Самая темная ночь

Дженнифер Робсон, 2021

Осень 1943 года. Жизнь итальянских евреев, таких как семья Антонины Мацин, становится все более опасной. Когда нацистская Германия оккупирует большую часть ее любимой родины, а над ней самой неотвратимо повисает угроза тюремного заключения и депортации, у Нины появляется только один шанс выжить – оставить Венецию и своих родителей, чтобы спрятаться в деревне, вместе с едва знакомым мужчиной. Нико Джерарди учился на священника, пока обстоятельства не заставили его покинуть семинарию, чтобы управлять семейной фермой. Как человек с высокими моральными принципами он просто не смог остаться в стороне, когда нацисты стали угрожать жизням ни в чем не повинных людей. Чтобы помочь Нине он убеждает ее притвориться его невестой. Теперь им обоим предстоит изображать счастливую пару, так, чтобы об опасном секрете не догадался никто. Но сельская жизнь нелегка для городской девушки, мечтающей стать врачом, а провинциальные соседи Нико с опаской относятся к этой мягкой и образованной, но совсем незнакомой женщине. И, хуже всего, их недоверие разделяет местный нацистский чиновник, знакомый Нико по семинарии, имеющий к нему давние счеты. Чем больше он узнает о Нине, тем больше растут его подозрения, а вместе с ними и решимость отомстить…

Глава 6

Они стояли перед маленькой покатой пьяццей, у дальней оконечности которой высилась церковь с колокольней — Никколо уже показывал ее Нине издалека. Несколько скромных заведений — сапожная мастерская, универмаг и булочная — закрылись на обед, а возле единственного питейного заведения на площади дремали под полуденным солнышком трое седовласых посетителей. Постройки здесь все были старые, но не настолько, чтобы представлять историческую ценность. Штукатурка на стенах выцвела и растрескалась, зато все окна были чисто вымыты, а веранды и двери выкрашены свежей краской.

— Собственно, это и есть почти вся деревня. От пьяццы отходят две главные улицы — Виа-Меццо-Чель и Виа-Санта-Лючия.

— Мы еще далеко от твоей фермы? — спросила Нина, уповая на то, что идти пешком придется не больше пары километров.

— Она прямо за церковью, — ответил Никколо и в ответ на ее недоверчивый взгляд добавил: — Клянусь, мы уже совсем рядом.

Они пересекли пьяццу, свернули на дорогу, огибающую ограду церковного двора, и вдруг снова очутились среди полей — каменные стены сменились живыми изгородями из дикого кустарника и деревьев, а булыжники, которыми была вымощена пьяцца, уступили место пыльной сельской дороге. Красавчик сразу же оживился — ускорил шаг, натянув уздечку, и недовольно запыхтел, требуя от Никколо поторопиться. А потом вдруг они все оказались на месте назначения.

В отдалении от дороги стоял деревенский дом с аккуратным внутренним двориком, на котором старая брусчатка чередовалась с клочками земли, засыпанными гравием. Под прямым углом к дому примыкал хлев — через открытые двери виднелись загоны и закуты для домашнего скота. Дом был трехэтажный: первый этаж сложен из камня, второй и третий — из розоватого кирпича, при этом высота верхнего этажа составляла всего две трети от нижних. Во двор выходили по четыре окна на каждом этаже, и ставни на всех были закрыты от полуденного солнца. Крыльцо находилось посередине дома, в серебристой тени старой оливы, а рядом с деревом гостей приветливо встречали две низкие скамеечки.

Поджарая жесткошерстная собака с лаем бросилась к ним; из-за узкой двери тотчас показались две девочки и мальчик — их восторженные вопли «Нико! Нико!» сплелись в контрапункте с заливистым приветствием пса, ревом Красавчика и смехом старшего брата, который подхватил и закружил младших.

Еще два подростка заспешили к ним из стойла; следом, более степенно, шагал пожилой мужчина, до того похожий на Нико, что мог быть только его отцом. Нико с приветливой улыбкой устремился к ним, но замер, когда из дома вышла какая-то женщина. У нее тоже было явное фамильное сходство с Нико — казалось даже, они двойняшки: оба с золотисто-медовыми волосами и темными серьезными глазами.

— Мы не ожидали тебя раньше следующей недели, — сказал пожилой мужчина.

