павел Пестель выделялся тем, что работал над уставом общества с такой серьезностью и упорством, которого никто из общества не замечал в братьях раньше. Работа, которую проводил Пестель в организации «Союза спасения» показала, что всё, что говорили и старались делать основатели и вновь принятые господа, казалось ребячеством и пустословием. Пестель же, будучи обычным и никаким образом не привилегированным членом в иерархии организации, давал пример, показывал, как действительно нужно быть преданным своей идее, которую хотели распространять в народе.

Другие члены хотя и знали о работе Пестеля, но держались в стороне от его затеи, имея собственные видения на счет этого устава, но державшие свои мысли при себе, ожидая окончания работы Павла Ивановича. Единственным товарищем, который делился своими соображениями был Новиков. Он же был единственным, кто открыто высказывался за республиканское правление в России, за что к нему стало возникать недоверие среди членов. Однако, не все знали о его мыслях, и те, кто знал, старались не афишировать их. Такой философии придерживался и сам Новиков и, зная какую реакцию вызывают его мысли по поводу политического устройства в России, он тем более умалчивал о том, что уже имел проект конституции для него. Даже в Европе избранный правитель не на всю жизнь, избранный не Богом (или традицией, если хотите), а народом, вызывал какое-то странное удивление, как удивляется человек, увидевший некое природное явление, которое не в силах объяснить. Что уж говорить о реакции таких идей в России, где скорее могли бы предположить счастливое бытие царя без Руси, чем Руси без царя. Новиков решил открыть свой проект Пестелю, возможно с тем намерением, чтобы поставить обществу цель не изменение общественной мысли, а изменение политического порядка, цель более масштабную, более реальную и более благоразумную для России, как считал Новиков. А что же считал Пестель?

Конец ознакомительного фрагмента.