Витражи конца эпохи. Сборник рассказов

Дмитрий Владимирович Власов, 2000

Эта книга написана в последнем десятилетии двадцатого века. Её герои и реальные, и фантастические, и сказочные. Родом из настоящего, глубокого прошлого и далёкого будущего. Выходцы из разных стран и сословий. Но все они – витражи великой противоречивой эпохи. Они живут и умирают, любят и ненавидят, находят и теряют. Каким был двадцатый век? Он был страшным и в то же время ярким. Он был веком поиска смыслов. Он был веком и трагедии, и одновременно торжества маленького человека. О таких маленьких и таких больших людях эта книга. Хотите дать волю воображению и чувствам? Задуматься и поразмышлять? Погрустить и посмеяться? Всё в этой книге! Интересного Вам и приятного чтения. В рассказах использованы стихотворения автора. Содержит нецензурную брань.

Контакт

— В вашей стране давно не курят, сэр, — мягко упрекнул командира корабля инженер-

механик, молодой швед с косичкой, перетянутой резинкой.

— Я знаю, Свен. — рука командира с сигаретой мелко дрожала. — Но вы, ребята, даже не представляете себе, как я сейчас волнуюсь. Сотни и тысячи лет люди мечтали о встрече с братьями по разуму. И нам выпала честь первыми увидеть эту планету! Может быть, мы назовем ее — Мариана, в честь моей мамы… Конечно, решать будет весь экипаж.

— Мы все сейчас волнуемся, — согласился инженер.

— Правда, мы всегда полагали, что братья ушли в развитии намного дальше нас, а выходит наоборот, — усмехнулся врач, кореец средних лет. — Конечно, интересно побывать в средневековье, но… Честно говоря, господа, я предпочел бы иметь контакт с более продвинутой цивилизацией. Хотя, прямо скажем, это было бы куда более опасно…

— Вы правы, дружище, — кивнул командир, — в нашей-то ситуации нам ничего не грозит. Самое большее, чем они пока владеют из предметов разрушения, это примитивные огнестрельные ружья и пушки. Наши защитные энергетические оболочки для них, — все равно, что железобетонные бункеры второй мировой для австралийских аборигенов. Но вот, ребята, о чем я подумал…

— Правда, правда, командир, — смущенно хихикнул врач, — думаю, что многие подумали о том же. Мы можем быть крайне опасны для них. Идти на необдуманный контакт, сразу, — бессмысленно. Мы должны изучить их — сначала как бы со стороны. Постараться понять их жизнь. Для нас это может быть забавно, но для них, — может быть чревато непредсказуемыми для их цивилизации последствиями. Если хотите знать, по моему мнению, не стоит даже близко приближаться к этой планете первое время…

— Как скоро мы можем войти в ее атмосферу? — недовольно перебил командир.

— Если мы не изменим курс и перейдем в режим торможения, то по здешним часам — минут через восемнадцать — двадцать, — ответил инженер, не отрываясь от дисплеев. — Но если отклонимся немного, будем крутиться на орбите.

— Включите носовую камеру-телескоп, — скомандовал командир симпатичной женщине, ученому, закуривая следующую сигарету.

— Слушаюсь, сэр.

Плоский объемный экран осветился изнутри, и через мгновение те, кто находился сейчас в центре управления корабля, увидели жизнь на планете, к которой стремились много лет. Там, внизу, было утро. Женщины спешили на базар, а важные сильные мужчины времен абсолютного патриархата верхом на животных, напоминающих лошадей, улыбались им, лихо закручивая усы. Немного позади базара виднелась крепостная стена, и высились шпили собора, только вместо крестов их венчали причудливые ажурные фигуры. Вдоль стены жались друг к другу жалкие лачуги бедняков, и хозяйки выливали из окон помои. А вот и базар, — люди с темным цветом кожи торгуют яркими разноцветными фруктами, розовым мясом, золотистым хлебом. Какие-то мальчишки стащили прямо из-под носа торговца кусок пирога, и тот что-то кричит им в след, размахивая кулаком. По базару бродят какие-то лохматые звери (собаки?). Вдали, на горизонте, поднимается облачко дыма, — это либо чадит харчевня, либо где-то — пожар, война…

— Господи, все как у нас когда-то, если верить истории, — тихо произнесла женщина. — Неужели эволюция не способна была привести к чему-то другому? Человек, лошадь, собака, апельсин, дыня, — неужели ничего больше? — В голосе ученого слышалось разочарование, словно ее обманули. — А затем у них обязательно будут: паровоз, электричество, атомная бомба, свои «Битлы», СПИД?