— Знаю, уж простите. — Нико подтолкнул Нину вперед, обняв ее за плечи. — Нина, это мой отец Альдо и моя сестра Роза. Сейчас перезнакомлю тебя со всеми остальными. Эй, кто здесь есть? Это Нина. Моя жена.

— Жена?! — Роза схватилась за сердце, как будто услышала трагическую весть, и, резко развернувшись, бросилась обратно в дом.

Нина почувствовала, как ладонь Нико на мгновение сжалась крепче на ее плече, но он не кинулся догонять сестру. Пришлось девушке самой как-то разрядить обстановку:

— Приятно познакомиться, синьор Джерарди.

— А я счастлив встрече с тобой, только, умоляю, безо всяких «синьоров», ты ведь теперь моя дочь. Называй меня «папа». — Отец Нико взял ее за руки, расцеловал в обе щеки и взволнованно заулыбался: — Добро пожаловать в нашу семью! — А затем обернулся к подросткам: — Займитесь мулом и повозкой.

Далее Джерарди-старший повел Нину под руку на кухню через низкую дверь, глубоко утопленную в каменной кладке, и знаком предложил им с Нико сесть за длинный обеденный стол. Большую часть дальней стены здесь занимал огромный очаг, напротив стола вытянулась кухонная стойка с плитой и висела эмалированная раковина с одним краном. Стало быть, дом оборудован водопроводом, отметила Нина, и электричеством, судя по лампочке под потолком и радиоприемнику в ореховом корпусе на полке у входной двери.

Роза тоже была там, мыла тарелки в раковине. Напряженная спина отчетливо намекала, что к ней сейчас лучше не соваться. Она даже не обернулась, чтобы поприветствовать вошедших.

Альдо изо всех сил старался разрядить атмосферу — принялся бодро раздавать указания младшим дочкам, попросил достать свежую скатерть, принести миски, ложки и стаканы.

— Вроде бы должен был остаться суп, а Роза вчера напекла хлеба. Да, Роза? О… кажется, она очень занята. Пойду посмотрю, что у нас в кладовке, и заодно принесу вина, а детишки пока представятся Нине и расскажут о себе. Только не вздумай с ними церемониться, милая, давай-ка сразу построже.

Дети пока изнывали от нетерпения на пороге, но, едва получив приглашение войти, окружили Нину, а самый младший мальчик — наверное, это и был Карло, — забрался на колени к старшему брату с непосредственностью ребенка, который знает, что его любят.

— Я тебе сам расскажу, кто тут у нас есть, — заявил мальчик. — Я Карло, это мои сестры Анджела и Агнесса, и, хотя они похожи как две капли воды, Агнесса на год старше. Еще ты видела Пауло и Маттео. Маттео — тот, который всё усы отращивает, но по мне, это выглядит так, будто у него под носом прилипло птичье перышко. А вон та злюка — Роза, она вечно сходит с ума из-за Нико. Но тебе нечего беспокоиться, потому что из-за нас она тоже вечно с ума сходит.

— Карло! — прошипел Нико.

— Может, теперь ты расскажешь нам немного про Нину? — неуверенно, но с некоторой надеждой вмешался Альдо.

— Расскажу, папа, обещаю. Только попозже, мы оба устали, особенно Нина. Вы же не обидитесь, если мы немного отдохнем? Путь из Венеции был неблизкий.

— Неужто из Венеции? Тогда, конечно, мы подождем.

Они поели в молчании. Нико, похоже, чувствовал себя лучше некуда, пока брат вертелся у него на коленках, собака кружила у ног, а сестрица мыла посуду с таким рвением, что чудом не перебила всё вдребезги. А вот Нине, в отличие от него, кусок в горло не лез.

Девушка, конечно, ожидала, что ее появление в доме Джерарди станет сюрпризом для родственников Нико и они наверняка будут разочарованы его поступком. Однако Роза повела себя так, будто Нина втянула ее брата в какое-то ужасное преступление — воздух на кухне сейчас почти ощутимо накалился от ее враждебности. А если Карло прав, и Роза действительно так сильно переживает из-за всей семьи, значит, эта женщина находит усладу не столько в счастье, сколько в огорчениях и злобе.

— А она красивая, — шепнул Карло на ухо брату, будто нарочно дождавшись момента, когда на кухне воцарится полная тишина. — Мне ее волосы нравятся, они как будто из пружинок сделаны.

