Месть империи 1. Братство Астарты

Дмитрий Анатольевич Емельянов, 2020

Нет никого могущественнее императора. Об этом знают побежденные и присягнувшие ему варвары, об этом помнят, хоть и не любят вспоминать, гордые служители Огнерожденного Митры, об этом с проклятиями перешептываются его враги… Магистры братства Астарты, могущественного ордена тех, кто может управлять даже смертью – единственные, кто ради мести готов переступить через страх. И вот все начинается… Младший наследник, не знающий о своем происхождении, молодая ведьма, что должна его защищать, северный варвар, отказавшийся однажды перейти через призрачную черту, но готовый сделать это ради своих братьев по оружию. Кто из них окажется настоящим героем, кто станет злодеем, а кто просто превратится в очередную жертву безжалостной империи? Мир меча и магии, где настоящие мужчины и женщины вершат судьбу своего будущего. Текст оригинальный, но общая концепция навеяна романами Джорджа Мартина, Джо Аберкромби и некоторыми другими похожими книгами.

Глава 9

Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Долина Ур Нис

Солнце уже скрылось за пиками гор, но было еще достаточно светло. Небольшая деревушка, не больше двух десятков дворов, казалась, специально прижалась к склону горы, чтобы пропустить широкий тракт, ведущий к торговому городу Уру. Несмотря на еще не поздний час, тишину не нарушали ни голоса людей, ни лай собак. Деревня была пуста. В долину Ура страшной грозовой тучей надвигалась война, и последние жители деревни, забрав все, что можно было увезти с собой, сбежали под защиту городских стен. Армия базилевса еще не перешла перевал, но в долине уже было небезопасно — повсюду рыскали шайки мародеров и передовые отряды имперской вспомогательной кавалерии. Закрывшийся город без боя отдавал на разграбление врагу свое главное богатство — плодородную долину Ур Нис.

Тирос Иберийский рассматривал деревню, прячась за большим валуном, а рядом лежал совершенно выбившийся из сил парень. По его осунувшемуся лицу и синякам под глазами было видно, что переход был не из легких.

Тирос взглянул на сына старого друга и подумал, что Иллариону еще расти и расти до высот своего отца.

— В город пойдем ночью. Сейчас слишком светло, чтобы выходить на открытое пространство, — напоремся еще на кого-нибудь.

Ибериец еще раз оглянулся на своего спутника и, со вздохом оценив его состояние, принял решение.

— Хорошо. Зайдем в деревню, передохнем несколько часов и обсохнем. Ночью будет холодно, недолго и лихорадку подхватить.

Илларион благодарно кивнул — на большее выражение признательности у него не хватило сил. Они шли через перевал уже несколько дней, выбирая скрытые от постороннего глаза тропы, а последнюю ночь вообще провели на снегу под открытым небом. Сырые сапоги жутко натерли ноги, и пока они еще двигались, парень терпел, но стоило остановиться, как сразу же стало ясно — идти дальше он уже не сможет. Решение старшего остановиться на ночлег стало настоящим спасением.

Тирос в упор посмотрел на юношу:

— Ты так похож на своего отца, что я иногда забываюсь, и мне кажется, что это мы с ним, только двадцать лет назад. Столько лет прошло, а все как вчера. Наверное, я слишком долго живу — человеческий мозг не способен вместить столько воспоминаний. — По-доброму улыбнувшись, он махнул рукой: — Ладно, не обращай внимание, старики всегда ворчат.

Тирос еще некоторое время оставался неподвижен, прислушиваясь к тишине и контролируя каждое движение в деревне, но птицы по-прежнему беспечно сидели на деревьях и не один подозрительный звук не нарушал гнетущего безмолвия. Наконец он решился и, сделав знак следовать за ним, стал спускаться к крайнему дому с широкой плоской крышей. Илларион, прихрамывая, потащился следом. Дойдя до невысокого забора, магистр еще раз осмотрел двор и, не найдя никаких признаков людей, перешагнул через сложенные полуметровой стеной камни.

С наступлением темноты, когда уже не виден идущий из трубы дым, путники разожгли в очаге огонь — перед ночным переходом нужно было высушить одежду и обувь. Сразу стало теплее, исчезла промозглая сырость нежилого дома. Тирос сидел у огня и следил за развешенной одеждой, а его спутник спал, зарывшись в принесенную кем-то до них охапку старой соломы. В тишине магистр братства размышлял над тем, что ночью в город их наверняка не пустят, но и засветло идти по открытому пространству небезопасно. Оставался единственный путь — подойти к стене ночью, схорониться и ждать до утра, когда рассветет и городская стража сможет их рассмотреть. Этот вариант показался ему наиболее безопасным, но поселившееся в душе чувство тревоги все равно не покидало, точнее, не оставляло ни на мгновение с того самого дня, как они покинули Саргосу. Поэтому, когда запертая на засов дверь вылетела от мощного удара и в дом вломились трое, он даже не удивился. Тирос ждал чего-то подобного, и скорее был близок к тому, чтобы спросить, где же они были так долго, чем удивиться или испугаться. Мужчины в длинных рясах из грубой некрашеной шерсти с прямыми мечами в руках расходились веером от двери, дабы максимально расширить линию атаки. Стремительно ворвавшись в дом, теперь они не торопились и действовали очень осторожно. Из-под надвинутых капюшонов три пары глаз отслеживали каждое движение магистра.

