Само совершенство

Джудит Макнот, 1993

Что чувствует один из самых богатых, красивых, талантливых и популярных актеров Голливуда, если в один страшный день он теряет все и, обвиненный в гнусном убийстве, оказывается в тюрьме? Или, может быть, пройдя через это нелегкое испытание, он приобретает нечто большее – истинную любовь?

Глава 1

1978 год

— Моя фамилия Боровски, я сотрудница Ла-Салльского детского дома, — объявила женщина средних лет с фирменным пакетом Восточного рынка в руках и гордо прошествовала по ковру к столу секретарши. Кивнув на щуплую одиннадцатилетнюю девочку позади себя, она холодно добавила: — А это — Джулия Смит. Доктор Тереза Уилмер назначила ей встречу. Я вернусь за ней после того, как схожу за покупками.

Секретарь улыбнулась девочке:

— Доктор Уилмер встретится с тобой чуть позже, Джулия. А тем временем ты можешь здесь посидеть и заполнить анкету — напишешь, сколько сможешь. Я забыла дать тебе эту анкету в прошлый раз.

Стыдясь своих потрепанных джинсов и неряшливой куртки, Джулия тревожно обвела взглядом элегантную приемную со статуэтками из тонкого фарфора, расставленными на антикварном журнальном столике, и дорогими бронзовыми скульптурами на мраморных постаментах. Обогнув стол с хрупкими безделушками по широкой дуге, Джулия направилась к стулу возле громадного аквариума, в котором тропические золотые рыбки с трепещущими плавниками лениво проплывали между плавно колышущимися, похожими на зеленые кружева растениями. Оказавшись у Джулии за спиной, миссис Боровски просунула голову в дверь и предупредила секретаршу:

— Джулия крадет все, что намертво не прибито гвоздями. Она на редкость проворная, так что не спускайте с нее глаз.

Сгорая от унижения и гнева, Джулия сперва съежилась на стуле, потом с вызывающей вальяжностью вытянула ноги перед собой, явно пытаясь придать себе вид независимый и скучающий, словно сказанное миссис Боровски не оказало на нее ровным счетом никакого влияния. Увы, чувства ее выдавал лихорадочный румянец, а вальяжная поза выглядела как-то неубедительно, поскольку ноги Джулии не доставали до пола.

Чуть погодя Джулия, устав от неудобной позы, распрямилась и с ужасом и отвращением посмотрела на регистрационную карту, которую передала ей для заполнения секретарша. Зная, что все равно не разберет слов, Джулия тем не менее решила хотя бы попытаться. Высунув язык, она впилась глазами в напечатанные на карточке слова. Первое слово начиналось с буквы И, как на вывеске магазина, витрина которого неизменно собирала малолеток. «Игровые автоматы», а как же еще мог называться этот магазин. Вторая буква была «м», как в слове «Америка», но только это слово было совсем другим. Джулия крепче зажала в пальцах желтый карандаш, стараясь побороть знакомые чувства отчаяния и гнева, которые всегда накатывали на нее, когда от нее требовали что-то прочесть. Она училась писать слово «кот» в первом классе, но с тех самых пор ей ни разу не приходилось его ни читать, ни писать — никто от нее этого не требовал! Угрюмо разглядывая непостижимо загадочные слова, Джулия в который раз в бессильной злобе спрашивала себя, зачем учителя учат детей писать дурацкие слова, такие как «кот», если никто никогда не пишет слово «кот» нигде, кроме как в тупых книжках для первоклассников.

Но книжки не были тупыми, напомнила себе Джулия, как не были тупыми учителя. Другие дети ее возраста могли бы, пожалуй, запросто прочесть эту дурацкую карточку! А она не могла разобрать на ней ни слова, и это она была тупой — а не они.

С другой стороны, сказала себе Джулия, она знала немало о том, о чем другие дети не имели представления, потому что она приучила себя замечать все вокруг. И она заметила, что когда люди дают тебе что-то, что ты должна заполнить, они всегда рассчитывают на то, что ты напишешь там свое имя.

