Потерянный Ван Гог

Джонатан Сантлоуфер (2024)

Под холстом и красками, за красотой и славой, скрывалась картина, которую поглотило зло, таящееся в темной паутине андеграундного мира искусства… Люк Перроне, художник и правнук человека, укравшего «Мону Лизу», и Аликс Верде, дочь теневого коллекционера произведений искусства, случайно обнаруживают под дешевой картиной старинный портрет мужчины с рыжей бородой. Возможно, это последний автопортрет Ван Гога, который бесследно исчез после его похорон. Чтобы подтвердить его подлинность, Люку и Аликс предстоит решить не одну художественную головоломку. Когда всего несколько дней спустя картину похищают, Перроне вместе с агентом Интерпола Джоном Вашингтоном Смитом начинают смертельно опасные поиски, которые не только раскроют секреты последних дней жизни Ван Гога, но и перенесут их в одну из самых мрачных эпох истории…

4

— Там другая картина! — воскликнула Аликс, и мы оба уставились на несколько обнажившихся дюймов густой краски, в основном темно-синего цвета с вкраплениями зеленого.

Я снова подсунул мастихин под бумагу, но на сей раз она порвалась. Я отложил нож в сторону и осторожно потянул пальцами бумагу, оторвав еще один кусочек, примерно в квадратный дюйм. Тогда я принялся кропотливо отрывать кусочки бумаги дюйм за дюймом. Работа пошла еще медленнее, бумага с трудом отклеивалась от нижнего слоя краски, но я не сдавался. Аликс стояла рядом, фотографировала и подбадривала меня. Наконец, обнажилась нижняя половина картины.

— Это что, коровы?

Я оторвал еще несколько дюймов бумаги, и мы оба затаили дыхание, когда открылись пиджак, жилетка и рубашка, нарисованные такими тяжелыми, выразительными мазками, что стиль невозможно было не узнать — но ведь этого не может быть…

— Продолжай, — выдохнула Аликс, делая еще один снимок; руки у нее дрожали.

Я снял большую часть бумаги, оставалась только большая неровная полоса, скрывающая верхнюю треть картины. Поставив картину вертикально на стол, я откинулся на спинку стула, и мы стали разглядывать — оба практически разинув рты — портрет рыжебородого мужчины со знакомым изможденным лицом и затравленным взглядом.

— Этого не может быть, — повторяла Аликс. — Разве это возможно?

Я сказал, что не знаю, и вернулся к работе. Под последними кусочками бумаги открылись волосы, светло-рыжие с желтыми и зелеными вкраплениями; каждый волос был прописан жирным мазком, будто вылеплен.

В нескольких местах еще торчали несколько упрямых кусочков бумаги, но картина была видна теперь практически полностью — лицо, борода, переливчатый синий фон, а внизу полоска земли и две маленькие коровы.

— Осмелюсь предположить, Ван Гог? — спросила Аликс, переводя взгляд с картины на меня. — Но это же невозможно, правда? — Она еще раз сфотографировала портрет, потом отложила телефон и придвинула мой ноутбук. Постучав немного по клавиатуре, она повернула ноутбук в мою сторону.

— Вот, все известные автопортреты Ван Гога, по годам, с указанием места нахождения. — Она просмотрела все тридцать восемь картин, поочередно увеличивая их изображения, и прочитала вслух подпись под последней: «Возможно, это последний автопортрет Ван Гога, написанный в 1889 году, коллекция музея Орсе, Париж». — Аликс оторвала взгляд от экрана и повторила: «Возможно».

Я сравнил портрет на экране с тем, что стоял перед нами на столе. Сходство было поразительным.

— На картине нет знаменитой подписи «Винсент», — заметил я.

Аликс напомнила, что Ван Гог, как и многие другие художники, подписывал картины только перед отправкой на выставку или продажей, поэтому многие остались неподписанными. Потом она долго осматривала картину, разглядывая каждый дюйм под увеличительным стеклом и перечисляя различные атрибуты живописи Ван Гога. Аликс отнесла портрет к «позднему стилю, если можно назвать что-либо им созданное поздним, ведь он умер в тридцать семь лет», и продолжала говорить о том, как много он успел сделать. «Больше двух тысяч работ за всю жизнь, большинство всего за одно десятилетие, семьдесят — за последние месяцы жизни!» — сообщила она, ссылаясь на письма, которые Винсент писал своему брату Тео. Потом спросила, читал ли я эти письма, и узнав, что нет, настоятельно посоветовала это сделать.

Я обещал непременно прочитать их. Аликс продолжала изучать картину, сосредоточенно постукивая пальцем по губам, что не мешало ей читать мне лекцию о смерти Винсента.

— Он ведь застрелился? — спросил я.

— Так считается, но точно никто не знает. Свидетелей не было, пистолет был найден только в девяностых, если это вообще тот пистолет. К тому же мольберт Ван Гога, его холст и краски пропали в тот же день, как будто кто-то скрывал следы преступления.

— Думаешь, его убили?

Аликс сказала, что это одна из версий, есть и другие: несчастный случай или самоубийство.

— Но дело не в этом. Любопытно описание похорон, которое сохранилось в письме его молодого друга-художника Эмиля Бернара. — Аликс откинулась на спинку стула и закрыла глаза. — Тело Винсента лежало в ореоле желтых цветов, рядом с его последними полотнами, пейзажами и натюрмортами, а также двумя автопортретами… Вот оно, два автопортрета! — Она открыла глаза и указала на экран ноутбука. — Этот и еще один, который так и не нашли. Либо картина потерялась, либо кто-то ее забрал. — Аликс оглянулась на недавно обнаруженный автопортрет. — Может быть, это он, потерянный Ван Гог?

Мне очень не хотелось занудствовать, но я высказал предположение, что картина может быть подделкой.

— Тогда зачем прятать ее под другой картиной? Слишком много возни, чтобы скрыть подделку, — резонно ответила Аликс. — Что-то еще я читала или слышала недавно о поддельных Ван Гогах… но сейчас уже не помню. Переволновалась.

Я заверил, что она еще вспомнит это, и мы поговорили о том, как подтвердить подлинность картины. Это можно было сделать в одном из аукционных домов. Я даже предложил обратиться на шоу Би-би-си «Fake or Fortune», где исследуют произведения искусства и их происхождение.

Аликс эта идея не понравилась. Она не хотела участвовать в телешоу или в рекламе, сказав, что выбирает аукционный дом. Вернее, выберет один из них и позвонит туда завтра утром.

— Дайте мне хоть одну ночь помечтать, что это подлинник.

— Пожалуйста, — ответил я, но сам подумал о другом: а вдруг картина краденая?