Тирос неспешно поднялся. Его голос прозвучал уверенно, как приговор суда:

— Три рыцаря Огнерожденного Митры в поисках смерти. Вижу, вы знаете, кто я такой и что вас ждет. Даю вам последнюю возможность уйти живыми.

Несмотря на излучаемую уверенность, магистра одолевали сомнения. Что-то с этой троицей было не так. Они явно знали, с кем имеют дело, и все равно нападали. Напасть без ментальной защиты на магистра братства седьмого уровня равносильно самоубийству, и, тем не менее, они здесь. Да, опасаются, но не боятся и не бросаются разом, стремясь достать его сталью быстрее, чем он взорвет им мозг. Они словно чего-то ждут! Страшная догадка ожгла магистра. Тирос бросил взгляд на охапку соломы, где только что лежал Илларион. Она была пуста! И тут же вспышка боли пронзила его правый бок. Мутная пелена затянула глаза, и все поплыло, как в тумане: бегущая ручьем кровь, рукоять торчащего в боку кинжала и безумно выпученные глаза Иллариона.

— Как ты… Твой отец просил…

Больше ему не удалось ничего прошептать. Илларион исступленно наносил удар за ударом, кинжал взлетал и вонзался в уже мертвое тело. Раз за разом, по уже мертвому телу, лишь бы заглушить тот липкий страх, тот отчаянный ужас, что разрывал душу. Он колол до тех пор, пока один из рыцарей грубо не отшвырнул его, выбивая клинок из рук.

— Ты что делаешь, ублюдок? Угомонись!

Голова в шлеме наклонилась и взглянула в мертвые, остекленевшие глаза магистра.

— Да, это Тирос Иберийский! Он мертв!

Второй подошел ближе.

— Подумать только — человек, с которым не справился бы десяток лучших бойцов ордена, зарезан таким ничтожеством, как это.

Он взглянул на лежащего на полу Иллариона, затем снова на магистра и, развернувшись, врезал со всей силы ногой в живот всхлипывающего юноши. Парень отлетел в угол и замычал от боли.

Третий, явно старший, повысил голос:

— Аккуратней, не убей его. Прокуратор приказал привести живым.

— Да плевать мне на Трибунал и всех его канцелярских крыс разом!

Рыцарь, пнувший Иллариона, убрал меч в ножны и поднял с пола увесистую ножку сломанного стола.

— Меч марать не буду, но и жить такая мразь не должна!

— Не порти себе жизнь, Аполинар. Прокуратор Исидор — редкостная гнида, он не простит.

Старший смачно сплюнул в сторону Иллариона:

— А этот все равно не жилец — либо в канцелярии замордуют, либо свои рано или поздно прирежут.

Аполинар остановился, постукивая дубиной по ладони левой руки, словно раздумывая, стоит ли удовольствие размозжить мрази голову будущих неприятностей. Благоразумие и орденская дисциплина взяли верх. Бросив презрительный взгляд на стонущего в углу парня, он развернулся к командиру:

— Что дальше, Дабор?

Взгляд прим-рыцаря прошелся по комнате и остановился на сваленных пожитках.

— Дай мне мешок старика, там должен быть кристалл. — Дабор пристально посмотрел на Иллариона: — Ведь он там, надеюсь?

С глухим звуком содержимое мешка магистра высыпалось на пол у ног командира. Звякнула пара серебряных динаров и рядом упала деревянная резная шкатулка. Дабор присел на корточки и протянул руку, но взять ее он не успел, развернувшись на крик:

— Ну-ка прочь руки, воронье поганое, это добыча воина!

В дверях стояли три варвара-гавелина из конной разведки императорской армии. Сотник с волчьей шкурой на плечах в суматохе спутал серые рясы ордена с одеждой бродячих монахов.

Увидев только троих, Дабор поначалу обрадовался, но его чуткое ухо тут же огорчило, уловив приближающийся топот конских копыт. В голове заметались вопросы. Как мы их пропустили? Сколько их? По звуку явно немало!

Прим-рыцарь был зол и раздосадован задержкой, но свой выбор он уже сделал. Придется договариваться.

Дабор поднялся на ноги и приветствовал варваров легким наклоном головы.

— Прим-рыцарь ордена Огнерожденного Митры. Этот мертвый старик — опаснейший враг императора и церкви. Колдун. Вещи его прокляты и должны быть переданы Святому Трибуналу для очищения огнем и сожжения вместе с телом.

Рыцарям явно не повезло. Может, нарвись они на другой варварский отряд, все закончилось бы иначе, но про жадность гавелинов в армии ходили легенды.

Командир варваров и не подумал представляться:

— Что ты там лопочешь, монах? Забирай своего дохлого колдуна, он мне не нужен, но деньги, доходяга и все, что там лежит, — это наша добыча!

Гавелин в волчьей шкуре что-то гаркнул в открытую дверь, и в дом вошли еще трое с обнаженными мечами в руках.