— Это называется «кудри». И да, я согласен, она очень красивая, но нельзя говорить о Нине так, будто ее тут нет. Это невежливо.

— А что мне тогда говорить?

— Можешь расспросить ее о Венеции.

— И какая она, Венеция, а, Нина? — охотно спросил Карло.

— Неужели ты там никогда не был? Нет? Что ж, Венеция — удивительно прекрасный город. Вместо улиц там каналы и…

— Это я знаю. Все это знают!

— И правда. А ты знаешь, что венецианцы не держат мулов вроде вашего Красавчика? Они перевозят вещи на ручных тачках. А у очень богатых людей в домах есть ангары для лодок, внизу, там, где у обычных домов подвалы.

— И ты жила в таком доме с лодками?

— Нет. Мой дом… э-э… — Нина вовремя спохватилась. — Я жила в общежитии с другими студентками. Ангара там не было — дом для этого маловат.

— А когда вы с моим братом поженились?

— Карло, ну хватит, — вмешался Нико. — Ты разве не слышал, как я сказал папе, что мы с Ниной устали? Сейчас мы немножко отдохнем, и потом, за ужином, я расскажу тебе всю нашу историю без утайки. А теперь беги. И вы все тоже не засиживайтесь, у вас полно дел. — Нико встал, вытолкал младших с кухни и собрал за ними пустые миски. Грязную посуду он отнес Розе в раковину, и, хотя Нина понимала, что невежливо так на них обоих таращиться, не могла отвести взгляд. Нико поцеловал сестру в висок, что-то шепнул ей на ухо, и его слова, похоже, немного ее успокоили, по крайней мере утихомирили гнев, потому что она кивнула, вытерла глаза тыльной стороной ладони и даже мимолетно улыбнулась брату. Но она по-прежнему не обращала ни малейшего внимания на присутствие Нины.

Нико, подхватив сумки, повел девушку к двери в дальней стене кухни. В двух шагах по коридору была комната, в которой царили тишина и полумрак.

— Это гостиная, но мы ею никогда не пользуемся, — пояснил Нико.

Он взял Нину за руку и потянул ее за собой вверх по короткому лестничному пролету, по площадке между этажами и дальше, по еще одному, более узкому, ряду ступенек в коридор, где было по две двери с каждой стороны.

— Это комната моего отца, напротив спальня девочек, рядом — мальчиков, а эта — моя. То есть теперь наша.

Комната мало отличалась от той, где они ночевали в доме его тетушки. Здесь были такой же деревянный настил на полу, незамысловатая мебель и беленые стены. На кровати лежало стеганое покрывало безукоризненной белизны, над изголовьем висело распятие; на полу выцветший тряпичный коврик обещал согреть замерзшие ноги. Роль прикроватной тумбочки играла обычная табуретка, на вешалке у дальней стены висели рубашки и брюки Нико, рядом стоял комод со стопкой книжек и кожаным чемоданчиком, под приоткрытой крышкой которого виднелись бритвенные принадлежности. Перед окном был установлен деревянный стул под таким углом, чтобы сидящий мог любоваться бутылочно-зелеными склонами гор.

Нико поставил вещи на пол, пересек комнату, открыл окно и опустил жалюзи.

— Ну вот, теперь здесь достаточно темно, чтобы заснуть. — Он снял куртку, отстегнул подтяжки и, усевшись на кровать, принялся развязывать шнурки на ботинках. Затем сдернул стеганое покрывало, аккуратно сложил его и пристроил в изножье кровати, то же самое проделал с одеялом и простыней и улегся на матрас, похлопав по узкой полоске свободного пространства рядом с собой:

— Снимай пальто, туфли и ложись. Ты ведь знаешь — подле меня тебе ничто не угрожает. Хотя… — Нико усмехнулся, — я могу нанести ущерб твоим ушам — братья говорят, я ужасно храплю.

