Тысяча поцелуев

Джулия Куин, 2013

Сара Плейнсуорт готова на многое ради любимой кузины, но быть милой с Хью Прентисом – это уж слишком. Разве не его пьяная выходка привела к безобразному скандалу, который едва не разрушил ее семью, а ей самой стоил крушения всех надежд на хорошую партию? Сара едва сдерживает гнев, а Хью совершенно спокоен и, словно нарочно, постоянно оказывается рядом. Чего же он хочет, этот ужасный человек? Довести девушку до белого каления? А может, Хью просто хорошо понимает, что порой от ненависти до любви – только шаг, и рассчитывает превратить огонь ярости в пламя любви?

Глава 3

Оглядываясь назад, Хью понимал, что молодая женщина, стоявшая перед ним, не в себе: недаром она заявила, что он не джентльмен. Не то чтобы это не было правдой: несмотря на то что старался вести себя как цивилизованный взрослый человек, Хью знал, что вот уже много лет душа его черна как сажа.

Ее фраза: «Сэр, вы не джентльмен!» — была прямым продолжением других: «Надеюсь, вы удовлетворены?» и «Неужели у вас нет стыда?»

Ни один достаточно умный и вменяемый взрослый человек не будет настолько многословен, не говоря уже о банальности выражений. Либо бедняжка чересчур много времени проводила в театре, либо убедила себя, что похожа на персонажа одного из этих ужасных романов, которые в последнее время вошли в моду.

Хью уже вознамерился повернуться и уйти, но, судя по безумным глазам, она могла последовать за ним, а он в последнее время совсем не был самым быстрым и проворным лисом в любой охоте, так что лучше встретить проблему лицом к лицу.

— Вы нездоровы? — спросил он осторожно. — Может, хотите, чтобы я разыскал и привел к вам кого-то?

Она была явно зла, что-то бормотала, заикаясь, а лицо так покраснело, что это было видно даже в тусклом свете настенных бра.

— Вы… вы…

Он незаметно отступил, на случай, если ей придет в голову плеваться: судя по ее виду, осторожность не помешает.

— Может, вам лучше присесть? — предложил Хью, показывая на ближайший диванчик в надежде, что она не попросит помочь ей туда добраться. Его силы были далеко не те, что прежде: в любой момент он мог потерять равновесие.

— Четырнадцать мужчин, — прошипела незнакомка.

Он даже не осмеливался предположить, что она имеет в виду.

— Вы знали это? — Девушка почти кричала, голос ее дрожал. — Четырнадцать!

— А я всего лишь один, — откашлявшись, заметил Хью.

Последовала минута молчания — минута благословенного молчания, — и наконец она заговорила:

— Вы не знаете, кто я, верно?

Хью присмотрелся пристальнее. Девушка показалась знакомой, но, если честно, он ее не помнил. Хью не часто бывал в обществе, а со временем каждое лицо кажется знакомым.

Останься он на балу чуть подольше, узнал бы ее имя, но он пробыл в зале не больше нескольких минут. Лицо Чарлза Данвуди побелело, когда Хью поздравлял его, так что пришлось задаться вопросом, уж не потерял ли он последнего в Лондоне друга.

Все прояснилось, когда Чарлз отвел его в сторону и сообщил, что здесь присутствуют мать и сестра Дэниела Смайт-Смита. Он не попросил Хью удалиться, но оба сознавали, что это необходимо. Хью немедленно откланялся и ретировался. Он причинил этим женщинам достаточно боли, так что присутствие стало бы наглостью с его стороны.

Тем более что танцор из него теперь никудышный.

Как назло, разболелась нога, и проталкиваться сквозь ряды экипажей, чтобы найти кеб, совсем не было сил, поэтому он нашел тихий салон, где надеялся посидеть и отдохнуть в одиночестве.

И вот…

Женщина, нарушившая его уединение, все еще стояла в дверях. Ее ярость была так ощутима, что Хью едва не уверовал в возможность самовозгорания.

— Вы разрушили мою жизнь! — Голос незнакомки больше напоминал шипение.

О чем это она? Он виноват перед Дэниелом Смайт-Смитом и, возможно, его младшей сестрой, но эта мрачная брюнетка явно не Хонория Смайт-Смит. У леди Хонории волосы куда светлее и лицо не столь выразительное, хотя глубочайшие эмоции на лице незнакомки могут быть следствием безумия, а возможно, и пристрастия к алкоголю.

Да, это куда вероятнее! Интересно, сколько бокалов ратафии требуется, чтобы довести до такого состояния женщину весом приблизительно девять стоунов? Хью не знал.

— Сожалею, что расстроил вас, но, боюсь, вы меня с кем-то спутали. Но если я могу чем-то помочь…

Это Хью сказал не потому, что хотел, а потому, что пришлось: она, черт возьми, загородила ему путь, но явно не понимала, что следует посторониться.

— Да, можете, если уберетесь из Лондона! — Ее слова походили на плевки.

Он попытался не застонать. Это становилось утомительным.

— Или из этого мира, — прибавила она ядовито.

— О, ради всего святого! — воскликнул он.

