Спектакль

Джоди Линн Здрок, 2019

1887 год, весь Париж охвачен страхом из-за серийного убийцы, называющего себя Темным художником. Трупы жертв, выставленные в публичном морге, собирают толпы любопытных. Среди них – шестнадцатилетняя журналистка Натали Будин, пишущая ежедневные репортажи из морга для местной газеты. У Натали есть тайна: осматривая экспонаты, она видит гораздо больше, чем обычные люди. Благодаря своему дару Натали может разоблачить убийцу. И сделать это нужно раньше, чем он разоблачит ее.

Глава 8

На протяжении всего ужина мама не спускала с нее подозрительного взгляда. Натали выдало то, что она не притронулась к своему любимому летнему блюду — овощному супу писту. Она пыталась заставить себя съесть хоть немного, но боялась, что ее снова вырвет.

— Как тебе суп? — спросила мама, погружая в него ложку. — Ты что-то совсем не ешь. Слишком много базилика?

— Нет, он очень вкусный, — Натали макнула кусочек хлеба в него и съела, одобрительно кивая, — просто у меня… расстройство желудка.

— Это потому, что он пустой. Тем более нужно поесть. — Мамино недоверие было очевидным.

— Поем, когда вернусь от Симоны, — сказала Натали, глянув на часы. Я сказала ей, что буду в шесть.

Натали очистила и помыла тарелки. Жизнь ее была в эти дни расписана по часам. Прошлым летом она по несколько часов могла читать или писать в городском саду либо же наблюдать за прохожими, сидя вместе с Симоной в кафе, и ее главной проблемой было успеть сделать домашние дела до прихода мамы с работы.

А теперь ее проблема — это трупы. И необъяснимые видения. И убийца.

Она должна была отдыхать на севере Франции вместе с Агнес, в маленьком городке, где время остановилось. Главной проблемой этого лета должно было стать решение, какого размера кусок пирога себе отрезать, или то, что в саду водятся змеи, или что Роже безобразничает.

Вздохнув, она швырнула кухонное полотенце на стойку. Мама очередной раз спросила, что случилось.

— Ничего, — ответила Натали. Она подняла полотенце, аккуратно сложила его и положила на столешницу. — Надеюсь, что скоро мне станет получше, вот и все.

Мама скрестила руки, поморщившись от усилия, которое для этого потребовалось. Натали взяла сумку и поцеловала маму в лоб, пообещав быть дома в восемь.

* * *

Натали сошла с парового трамвая на площади Пигаль, в квартале от Симоны, и купила газету в ближайшем табачном киоске. Танцевальные залы, похабные кан-кан-шоу, кафе-варьете тесно скопились в этой части города, и Симона жила в самом их центре. Мама называла данный район «сплошным упадком», так что Натали «перенесла» адрес Симоны в здание в более приличном районе, в паре кварталов отсюда.

Из-за расписания в кабаре Симона жила в странном режиме — по «вампирским часам», как она это называла. В некоторые вечера выступала в шоу, и хотя у нее были небольшие роли в кордебалете, от выхода на сцену ее переполняла радость. В другие вечера она работала официанткой в клубе. Часто и выходные она проводила там же, слушая исполняемые со сцены стихи или новую музыку.

Порой и вспомнить было непросто, как Симона проводила время до «Черного кота». Неужели всего пару месяцев назад их вечера проходили в «салоне на крыше» за наблюдением за прохожими и сочинением историй о них?

Натали проскользнула мимо бродяги в дверном проеме дома Симоны, вошла в тускло освещенное фойе, и до ее слуха донесся шум. Кто-то непрерывно кричал, или играл на пианино, или что-то праздновал; а если нет, то все равно оставался фоновый гул голосов. Место так пропахло сигарами и алкоголем, что запахи эти, казалось, уже впитались в стены. Деревянные ступеньки, по которым прошло бесчисленное множество усталых ног, застонали, когда она стала подниматься по ним к квартире.

Симона была независима, но ее новая жизнь была далека от роскоши.

— Ты не поверишь. Прочитай только, — сказала Натали, стоило Симоне распахнуть дверь. Она вытащила Le Petit Journal из сумки и сунула в руки Симоне, переступая порог.

— Я проспала. Даже еще не сбрызнула лицо розовой водой. — Симона зевнула и закрыла дверь. — И моя голова еще не готова к чтению.

Натали забрала газету, закатив глаза.

— Придется мне самой тебе прочитать.