С величайшим тщанием она вывела «Джулия Смит» печатными буквами на верхней строчке карточки, но на этом пришлось остановиться, потому что она не знала, что написать в других графах. Джулия почувствовала, что снова начинает злиться, но, вместо того чтобы расстраиваться из-за этого дурацкого листка, она решила подумать о чем-то приятном, о том, например, как щекочет лицо весенний ветерок. Она представила, что стоит, раскинув руки, под раскидистым деревом с густой зеленой кроной, смотрит на белок, которые перепрыгивают с ветки на ветку у нее над головой… Но тут любезный голос секретарши вывел ее из сладкого забытья, и Джулия в тревоге подняла голову. Она чувствовала себя так, словно ее застали за чем-то нехорошим, стыдным.

— Что случилось, Джулия? Карандаш не пишет?

Джулия обломила грифель о джинсы.

— Он сломался.

— Возьми другой.

— У меня рука сегодня болит, — солгала она, спрыгивая на пол. — Мне не хочется писать. И еще мне надо сходить в туалет. Где он?

— Рядом с лифтом. Доктор Уилмер совсем скоро освободится. Не уходи надолго.

— Я быстро, — послушно ответила Джулия.

Закрыв за собой дверь приемной, она обернулась, посмотрев на табличку с названием, и внимательно изучила первые несколько букв, чтобы узнать эту дверь, когда будет возвращаться.

— «П», — прошептала она, чтобы не забыть, — «С», «И».

Удовлетворенная, она направилась в другой конец длинного, застеленного ковром коридора, повернула направо в конце и подошла к фонтанчику с питьевой водой, однако, когда дошла наконец до лифтов, увидела там не одну, а две двери с табличками, на которых были слова. Она была почти уверена, что это двери в туалет, потому что успела заметить, что в большинстве крупных зданий на дверях туалетов ручки особенные, не такие, как на дверях в офисы. Проблема состояла в том, что ни на одной из этих дверей не было слов «Мальчики» и «Девочки». Эти слова она знала. Не было на них и фигурок с изображениями мужчины и женщины, по которым такие, как она, могли бы сориентироваться и войти в нужную дверь. Очень осторожно Джулия нажала на ручку одной из дверей, чуть приоткрыла и заглянула внутрь. Она в ужасе попятилась, заметив там смешные унитазы на стене, потому что она знала то, что, вероятно, не знали другие девочки: мужчины пользовались этими странными на вид унитазами. И они злились, если девочка открывала дверь в тот момент, когда они этими штуковинами пользовались. Джулия открыла другую дверь и вошла туда, куда ей было нужно.

Понимая, что ей надо спешить, Джулия вышла из туалета и торопливо пошла назад. Вскоре она оказалась в той части коридора, где должен был находиться кабинет доктора Уилмер. И тогда она принялась усердно изучать таблички на дверях. Слово на двери доктора Уилмер начиналось с букв «П», «С», «И». Она увидела «П», «Л», «А» на двери, решила, что неправильно запомнила буквы, и быстро ее распахнула. Незнакомая седовласая женщина подняла голову от печатной машинки.

— Что тебе?

— Простите, я ошиблась дверью, — пробормотала Джулия. — Вы не знаете, где кабинет доктора Уилмер?

— Доктора Уилмер?

— Да, вы знаете — кабинет доктора Уилмер… он начинается с «П», «С», «И»!

— «П», «С», «И»… О, ты, наверное, имеешь в виду психолога! Это кабинет двадцать пять — шестнадцать, дальше по коридору.

При обычных обстоятельствах Джулия бы сделала вид, что поняла, и продолжила бы хождение по кабинетам до тех пор, пока не нашла бы нужный, но сейчас она слишком сильно разволновалась из-за того, что опаздывает, и не стала делать хорошую мину при плохой игре.

— Вы не могли бы это сказать по цифрам?

— Что, простите?

— Цифры скажите! — в отчаянии попросила ее Джулия. — Скажите их вот так: три-шесть-девять-четыре-два.

Женщина посмотрела на Джулию как на круглую дуру. Впрочем, Джулия и так знала, что она круглая дура, но ей очень не нравилось, когда это замечали другие. Раздраженно вздохнув, женщина сказала:

— Номер кабинета доктора Уилмер два-пять-один-шесть.

— Два-пять-один-шесть, — повторила Джулия.

— Четвертая дверь налево, — добавила женщина.

— Ну, так бы и сразу! — возмущенно воскликнула Джулия. — Почему вы мне сразу этого не сказали?!

Секретарша доктора Уилмер внимательно посмотрела на Джулию, когда та вошла в приемную.

— Ты потерялась, Джулия?

