Лето с ароматом закатов

Дмитрий Александрович Дмитриев (2024)

Лето, дружба, влюбленность, путешествия, поддержка, верность и поиск счастья, — пожалуй, главные темы в этой книге. Парень, жизнь которого никогда не была простой, наконец-то встречает любовь всей своей жизни. Но сюжет не настолько примитивен, как может показаться, и не столько о любви, сколько о настоящих, светлейших, искренних чувствах человека, подростковом мироощущении, о несогласии со старшим поколением и поиске себя.

Глава 4

— Бабушка, давай с тобой в войнушку играть?

Тихий летний день. Не особо жаркий. Котофей совсем захворал, не надо было ему есть этих дохлых, отравленных мышей. Но Вера Ивановна в два счета его вылечит, в первый раз что ли такое? Она вышла на улицу и нашла его. Кот лежал на лавке и жалобно смотрел на свою подругу, будто моля о помощи, говоря: «милая, я не хочу умирать». Уставший, он еле вилял хвостом, не обращая внимания даже на гомон птиц. Очередная доза лечения, к вечеру ему точно станет лучше. Вот из соседнего подъезда выбегает мальчишка, окликая бабушку Веру вполне уместным и нормальным для ребенка вопросом. Дети не понимают ужаса войны, для них это интересная игра. Не понимаем этого мы, ведь мы там не были. Но сердце Веры Ивановны замерло… и в один миг перед глазами пронеслась одна картина…

Март, 1989 год. По всему Советскому Союзу разносятся радостные вести о выводе наших войск из Афганистана. В честь этого события в Городе состоялась торжественная церемония награждения орденами и медалями настоящих героев войны. Председатель горисполкома первым выступил на мероприятии, выражая глубокие соболезнования всем, кто не дождался своих родных. Звучали речи ветеранов. А все с восхищением слушали, как план мгновенной операции превратился в десятилетнюю войну, какие убийственные способы использовали моджахеды, какая жестокость царила в Афганских пустынях. Грязь и ужас, пыль и жажда так долго сопровождали совсем еще молодых ребят. Кто-то решил испытать себя, защитить родных, у кого-то и выбора не было. Но одно точно, — после войны в сознании меняется все, человек мыслит по-другому.

На мероприятие прибыл уважаемый гость, — человек из совета министров СССР, ради которого почти весь город собрался вместе.

— А теперь, — продолжал председатель, — хочу предоставить слово секретарю вашего горисполкома Вере Ивановне!

Еще не старушка, но уже с сединой. Она была красива, но в глазах потух весь огонь, который когда-то был ее маяком в этой жизни. Теперь вдова, она не готовила речи, она еле сдерживала слезы, а ком в горле все мешал хоть как-то начать.

— На этой войне я потеряла мужа. И сына… — Голос женщины был страшно взволнован и холоден. Постепенно она разгонялась, и из отрывочных, негромких предложений рождался крик. Вера Ивановна больше половины слов направила самому высокопоставленному чиновнику, гостю из столицы. Только потом сидящие у власти поняли, что поздно отобрать у нее слово. — И я не собираюсь восхвалять вашу войну! Земле нашей не нужны ваши споры и разбирательства. Она гибнет. Она плачет от недостатка любви! Почему вы меня не слышите? Почему вы не слышите нищих и убогих!? Вам деньги уши заткнули?! Почему я должна жить и бояться, что могу завтра утром не проснуться, не увидеть рассвет, любимых, что у моих детей не будет будущего из-за ваших личных решений, что нашу Родину разорят или просто уничтожат какой-то бомбой!? Почему невинные люди гибнут, пока вы сидите в своих креслах и упиваетесь их смертями?! Я не верю вашим соболезнованиям! Мой сын умер из-за вас, пока вы наслаждались жизнью, пока вы были здесь в комфорте, а они были там! А я каждый день боялась и молилась за него, за мужа, сходила с ума без вестей, пока вы не пускали меня к ним! Теперь я одна. Лучше бы я с ними погибла! Кто мне восполнит эту потерю?! Кто из вас?! Никто! Для чего нужна эта война, кому она нужна!? Почему нельзя собраться и решить что-то мирно?! Почему обычные солдаты должны бояться, что за непослушание их просто убьют, посчитав предателями? Почему они должны растить в себе жестокость, убивая невинных детей?! Что эти солнышки сделали вам?! Лично вам! Почему они должны умереть из-за вашей злости?! Почему воины такие глупые и жестокие, как псы, не раздумывая, выполняют приказы, от страха ли!?