— Это лишь поверхностный взгляд, Анна, — возразил командир. — Мы ведь совсем их не знаем. Но, между прочим, не могу поверить в то, что вам так уж хотелось увидеть внизу, скажем, синих одноглазых лягушек. И, как знать, может быть, формы жизни, подобные земным, действительно всего-навсего тиражировались во вселенной, как считали профессора Троицкий и Гросс?

— Нужно ваше решение, — сказал инженер, не вникавший в ученый спор. — Прикажете начать торможение?

— Куда мы сядем? — встрепенулся командир.

— Я вижу пустыню — огромную, как Сахара. Там мы никого не потревожим.

— Ну что же… Включайте торможение! Садимся в пустыне, — осипшим голосом прохрипел командир и быстро перекрестился. — О том, как идет процесс посадки, докладывайте непрерывно. Все должны быть в курсе этого эпохального события. С удовольствием выпил бы сейчас ледяного шампанского…

Все весело зааплодировали.

— О, как я вас понимаю! — улыбнулась Анна.

— Прикажете транслировать доклад на весь корабль?

— Конечно, черт возьми! Новые легионеры должны знать, ради чего они оставляли свою землю, свою религию, свои семьи!

Тонкие пальцы инженера забегали по квадратикам сенсоров, как по клавишам рояля. На десять секунд в центре управления воцарилась полная тишина. Все, почти не мигая, смотрели на непонятное им колдовство. Лицо шведа сперва было непроницаемо, но затем он вдруг сделался необыкновенно бледным, и пальцы, закончив пляску, безжизненно застыли, словно сведенные судорогой.

— Говорите же что-нибудь, Свен, — взмолился командир, почувствовав неладное.

— Что-нибудь не так? — робко спросила маленькая женщина, душа корабля — профессор Анна, межгалактический социолог.

Инженер резко повернулся в кресле, затем встал во весь рост, скрестил руки на груди и опустил голову. Заговорил он не сразу. Немного позже его слова услышали все.

— Я НЕ МОГУ ЗАТОРМОЗИТЬ И ИЗМЕНИТЬ КУРС.

В течение нескольких секунд никто не издал ни звука. Все смотрели на инженера, который, казалось, шептал молитву, обращаясь, то ли к Христу, то ли к своим древним языческим богам. Никто ничего не понимал.

— Свен… Что это значит?

— Я… я не знаю. Компьютер не реагирует на управляющие сигналы. Никакой обратной связи. Машина не слушается! Она сейчас подобна чугунному ядру, без признаков интеллекта. Я ничего не могу сделать. Если честно — мы падаем. Булыжником! В конце двадцать первого века. Как глупо…

— И…

Инженер рухнул в кресло и истерически захохотал.

— А дальше все же ясно! Через восемь-десять минут мы сгорим в атмосфере этой чертовой планеты, и то, что от нас останется, здешние жители найдут в пустыне, на месте нашей несостоявшейся высадки. Наверное, позже они сочинят о нас легенды, одну нелепее другой. Помните о тунгусском метеорите? Ха-ха! Вот и все! Угощайте всех сигаретами, командир!

— Боже! — воскликнула Анна.

— Что же вы молчите, сэр! — набросился на командира врач, — вы же должны что-то сделать! Вы же здесь главный!

— Я не хочу умирать, не могу, — вдруг тихо заплакала Анна, которая вдруг поняла, что красивая межпланетная сказка кончилась, — у меня в Москве сын, он еще маленький…

— Подождите вы! — взял себя в руки командир, не менее чем остальные, обалдевший от страшного известия. — Свен, вы точно все проверили? Это не ошибка?

Инженер молча отвернулся.

— Но ведь системы дублируются! Они не могут не дублироваться, все продумано! Немедленно переключайтесь на резервный контур! В чем дело?!

