Медовый месяц в космосе

Джордж Гриффит, 2023

Роман "Медовый месяц в космосе" написан Джорджем Четвиндом Гриффитом (1857-1906) – британским писателем-фантастом и известным исследователем, писавшим в поздневикторианскую и эдвардианскую эпохи. Гриффит был чрезвычайно популярен в Соединенном Королевстве, хотя ему не удалось добиться такого же признания в Соединенных Штатах, отчасти из-за его революционных и социалистических взглядов. Его отношение к молодому американскому империализму и к "бремени белого человека" англо-саксонской нации выражено в тонкой сатире, которую вы найдете и романе "Медовый месяц в космосе". Этот научно-фантастический роман повествует о молодоженах, отправляющихся в необыкновенное путешествие в космос. По пути они встречаются с существами из других миров, неведомыми цивилизациями с различным укладом жизни и сталкиваются с захватывающими испытаниями. Образное и увлекательное повествование Гриффита завораживает читателей, что делает его восхитительным чтением для любителей научной фантастики.

Пролог. Первое путешествие Космолета

Около восьми часов утра 5 ноября 1900 года пассажиры и члены экипажа американского лайнера"Сент-Луис", оказавшиеся на палубе либо по долгу службы, либо по своей воле, пережили очень странное, фактически беспрецедентное событие.

Большой корабль на скорости двадцать один узел несся по длинным гладким волнам навстречу восходящему солнцу, когда офицер, находившийся на штурманском мостике, случайно направил бинокль прямо вперед. Он отнял его от глаз, протер оба объектива манжетой мундира и снова посмотрел. Солнце светило сквозь дымку, которая настолько затемнила солнечный диск, что на него можно было смотреть не мучая глаз.

Офицер еще раз прищурился, опустил бинокль, протер глаза, еще раз прищурился и пробормотал:

— Черт меня побери!

В это время на мостик поднялся четвертый офицер, чтобы сменить старшего, пока тот спустится вниз выпить чашку кофе и перекусить печеньем. Второй отвел его на другой конец мостика, чтобы не слышали рулевой и квартермейстер, стоявшие рядом, и сказал почти шепотом:

— Скажи, Нортон, там впереди есть что-то, не могу разобрать. Как только солнце поднялось над горизонтом, я увидел черное пятно, идущее прямо через него, прямо через верхние и нижние лимбы. Я посмотрел еще раз, и оно оказалось ровно посередине диска. Смотрите, — продолжал он, говоря все громче от волнения, — вот оно снова! Теперь я наблюдаю его и без бинокля. Видите?

Четвертый ответил не сразу. Он поднес бинокль к глазам и медленно двигал им, как будто следил за каким-то движущимся объектом в небе. Затем он отдал его обратно и сказал:

— Если бы я не верил в то, что это невозможно, я бы сказал, что это воздушный корабль, но в данный момент я, пожалуй, лучше дождусь, пока он не приблизится, если он вообще приближается. Тем не менее, там что-то есть. И, похоже, оно быстро увеличивается. Может быть, стоит уведомить старика. Что скажете?

— Наверное, стоит, — сказал второй. — Будет лучше, если спуститесь вы. Не рассказывайте об этом никому, кроме его самого. Нам не нужны лишние волнения среди людей.

Четвертый помощник кивнул и спустился по ступенькам, а второй стал ходить вверх и вниз по мостику, время от времени бросая взгляд вперед. Снова и снова загадочная структура пересекала диск солнца, причем всегда вертикально, как будто, чем бы она ни была, она шла прямым курсом от солнца к кораблю, а ее кажущиеся взлеты и снижения объяснялись погружением носа в волны.

— Ну, мистер Чартерис, что произошло? — спросил капитан, поднявшись на мостик. — Надеюсь, ничего страшного? Вы заметили брошенный корабль, или что? Да что же это такое!

Он поднял руки к глазам и несколько мгновений смотрел на бледно-желтую продолговатую поверхность солнца.

В этот момент корпус"Сент-Луиса"снова погрузился, и капитан увидел нечто похожее на черную линию, стремительно проведенную по солнцу снизу вверх.

— На это я и хотел обратить ваше внимание, сэр, — негромко сказал второй. — Я впервые заметил это, пересекающее солнце, когда оно поднималось сквозь туман. Я подумал, что это пятно грязи на моих линзах, но с тех пор оно несколько раз пересекало солнце и несколько минут, казалось, замирало в его центре. Позже оно стало значительно больше, и что бы это ни было, оно быстро приближается к нам. Вы видите, что теперь все видно невооруженным глазом.