Они сели на диван, Симона растянулась, как Стэнли после сна, а Натали села, поджав под себя ноги, как тигр, готовый к прыжку.

Натали прочитала статью вслух, и к концу ее Симона уже не сидела на диване, а расхаживала кругами по комнате.

— Поверить не могу, что это чудовище было там в то же время, что и ты, — сказала Симона. Ее большие глаза, казалось, расширились еще больше. — Ужасно, что тебе пришлось пойти туда в одиночку.

Натали провела пальцами по волосам.

— Да. К сожалению, других вариантов нет.

Симона остановилась.

— Я знаю, но…

Ей можно было и не заканчивать фразу. Натали поняла. Ее желудок снова заурчал от одной мысли об этом. Видел ли убийца ее в момент первого видения? Заметил ли он, что ее отозвал Ганьон? Наверняка он там был, смотрел на нее, как и все остальные, потому что ее видение случилось в тот момент, когда крик маленькой девочки напугал ее. Когда он ушел? Последовал ли за ней, когда Ганьон отпустил ее с предостережением об опасности парижских улиц? Она обхватывала себя руками все крепче с каждым вопросом.

— Надеюсь, они его поймают, — сказала Симона, — потому что хочу присутствовать на его свидании с мадам Гильотиной.

— В первом ряду зрителей, — добавила Натали. Она представила, как наблюдает за падением лезвия на шею убийцы, а затем устремляется на эшафот. Она бы схватила его голову и дала пощечину, как тот мужчина — Шарлотт Корде, убийце, а потом…

Симона тронула ее за плечо:

— Ты слышала, что я сказала?

Натали помотала головой.

— Я сказала, — начала Симона раздраженно, — что письмо было отправлено, когда в морге лежала только одна жертва. Ко времени публикации там уже появилась вторая. «До следующей». Что за «следующая» — вторая жертва?

— Возможно. Думаю, он нарочно так туманно выразился. — Натали вздрогнула. — Наверное, сидит сейчас в кресле, смеется, потому что знает, что о нем сегодня говорит за ужином весь Париж.

Симона плюхнулась на диван, взметнув в воздух облачко пыли. Глаза ее наполнились азартом.

— Если он убьет в третий раз, может, ты сможешь помочь полиции.

— Но как? У меня нет никаких зацепок. Ничего такого.

Симона сжала локоть Натали.

— Просто расскажи им, что ты видела.

Натали подумала о месье Ганьоне, как он сидит прямо на своем стуле в кабинете, и что он сказал бы ей, приди она к нему. За несколько секунд перед ее глазами промелькнули картины: от того, как он потирает подбородок и делает заметки, до того, как вежливо, но неуклонно велит ей надеть смирительную рубашку, если ее не затруднит.

— Ты правда считаешь, что мне кто-то поверит? — спросила Натали.

Симона ослабила хватку.

— И что я такого вообще видела? — Плечи Натали опустились. — Сцену убийства в обратном порядке… Но мы же не знаем, реально ли это или только произошло в моем сознании.

— Предположим, что реально. Почему бы и нет? Это реально для тебя.

— Ты сама говорила мне, еще с тех пор, как я заставила старую мадам Мерсье поверить, что Стэнли — живущий на лестнице кот-призрак, что у меня такое хорошее воображение. — Натали улыбнулась этому воспоминанию, хотя она и поступила нехорошо, потому что мадам Мерсье сама нехорошо поступала. А Стэнли, будучи белым котом, и правда был очень похож на кота-призрака.

— Случались и более странные вещи, — сказала Симона. — Помнишь эти рассказы о докторе-мошеннике — как там его звали? Энар? И переливания крови, которые якобы давали людям временные магические способности?

— Это просто было какое-то помешательство. И требовалась медицинская процедура.

Симона распростерла руки.

— Да, но хочу сказать… ты не первый человек со сверхъестественными способностями. Если он мог это сделать в лаборатории, то кто сказал, что ты не можешь просто сама по себе ими обладать? — Она покачала головой. — Может, перестанешь отрицать, что это реально, и примешь данную вероятность. Перестань с ней бороться.

— В полиции подумают, что я сумасшедшая. Разве нет?

Симона понизила голос до шепота.

— Им необязательно знать, что это ты.

— И как… — Натали осеклась, прервав собственный вопрос. Как это осуществить? Ну конечно. Последовать подсказке самого убийцы. — Письмо в газету.

— Или прямо в полицию.

