Потерянный Ван Гог

Джонатан Сантлоуфер (2024)

Под холстом и красками, за красотой и славой, скрывалась картина, которую поглотило зло, таящееся в темной паутине андеграундного мира искусства… Люк Перроне, художник и правнук человека, укравшего «Мону Лизу», и Аликс Верде, дочь теневого коллекционера произведений искусства, случайно обнаруживают под дешевой картиной старинный портрет мужчины с рыжей бородой. Возможно, это последний автопортрет Ван Гога, который бесследно исчез после его похорон. Чтобы подтвердить его подлинность, Люку и Аликс предстоит решить не одну художественную головоломку. Когда всего несколько дней спустя картину похищают, Перроне вместе с агентом Интерпола Джоном Вашингтоном Смитом начинают смертельно опасные поиски, которые не только раскроют секреты последних дней жизни Ван Гога, но и перенесут их в одну из самых мрачных эпох истории…

3

Утром картина лежала там, где я ее оставил. Аликс была в университете. Осмотрев при свете дня то место, которое я случайно отколол ночью, я увидел, что под краской было что-то вроде бумаги, и у меня возникло искушение отколоть еще. Но нужно было дождаться Аликс, и я занялся заметками, которые делал для лекции о Сезанне. Я любил этого художника, хоть он и оказался не на той стороне в знаменитом деле Дрейфуса. Если выбирать художников, основывая суждения на фактах биографии, список окажется слишком коротким. Каждые несколько минут мой взгляд возвращался к странной картине, и как только Аликс вернулась домой, я показал ей открывшийся участок. Она наклонилась, чтобы рассмотреть его поближе.

— Так ты думаешь, под краской что-то есть?

— Ты не хочешь это выяснить?

Аликс на мгновение задумалась, потом сказала, что ей не впервой выбрасывать на ветер двадцать пять долларов, сделала несколько снимков картины на память и отдала мне ее на растерзание.

Мы перенесли картину в мою студию, где я выбрал самый острый мастихин, постоял с ним несколько секунд в нерешительности, затем подсунул его под краску в нижнем углу, где был отвалившийся кусок. Лезвие легко отколупнуло еще один кусочек краски, и мы чуть не стукнулись лбами, пытаясь рассмотреть, что под ним.

— Погоди, — Аликс сходила за увеличительным стеклом. — Это точно бумага, — подтвердила она мою догадку и велела мне продолжать.

Я провел ножом под краской, отслоив еще несколько фрагментов. Аликс сделала еще один снимок, и я продолжил работу.

Когда я удалил примерно четверть краски, вместо нижней половины лица женщины был ясно виден слой бумаги. Она была тонкой, как калька, и выкрашена в белый цвет.

— Кто-то приложил немало усилий, но пока непонятно зачем, — произнес я и, поспешив вернуться к работе, снял вместе с краской немного кожи у себя с костяшек пальцев.

Аликс поморщилась и отвела меня в ванную, где я смыл кровь, а она наложила антибактериальную мазь и пару пластырей. Она разглядела у меня пятнышко крови на футболке, и мне пришлось оголить торс. Аликс немедленно похлопала меня по спине и спросила: «Как дела, Мона?» — обращаясь к татуировке Моны Лизы, занимающей большую часть моей спины. Татуировку я сделал в честь своего прадеда и его печально известной кражи.

Переодевшись, я вернулся к работе, стараясь выполнять ее осторожней. Дело шло медленно. Больше часа ушло на то, чтобы удалить остальную часть лица женщины. Наконец, белая бумага была вся очищена от краски. Но под ней также проступали бугры и выступы.

— Там определенно что-то есть, — произнесла Аликс — Продолжай.

Я взял плоский мастихин подлиннее, осторожно провел им под бумагой и приподнял.