К этому времени несколько человек из экипажа и тех, кто еще недавно отдыхал на палубе, тоже заметили странное явление, которое, казалось, висело и раскачивалось между небом и морем. Люди бросились вниз за своими биноклями, стучали в двери кают своих друзей и убеждали их подняться, потому что что-то летит к кораблю по воздуху; и через несколько минут на палубе были сотни пассажиров во всех видах утреннего костюма, а десятки биноклей, прижатых к встревоженным глазам, были направлены вперед.

Впрочем, бинокли вскоре стали не нужны, так как едва пассажиры поднялись на палубу, как таинственный объект на востоке приобрел четкие очертания, и при виде его открылись не только глаза, но и рты, так как перед глазами и ртами предстало самое странное зрелище, которое когда-либо видели путешественники по морю или по суше.

На расстоянии около мили аппарат развернулся под прямым углом к курсу парохода с быстротой, которая явно свидетельствовала о том, что он полностью подчиняется контролю управляющего разума, и сотни жаждущих глаз на борту лайнера увидели, как с серо-голубого утреннего неба на них опускается судно, корпус которого, казалось, был сделан из какого-то металла, сверкающего бледным, стальным блеском.

Он был заострен с обоих концов, причем передний конец имел форму шпоры или тарана. На заднем конце находились два мерцающих, перекрещивающихся круга зеленовато-желтого цвета, образованные, по-видимому, двумя движущимися с огромной скоростью винтами. За ними находился вертикальный веер треугольной формы. Корабль оказался плоскодонным, а верхняя половина его корпуса примерно на треть длины посередине была закрыта изогнутой куполообразной крышей из стекла.

— Это какой-то воздушный корабль, в этом нет никаких сомнений, — сказал капитан, — так что я думаю, что проблема наконец-то решена. И все же это не воздушный шар, потому что он летит против ветра, и не аэроплан, потому что у него нет ни плоскостей, ни крыльев, ни каких-либо приспособлений подобного рода. Но он сделан из чего-то вроде металла и стекла, и за ним необходимо тщательно следить. Он движется с довольно большой скоростью. Думаю, не меньше ста миль в час. Ах! Он собирается заговорить нас! Надеюсь, он окажется искренним.

К этому времени все находившиеся на борту"Сент-Луиса"были уже на палубе, и волнение возросло до предела, когда странное судно спустилось к ним со стороны неба, пронеслось мимо них, как вспышка света, обогнуло корму и расположилось рядом по правому борту в двадцати футах от поручней мостика.

Длина судна составляла около ста двадцати футов, высота — двадцать футов, ширина — тридцать, и капитан, многие офицеры и пассажиры с огромным облегчением обнаружили, что, насколько можно было судить, на судне нет никакого оружия.

Когда судно подошло к борту, открылась раздвижная дверь в стеклянном куполе на крыше в середине судна, как раз напротив окончания мостика"Сент-Луиса". Высокий светловолосый мужчина лет тридцати, в серой фланели, откинув большим пальцем кепку-гольф, сказал:

— Доброе утро, капитан! Вы меня, наверное, помните? Полагаю, рейс прошел хорошо? Я полагал, что встречу вас где-нибудь неподалеку.

Капитан"Сент-Луиса", как и все остальные на борту, уже до предела растерял свою доверчивость и начал сомневаться, действительно ли он проснулся, но когда он услышал приветствие и узнал говорившего, то уставился на него в полнейшем недоумении и на мгновение потерял дар речи. Затем он снова взял себя в руки и сказал, держась как можно увереннее:

— Доброе утро, милорд! Вот уж не ожидал встретить даже Вас вот так, посреди Атлантики! Значит, газетчики в кои-то веки оказались правы, и у вас есть воздушный корабль, который может летать?

— И даже больше, капитан, если захочется. Я просто совершаю пробный рейс через Атлантику, прежде чем отправиться в путешествие вокруг Солнечной системы. Звучит как откровенная ложь, не правда ли? Но это скоро выяснится. О, доброе утро, мисс Ренник! Капитан, могу я подняться на борт?

— Конечно, милорд, только, боюсь, я не смею задерживать почту дяди Сэма, даже ради вас.