Кто бы она ни была, его терпение лопнуло, и он больше не считал нужным вести себя в ее присутствии как джентльмен!

— Пожалуйста, — поклонился он с подобающим случаю сарказмом, — позвольте мне убить себя по вашему нежному требованию, о, неизвестная женщина, которой я испортил жизнь.

Ее рот сам собой открылся. Вот и хорошо. Она потеряла дар речи.

Наконец-то!

— Буду счастлив исполнить ваше желание, как только уберетесь с дороги!

Его голос поднялся до рыка — по крайней мере, его представления о рыке, — хотя был скорее злобным ворчанием. Он со стуком поставил трость на пустое место слева от нее в надежде убедить ее посторониться.

Ее вздох словно высосал воздух из комнаты, а драматическому возгласу позавидовала бы любая актриса Друри-Лейн.

— Вы мне угрожаете?

— Пока еще нет.

— Не удивлюсь, если попытаетесь.

— Никогда! — заверил он, прищурившись.

Она громко ахнула, продолжая вживаться в роль оскорбленной юной леди.

— Вы, сэр, не джентльмен!

— Это мы уже установили, — отрезал Хью. — А теперь… я голоден, устал и хочу отправиться домой. Вы, однако, загородили мне единственное средство к осуществлению мечты.

Она скрестила руки на груди и выпрямилась.

Хью наклонил голову, оценивая ситуацию.

— Из ситуации, похоже, два выхода: или вы посторонитесь, или мне придется отодвинуть вас с дороги.

— Интересно, как у вас это получится! — фыркнула нахалка.

— Вспомните, я не джентльмен!

— Зато у меня ноги здоровые! — с усмешкой заявила незнакомка.

Он любовно погладил трость:

— У меня есть оружие.

— Я достаточно проворна, чтобы увернуться!

Хью торжествующе улыбнулся:

— Да, но как только вы двинетесь с места, я смогу беспрепятственно уйти. — Он красноречиво покрутил свободной рукой. — Я сразу же уеду, и если на небе есть Бог, никогда больше вас не увижу.

Она не подвинулась, но вроде бы слегка подалась вбок, так что Хью воспользовался возможностью, убрал трость и протиснулся к двери. Ему следовало бы уйти подальше. Но тут она завопила:

— Я точно знаю, кто вы, лорд Хью Прентис!

Он остановился, медленно выдохнул, но не повернулся, а она объявила:

— Я леди Сара Плейнсуорт!

Он в который раз пожалел, что не умеет лучше разбираться в интонациях женских голосов. Было нечто такое в ее тоне, что он не совсем понимал: некоторая запинка, словно у нее вот-вот перехватит горло. Он не знал, что это означает. Но понимал — и для этого не нужно было видеть ее лицо, — чего от него ждут: узнавания. И как бы он ни сожалел, что это имя ему хорошо знакомо, ничего изменить нельзя.

Леди Сара Плейнсуорт, двоюродная сестра Дэниела Смайт-Смита. Если верить Чарлзу Данвуди, она громогласно изливала свою ярость из-за исхода дуэли, гораздо эмоциональнее, чем мать и сестра Дэниела, которые, по мнению Хью, имели куда больше на это прав.

Хью обернулся. Леди Сара стояла всего в нескольких футах от него, напряженная и разгневанная: руки сжаты в кулаки, подбородок выдвинут, — как упрямый ребенок.

— Леди Сара… — начал Хью со всей необходимой учтивостью. Она кузина Дэниела, и, несмотря на все, что произошло в последние минуты, он преисполнился решимости отнестись к ней со всем уважением. — Официально нас друг другу не представляли.

— В этом вряд ли есть необхо…

— Но тем не менее, — перебил Хью, прежде чем услышал очередное мелодраматическое заявление, — я знаю, кто вы.

— Сомневаюсь, — пробормотала Сара.

— Вы кузина лорда Уинстеда, — уточнил Хью. — Я знаю ваше имя, хотя никогда вас не видел.

Она кивнула — первый жест, хоть как-то напомнивший об учтивости, — а когда заговорила снова, тон тоже был более сдержанным, пусть и ненамного.

— Вам не следовало приезжать сюда сегодня.

— Я знал Чарлза Данвуди более десяти лет, — помолчав, сказал Хью. — Вот и решил поздравить его с помолвкой.

Похоже, это ее не впечатлило.

— Ваше присутствие крайне расстроило моих родственниц — кузину и тетю.

— Покорнейше прошу извинить меня за это.

Он и в самом деле сожалел и делал все, чтобы исправить ситуацию. Но не мог объясниться со Смайт-Смитами, пока его усилия не увенчаются успехом. Было бы жестоко вселять надежду в членов семьи Дэниела. Кроме того, трудно предположить, как они примут его, если он нанесет им визит.

— Вы просите извинения? — презрительно бросила Сара. — Ушам своим не верю.

Хью снова помолчал. Ему не хотелось отвечать на провокацию немедленным взрывом. Он никогда так не поступал, что делало его поведение с Дэниелом еще более странным. Если бы он не пил, наверняка вел бы себя разумнее и ничего бы этого не произошло. И он уж точно не стоял бы здесь, в темном углу родительского дома Чарлза Данвуди, в обществе женщины, очевидно, искавшей Хью только затем, чтобы обрушить на его голову оскорбления.