— Поздно, — отрезал Свен. — Системы не дублируются в горячем режиме, необходимо время, минут пятнадцать, не меньше, — лицо его стало злым, а кривая улыбка — болезненно саркастической. — Вы, может быть, вспомните, командир, что я говорил об этом в НАСА? Нет же, хотели побыстрее и подешевле. Проект, видите ли, и так слишком дорогой! «Система абсолютно надежна, вероятность отказа — тысячная процента!» — горько передразнил какого-то чиновника инженер. — Вот вам и тысячная, пожинайте лавры…

Четверо землян молча стояли друг против друга, приближаясь к смерти. Трудно сказать, осознавал ли кто в тот миг со всей ясностью, находясь в окружении мирно помаргивающих дисплеев, полированного алюминия и карельской березы, что жить им осталось всего несколько минут. Чужая планета на экране стремительно увеличивалась в размерах, — уже можно было рассмотреть контуры материков, синие пятна океанов, набухшие извилистые вены крупных рек.

— Я ведь не просто врач, я — военный врач, — вдруг произнес, ни к кому не обращаясь, кореец. Все посмотрели на него. Своим неожиданно спокойным голосом он давал другим людям иллюзию надежды.

— Я изучал модели последствий применения нашего оружия. Есть один выход…

— Ну же, Чон! — скрипнул зубами командир.

— Можно попробовать… Но это бесчеловечно… Нет, нельзя… Мы не можем так…

— У нас осталось четыре минуты! — крикнул Свен.

Врач снял очки и нервно заходил по комнате. Говоря, он рубил воздух рукой, как самурай — невидимых врагов мечом.

— У нас есть мощная лазерная пушка, может быть — самое ужасное оружие, существующее сейчас на просторах вселенной. Она управляется своим автономным компьютером, не связанным с системами управления. И, я полагаю, что она работает… Мы можем выстрелить в планету, как в цель, самым мощным импульсом, который может выработать наш термоядерный реактор.

— Ну и что? — безнадежно махнул рукой инженер, не хотите ли вы сказать, что…

— Никаких гарантий! Мне известны лишь результаты моделирования. Согласно им, сгусток невиданной энергии прошьет планету насквозь. В считанные секунды она расколется, как яичная скорлупа, — да, господа, она просто разрушится, перестанет быть препятствием. Мы пройдем сквозь нее, как будто ее никогда не было… Возможно, корабль получит поверхностные повреждения, но, весьма вероятно, что мы останемся живы.

Шар, окутанный облаками, уже едва помещался на экране. Планета была готова к тому, чтобы поглотить корабль. Командир бросил взгляд на «Ролекс».

— Две минуты. У нас осталось две минуты. Сколько людей примерно живет сейчас на Мариане? Ну, там…

— Люди — это мы, Джон, — сказал Чон и коснулся ладонью плеча командира.

— Примерно полмиллиарда, — откликнулась Анна. — Господи! Ведь они все погибнут, если мы предпримем крайние меры! А ведь они еще дети, у них еще почти не было истории…

Свен вскочил, больно сжал запястья Анны. Она сморщилась, негромко вскрикнула.

— А у вас ведь тоже дети, Анна! И вы не хотите, чтобы ваш сын остался сиротой, верно?! У меня девушка в Стокгольме, она любит и ждет меня! И у нас еще нет детей!

Анна ничего не говорила, закрыв лицо ладонями.

— Стоит лишь набрать на клавиатуре пару слов и нажать «Enter»! Я прав, Чон?

— Мы никогда не простим себе этого. Черт меня дернул сказать вам о пушке.

— На корабле кроме нас еще три десятка человек. «Мы не можем решать за них», — сказал командир.

— Вы думаете, кто-то выберет смерть? — воскликнул Свен. — Ну! Приказывайте же, сэр!

— Они еще совсем дети, — снова запричитала Анна, — и они ни в чем не виноваты. Они даже не будут знать, отчего погибли.

— На весах — существование целой цивилизации — и наша жизнь, затерянных во вселенной посланцев одной из миллиарда среднеразвитых цивилизаций. Расклад не в нашу пользу, господа, — усмехнулся врач. — Осталось меньше минуты, — мы все равно уже не успеем.

— Я не могу отдать такой приказ, — сказал командир, — прощайте, ребята. — Надеюсь, что рай все-таки существует, хотя на небе и выше его точно нет.