— В этом нет необходимости, капитан, на таком спокойном море, как это, — последовал ответ. — Просто продолжайте плыть, а я пойду рядом.

Он просунул голову в дверь и что-то сказал в трубку, которая вела в стеклянную камеру в носовой части крыши, где перед маленьким штурвалом стояла неподвижная фигура.

Корабль тут же начал приближаться к поручням лайнера, причем скорость его была настолько точной, что порог двери без ощутимого толчка коснулся конца мостика. Затем на мостик выскочила фигура во фланелевой одежде и протянула руку капитану.

Когда они пожали друг другу руки, он негромко сказал:

— Я хочу переговорить с вами наедине, и как можно скорее.

Командир заметил в его глазах очень серьезное выражение. Кроме того, даже если бы он не появился в столь необычных обстоятельствах, было совершенно невозможно, чтобы человек его положения в обществе, его богатства и влияния мог обратиться с такой просьбой без веских на то оснований, поэтому он ответил

— Конечно, милорд. Не спуститесь ли вы ко мне в каюту?

Сотни любопытных глаз смотрели на высокую атлетическую фигуру и правильные черты бронзового, честного английского лица, когда Ролло Ленокс, Смитон Обри, граф Редгрейв, барон Смитон из английского парламента и виконт Обри из ирландского парламента, проследовал за капитаном в его комнату через расступающуюся толпу пассажиров. Он кивнул одному или двум знакомым лицам в толпе, так как был давним пассажиром атлантического лайнера и пять раз пересекал Атлантику с капитаном Хокинсом на судне"Сент-Луис".

Потом он увидел хорошо знакомое лицо, которое не видел уже более двух лет. Это было лицо, обладавшее одновременно и светлой англосаксонской кожей, и твердыми, но тонкими англосаксонскими чертами, и волнистым богатством древнесаксонских золотисто-каштановых волос, а из-под темных и, пожалуй, чуть тяжеловатых бровей выглядывала пара больших, нежных, анютиных глазок, окаймленных длинными, завивающимися черными ресницами. Кроме того, в изгибе ее губ и положении головы было то непередаваемое выражение, не говоря уже о том, что вся ее осанка отличалась легким, живым изяществом, которое выдавало в ней дочь лучшего народа в мире.

Их глаза на мгновение встретились, и лорд Редгрейв был поражен и даже немного возмущен тем, что девушка быстро покраснела, а мгновенная улыбка, которой она его приветствовала, угасла, когда она отвернула голову в сторону. Тем не менее, он был человеком, привыкшим делать то, что хочет, а в данный момент он хотел пожать руку Лилле Зейди Ренник, поэтому он направился прямо к ней, приподнял фуражку и подал руку, сказав, сначала глядя ей в глаза, а затем устремив взгляд на Космолет:

— Еще раз доброе утро, мисс Ренник! Как видите, дело сделано.

— Доброе утро, лорд Редгрейв! — ответила она, как ему показалось, несколько растерянно. — Да, я вижу, вы выполнили свое обещание. Как жаль, что уже слишком поздно! Но я надеюсь, что вы сможете остановиться надолго и рассказать нам обо всем. Это миссис Ван Стюйлер, которая взяла меня под свою опеку на время моего путешествия в Европу.

Его светлость ответил поклоном на поклон высокой, несколько суровой матроны, которая выглядела достойно даже в несколько непримечательном костюме, в который были одеты большинство дам. Но взгляд ее был доброжелательным, и он сказал:

— Очень рад встрече, миссис Ван Стюйлер. Я слышал, что вы приедете, и надеялся застать вас на другом берегу до вашего отъезда. А теперь, если позволите, я пойду побеседую с капитаном.

Он снова поднял фуражку и, скрывшись от любопытных глаз взволнованной толпы, скрылся за дверью капитанской каюты.

Капитан Хокинс закрыл дверь своей гостиной и сказал:

— Итак, милорд, я не буду задавать вам никаких вопросов, потому что если я начну, то никогда не смогу остановиться; кроме того, возможно, вы захотите объясниться прямо сейчас.