Дабор уже понял, что миром дело не закончится, но решился на еще одну попытку.

— Хорошо. Деньги, пленник и вещи твои, мы возьмем только шкатулку. В ней священная реликвия, она заколдована и принесет непосвященному большое несчастье.

— Я хочу видеть. Если там кости ваших старцев, как ты говоришь, тогда забирайте. — Варвар сказал что-то своим, и те заржали в ответ. — Мои воины не претендуют на кости, их и так валяется вокруг предостаточно.

Показывать дикарю содержимое шкатулки совершенно не входило в планы орденского рыцаря. Он сделал едва заметный знак своим людям и любезно улыбнулся.

— Конечно. Вот она лежит — возьми и посмотри. — Как ни старался Дабор произнести эти слова мягче, все равно фраза прозвучала угрозой.

Вождь гавелинов с прищуром посмотрел на монахов.

— Я вижу под рясами кольчуги и мечи, но учтите — там за дверью почти сотня всадников. Так что лучше убирайтесь, пока я не передумал.

Аполинар по знаку старшего поднял шкатулку и протянул ее навстречу варварам.

— Можете взглянуть, и мы уходим, как договорились.

Все трое сделали несколько шагов к двери. На расстоянии вытянутой руки рыцари ордена остановились, и гавелин, стоявший рядом с вождем, потянулся к шкатулке.

Дотронуться до нее он не успел. Оружие появилось в руках монахов со скоростью, никак не вяжущейся с их внешностью. Почти мгновенно два варвара упали на пол, захлебываясь кровью, но Волчья шкура как будто ждал чего-то подобного и увернулся от разящего удара Дагора. Трое оставшихся, сомкнув щиты, закрыли собой дверь, тогда как их предводитель, выскользнув во двор, гортанными воплями созывал подмогу.

Гавелины, привыкшие больше крошить убегающего врага или осыпать стрелами стоящего в пятидесяти шагах противника, не выстояли против орденских рубак и минуты. Монахи, казалось, даже не замедлили шаг. Они атаковали стремительно и всегда оказывались вдвоем против одного. Варвар закрывался щитом от удара слева, и тут же получал смертельный удар с другой стороны. Три рыцаря-монаха, действовавшие как шестирукая машина, смяли заслон в один миг, но к сожалению, в дверь эта машина целиком не проходила.

Дабор шагнул первым, и тут же в кольчугу ударило копье, еще два он отбил мечом, четвертое распороло кожу на ноге. Больше он ждать не стал и рванул обратно. В захлопнувшуюся за ним дверь застучали удары копий и вонзившихся стрел.

— Кажись, конец нам, ребята, не выйдем! Их там не меньше сотни.

По крыше затопали шаги и застучали удары.

— Крышу разбирают, хотят нас сверху стрелами забросать!

Дабор лихорадочно заводил глазами в поисках выхода и вдруг остановился на том месте, где только что лежал Илларион.

— А где парнишка?

Аполинар ткнул пальцем в приставленную лестницу:

— Видать, утек через крышу, когда мы в дверь ломились. — Сплюнув себе под ноги, он процедил обреченно и зло: — Даже серебро успел прихватить, гаденыш! Зря ты не дал мне его добить.

Дабор только махнул рукой:

— Не время болтать! Хватай столешницу и в угол. Накроемся ею — сейчас стрелы посыпятся.

Три воина-монаха сидели спиной к очагу, а в столешницу время от времени ударяли стрелы. Били прицельно с крыши, выцеливая любую случайно открывшуюся часть тела. Рядом лежал труп Тироса и его мешок с пресловутой шкатулкой.

Аполинар перехватил столешницу поудобнее.

— Вот скажи мне, Дабор, ты в такие мгновение не начинаешь сомневаться в боге? Возьмем, к примеру нас. Мы всю свою жизнь ему посвятили, а скоро сдохнем здесь ни за грош. Или вон лежит легенда целого поколения, а умер, как собака, без покаяния. Я к тому, что не понимаю, почему нас, своих верных слуг, он бросил, а мозгляку и предателю позволил уйти?

Дабор лишь скептически хмыкнул:

— Незачем тебе понимать божий замысел. Держи лучше столешницу выше, а то в башке тебе сейчас лишнюю дырку сделают.

Помолчав, он через мгновение вдруг продолжил голосом, исполненным глубокой веры:

— Мы должны были сегодня погибнуть в честном бою с Тиросом Иберийским, но решили схитрить, пойти по кривой дорожке, душу испоганить, а Он не позволил! Он нам милость свою выказал — позволил умереть честно, как положено рыцарям Огнерожденного, и предстать перед ним в раю с чистой душой, а не жить, мучаясь подлостью и радуя демонов Ариана. А что касается парня, то у него душа уже черная, в грязи и крови. Нет и не будет для него спасения на небе, а вот грязное дело на земле еще, видать, есть.

Прервав разговор, с крыши на землю упал факел, следом еще несколько. От двери и стен потянуло дымом. Варвары, потеряв терпение и отчаявшись достать своих врагов, решили сжечь все дотла, наплевав на добычу.