— Я? Конечно, нет, — солгала Джулия и для пущей убедительности тряхнула кудряшками, после чего вернулась на свой стул. Не зная, что за ней наблюдают через то, что выглядело как обычное зеркало, Джулия переключила внимание на аквариум, что был рядом с ее стулом. Первое, что она заметила, — это то, что одна из золотых рыбок умерла, а две другие плавали вокруг нее, сокращая круги. Судя по всему, они хотели ее съесть. Джулия постучала пальцем по аквариуму в надежде их отогнать, и ей это удалось, но через минуту хищные рыбки вернулись.

— В аквариуме мертвая рыбка, — сообщила Джулия секретарше, стараясь не выдать голосом своего волнения. — Я могу ее оттуда вытащить, если хотите.

— Уборщица уберет ее вечером, но все равно спасибо за предложение.

Джулия не стала говорить о том, что ее беспокоит участь несчастной мертвой рыбки. Никто, в особенности такое красивое и беспомощное создание, как эта золотая рыбка, не заслуживал того, чтобы после смерти его съели. Взяв с журнального столика журнал, Джулия сделала вид, что рассматривает его, а сама тем временем наблюдала за двумя хищницами. Всякий раз, когда они возвращались к мертвой рыбке, она ударяла по стеклу, чтобы их отогнать, при этом бросая взгляды на секретаршу, дабы убедиться, что та не видит, чем она занята.

В нескольких футах от Джулии, по другую сторону зеркала доктор Тереза Уилмер наблюдала эту сценку. Она улыбалась с пониманием и следила за попытками Джулии защитить мертвую рыбку. Доктор Уилмер, разумеется, заметила то, что Джулия в своем благородном стремлении спасти мертвую рыбку особые усилия прилагала к тому, чтобы секретарша ни о чем не догадалась. За напускным безразличием скрывалась тонкая чувствительная натура, не чуждая сентиментальности.

Взглянув на мужчину, стоявшего рядом, — еще одного психиатра, который с недавних пор стал проявлять повышенный интерес к этому ее проекту, — доктор Уилмер заметила с нескрываемым сарказмом:

— Вот она, Джулия, инфант-террибль, жуткий ребенок. Согласно вердикту воспитателей детского дома, она не просто неуправляемая, неисправимая и необучаемая, но к тому же имеет явные преступные наклонности и оказывает дурное влияние на других детей. Вы знали, — с озорной ухмылкой продолжила доктор Уилмер, — что ей удалось организовать голодную забастовку в Ла-Салле? Она уговорила сорок пять детей, большинство из которых были старше ее, пойти на голодовку, чтобы добиться улучшения качества питания в их детском доме.

Доктор Джон Фрейзер внимательно следил за маленькой девочкой через стекло.

— Полагаю, она сделала это, потому что испытывала непреодолимое желание досадить воспитателям и администрации?

— Нет, — будничным тоном ответила доктор Уилмер. — Она сделала это, потому что испытывала настоятельную необходимость в нормальной и вкусной еде. В Ла-Салле детей не морили голодом, однако еду готовили совершенно невкусную. Я имела удовольствие попробовать произведения тамошних поваров и, знаете ли, сразу приняла сторону Джулии.

Доктор Фрейзер бросил на свою коллегу задумчивый взгляд:

— А как быть с ее склонностью к воровству? Вы и тут сможете найти ей оправдание?

Терри смотрела через стекло на девочку в приемной и улыбалась:

— Вы когда-нибудь слышали о Робин Гуде?

— Разумеется. Почему вы спрашиваете?

— Потому что Джулия — Робин Гуд нашего времени. И ловкость ее не уступает ее же благородству. Джулия может вытащить у вас изо рта золотую коронку, если захочет, а вы и не заметите.

— Не думаю, что эти ее выдающиеся способности можно считать хорошей рекомендацией. Мне искренне жаль ваших техасских родственников, которым, если я вас правильно понимаю, вскоре предстоит стать приемными родителями Джулии Смит. Они, бедняги, не ведают, какую свинью вы намерены им подложить.

Доктор Уилмер пожала плечами:

— Джулия действительно была не единожды уличена в краже еды, одежды и игрушек, но она ни разу не оставила себе что-то из украденного. Она все раздает малышам в Ла-Салле.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Я сама проверяла.

И тогда Джон Фрейзер неохотно улыбнулся, глядя на маленькую девочку.

— Она больше похожа на Питера Пэна, чем на Робина Гуда. Прочитав ее дело, я был готов увидеть совсем другую девочку.