— Возможно, это будет самый короткий путь, — сказал его светлость. — Дело в том, что у нас на руках не только остатки этого бурского дела, но и практически объявление войны со стороны Франции и России. Вкратце это выглядит так. Несколько недель назад, пока союзники думали, что борются с боксерами, моему брату, министру иностранных дел, стало известно, что Цун-ли-Ямэнь заключил с Россией секретный договор, который практически аннулировал все наши права на долину Янцзы и давал России право провести свою Северную железную дорогу прямо через Китай.

— Как вы знаете, мы и так слишком долго терпели в этой части мира, но этого мы стерпеть не можем, поэтому около десяти дней назад был отправлен ультиматум, в котором объявлялось, что британское правительство будет рассматривать любое посягательство на долину Янцзы как недружественный акт.

— Тем временем Франция прислала уведомление о том, что она собирается оккупировать Марокко в качестве компенсации за Фашоду, и добавила несколько неприятных высказываний о Египте и других местах. Мы, конечно, не могли с этим смириться, поэтому был выдвинут еще один ультиматум, и в итоге я получил вчера поздно вечером телеграмму от моего брата, в которой он сообщал мне, что война почти наверняка будет объявлена сегодня, и просил меня использовать это мое судно в качестве своего рода рассыльного катера, если оно будет наготове. Судно предназначено для гораздо лучших целей, чем боевые, поэтому он не мог просить меня использовать его в качестве военного корабля; кроме того, я нахожусь под торжественным обязательством перед его изобретателем — его создателем, фактически, поскольку я лишь построил его — разнести его на куски, а не позволять использовать его в качестве боевой машины, за исключением, конечно, случаев личной самообороны.

— Вот телеграмма от моего брата, так что вы видите, что ошибки нет, а сразу после нее пришел посыльный, который просил меня, если аппарат окажется удачным, перевезти это с собой через Атлантику так быстро, как только я смогу добраться. Это копия наступательного и оборонительного союза между Великобританией и Соединенными Штатами, детали которого были согласованы как раз в тот момент, когда возникло это осложнение. Еще один крейсер идет навстречу, и, конечно, к этому времени новости уже дойдут до Вашингтона по кабелю.

— К тому времени, когда вы доберетесь до входа в Ла-Манш, вы, вероятно, обнаружите, что он кишит французскими крейсерами и торпедоносцами, так что, если вы согласитесь с моим советом, вы покинете Квинстаун и уйдете как можно дальше на север.

— Лорд Редгрейв, — сказал капитан, протягивая руку, — я отвечаю за многое здесь, и я не знаю, как вас отблагодарить. Полагаю, что этот договор уже передан Франции кем-то из наших ирландских государственных деятелей, и было бы очень нехорошо, если бы"Сент-Луис"столкнулся с французским или русским крейсером…

— Все в порядке, капитан, — сказал лорд Редгрейв, взяв его за руку. — Я должен был предупредить любой британский или американский корабль. В то же время я должен признаться, что мои мотивы предупредить вас были не совсем бескорыстными. Дело в том, что на борту"Сент-Луиса"есть человек, которого я не хотел бы видеть во Франции в качестве военнопленного.

— И могу я спросить, кто это? — спросил капитан Хокинс.

— Почему бы и нет? — ответил его светлость. — Это та молодая женщина, с которой я только что разговаривал на палубе, мисс Ренник. Ее отец был изобретателем этого моего корабля. Никто не поверил его идеям. Ему отказали в патенте и в Англии, и в Америке, сославшись на отсутствие практической пользы. Я познакомился с ним около двух лет назад, то есть за год с лишним до его смерти, когда останавливался в Банфе в Канадских Скалах. Мы познакомились, и он рассказал мне о своей идее. Я очень заинтересовался, но, боюсь, должен признаться, что не стал бы воплощать ее в жизнь, если бы профессор не оказался обладателем необыкновенно красивой дочери. Однако, конечно, сейчас я очень рад, что сделал это; хотя эксперименты обошлись почти в пять тысяч фунтов, а изготовление аппарата — почти в четверть миллиона. Тем не менее, она стоит каждого пенни, и я привез ее, чтобы предложить мисс Ренник в качестве свадебного подарка, то есть, если она согласится, и я.

Капитан Хокинс поднял голову и довольно серьезно сказал:

— Тогда, милорд, я полагаю, вы не знаете…

— Чего не знаете?

— Что мисс Ренник переходит под опеку миссис Ван Стюйлер, чтобы выйти замуж в Лондоне в следующем месяце.

— Дьявол ее побери! И за кого же, позвольте спросить? — воскликнул его светлость, выпрямляясь во весь рост.