— Вера Ив…

— Не смейте меня затыкать! Я мать!

— Вы ничего не понимаете в политике! — заявил уважаемый гость.

— А я и не хочу понимать. Я не хочу знать ни единого термина вашей грязной политики… Что толку от нее и от вас, если дети до сих пор умирают!? Вы понесете ответственность за каждую убиенную жизнь перед Богом, вы за все заплатите…

Никто не ожидал такой речи. Никто не мог даже ответить на нее. Веру Ивановну попытались угомонить, но она продолжала, не замечая перебивания. Выступающая знала, что за это ее уволят, сделают врагом и предателем, но понимала, зачем она это делала, она верила, что достучится хоть до кого-то, что глубоко в душе кто-нибудь подумает о невинных жертвах войны. Хорошие ведь слова… Почему из-за поганых языков отдельных властей мирные люди должны бояться, что попросту не проснутся завтра? А солдаты без права выбора разгребают это, рискуют жизнями и умирают в итоге. А могли бы жить… Тысячи парнишек с неопределенной жизнью.

— Простите, но мы с Вами прощаемся раз и навсегда, Вера Ивановна! — Сквозь зубы сказал женщине председатель горисполкома, выбежав за ней после ее выступления. — Молитесь!? Молитесь! Чтобы никто из нас и, собственно, вы не получили свыше проблем.

— Мне уже ничего не страшно. И абсолютно все равно. И на вас, и на них. Прощайте…

И будто бы ничего вокруг более не слышно. И что-то пробивается сквозь слух, и только на третий или четвертый раз становится слышно:

— Ба, давай! Ты почему молчишь?

— Мой хороший, а зачем? Это же страшно.

— Нет, мы же понарошку будем играть, это уже не страшно!

— А что нужно делать?

— Ну, убивать врагов, чтобы они маму не обижали и тебя.

— Убивать никого нельзя… А давай мы им просто скажем, что мы плакать будем, если они нас обидят, вдруг они послушают и уйдут?

— Нет, ба! Они злые! Они никого не понимают.

— Надо им помочь это понять.

— Как?

— Ну, как… Им было бы грустно, если бы они потеряли своих близких, вот и нам грустно. Они представят, каково это, и уйдут.

— Так неинтересно!

Мальчишка убежал к ребятам играть дальше. Во дворе они проводили больше времени, чем по своим домам. Там они знакомились, играли, дружили, ссорились, влюблялись в девчонок, там они выросли. Человеку свойственна привязанность. Это не всегда плохо. Плохо, когда она не дает идти дальше. А когда ты просто неравнодушен к тому, что было для тебя так важно, с благими мыслями вспоминаешь что-то, анализируешь, — это хорошо. Ведь это ценно. А если уже нет, — очень жаль…

Когда Вера Ивановна была в городе, а не уезжала в село, она много времени тратила в дворовых палисадниках. Рядом с ней всегда был Котофей. Он все понимал: если где-то стоит ведро, значит, там должна быть вода. И каково же было его удивление, когда вместо воды в ведро насыпали землю! Бабушка высаживала новые цветы и каждому прохожему пыталась подарить немного своей радости: «Смотри, какие красотки теперь у нас в палисаднике! Сидят, красуются!». И нарциссы она покупала, и новые луковицы тюльпанов, даже пыталась высадить привередливые цикламены и капризные гардении. Вырывала сорняки, в общем, полностью облагораживала небольшую территорию у дома. В этом ей часто помогали и соседки, и маленькие мальчики и девочки, которых бабушка вскоре все равно отпускала в песочницу.

Однажды одному из мальчишек родители дали старый фотоаппарат, и так загорелась дворовая компашка желанием всё запечатлеть, что до самой темноты бегала по всему двору и фотографировала местные «достопримечательности». Жертвой фотоохоты стала и Вера Ивановна, которая сначала мило улыбалась, смотря прямо в камеру, а потом сказала:

— Ну что вы меня снимаете? Я уже старая. Вот, палисадник снимайте, смотрите, какие цветочки красивые, молодые. Котофея нашего фотографируйте усатого.