— Меня она тоже удивила, — призналась доктор Уилмер. — Директор Ла-Салльского детского дома, где сейчас проживает девочка, дала Джулии весьма нелестную характеристику. Если основываться на том, что написала о Джулии директор, девочке самое место в колонии для малолетних преступников. Она и трудновоспитуемая, и необучаемая, и воровка, и прогульщица, у которой практически нет подруг среди сверстниц, потому что обществу девочек своего возраста Джулия предпочитает сомнительные компании мальчиков постарше.

Прочитав эти неблагоприятные комментарии, доктор Уилмер ожидала увидеть агрессивную и развязную девчонку, чьи связи с мальчиками-подростками, вероятно, указывали на раннее половое созревание и даже сексуальную активность. По этой причине Терри едва рот не открыла от удивления, когда два месяца назад в ее кабинет вошло существо в поношенных джинсах и растянутой толстовке, с неровно остриженными темными кудрявыми волосами. Вместо девицы с пышными формами, обеспечившими подходящий гормональный фон для сверхраннего полового созревания, она увидела перед собой щуплого ребенка неопределенного пола с худым и бледным от бескормицы лицом, половину которого занимали огромные темно-синие глаза, обрамленные густыми ресницами. Но вся эта невинность была обманчивой. В мальчишеских повадках Джулии, в том, как она стояла перед ней, засунув руки в задние карманы брюк и выпятив вперед грудь, доктор Уилмер почувствовала открытый вызов.

Эта первая встреча оставила у нее неизгладимое впечатление, но восхищаться Джулией Тереза стала еще до того, как воочию увидела ее — почти с того момента, как однажды вечером, дома, открыла дело Джулии и начала читать ее ответы по целой серии тестов, включенных в методику психологической оценки личности, недавно разработанную ею самой. К тому времени, как она закончила просматривать тесты Джулии, Тереза уже имела достаточно ясное представление о том, как ребенок мыслит, как глубоко страдает, и даже о том, какая судьба ее ждет. Брошенная родителями вскоре после рождения, отвергнутая двумя парами приемных родителей, Джулия провела детство на задворках Чикаго, в трущобах, в переполненных детских домах. И как следствие, на протяжении всей ее недолгой жизни единственным источником настоящего человеческого тепла было общение с такими же, как она, грязными, неухоженными детьми, которых она интуитивно причисляла к «своим». Эти дети, такие же, как она, отщепенцы, научили ее воровать, а потом и прогуливать школу вместе с ними. Быстрый ум и ловкие пальцы не дали ей пропасть на улице и снискали уважение среди ее окружения. И, как бы часто ни переводили ее из одного детского дома в другой, она почти сразу завоевывала популярность среди сверстников, и эта популярность была настолько велика, что несколько месяцев назад группа мальчишек удостоила ее чести быть обученной некоторым особым приемам, с помощью которых они взламывали машины и угоняли их. Во время одного из этих «открытых уроков» их всех и накрыл с поличным чикагский наряд полиции. Все участники того «урока», включая Джулию, роль которой сводилась лишь к роли ученицы, загремели в участок.

В тот день Джулию впервые арестовали, и хотя Джулия этого не знала, этот день стал переломным днем в ее жизни, потому что благодаря аресту она оказалась в зоне внимания доктора Уилмер. После того как ее, не вполне, впрочем, справедливо, арестовали за попытку угона машины, Джулию включили в новую экспериментальную программу доктора Уилмер, которая предусматривала обширное и интенсивное тестирование, включающее тесты на интеллект, и индивидуальные собеседования. По результатам тестов и опросов производилась общая психологическая оценка личности, причем решение принималось коллегиально, целой группой психиатров и психологов-волонтеров под руководством доктора Уилмер. Программа имела целью провести социальную адаптацию детей и подростков, попавших под влияние улицы, и сделать из них полноценных членов общества.