— За маркиза Байфлита, сына герцога Данкастера. Удивительно, что вы об этом не слышали. Сватовство было назначено прошлой осенью. Судя по тому, что говорят люди, она не очень-то и влюблена в него, но… мне кажется, что это похоже на многие англо-американские браки. Пара миллионов долларов с одной стороны, титул с другой, и очень мало настоящей любви между ними.

— Но, — сказал Редгрейв сквозь зубы, — я не думал, что мисс Ренник когда-либо имела состояние; на самом деле я совершенно уверен, что если бы ее отец был богатым человеком, он бы сам разработал свое изобретение.

— Ох, эти доллары не принадлежат ей. Более того, они не будут принадлежать ей до тех пор, пока она не выйдет замуж, — ответил капитан. — Они принадлежат ее дяде, старине Расселу Реннику. Он влез на первый этаж нью-йоркского и чикагского ледокольных трастов и заработал миллионы. Часть из них он собирается потратить на то, чтобы сделать свою племянницу маркизой. Вот, собственно, и все.

— Действительно! — сказал Редгрейв, все еще плотно сжав зубы. — Ну, если учесть, что Байфлит — самый большой расточитель из всех, кто когда-либо позорил английскую аристократию, то я не думаю, что мисс Ренник или ее дядя заключат очень выгодную сделку. Впрочем, это, конечно, не мое дело. Я помню, что этот Рассел Ренник отказался финансировать своего брата, когда ему очень нужны были деньги. Тогда он тоже совершил очень неудачную ошибку, хотя и не знал об этом; ведь дюжина таких кораблей, хорошо вооруженных, просто разгромила бы все флоты мира и превратила бы морское дело в частную собственность. В конце концов, я не особенно сожалею, ведь тогда она не принадлежала бы мне. Ну а теперь, капитан, я попрошу вас накормить меня завтраком, когда он будет готов, а затем я должен уйти. Я хочу оказаться в Вашингтоне к вечеру.

— К вечеру! Что, двадцать одна сотня миль!

— Почему бы и нет? — сказал Редгрейв, — Я могу пролететь в атмосфере около ста пятидесяти миль за час, а потом, если это будет недостаточно быстро, я смогу подняться вне притяжения Земли, дать ей покрутиться, а потом спуститься туда, куда мне нужно.

— Великий Скотт! — не совсем корректно, но с упоением заметил капитан Хокинс. — Что ж, милорд, пожалуй, мы отправимся завтракать.

Но завтрак был еще не готов, и лорд Редгрейв вновь присоединился к мисс Ренник и ее сопровождающим на палубе. Все взгляды и множество подзорных труб были обращены на Космолет, который теперь отошел на несколько футов от борта лайнера и шел рядом, точно по курсу.

— Это так чудесно, что даже глазам не верится, — сказала девушка, когда они вновь встретились вновь, как и два года назад.

— Ну что ж, — ответил он, — убедить вас в этом будет очень легко. Сейчас он снова подойдет, и если вы с миссис Ван Стюйлер окажете ей честь своим присутствием на полчаса, пока готовится завтрак, я думаю, мне удастся убедить вас, что это — не плод воображения, а просто воплощение в металле, стекле и других вещах видений, которые были у вашего отца несколько лет назад.

От такого приглашения невозможно было отказаться. Кроме того, перспектива стать предметом восхищения и зависти всех женщин на корабле была слишком привлекательной на вид.

Миссис Ван Стюйлер сначала немного опешила от такого предложения, но она тоже испытывала примерно те же чувства, что и Зейди, и, кроме того, вряд ли можно было счесть неуместным принять приглашение одного из самых богатых и знатных дворян в британском пэрстве. Поэтому, после некоторого колебания и легкого проявления нервозности, она согласилась.

Редгрейв подал знак человеку, сидевшему за штурвалом. Космолет немного сбавил ход, опустился на метр или около того и снова встал вплотную к перилам ходового мостика. Лорд Редгрейв забрался первым и спустил легкий трап на мостик. Зейди и миссис Ван Стюйлер были осторожно подняты на руки. В следующее мгновение трап снова поднялся, захлопнулись раздвижные стеклянные двери, Космолет взмыл в воздух на несколько тысяч футов, пронесся по великолепной кривой на запад и скрылся во мраке верхних слоев атмосферы.