Натали закусила губу. Насколько ей хочется в это ввязываться? Может, она слишком рано поддалась азарту. Писать фактические обзоры в Le Petit Journal — это одно дело; отсылать анонимные письма о том, что она видела, — совсем другое. Это переведет ее из роли закулисного посредника в актера, во второстепенную фигуру на сцене. Готова ли она стать частью представления?

Затем она спросила себя, готова ли просто стоять по другую сторону витрины, как рядовой посетитель морга, несмотря на то что видела намного больше.

«Много о чем надо подумать. Много неизвестного».

— Даже если то, что я видела, реально, еще не значит, что это правдиво, — сказала Натали, переплетая пальцы. — Что если мой ум вмешивается со своей кистью, приукрашивая сцену?

— А может, твой ум — это холст для истины. Об этом ты подумала? Видения. Не галлюцинации, не температурный бред. — Симона потянула себя за косу. — Полиция разберется. Наверняка им приходится выслушивать много ерунды. Ты не можешь быть менее права, чем те, кто выдумывает истории нарочно.

— Верно, — ответила Натали. Жаль, что у нее не было никаких доказательств, да и деталей она могла рассказать не так уж много. Впрочем, вряд ли ситуация ухудшится, если она расскажет полиции, что видела. Да?

— А, да, чуть не забыла, — произнесла Симона. Она вскочила с дивана, подошла к прикроватной тумбочке и вернулась с улыбкой и колодой карт.

Карт Таро.

Плечи Натали поникли, в ответ на что Симона склонила голову, как щенок (она это хорошо умела делать).

— Уже почти половина восьмого. Я обещала маме вернуться к восьми.

— Луи придет занести книгу по астрологии с минуты на минуту, так что это много времени не займет, обещаю, — сказала она, усаживаясь рядом на диван. — Ты же знаешь, мне нужно практиковаться.

Да, Натали знала. Симона ознакомилась с предсказаниями по картам Таро, как и много с чем еще, в своей новой жизни в «Черном коте» и от Луи. Одна из танцовщиц занималась этим на стороне для развлечения посетителей. Симона, получив однажды от нее предсказание, научилась у той девушки делать их сама, для своих «любимчиков» в клубе, как она их называла.

Натали, пряча нежелание, согласилась. Симона, хихикая, поблагодарила ее и тут же сделала серьезное лицо.

— Итак, конкретный вопрос или открытое предсказание?

Симона уже раньше объясняла ей, что это значит. До происшествий в морге Натали выбрала бы общее предсказание. Но не теперь.

— Вопрос. Что означают эти видения?

Перетасовав колоду несколько раз, Симона попросила Натали снять карты и выложила три рубашками наверх.

— Есть несколько способов, но я хотела бы начать с простого варианта, пока не наберусь опыта. Эта карта — прошлое, эта — настоящее, а эта представляет собой будущее. Готова?

После кивка Натали Симона перевернула карту прошлого.

В центре ее был изображен человек с двумя лошадьми по бокам.

— Это Колесница, — сказала она. Тон ее был задумчивым, сосредоточенным. — Это значит, что ты преодолела сложности и проявила настойчивость.

— Начали с комплиментов. Эти карты умеют польстить девушке, не так ли?

Симона посмотрела Натали в глаза с ухмылкой.

— Видишь? Тут все довольно толково. Это может быть о несчастном случае с твоей мамой и получении работы в газете.

— Может, — сказала Натали, улыбаясь в ответ. Она не хотела говорить это вслух, но, по ее мнению, эту карту можно истолковать как угодно. — Впрочем, не то чтобы это как-то связано с вопросом.

— Нет, связано! Твоя работа в газете — это причина, почему ты ходишь в морг каждый день, так что это то, что привело тебя к видениям.

Натали было сложно с этим поспорить.

— Открой свое сознание, — сказала Симона. Ее манера была такой очаровательной, что у Натали не возникало сомнений по поводу того, что «любимчики» будут впечатлены этой игрой. — Теперь следующая карта: настоящее.

Симона перевернула карту с изображением Луны.

— Луна означает… смятение.

Натали почувствовала на себе взгляд Симоны, но ее собственный не отрывался от карты.

— Если бы я не была в смятении, я бы не задавала вопрос, — сказала Натали, выпрямляясь. — Так что думаю, что это одинаково подходит любому, кто что-то спрашивает.

— Может, и так. Но Луна также означает сны.

Сны ночные или… наяву?

Очень странно.

