Песнь Земная. Повесть о земной любви

Дмитрий Крушев

История простых, но непривычных для них отношений двух существ, заброшенных на остров и забытых там на весьма продолжительное время. Предсказуемый или не очень финал, не лишенный чувственности

2. Давняя история

— А у тебя тут уютно. Во всяком случае, лучше тех мест, где доводилось бывать.

— Понимаешь, люди не такие защищенные, как мы. Поэтому и строят себе жилища так, чтобы было тепло и удобно, уютно и комфортно. Сложи крылья. Это просто — подумай, и они сами сложатся так, что их не будет видно. С ними в жилье не очень удобно — все-таки оно рассчитано на смертных. Садись на вон ту мягкую поверхность, которую люди называют диваном, и рассказывай, за что тебя сюда упекли.

— Мой последний подопечный был небольшим бизнесменом. Не очень успешным, но вполне состоятельным. Достаточно спокойный человек, без особых страстей. Семья, дети. Все, как у всех. Непыльная, скучная работенка. Однажды в его бизнесе возникли проблемы. Он был в смятении, сказав своей женщине, чтобы она его не беспокоила. А я ослышалась, подумав, что это мне. А он себе пулю в лоб пустил. Потом совет старших. Они ничего не решили, но спустили меня сюда пока не решат, что со мной делать. Вот и все.

— Да, действительно скучная история. Прости, мне тоже жаль, что у тебя так сложилось.

— Ничего. Надеюсь, разберутся и вернут меня. А расскажи свою историю. Нам доподлинно ничего не рассказывают. Только то, что ты пал и сослан вниз навек. А сколько про тебя ходит баек, сплетен и слухов.

— Ладно. Слушай, Тернуриэль. Только прости, я за время тут на Земле, перенял несколько людских привычек. Они бесполезны, но приносят некое эстетическое удовольствие. Поэтому я налью себе бокал вина, прежде чем приступлю.

— Мы ведь не нуждаемся в еде.

— Знаешь, мне просто понравился вкус, ощущения. Если хочешь, могу тебе тоже предложить. Нам не вредит.

— Ладно. Не понимаю, зачем я соглашаюсь на все это, но пусть будет так.

Энкантиэль налил девушке, а сам уселся в кресло напротив и начал свой рассказ.

— Это началось давно. Пока люди были примитивны, работа была откровенно скучна. Я напросился в канцелярию, где и провел несколько десятков тысяч лет. А потом наверху случился какой-то аврал, и нас всех отправили в хранители. Человечество к тому моменту окрепло и возмужало. Еще получая свои первые назначения, я заметил, что люди часто ведут себя совсем нелогично. Все вокруг говорили, что люди подвержены страстям, не поясняя, что это такое. Я пытался в этом разобраться, но никто не мог мне объяснить сущности страстей. А жажда познания горела во мне. И вот как-то раз я в период между назначениями сбежал. Нашел себе тело и спустился вниз. Я жил среди людей, притворяясь человеком, и так провел полную человеческую жизнь. В моем понимании страстей я ничуть не продвинулся, зато хорошо изучил поведение людей. Это позже и сыграло роковую роль.

Как-то раз мне доверили опекать одну замечательную девочку из небольшого городка на побережье Лигурийского моря. Ее звали Лючия. Милое дитя, домашнее и спокойное, выросшее в хорошей семье. Проблем с ее защитой не было. Но я проводил много времени, наблюдая за ней, пока во мне не стали происходить странные изменения. Я не придал им значения, а зря. Лючия роста красавицей, покоряющей сердца. И я при каждой ее встрече с юношами испытывал неловкость, а на ее свадьбе — радость. Мне казалось, что я могу все. У Лючии был потрясающий муж, который оберегал ее не хуже меня. Но ему был отмерен короткий век. Тяжелая болезнь, названия которой я, увы, не запомнил. Он довольно быстро угасал. Я видел, что Лючия угасает вместе с ним. Мои попытки спасти ее были бессмысленны. И тогда я решился. В один прекрасный день я был в их доме. Они пригласили священника исповедовать несчастного Витторио, так звали мужа Лючии. Во время исповеди ему стало хуже. В этот момент я смотрел на Лючию и понимал, что она может умереть вместе с мужем. Я не мог объяснить внезапного решения, но я вселился в тело Витторио. Чуть позже это назовут Генуэзским Чудом, хотя ни к Генуе, ни к чуду отношения не имело ровным счетом никакого. Я увидел, как оживает Лючия. Мне было сложно судить, каким я был мужем. Но я видел счастье. Счастье в ее глазах. Мы прожили потрясающих тридцать земных лет. Увы, люди не вечны. Я видел, как Лючия старела, превращаясь из молодой красавицы в изрезанную морщинами старуху. Я тщательно состаривал тело Витторио, чтобы никто не заподозрил обмана. Чуда не произошло — Лючия умерла. Я вышел из тела Витторио и поднялся на небеса. Но вместо того, чтобы искать новое назначение я спрятался. Мне никогда не было так необычно, как после этой смерти.

