Нет

Диляра Козадаева

Герои этого сборника – уборщица, влюблённый мужчина, таксидермист и жертва насилия – ничем не связаны. Но как у людей есть общий предок, который делает всех братьями, так и их объединяет одно качество, общее для всех, кто был и будет рождён – боль. Именно она – главная героиня этой книги. С ней мы рождаемся и с ней уходим в могилу. Мир не открывает человеку свои объятия. Он говорит ему: «Нет», и таков будет ответ на все человеческие желания, цели и идеалы.Нет.Мир создан не для тебя.

© Диляра Козадаева, 2018

ISBN 978-5-4490-7514-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я благодарю своего мужа, свою семью и всех неравнодушных людей за помощь в подготовке этой книги. Я вам признательна, но все же боюсь, что вынуждена вас разочаровать. Ваша помощь и поддержка превратилась не во что-то хорошее и красивое, а в то, что вы прочтете ниже. Внизу, как под землей, будет только сырость, темнота и слепая, червивая возня внутренней жизни. Не стоит читать эту книгу. Лучше займитесь чем-нибудь поприятнее.

Потому что сейчас будет больно.

Мерзко.

Мокро и липко.

Если не будет — проверьтесь у психиатра на наличие скрытых патологий.

Сейчас — самое время остановиться. Если вы прочитаете хотя бы один рассказ из этой книги, расчитать, развидеть и забыть его уже не удастся.

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.

Каста неприкасаемых

— Закройте окно, а!

Все удивленно обернулись к ней. Уборщица вновь опустилась к ведру с водой и резким, будто обиженным движением с плеском бросила в него тряпку. Она дернулась, чтобы подняться снова, но холодная волна чужих глаз в одно мгновение потушила этот порыв и она продолжила, уже жалея и не решаясь поднять головы:

— Солнце светит мне прямо в лицо, пятна в глазах. Ничего не видно.

На секунду, мучительно долгую секунду в вылизанном, белом помещении офиса повисла тишина. Женщина наклонилась поближе к полу, будто искала укрытия и пыталась слиться с серыми плитками, тряпкой и ведром.

Каждая плиточка принадлежала к касте неприкасаемых предметов — по ней всегда ходили только в обуви, отгораживаясь от её холода и грязи, занесенной сюда безразличной толпой в белых воротничках. Туда же — унитазы, раковины, грязная посуда, столы в фуд-корте. Туда же — и ее.

Казалось, тряпка на конце швабры вырезана из ее халата или халат перешит из тряпки — границы стирались вместе с грязью, и к этой женщине, как и к полу, уже нельзя было прикасаться. Она — лишь продолжение своей швабры. Когда она входила в комнату, ничье движение не выдавало ее присутствия, словно все сотрудники офиса были отделены от нее резиновой подошвой.

Она тоже не решалась отделиться от пола и встретиться глазами с кем-то живым. Все вокруг нее суетились, жонглировали в разговорах длинными, сложными словами, казавшимися языком древних богов с недостижимых вершин, каждое их движение было преисполнено смысла, важности и, главное, каждое движение, каждый щелчок клавиши стоили больших денег. Все, что они делают, стоит слишком дорого. Они получают огромные деньги. Цифры, которые выглядывали из стопок бумаг, кофе-машин, кулеров с водой и кожаных кресел казались из сгорбленного положения женщины такими большими, такими чудовищно внушительными. Все в этом офисе казалось огромным, значительно больше ее самой. Иногда, словно в кошмарном сне, ей казалось, что олимпийские боги в экстазе своей пляски раздавят ее, не заметив, одним взмахом руки — уволена! не нужна!

Ее выцветшее от усталости лицо сливалось с грязным полом и мутной, серой водой в ведре, а их лица были ничем иным, как продолжением чистых, белых стен и огромных окон, освещенных золотом и роскошью солнечных лучей.

Но вдруг что-то толкнулось в ее груди, то ли усталость, со временем зачерствевшая в безразличие, то ли мелкая, завистливая обида, рожденная беззащитностью и страхом. Это что-то толкнулось и вырвалось наружу резкой, громкой фразой. Случилось то, что не должно было произойти, что-то выплеснулось из надежных плотин негласных правил и обдало всех холодной волной. На секунду всеми овладело оцепенение.

— А вы не смотрите туда, — отозвалась одна из белых фигур, освещенная солнцем. Она стояла ближе всего к окну, и все, что было нужно — это вытянуть руку и взяться за ниточку, державшую жалюзи. Рука оставалась неподвижной, и солнце по-прежнему освещало его лик, преисполненный достоинства, божественной грации и магии денег.

— Это последние солнечные деньки, наслаждайтесь. Скоро снова будут дожди.

На остальных фигурах, где-то в вышине, мелькнула тень ухмылки. Стрекот клавиш, треск черных машин на столах и гул незнакомого олимпийского языка, прервавшись на мгновение, грохнул с прежней силой, заглушив фразу, повисшую в воздухе. Поток звуков, цифр и людей, плывущий по коридорам и циркулирующий в кабинетах, быстро вернул всё на свои места.

Женщина средних лет с почерневшими мешками под глазами, крупными, мясистыми морщинами и пятнами в глазах от ослепительного солнечного света больше не поднимала головы.