Планета, названная командиром корабля, по имени его матери, Марианой, уже не умещалась полностью в окошке монитора, перестала быть шаром и превратилась в плоскость. Стали различимы города и моря, леса и горы, обжитые луга и девственные саванны. Четверо людей не произнося ни слова, тихо и торжественно смотрели на приближающийся, последний для них естественный мир. Кто знает, о чем думал каждый из них? Кто-то, конечно, думал о детях, оставшихся на Земле — и женщины, и мужчины. Кто-то мимолетными фрагментами вспоминал свою короткую еще, не вполне состоявшуюся жизнь. Жалко, черт возьми, умирать, когда совсем приблизился к тому, чего жаждало человечество, больше того — чего жаждал ты сам. Каждый из тех, кто обречено смотрел на изображение становящейся все ближе невольной планеты-убийцы, был человечеством. Человечество устроено так, что состоит оно из миллиардов маленьких эгоистичных человечеств-миров. В одной глазнице — бесчисленное множество отражений на сетчатках других глаз. И внизу, на планете, еще пребывающей в сладком сне средневековья, — конечно, кто-то уже думал об этом, но это уже не имело для них никакого значения.

Внезапно экран с изображением Марианы погас, а затем сделался ослепительно белым, будто видеокамеру бросили в чрево сталеплавильной печи. По корпусу корабля пробежала мелкая дрожь, которую каждым нервом ощутили все, находящиеся на нем. Стало тепло, и датчики температуры вдруг бестолково закивали электронными стрелками. Наконец, кроме белого на мониторах стали появляться другие цвета. Любой из людей мог бы поклясться, что никогда не видел сочетания таких красок. Огненный оранжево-красный, желтый, янтарный, рубиновый, перламутровый, угольно-черный — все они сплелись в едином хороводе на сковородке материализовавшейся преисподней. Трое мужчин и одна женщина, как зачарованные, забыв про свои прежние страхи и счеты с жизнью, смотрели на светопреставление, творившееся у них на глазах. Изображение, конечно, не вполне отражало реальность. Отфильтрованный несколькими защитными экранами и ослабляющими преобразователями, сигнал, исходящий от погибающей (вернее, уже погибшей) планеты, не мог оставить на гиперчувствительной матрице своего настоящего трагического отпечатка.

Некоторое время, быть может, доли секунды, корабль землян двигался сквозь туннель, обрамленный огненной спиралью. Казалось, это никогда не прекратится, потому что не имеет ни конца, ни начала. Но наплывающая издалека, увеличивающаяся в размерах тьма стала для людей светом в конце туннеля. Спустя мгновение, из адовой трубы корабль вырвался наружу, в черноту космоса, усыпанную звездами, и, слегка дрожа, как взбудораженный конь, продолжил скачки по прериям вселенной.

Люди с трудом поднялись с пола, распластанные в нелепых позах, хаотично разбросанные по нему, словно оловянные солдатики. Они, двигаясь как спросонья, осмотрели себя, оглянулись по сторонам. Еще никто не жаждал объяснения, — почему остался жив. Первым нарушил молчание врач. Он был бледен, его мутило и вело из стороны в стороны, как всех, но по его глазам было видно, что он больше других понимал в том, что произошло на самом деле. Ощущения были слишком сильны, чтобы играть, лукавить. Кореец поправил халат, пригладил черные смолистые волосы, надел очки и, с восточной невозмутимостью, сдобренной тонкой, немного виноватой, улыбкой, стал говорить:

— Поздравляю вас с возвращением из небытия, господа. Великие свершения, путешествия, открытия — ничего не значат. Есть лишь одно, что решает всё. Мы — живы!!!

Надо ли говорить, что все смотрели только на него? Вообще-то, никто не требовал, да и не желал никаких объяснений. Какими могут быть объяснения для людей, уже похоронивших себя и вдруг почувствовавших себя живыми?! А между тем, он продолжил речь. Потому что нужно было сделать еще кое-что, далеко не самое простое — сказать всем правду. Джон и Чон находились рядом, но изо всех сил старались не смотреть в глаза друг другу.