В случае с Джулией доктор Уилмер была самым решительным образом настроена на успех, и все, кто был знаком с Терезой, знали, что если уж она что-то решила, то разобьется, но доведет дело до победного конца. В свои тридцать пять Терри Уилмер обладала не только импозантной внешностью, но и железной волей. Врач-психотерапевт в четвертом поколении, она могла похвастать впечатляющей коллекцией дипломов и наград за выдающиеся достижения в своей непростой профессии. Но помимо чисто профессиональных качеств, в ее арсенале было еще такое «смертельное оружие», как обезоруживающе искренняя улыбка, интуиция и умение сопереживать. И самое главное, она была беззаветно предана своему делу. С одержимостью христианского миссионера, посвятившего себя спасению заблудших душ, Тереза Уилмер, отказавшись от процветающей частной практики, все свои усилия направила на спасение беспомощных жертв недофинансируемой государственной системы воспитания детей, оказавшихся без попечения родителей. Для достижения своих целей доктор Уилмер беззастенчиво использовала все средства, имеющиеся в ее распоряжении, включая набор волонтеров из числа ее коллег, таких как Джон Фрейзер. В случае с Джулией она даже прибегла к помощи своих дальних родственников, людей далеко не богатых, но живущих в просторном доме и имеющих, как она надеялась, добрые сердца. И способных подарить тепло своих сердец этой маленькой девочке, судьба которой была так небезразлична Терезе.

— Я хотела, чтобы вы на нее взглянули, — сказала Терри, собираясь задернуть занавески, закрывающие окно, но в этот момент Джулия внезапно встала, в отчаянии огляделась по сторонам и вдруг решительно запустила обе руки в аквариум.

— Какого черта… — начал было Джон Фрейзер, но осекся в немом изумлении, наблюдая за тем, как девочка быстрым шагом пересекла комнату и подошла к занятой своей работой секретарше. В ее сложенных ковшиком ладонях, по которым стекала вода, лежала мертвая рыбка.

Джулия смотрела, как вода капает на шикарный ковер, наверняка зная, что может испортить его, но не могла смириться с тем, что такую красивую рыбку с длинными, похожими на нарядный шлейф плавниками съедят другие рыбы. Но секретарша то ли действительно не замечала ее, то ли делала вид, что не замечает. Джулия подошла почти вплотную к ее стулу и, протянув вперед обе руки, громко сказала:

— Прошу прощения!

Секретарша, погруженная в работу, нервно вздрогнула, обернулась и едва не завизжала, увидев перед своим носом мокрый поблескивающий чешуей трупик.

Джулия боязливо отступила на шаг.

— Она умерла, — сообщила девочка, пытаясь говорить так, чтобы ее не заподозрили в жалостливости и сентиментальности, — а другие рыбы хотят ее съесть. Я не могу на это смотреть. Если вы дадите мне листок бумаги, я ее заверну, и вы сможете положить ее в мусорную корзину.

Оправившись от шока, секретарша спрятала улыбку, открыла выдвижной ящик стола и достала из него несколько салфеток, которые протянула девочке.

— Может, хочешь забрать ее и похоронить?

Именно этого Джулии и хотелось, но ей показалось, что она услышала в голосе секретарши насмешку, и потому она торопливо завернула рыбку в салфетки и сунула ее секретарше.

— Я, знаете ли, не такая глупая, как вы думаете. Это же просто рыбка, а не кролик или какой-то другой особенный зверь.

По другую сторону зеркала Фрейзер тихо рассмеялся и покачал головой:

— Ей страшно хочется похоронить рыбку по всем правилам, но гордость не позволяет ей в этом признаться. — Вновь став серьезным, он добавил уже как профессионал: — А что делать с ее неспособностью к обучению? Насколько мне известно, она находится на уровне ученицы начального класса.

Доктор Уилмер на это лишь презрительно и совершенно не деликатно фыркнула, после чего взяла со стола паку с результатами тестов, которые совсем недавно выполняла Джулия.

— Взгляните-ка на результаты устного тестирования, когда ей не нужно было читать вопросы.

Джон Фрейзер заглянул в папку и тихо рассмеялся:

— У этого ребенка индекс интеллекта выше, чем у меня.

— Джулия особенная девочка во многих смыслах, Джон. Я видела свидетельства тому уже тогда, когда читала ее дело, но, встретившись с ней лицом к лицу, я поняла, что она по-настоящему уникальна. Она отважная, храбрая, чуткая и очень сообразительная. И под всей этой ее напускной бравадой таится редкая доброта, неугасимая надежда, рыцарский дух и оптимизм, с которым она не расстается, как бы сурово ни обходилась с ней жизнь. Она не может изменить свою судьбу и потому бессознательно стремится защитить других детей, в какой бы детский дом ее ни поместили. Она крадет для них и лжет ради них и ведет их на голодовки, и они готовы идти за ней куда угодно, безоговорочно признавая в ней лидера. В свои одиннадцать она прирожденный лидер, но если ее не направить на нужный путь, причем чем скорее, тем лучше, некоторые из ее методов приведут девочку в колонию для несовершеннолетних преступников, а там и в тюрьму. И это сейчас даже не самая трудная ее проблема.