И ребята действительно приняли это, как вызов. Каждый хотел сделать собственный кадр и потом показать его бабушке. Получился даже ненавязчивый конкурс работ на скорую руку. А Котофей всё понимал: он позировал, спокойно сидел и внимательно смотрел в кадр. Когда же один мальчик сказал «сейчас вылетит птичка», кот немного ожил: он поверил! И будто ждал настоящего воробышка себе на ужин. Как ребенок, честное слово! Некоторые девчонки же не понимали, почему Вера Ивановна называет себя старушкой. «Вы же такая красивая!» — искренне говорили они, раз за разом оценивая новые платки бабушки, которые ей очень нравились. Да, вот платков у нее точно была целая коллекция, и каждое головное «покрывало» уникальным образом отличалось от остальных цветом, узорами, тканью. Бабушка каждым вновь наступившим утром повязывала новый платок, чтобы хоть немного разнообразить свою повседневность.

Солнце постепенно тонуло за горизонтом невеликого города. Какая-то часть неба окрасилась в малиновый цвет, другая же смешала в себе десятки оттенков: от розового до красного. Небольшие стайки птиц куда-то летели и негромко кричали, а ветер совсем легонько качал вновь посаженные цветы и старые деревья. Зажглись фонари, молодежь гуляла по красивым светящимся улицам. А Вера Ивановна радовалась, что такой прекрасный день у нее выдался с детьми и цветами! Вечерком она сидела на лавочке. Иногда одна, но чаще всего с ней всегда садились дети: послушать увлекательные истории из жизни мудрой бабули. И каждый рассказ был интереснее другого. А ведь они были не выдуманы! Когда дети играли в салочки или прятки, Вера Ивановна просто за ними смотрела и умилялась. Иногда и соседки выходили посидеть: приятные бабули и даже молодые мамочки. А порой и дедки. Каждый находил что-то свое в Вере Ивановне, всем с ней было интересно. Но, несомненно, веселее и увлекательнее выдавались у нее посиделки с детьми.

И, правда, вот дети растут, они такие счастливые. Они не задумываются о том, что там будет завтра, какие тяжести или открытия новый день приготовит. Они просто принимают все, что приходит к ним. Или же не принимают. Вот, как все просто! Почему мы не можем делать так же? Все время что-то придумываем, загадываем, а потом сами же и расстраиваемся, если что-то пошло не так. Сеем лишние переживания в сердце, думаем, думаем, думаем… Так и здравого смысла можно лишиться к старости…

На часах полночь. Уже темно даже в доме, весь свет погас, в нем больше нет надобности. Взрослый парень немного выпил. Он сидел в своей темной комнате, которая освящалась лишь лучом лунного света. Говорят, нельзя пить в одиночестве. Может быть, но иногда приходится упорядочить свои чувства и мысли, как-то успокоиться. Парень был не глуп, он бы позвонил кому-то, если бы в этом была необходимость, ведь начиналось не больное пьянство. Нет, это не слабость — прибегать к таким мерам. Конечно, намного сильнее самому перебороть то или иное переживание, но люди — существа немощные. По сути, мы бессильны перед самими собой.

Парень сидел за своим рабочим столом, на котором он видел только легкие очертания внешности своей любимой на общей фотографии. Даже луна понимала, кто ему нужен в этот момент. Но нет, он сам решил, что здесь ему никто не помощник. Голова не была окутана туманом, — в нее лезли здравые мысли. Здравые, но до жути непонятные.

Юноша смотрел в одну точку на темной стене, и думал только о том, как беззаботно проводил свое время в детстве. Он никак не мог понять, что чувствуют дети, у которых это детство забирают. Как это, когда ты не играешь со своими сверстниками, когда тебя постоянно заставляют что-то делать, когда ты оказываешься в рабстве собственной семьи или определенной группы людей, когда у тебя попросту не может быть друзей? Для нас так привычно было в детстве — взять и побегать по двору, поиграть в мяч, натворить что-то, что не понравится взрослым. А каково им? Тем детям, у которых нет таких возможностей…