Энкантиэль запнулся и сделал большой глоток вина.

— И внезапно я понял смысл страстей. Я увидел любовь, когда готов умереть за любимого человека, я познал скорбь от его потери, я хотел умереть сам. Видимо, у нас, ангелов есть что-то что выдаёт нас среди своих. Меня нашли, обвинили в том, что я подвержен страстям человеческим и судили. Толком не дали оправдаться, а сослали на этот клочок суши. Он окружен некоей символикой, которую мы, ангелы не в силах пересечь. Такая вот тюрьма. И вот я тут уже более пятисот лет. И видел, как меняется мир вокруг меня. Как на смену местным людям пришли корабли с востока, как люди пересекали океаны и строили города. Я видел войны, уносящие миллионы жизней, видел страшные катастрофы и потрясения. Но я видел в людях потрясающую любовь, тягу к знаниям, радости и горе, ревность и равнодушие. Я научился испытывать чувства и понимать их. Я привык жить в человеческом теле. Если не очень отсвечивать, то никто не заподозрит. Надо примерно два-три раза в век менять имена, либо часто переезжать. Иначе бессмертия не скрыть. Я научился есть еду и пить вино. Знаешь, некоторые продукты вызывают у меня истинное восхищение, вот, как вино, что мы пьем. Я так вписался в человеческое общество, что мне тут нравится даже больше, чем на небесах, где миллионами лет толком ничего не происходит, не меняется. Иногда надеялся, что про меня забыли. А вот сегодня появилась ты, и я снова вспомнил про небеса. Собственно, вот и вся история.

— То есть, ты хочешь сказать, что истории, которые о тебе рассказывают, не имеют ничего общего с действительностью?

— Знаешь, ты себя так спокойно ведешь, что я начинаю сомневаться в тебе. Вдруг ты — шпион, которого послали удостовериться, что я все осознал и излечился.

— Я не умею испытывать чувства. Да, я знаю, что есть страх, любовь, ненависть, но для меня это только слова. Не более, чем слова.

— Я уже и об этом начал забывать. Да, я тот самый, великий и ужасный ангел Энкантиэль, низвергнутый с небес за свои не знаю какие грехи. Я тот самый падший ангел, который едва не увлек в пучину страстей все небеса. Я тот, чьим именем пугают молодых ангелов и раздражают вечность.

— Ладно. А мне что делать?

— У тебя есть выбор?

— Мне кажется, у меня его нет. Я здесь, выбраться не могу.

— Выбор есть всегда.

— И какой?

— Можно сидеть и ждать, когда тебя снова призовут. Скучно, глупо, долго. Есть вариант, что про тебя просто забудут. Плюс только один — ничего не надо делать. Абсолютное безделье.

— Я не уверена, что хочу этого.

— А можно жить людской жизнью. Есть шоколад, пить вино, танцевать, гулять вдоль моря, петь песни, любить, страдать, чувствовать. Минус большой — часто будешь терять тех, к кому привязываешься. Смерть мы не в силах остановить.

— Я ничего не поняла из этого. Но, видимо, выбора у меня нет. В этом варианте хоть какое-то развитие. А вот насчет пищи ты прав. Этот напиток так необычен.

— Упс. Я уже привык, а тебя надо было предупредить. В вине есть алкоголь. Люди от него пьянеют. Вероятно, видела, пока была хранителем. А у нас он вызывает странное мерцание ауры и состояние эйфории. Будь с ним аккуратна.

Однако Тернуриэль уже допила остатки вина и налила себе еще бокал.

— Кстати, ночью люди спят.

— Это как?

— Их организм отключается. Я тоже иногда изображаю спящего — лежу в темноте с закрытыми глазами. Иногда тоже отключаюсь. Обычно мне вспоминается прошлое в такие моменты. Попробуй, вдруг понравится.

— Я попробую.

— Тогда я поступлю как человек, желая тебе спокойной ночи.