Адские колокола

Джилл Джонсон (2024)

Кажется, жизнь Юстасии Роуз наконец налаживается — университет, студенты, собственная лаборатория. Что еще нужно эксцентричному профессору, изучающему ядовитые растения? Точно не новое дело об убийстве! Вот только… Отравлен неизвестный мужчина. Профессор Роуз соглашается помочь полиции с расследованием, но неожиданно… оказывается втянута в дело куда более сложное, чем кажется на первый взгляд, а кругом люди, которые знают больше, чем говорят. И хранят секреты, корнями уходящие в далекое прошлое. Что скрывает назойливый аспирант из университета? Почему незнакомка со светлыми волосами преследует Юстасию? И какое отношение к происходящему имеет известный художник? Профессору Роуз предстоит вступить в схватку не на жизнь, а на смерть… В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Глава 6

На следующее утро я сидела в лаборатории и готовила образцы для занятия — несложная работа, но утомительная. Закончив ее, я откинулась на спинку стула и бесцельно скользнула взглядом по микроскопам, центрифугам и спектрометрам, пока не остановилась на холодильниках с образцами, стоявшими по соседству с кухонным уголком. Все располагалось на своих местах, все оборудование сверкало безупречной чистотой, и я удовлетворенно улыбнулась — все-таки с Кларой я не ошиблась, она не только отпугнула от меня Борщевика, но и оказалась крайне исполнительной лаборанткой.

Но стоило мне перевести взгляд на кухонный прилавок, как благодушие испарилось. Раздраженно вздохнув, я отправилась на инспекцию.

Кофейник и две немытые чашки из-под кофе стояли рядом с раковиной в окружении крошек от печенья. Я еще могла понять немытую посуду, но крошки! Клара прекрасно знала правило: никакой еды в лаборатории, ни при каких обстоятельствах. Да и зачем ей понадобилось брать две чашки, ну бога ради? Разве не проще помыть одну грязную?

Взяв мусорную корзину, я стряхнула в нее крошки, недовольно цокая языком. Подобную расхлябанность стоит пресекать на корню, и чем быстрее, тем лучше. На самом деле, я уже полезла за мобильником, чтобы позвонить Кларе, когда ожил стационарный телефон, стоявший в лаборатории. Сюда так редко звонили, что я вообще забыла о его существовании. Несколько секунд я просто смотрела на него в ожидании, что он замолчит, но потом вздохнула и подняла трубку.

— Профессор? Это приемная. К вам направляется детектив Чемберс, и она не в духе.

Несколькими секундами позже указанная особа распахнула дверь в лабораторию, ворвалась внутрь как ураган и заорала:

— Какого черта вы себе позволяете?!

— Прошу прощения?

— Да не притворяйтесь, что не понимаете!

Я вернулась за рабочее место.

— Не притворяюсь и не понимаю.

— Я про вашу выходку с Паскалем Мартаньё. Я здесь прямиком из его квартиры, и знаете, что произошло?

Я догадалась, что вопрос был риторическим.

— Он расхохотался мне в лицо, когда я спросила, почему вместо подписи на картинах он рисует шприц. — Тяжело дыша, она приблизилась ко мне, оперлась кулаками о мой стол и угрожающе склонилась вперед: Барбарис больше не скрывал своих шипов. — Знаете, что он сказал?

И снова я не ответила.

— Он сказал, что у вас изобразить поклонницу вышло лучше! Я серьезно! Только проблема в том, что я не притворялась — я в самом деле поклонница его творчества!

Не в силах сдержаться, я расхохоталась, и почему-то гнев детектива Чемберс тут же стих, и она, словно обессилев, уронила голову.

— Юстасия… — начала она.

— Профессор, — поправила я.

— Я знаю, вам поручено помогать в расследовании, но это не значит, что вы можете ворваться летящей походкой и взять дело целиком в свои руки.

На пару мгновений я замерла в недоумении.

— Тогда зачем вы мне их показали?

Она подняла голову.

— В смысле?