— Можете верить всему, что хотите, — ответил он, поскольку вовсе не был обязан с ней объясняться.

Несколько мгновений оба молчали, после чего леди Сара процедила:

— Они ушли. На случай, если это вам интересно.

Он вопросительно склонил голову набок.

— Тетя Вирджиния и Хонория, — пояснила леди Сара. — Уехали, как только узнали, что вы здесь.

Хью не понял, что она хотела сказать своим заявлением. Ему следует почувствовать себя виноватым? Они хотели остаться на балу? Или это было очередным оскорблением? Возможно, леди Сара пыталась сказать, что он настолько отвратителен, что ее родственники не смогли вынести его присутствия?

Хью предпочел не отвечать, чтобы ненароком не сказать что-нибудь не то, но какая-то мысль беспокойно шевелилась в мозгу, нечто вроде головоломки, скорее даже вопрос, на который не нашлось ответа. Это было так странно и невероятно, что ему просто необходимо было этот ответ знать, поэтому он спросил:

— О каких четырнадцати мужчинах шла речь?

Губы леди Сары сложились в жесткую полоску, лицо вмиг помрачнело.

— Когда вы впервые увидели меня, — напомнил Хью, хотя был уверен, что она прекрасно знает, о чем идет речь, — сказали что-то насчет четырнадцати мужчин.

— Не важно, — отмахнулась она, но при этом чуть отвела глаза.

Она лжет? Или стыдится? Возможно, и то и другое.

— Именно четырнадцать.

Да, он педантичен, но она уже испытала его терпение всеми возможными способами, кроме математических. Четырнадцать не равно нулю, но главное — зачем упоминать то, о чем не желаешь говорить? Если она не намерена объяснить свое замечание, могла бы с таким же успехом держать свои слова при себе.

Сара поспешно отступила:

— Пожалуйста, уходите!

Он не двинулся с места. Она подогрела его любопытство, а в этом мире не было никого более настырного, чем Хью Прентис с вопросом, на который не получен ответ.

— Весь последний час вы требовали, чтобы я посторонилась, — процедила Сара.

— Пять минут, — поправил Хью. — Но как бы ни хотелось мне оказаться в покое и безопасности собственного дома, все же меня разбирает любопытство относительно ваших четырнадцати мужчин.

— Это не мои четырнадцать мужчин! — рявкнула она.

— Надеюсь, что нет, хотя нельзя сказать наверняка.

Она открыла было рот, но он быстро добавил:

— Расскажите же о них.

— Я уже говорила, — повторила Сара, заливаясь краской, — что это не имеет значения.

— Но я сгораю от любопытства. Эти четырнадцать мужчин… их что, пригласили на ужин? На чай? Для крикетной команды многовато, но…

— Прекратите! — взорвалась Сара.

Он вскинул бровь, но замолчал.

— Если вам так хочется знать, — прошипела она яростно, — в сезоне тысяча восемьсот двадцать первого года четырнадцать мужчин объявили о помолвке!

Последовала очень долгая пауза. Хью не был тугодумом, но сейчас понятия не имел, что это означает.

— И что, все четырнадцать женились? — осведомился он вежливо. Она уставилась на него. — Вы сказали, что они были помолвлены.

— Это не важно.

— Думаю, важно. Для них.

Он думал, что с театральными эффектами покончено, но леди Сара издала крик досады:

— Вы ничего не понимаете!

— О, ради всего свя…

— Вы хоть представляете, что наделали? Пока вы сидите в своем уютном лондонском доме…

— Заткнись! — бросил Хью, не осознавая, что произнес это вслух. Ему всего лишь хотелось, чтобы она прекратила, прекратила все: говорить, спорить.

Но не тут-то было: она выступила вперед и с убийственно злобным взглядом прошипела:

— Знаете ли вы, сколько жизней разрушили?

Он судорожно вздохнул. Воздух, ему нужен воздух! И он не обязан выслушивать все это. Во всяком случае, от нее. Хью точно знал, сколько жизней разрушил, но уж ее жизнь в это число не входила.

— Неужели у вас нет совести? — никак не желала она успокаиваться.

И он наконец не выдержал: забыв о больной ноге, выступил вперед, пока не оказался нос к носу с Сарой, заставил ее отступить к стене и процедил со всей яростью, на которую оказался способен:

— Вы меня совсем не знаете. Не знаете, о чем я думаю, что чувствую и в каком аду живу. В следующий раз, когда почувствуете себя несправедливо обиженной, вы, у которой даже фамилия не Уинстед, сделайте одолжение: вспомните, что одна из жизней, которые я разрушил, — моя собственная.

Высказавшись, он отступил и учтиво пожелал ей доброй ночи.

На секунду ему показалось, что разговор наконец закончен, но тут она сказала то единственное, что могло оправдать ее в его глазах:

— Они моя семья.

Он зажмурился.

— Они моя семья, а вы их смертельно ранили. За это я никогда вас не прощу.

«Я себя тоже…»