Отказываться было глупо, к тому же Нине не хотелось опять заставлять его спать на полу, поэтому она поступила так, как он предложил, и улеглась рядышком на бок. Но кровать оказалась настолько узкой, что невозможно было соблюсти приличную дистанцию. Она чувствовала спиной тепло его тела, и это отвлекало — Нина даже подумала, что наверняка не сможет заснуть. Однако ритм спокойного дыхания Нико убаюкивал ее, а в комнате царили такой приятный полумрак и тишина, что девушка решилась наконец закрыть глаза — всего на минутку или на две, а потом она, конечно же, сядет у окна и будет думать о доме и родителях…

Когда Нина проснулась, в спальне было темно хоть глаз выколи, и она ужасно замерзла, несмотря на одеяло, которым ее, должно быть, накрыл Нико перед уходом. Она прислушалась к незнакомым звукам нового дома: внизу звенели детские голоса, издалека доносилось мычание коров, неразборчиво бормотало радио, раздавался перестук горшков и кастрюль.

Сев на кровати, Нина надела туфли и, раз уж зеркала здесь все равно не было, в темноте пригладила волосы ладонями, расправила на себе одежду, а затем осмелилась спуститься на кухню.

Роза стояла у очага, помешивая что-то в большом железном котле. Она наверняка слышала, как Нина спускалась по ступенькам, но не обернулась, не заговорила, даже виду не подала, что заметила ее появление. Нико с отцом были во дворе — их голоса звучали где-то совсем близко, словно на расстоянии вытянутой руки. Решив не испытывать себя на прочность, вступая в противостояние, Нина прошла мимо Розы во двор, глядя себе под ноги и ступая точно по линии стыка между плитами пола, словно это был туго натянутый канат.

Как она и надеялась, Альдо и Нико сидели возле дома на скамеечках под оливой; у их ног прилегла собака.

— Простите, я что-то заспалась, — виновато сказала Нина.

— Ты ведь устала. — Альдо встал, уступив ей скамеечку, и собака, которая еще секунду назад дремала, тоже тотчас вскочила и принялась переводить взгляд, полный обожания, с одного хозяина на другого.

— Как ее зовут? — спросила Нина.

— Сельва, — ответил Нико. — Это собака отца, но меня она любит больше.

— Что правда, то правда, — признал Альдо. — Когда Нико рядом, Сельва на меня и внимания не обращает.

— Я тут рассказывал отцу, как мы познакомились, — непринужденно сообщил Нико.

Девушка кивнула, тотчас занервничав — все-таки они не успели до конца обсудить историю, которая на самом деле вовсе не была романтичной.

— Родители не возражали против твоего отъезда, Нина?

— Я же говорил тебе, папа: у нее никого нет. Поэтому я и не сомневался, что она поедет со мной, если я позову. Учитывая нынешние обстоятельства… На моем месте ты сделал бы то же самое.

«Никого нет. Никого нет». Она была готова мириться с этим вымыслом, но слова, сказанные вслух, прозвучали так резко, будто это была чистая правда…

— Я ожидал от тебя чего-то подобного, — кивнул Альдо, — но твоя сестра… Новость ее сильно огорчила.

— Понимаю. Я с ней обязательно поговорю и постараюсь все объяснить.

— Ты же знаешь, Роза надеялась, что однажды ты вернешься в семинарию. Она ведь была против того, чтобы ты бросал учебу.

— Да, — прервал отца Нико, повысив голос, — но после гибели Марко у меня не было выбора. Мне пришлось вернуться домой. И я рад, что вернулся — тебе это прекрасно известно.

— Известно. И Роза с твоим возвращением мало-помалу почти смирилась. Ты же в курсе, она терпеть не может сюрпризы. Помнишь, как она отнеслась к новости о том, что Марко и Лука записались в добровольцы?

— Она до сих пор из-за этого злится, несмотря на то что они дали себя убить месяц спустя.

— Нико, перестань. Может, прогуляетесь к отцу Бернарди? Еще есть время до ужина.

— Хорошо. Что скажешь, Нина? Ты не слишком устала?

— Нет, вовсе нет, — отозвалась девушка и встала, опираясь на руку Нико. — Буду рада с ним повидаться.

— Вы что, знакомы? — удивился Альдо. — Но я думал…

Только сейчас Нина поняла, что чуть себя не выдала.

— Прошу прощения, я неверно выразилась. Хотела сказать — буду рада с ним познакомиться.

— Понятно. Что ж, тогда в добрый путь, и смотри, чтобы Нико и отец Бернарди не заболтались, позабыв о времени, как обычно. Ужин станет твоей первой трапезой в новом доме, так что не опаздывайте.