— Зачем вы настояли на том, чтобы оказаться в моем кабинете и показать результаты экспертизы содержимого шприца, если не предполагали, что я займусь расследованием?

— Я приходила, чтобы показать вам медицинское заключение и спросить насчет галлюциногена.

— А зачем тогда упомянули шприц?

На самом деле я знала зачем — отец называл подобное поведение «показушничеством» и предупреждал, что с подобными людьми стоит быть начеку.

Плечи детектива Чемберс обмякли, и она упала на стул.

— Честно говоря, я и сама теперь не понимаю.

— Возможно, вам станет легче, если я скажу, что Паскаль Мартанье так мне ничего и не прояснил.

— Наоборот, стало еще хуже. — Ее голос снова зазвенел. — Он мог бы дать мне подсказку, если бы не ваше вмешательство. Паскаль теперь нас и близко к себе не подпустит. — Вмешательство? У меня мелькнула мысль рассказать ей о грядущей выставке, но тут детектив Чемберс добавила: — Кстати, вы даже его фамилию произносите неправильно, должно быть «Мартаньё» и ударение на последний слог.

Вообще, я и сама бы догадалась, но она выводила меня из себя.

Тут детектив Чемберс хлопнула себя по бедрам и поднялась на ноги.

— Ай, к черту, это уже не поправить, двигаемся дальше! — жизнерадостно заявила она и обернулась вокруг себя, словно только что осознав, где находится. Я узнала это выражение лица, я видела его сотни раз на незамутненных лицах первокурсников: смесь восхищения и любопытства. — Потрясающее место, здесь так чисто, все такое белое, как будто в фантастическом фильме. Может, мне надеть халат?

— В этом нет необходимости.

Детектив Чемберс окинула взглядом висящие в ряд на стене халаты.

— Но почему нет?

— А вы разве не собирались уходить?

— Нет, я тут раздумывала… если не хочу попасть впросак в таком специфичном расследовании, вам стоит устроить мне краткий экскурс в ботанику.

Я фыркнула.

— Это невозможно.

— А вы постарайтесь, — возразила она, взглянув на часы. — У меня есть двадцать минут. Но имейте в виду, я полный профан, так что представьте, что на моем месте ребенок.

Я замолчала, задумавшись. Я никогда не читала введение в ботанику детям.

— А какого возраста ребенок?

— Предположим, десяти лет.

Я тоже сверилась со временем — студенты должны были прийти через час. Я планировала посвятить это время проверке работ, но перспектива дать урок ботаники десятилетнему ребенку выглядела куда более заманчиво.

— Хорошо, но ровно двадцать минут.

— Значит, мне стоит надеть халат?

Я вздохнула.

— Ну хорошо, надевайте.

Детектив Чемберс выбрала и надела халат, застегнув его всего на одну пуговицу и закатав рукава. Ох, это было моим проклятием — со счета сбилась, сколько раз я пеняла студентам за подобное наплевательское отношение к правилам безопасности.

— Нет-нет-нет, — одернула я детектива Чемберс и подошла к ней. — Если вы намерены ходить в лабораторном халате, то должны носить его как положено — это все-таки не модный аксессуар, а средство, обеспечивающее безопасность.

Я распрямила лацканы, застегнула все пуговицы и отвернула рукава вниз. К моему удивлению, детектив Чемберс не выказала ни капли раскаяния, а выглядела довольной и даже счастливой.

— Итак, начнем? — спросила я, усевшись за рабочий стол, и после энергичного утвердительного кивка начала: — На Земле существует 391 000 видов растений. Девяносто четыре процента из них — цветковые, которые также называются ангиоспермы. Остальные шесть процентов — гимноспермы, которые не производят цветков или плодов, потому что не образуют завязей… Десятилетние дети в курсе, что такое завязь?

— Конечно.

— Слово «гимносперм» греческого происхождения и обозначает «голое семя», то есть семена таких растений не защищены цветком или плодом. Примером могут служить шишки у хвойных растений. — Я взглянула на детектива Чемберс. — Пока что все понятно?