Парень терял час, второй. Затекли уже все конечности, довольно неприятно заболела шея. Но этот пацифист сидел и томно смотрел в пустоту, все пытаясь разобраться: что это? Баланс жизни или какая-то несправедливость? Кому нужен такой баланс? Почему у кого-то все хорошо, а кто-то страдает? Наверное, потому что все зависит от взгляда человека. Но причем тут взгляд, когда дети попросту теряют родителей, когда на их глазах рушится весь их мир, когда они сами оказываются изуродованы из-за какой-то катастрофы, когда им бывает нечего поесть, когда они мерзнут, спят где попало в силу отсутствия нормального жилья? Да, и в таких условиях можно быть счастливым, и дети чаще всего счастливы, когда они не видели ничего другого. Позитивный настрой их самих и лечит: какие-то инкурабельные заболевания навсегда отступают, на смену ему приходит здравие. Но для чего умирают невинные дети? Почему какой-нибудь жестокий человек живет дальше, а светлейший мальчик может просто погибнуть? Он только вчера бегал, радовался жизни, задавал тысячи вопросов, так же пытаясь понять, откуда в мире столько жестокости, читал книжки или катался на качелях, исследовал этот мир, открывая для себя целые леса и степи, в которых умещалась вся его фантазия. Он не хотел делать кому-то плохо, смотрел на злобное поведение некоторых взрослых и искренне не понимал, почему они желают кому-то зла, если сами хотят в свою сторону только добра, почему они ссорятся, ведь так просто жить со всеми в мире, радовать друг друга… Может, он просто ничего не понимал еще? Он, как раз, все понимал. И сильно сожалел о том, что его пытаются перевоспитать, доказать, что мир на самом деле не такой хороший, каким он себя являет. Что никто не слушал его аргументов в пользу того, что мир в равной степени и не такой плохой, каким может казаться. Он был красив и мил, так наивен и прост, какими бы нам всем надо бы быть. И просто однажды он уже не проснулся… Мальчик больше не увидит своих любимых, свою семью, такой родной и теплый дом, всегда радостную собаку, которую ему так нравилось отвязывать с цепи, бегая с ней по двору. Он не увидит друзей и больше не покричит с ними на всю улицу, больше некого будет звать поиграть в войнушку, больше некому будет прятаться от маминых завтраков. Никто теперь не пройдет по только ему известной тропке в лесу меж высоких и близких сердцу деревьев, никто не будет кататься часами на велосипеде так же, как и он. А он больше не увидит сны, которые так ему нравились и вселяли нежную надежду на новые дни, в коих ребенок собирался стать и космонавтом, и моряком, и доктором, а все для того, чтобы только бескорыстно делать этот мир добрее.

Все и вправду зависит от взгляда. Взрослые скажут: подрасти еще, розовые очки снять тебе надо. Ну, если взросление — это смена розовых очков на черные, я лучше оставлю розовые, и буду счастлив, пока взрослые сами себе портят жизнь. Это не розовые очки, — это вера. Вера в лучшее, в добро, в хороших людей. Это надежда. Надежда на то, что есть еще те, кто сможет тебя понять и с тобой делать мир лучше. Это любовь. Просто любовь ко всем и ко всему. Всеобъемлющая и всепрощающая. Наверное, поэтому дети такие счастливые. Они уже имеют то, что взрослые потом годами ищут, поискам чего посвящают книги и целые жизни.

Так почему некоторые дети страдают, пока другие живут мирно и богато? Кто-то винит Бога, а виноваты сами люди. Но они ничего делают. Просто не обращают внимания на других, ведь это не в их «компетенции». Виноваты люди, которые не хотят прощаться с жестокостью в сердце. Они злобно разрушают другие жизни, считают себя выше и правильнее. Но как же это низко, — возвышать себя по какому-то этническому признаку, презирать других, навязчиво считая, что они несовершенны! Сейчас вроде бы всем понятно, как несправедливо бывает то или иное действие со стороны человека. Тогда почему это не понимали раньше на войне? Почему этого не понимала однажды целая нацистская держава?! Люди просто боялись что-то говорить. Но как же это мерзко… Просто возомнить себя лучше кого-то и без разбора убивать, истреблять тех, кто никакого зла не хотел совершить тебе; убивать невинных детей, люто веря в то, что и они — угроза, враги, зло, которое нужно искоренить. Да где же еще зло?! Если эти евреи ничего жуткого не делали, зато как зверски обращались с ними фашисты, даже с теми, кто так хотел жить, кто жил по-доброму, веря в лучшее будущее…

Парень почувствовал, как его глаза наполнялись чем-то непривычным. Слеза прокатилась по щеке, она просто выпала из своего жилья и тоже вскоре погибнет, просто высохнув. А юноша все сидел и искренне не понимал, почему в мире столько жестокости и гадости. Ему не приходили в голову ответы, казалось, что такие проблемы настолько сложны и необъяснимы, будто бы приобрели статус трансцендентных. И сердце разрывалось от осознания того, что он ничего не может сделать, что всех детей ему все равно не укрыть от зла, что никто даже слушать не станет речей обычного подростка. Одно название только — взрослые… Порой дети понимают много больше них. Как будто миру не нужен мир, как будто миру нужна война…