— Что вы имеете в виду?

— Я хочу сказать, что при всех ее талантах самооценка у этой девочки настолько низкая, что, можно сказать, она совсем на нуле. Из-за того, что она несколько раз переходила от одних усыновителей к другим, она убедила себя в том, что не достойна любви. И что еще печальнее, сейчас она на грани того, чтобы смириться с собственной никчемностью. Она мечтательница, но мечта ее вот-вот от нее улетит. — С неожиданной для самой себя убежденностью Терри закончила: — Я не хочу допустить, чтобы огромный потенциал этой девочки, ее надежда, ее оптимизм были растрачены попусту.

Брови доктора Фрейзер поползли вверх.

— Простите меня за то, что поднял эту тему, Терри, но разве не вы всегда так настойчиво напоминали нам о том, что не следует слишком сильно привязываться к пациенту?

С невеселой усмешкой доктор Уилмер прислонилась к столу. Она не стала оправдываться.

— Этого правила легко было придерживаться, когда все мои пациенты были детьми из богатых семей, которые считали себя ущемленными, если не получали в подарок на шестнадцатилетие спортивную машину или самолет. Хотела бы я посмотреть на вас, когда вы вплотную займетесь такими пациентами, как Джулия. Эти дети целиком зависят от системы, которую мы призваны защищать, но вот беда — система эта трещит по швам, и, сколько ее ни латай, все больше детей проваливаются сквозь щели и летят в пропасть. Полгода работы с такими вот выпавшими из системы ребятишками, и вы узнаете, что такое страдать из-за них бессонницей, если даже до этого с вами ничего подобного никогда не случалось.

— Полагаю, вы правы, — со вздохом сказал Фрейзер, возвращая ей папку с делом Джулии. — Просто так, из чистого любопытства, хочу спросить: почему ее никто не удочерил?

Тереза пожала плечами:

— Ей не повезло. Такое бывает. Согласно досье, ее нашли на улице, когда ей было всего несколько часов от роду. После врачебного осмотра стало ясно, что она родилась на десять недель раньше срока. Из-за этого или из-за того, что ее доставили в больницу, когда состояние ее было близко к критическому, у нее оставались многочисленные проблемы со здоровьем примерно до тех пор, пока ей не исполнилось семь.

Сотрудники Службы охраны семьи нашли Джулии приемных родителей, когда ей было два года, но уже во время процесса удочерения пара внезапно решила развестись, и они вернули Джулию под опеку государства. Через несколько недель ее передали другой паре, и этих людей, казалось бы, проверили по всем статьям, но Джулия заболела пневмонией, и эта вторая пара, чей собственный ребенок умер от пневмонии примерно в том возрасте, в котором тогда была Джулия, не в силах пережить эмоционального стресса, отказалась от удочерения. Впоследствии ее поместили в приемную семью, в которой она должна была находиться лишь временно, однако несколькими неделями спустя тот чиновник, что вел дело Джулии, попал в автомобильную аварию и серьезно пострадал, так, что уже не смог вернуться к работе. Дело Джулии затерялось…

— Что? Дело затерялось? — не в силах поверить собственным ушам, переспросил Фрейзер.