Она кивнула, но уже с меньшим энтузиазмом.

— Растения делятся на разные группы: древесные, травянистые, однолетние, двухлетние, многолетние, луковичные, клубнелуковичные и клубнеплоды, но я сейчас не буду вдаваться в их свойства и специфику.

Я сделала паузу, чтобы снова проверить, насколько доступно излагаю, и детектив Чемберс улыбнулась.

— Таксономия — это дисциплина, которая занимается наименованием, описанием и классификацией растений, а также принципами, по которым растение относят к какой-то группе. В современной ботанике каждое растение описывается семью категориями. Когда я была маленькой, отец научил меня мнемонической фразе для их запоминания: «Цирк огромный купол пестрый, словно радугу, вознес». Царство, отдел, класс, порядок, семейство, род и вид. Царство означает всю совокупность живых организмов, поэтому растения относятся к Царству растений. Отдел…

— Так, притормозите, — прервала меня детектив Чемберс, — по-моему, это уже трудновато для десятилетнего ребенка.

— Вам тоже трудновато?

— Ну… да.

— Ладно, давайте перейдем к сути. Обычно для именования растения используются три последние категории — семейство, род и вид. Например, это прелестное растение, — я вывела изображение кустарника, которым про себя называла свою собеседницу, на смарт-борд, — Berberis thunbergii f. atropurpurea — относится к семейству Berberidaceae, роду thunbergii и виду atropurpurea. Atropurpurea в конце названия, как правило, обозначает, что это разновидность с пурпурными листьями.

— А я догадалась по звучанию, — заметила детектив Чемберс с гордостью в самом деле десятилетнего ребенка. — Я запомню.

— Хорошо, потому что я задам проверочную работу.

— За бокалом? — тут же последовал вопрос. Кинув на собеседницу взгляд, я увидела, что она весело ухмыляется, непонятно почему.

— Прощу прощения?

— Сходим потом куда-нибудь выпить, чтобы вы меня испытали?

Я покачала головой.

— Я не пью. Кроме того, не завожу приятельских отношений с коллегами, когда занимаюсь расследованием.

Понятия не имею, зачем я так сказала — это было первое мое официальное расследование.

— Не считая инспектора Робертса, — заметила детектив Чемберс.

Я нахмурилась.

— Прошу прощения?

— Вы вместе завтракали. В Сохо. Наутро после отравления.

— А вы откуда знаете?

— Робертс мне рассказал, вернее, даже буквально сделал заявление. Мне кажется, он на что-то намекал. Ну знаете, типа того, что он умеет дружить с женщинами, а не тусит только со своими старперами из полиции. — Она не отрывала взгляда от моего лица. — Так почему для вас нормально заобщаться с ним, но не со мной?

Я бы не назвала общением процесс наблюдения за тем, как в середине ночи в переполненном кафе детектив Робертс поглощает сэндвич с беконом, но плохо разбиралась в человеческих отношениях. Помимо студентов я находила удовольствие от общения только с двумя людьми — Сьюзен и Матильдой — и не испытывала желания и не хотела уделять время кому-то еще.

— Полагаю, если у человека есть люди, заслуживающие особого отношения, не имеет смысла тратить время на других, так?

Детектив Чемберс явно не нашлась что ответить, так что я начала разглаживать листы студенческих работ, лежавших на столе. В конце концов, она нарушила молчание, заметив:

— Вы такая… непостижимая, Юстасия.

— Профессор, — поправила я.

— То вы дружелюбная, то колючая. Вы так непоследовательны в своих сигналах. И в то же время именно поэтому невероятно… притягательны.

Я понятия не имела, что она хочет сказать, и категорически возражала против того, чтобы меня называли колючей. Я ведь, между прочим, потратила двадцать минут своего времени, чтобы изложить ей краткие основы ботаники.

Я подчеркнуто посмотрела на часы и произнесла своим самым профессорским голосом:

— Ваши двадцать минут истекли, поэтому не будете ли вы так любезны удалиться? Я очень занята.