— Я не рассказал вам об одной вещи, господа. Дело в том, что система обеспечения безопасности корабля настроена таким образом, что автоматически, по сигналу компьютера, связанного с многослойными датчиками, уничтожаются любые препятствия, представляющие угрозу для жизни. Теоретически, независимо от их величины. Варьируется лишь сила удара. Правда, практически это никогда раньше не применялось.

Врач шумно вздохнул, сделал над собою усилие и продолжил:

— Не было никакой надобности вводить команду для активизации пушки. В последний момент мы могли ввести в ручном режиме только одну команду — блокирования оружия. То есть мы лишь могли остановить разрушение несчастной планеты. И погибли бы сами, превратившись в ионизированный газ…

— Вы об том знали, командир, — тихо, сквозь зубы, с ненавистью прошипела очнувшаяся Анна. — Вы не могли не знать. Вы могли сохранить им жизнь. И, конечно, вы, Чон. Вы не врач, вы убийца. Вы и командир — лгуны и трусы.

— Когда нужно выбирать, нет эмоций, есть только «да» или «нет»! — рубанул врач. — Это закон жизни, Аня.

— Ради вашей жалкой жизни вы позволили машине уничтожить целую цивилизацию!

— И ради вашей жизни — тоже! И ради всех тех, кто сейчас на корабле с нами!

— Мы все — подонки. Подонки во вселенной. Неужели вы этого не понимаете?

— Не надо так, Анна, — сказал Свен, очертя в воздухе сложную кривую узкой ладонью. — Спустя минуту вы поймете, что были не правы, и будете плакать.

— Я уже давно плачу…

Командир снова закурил, выпустив плотную струю дыма. Он сразу как-то обмяк, постарел. Но мысли излагал ясно, говорил коротко:

— Нам предстоит с этим жить, ребята. Какой теперь смысл винить друг друга… Свен, переключайтесь на резервный контур. И проверьте, пожалуйста, насколько возможно, нет ли повреждений наружных систем.

— Слушаюсь, сэр!

— Как вы думаете — это была единственная обитаемая планета в Галактике?

— Вселенная бесконечна, Джон, — заметил Свен, — извините за банальность. Жизнь — бесконечна. Таких планет еще, может быть, сотни, если не сотни тысяч. В этой галактике или соседней, — какая разница? И виды, известные нам, скорее всего, действительно — тиражируются, и только. Мы везде найдем зеркало, только в одном из них увидим нашу молодость, а в другом — старость. Так что не стоит особенно убиваться, Анна. Для ваших исследований и умозаключений материала во вселенной предостаточно.

— Миллиарды сперматозоидов умирают, не дав жизни, и миллионы живых существ умирают, едва появившись на свет, — продолжил врач. — Мы же не делаем из этого трагедию. Выживает даже не сильнейший, нет! Выживает более удачливый. Помните сенсацию тридцатых годов, когда был открыт, а затем запрещен к синтезированию ген удачи? Мы с вами оказались везунчиками. Однако, бывшим жителям бывшей планеты Мариана, как назвал ее командир, не повезло…

Огромный космический корабль, краса и гордость человечества, продолжал долгое плавание по просторам вселенной. Был задействован, наконец, резервный контур, и угроза катастрофы миновала. В центр управления заходили разные люди — ученые с отчетами, технологи с предложениями, военные с мыслями. Никто кроме нескольких членов экипажа корабля ничего не знал о том, что только что была уничтожена планета с разумной жизнью. Они были слишком далеко, чтобы транслировать спуск на Землю. Записи были стёрты. Официальная версия гласила, что планета внезапно прекратила существование в силу неизвестных причин. Зачем людям знать правду… Не нарочно же они это сделали? Случайно. Так получилось. Что теперь следовало предпринять — посыпать голову пеплом, впасть в отчаяние, остановиться? Нет, все знали — нужно двигаться только вперед. Там, впереди — была вечность. Была бесконечность.

— Пойду спать, — зевнул Свен, — резервный контур включен, все системы нормально работают в автоматическом режиме, можно вздремнуть часок-другой. Честно говоря, я немного устал.

— Конечно, — кивнул командир, — идите, скоро и я последую вашему примеру. Видел Бог, было трудно.

— А тем, кто остается, я приготовлю кофе. Кому со сливками? — как ни в чем не бывало спросила Анна, кокетливо поправляя прическу.

июнь-июль 2000