От этой карты Натали уже было сложнее отмахнуться.

— Давай не будем смотреть третью.

— Поздно, — сказала она, переворачивая карту, описывающую будущее.

Карта изображала висящего вниз головой человека. Его ноги были скрещены, руки за спиной.

Симона поморщилась.

— Повешенный.

— Повешенный? — переспросила Натали. — Думаю, могло быть и хуже. Могла быть гильотина.

— Это не то, что ты подумала. Это означает самопожертвование, кажется. — Она прикусила губу. — Да, так и есть. И это предполагает смену образа мыслей.

Натали откинулась на спинку дивана и выдохнула.

— В итоге получается, что я проявила настойчивость, нахожусь в смятении и мне в какой-то момент придется чем-то пожертвовать. Или я уже это сделала, если считать упущенную возможность провести лето на побережье. Звучит как жизнь практически любого человека в тот или иной момент.

Голос ее дрожал куда сильнее, чем ей хотелось.

Симона поднялась и подошла к Натали, сжимая ее плечи.

— Это просто забава, — сказала она. Натали знала, что это просто попытка ее утешить.

Но это все же было приятно. Чмокнув Симону в щечку, она поскакала вниз по лестнице. Входная дверь распахнулась, когда она спустилась на лестничную площадку, и рыжеволосый парень в сюртуке в турецких огурцах вошел с книгой в руках.

Его зеленые глаза вспыхнули узнаванием при виде ее.

— Полагаю по красноречивому описанию Симоны, что вы мадемуазель Натали Боден, — произнес он с королевскими манерами. Он поднес ладонь к щеке, будто посвящая ее в тайну. — А если нет… то мои извинения.

Она рассмеялась.

— Да, это я.

Он протянул руку, и она подала свою в ответ.

— Enchanté^[6], — сказал он, поднося ее руку к губам для легкого поцелуя. — Луи Карр.

Натали вспыхнула. Никто так раньше не целовал ее руку, кроме мужчин папиного возраста, стремившихся излишне усердно соблюдать правила хорошего тона, и их можно не считать.

Луи повернул ее ладонь и стал рассматривать линии.

— А, «рука-воздух». Беспокойна, если разум не занят чем-то, так? У Симоны «рука-вода», полная жизненных страстей.

Натали вежливо кивнула, он выпустил ее ладонь.

— Моя мать помимо прочего умеет читать линии на ладони, — гордо поведал он. — Она научилась этому у своей матери и передала мне.

Она улыбнулась.

— А моя мать — швея, и она пыталась научить меня, но я не очень хорошая ученица. — Они усмехнулись.

— Не сочтите за грубость, но я ценитель моды — не она ли сшила юбку, что на вас сейчас? Великолепная работа.

Натали опустила взгляд на свою бело-бежевую юбку с изящной кружевной отделкой: старую, но сохранившуюся в отличном состоянии — один из ее любимых предметов гардероба.

— Да, вообще-то, она.

— Ваша мать умеет обращаться со швейной иглой. Я восхищен такой способностью.

Натали поблагодарила его. Такие комплименты были ей приятны, не от тщеславия, а от гордости за мамин талант, которому воспрепятствовали ужасные ожоги.

Луи распрощался с ней и пожелал быть осторожной.

— Интересно, что вы так сказали, — ответила она. — Вы не первый, кто мне это говорит за последнюю пару дней. Эти убийства всех нервируют.

— Знаете, что я думаю? — прошептал он снова с заговорщицким жестом. — Это дьяволопоклонники.

Ее желудок двинулся, как змея.

— Что?

— Симона рассказала мне, что вы с ней обсуждали возможные варианты. Вот я считаю, что за этими убийствами стоит сатанинский культ. Полиция так не думает. — Он дотронулся пальцем до виска. — Нужно исследовать даже самые темные тропинки.

Натали никогда о таком даже не задумывалась. У Луи весьма оригинальное мышление. Как и положено поэтам, подумала она, — видеть вещи не такими, какими видят их остальные.

— Все возможно.

— Так ли это? — Луи поклонился. — Приятного вечера, мадемуазель Боден.

Она вышла на улицу, особо внимательно смотря по сторонам по пути к остановке парового трамвая. Трамвай не пришлось долго ждать, она села в него, а затем сошла на площади Республики, как обычно.

И почти в тот же момент ее охватило отчетливое ощущение, что кто-то преследует ее.

Примечания

6

Очень приятно (фр.).