— Не судите слишком строго сотрудников Службы охраны семьи. В абсолютном большинстве это настоящие подвижники, но они всего лишь люди, а людям свойственно ошибаться. Если принять во внимание тот объем работы, какой им приходится выполнять, и то мизерное финансирование, которое они получают от государства, удивительно, как им вообще удается что-то сделать. Как бы там ни было, у приемных родителей Джулии своих детей был целый выводок, и удочерять ее они не собирались. К тому времени, как государственные чиновники осознали тот факт, что Джулия выпала из сферы их внимания, ей уже исполнилось пять, и количество желающих удочерить ребенка такого возраста существенно сократилось. К тому же здоровье у нее действительно было слабым, и когда ее забрали от последних приемных родителей и передали очередным, у Джулии стали отмечаться регулярные приступы астмы. Она пропустила чуть ли не половину учебного года в первом и втором классах, но была «такой милой девочкой», что учителя все равно переводили ее из класса в класс. Ее новые приемные родители уже имели на руках трех детей-инвалидов, и им было не до успехов Джулии в школе. И в их защиту надо сказать, что поводов для переживаний у них вообще-то не было — Джулию благополучно переводили из класса в класс. Но к четвертому классу Джулия уже сама понимала, что ей не догнать одноклассников, и начала притворяться больной, чтобы не ходить в школу. Когда ее приемные родители разгадали ее уловку и стали заставлять ее ходить в школу, она придумала иной маневр — вместо того, чтобы сидеть дома, уходила утром как будто в школу, а сама проводила время с детьми, для которых улица давно стала домом. Как я уже раньше говорила, она отважная, храбрая, шустрая и смекалистая. Ничего удивительного, что она вскоре научилась у своих друзей таскать товары из магазинов так, чтобы никто не заметил, и придумывать, как избегать наказаний за прогулы… Остальное вам вкратце известно: настал день, когда ее поймали с поличным на прогулах и воровстве и отправили в Ла-Салльский детский дом, куда отправляют тех детей, у которых не складываются отношения с системой, предусматривающей воспитание детей в приемных семьях. Несколько месяцев назад на нее оформили привод в полицию — незаслуженно, как мне кажется, арестовав ее вместе с группой мальчиков постарше, которые показывали ей, как вскрывать и угонять машины. — Со сдержанным смешком Терри завершила рассказ: — Джулия была лишь восхищенным зрителем, но она и сама умеет это делать. Она предложила мне посмотреть, как вскрывает машину. Можете себе представить: эта малышка с большими невинными глазами легко заводит машину без ключа! Хотя я не думаю, что она стала бы заниматься угоном автомобилей. Как я сказала, она берет лишь то, что может пригодиться детям в Ла-Салле.

Многозначительно усмехнувшись, Фрейзер кивнул:

— Полагаю, им может пригодиться красный карандаш, шариковая ручка и пригоршня карамелек.

— Что?

— Пока вы со мной говорили, ваша почетная пациентка умыкнула все вышеперечисленное из приемной.

— Боже! — воскликнула доктор Уилмер, не особенно, впрочем, сокрушаясь.

— С ней можно показывать трюки, — с невольным восхищением добавил Фрейзер. — Я бы поспешил привести ее сюда до того, как она придумает способ стащить аквариум. Готов поспорить, что детям в Ла-Салле понравились бы золотые рыбки.

Взглянув на часы, доктор Уилмер сказала:

— Я с минуты на минуту жду звонка из Техаса от Мэтисонов. Они должны мне сказать, когда смогут ее забрать. Мне хотелось бы получить от них информацию до того, как Джулия сюда войдет, чтобы иметь удовольствие ее порадовать.

Как раз в этот момент раздался звонок интеркома, и голос секретарши сообщил:

— Доктор Уилмер, миссис Мэтисон на линии.

— Ну вот и дождалась! — радостно сообщила своему коллеге Тереза.

Джон Фрейзер тоже взглянул на часы.

— Через пять минут у меня начнется первый сеанс с Сарой Петерсон. — Фрейзер направился к двери в смежный кабинет, остановился, взявшись за ручку, и с ухмылкой сказал: — Мне только что пришло в голову, что работа между нами распределяется крайне несправедливо. Вы беретесь работать с девочкой, которая ворует карандаши и конфеты, чтобы потом раздать их бедным, а мне вы даете Сару Петерсон, которая пыталась убить своего приемного отца. Себе вы берете Робин Гуда, а мне достается Лиззи Борден*.

— Но ведь вам всегда нравились трудности, — ответила Тереза Уилмер, но, уже взяв трубку, добавила: — Я собираюсь поговорить с чиновниками из Службы охраны семьи по поводу перевода миссис Боровски из Ла-Салля туда, где она будет работать только с детьми дошкольного возраста. Я уже работала с ней раньше, и она отлично справляется с малышами, потому что они милые, ласковые и не нарушают правила. С подростками ей дела иметь не следует. Она не видит различия между подростковым протестом и подростковой преступностью.

— Вы, случаем, не мстите ей за то, что она сказала секретарше, что Джулия крадет все, что плохо лежит?

— Нет, — ответила доктор Уилмер, взяв трубку. — Но это хорошо иллюстрирует то, что я имела в виду.

Закончив говорить по телефону, доктор Уилмер встала и направилась к двери, предвкушая удовольствие от того сюрприза, который она приготовила Джулии Смит.