Чудовище и Бетани

Джек Меггитт-Филлипс, 2020

Эбенизер Твизер – молодой 511-летний мужчина. На чердаке своего особняка он держит чудовище, которое питается произведениями искусства и редкими животными, хотя иногда не прочь полакомиться кактусом или домашним котом. Взамен чудовище изрыгает для Эбенизера всевозможные подарки, включая волшебные зелья, продлевающие молодость и жизнь. Но аппетиты монстра растут, и однажды он заявляет, что только сочный мясистый ребенок утолит его голод. Так в доме Эбенизер появляется сиротка Бетани. Поначалу Эбенизер тешит себя надеждой, что накормит чудовище и его (очень долгая) жизнь снова потечет своим чередом. Но Бетани никак нельзя назвать обычной сироткой…

Необычная просьба

Беззаботная жизнь может испортить человека. Когда у тебя всё хорошо, легко забыть, что у других людей бывают проблемы, и перестать волноваться о ком-либо, кроме себя.

Полагаю, вы понимаете, как вышло так, что Эбенизер Твизер стал одним из самых выдающихся эгоистов за всю историю человечества. Прожив почти пятьсот двенадцать лет без тревог и печалей, он ничего не знал о боли и грусти.

Эбенизер даже представить не мог, что это такое, и не почувствовал ни малейшего укола совести, когда скормил Патрика чудовищу. Он только подумал, как досадно, что ему довелось лишь раз услышать песню пурпурногрудого попугая. Но переживать о том, что испытала бедная птичка, сгинувшая в пасти чудовища, Эбенизеру и в голову не пришло.

Вместо этого он спустился на первый этаж, открыл один из множества битком набитых холодильников и сделал себе сэндвич с говядиной и горчицей.

Пшеница, из которой приготовили муку для хлеба, выросла на вершинах Гималайских гор. За мясо и масло следовало благодарить Долли, очаровательную корову валлийской породы, три года подряд получавшую приз за «Самое выдающееся вымя». А на горчицу пошло дорогущее белое вино и редкие черные трюфели.

Предполагалось, что сэндвич получится выше всяких похвал, но прежде, чем Эбенизер успел откусить хоть кусочек, чудовище позвонило в колокольчик. Эбенизер нехотя отложил бутерброд и снова начал восхождение на пятнадцатый этаж.

Монстр уже ждал его в сырой, провонявшей капустой комнате, напевая под нос песенку — ту самую, что спел Патрик. При виде Эбенизера чудовище радостно рыгнуло. Из слюнявой пасти брызнули пурпурные перья.

— Добрый вечер, — вежливо кивнул Эбенизер.

— И тебе добрый вечер, Эбенизер! Ведь вечер действительно добрый, не так ли? — спросил монстр.

Все мысли Эбенизера занимал сэндвич и то, как здорово будет впиться в него зубами. До вечера и до того, добрый он или нет, ему не было решительно никакого дела.

— Я сказал, что вечер действительно добрый, Эбенизер, — с нажимом повторил монстр своим тихим склизким голосом. — Ты со мной согласен?

— Да, вечер на удивление горчичный, — рассеянно отозвался Эбенизер.

— Горчичный? Что значит «горчичный»?!

— Прости, понятия не имею, что на меня нашло. Я хотел сказать не «горчичный», а…

— Неважно, Эбенизер! — сварливо перебил его монстр. — Главное, что вечер сегодня добрый. На редкость добрый!

— Да, разумеется.

В комнате повисло молчание. Эбенизер был слишком голоден, чтобы придумать тему для разговора, а чудовище всё никак не могло решить, хорошее у него настроение или нет. Впрочем, вскоре оно определилось.

— Ох, Эбенизер, я не могу на тебя сердиться. Особенно после того, как ты принёс мне такой восхитительный ужин, — вздохнул монстр.

— Рад, что тебе понравилось.

— Приятно для разнообразия съесть кого-нибудь с характером, — поделилось чудовище. — И ржавая клетка стала приятным дополнением.

— Звучит так, словно это было исключительно вкусно, — заметил Эбенизер.

— Верно. Что ты хочешь получить в награду?

Вот так это работало. Эбенизер обеспечивал монстра едой, а тот взамен дарил ему подарки. Хрустальная люстра, ведьмина метла, гигантский плюшевый мишка — не было ничего, что монстр не мог бы наколдовать для Эбенизера.

— Пианино, — сказал Эбенизер. — Буду очень признателен, если ты достанешь мне кабинетный рояль — небольшой, чтобы я мог сам спустить его вниз по лестнице.

— Так-так-так, — прошелестел монстр. — Никогда бы не подумал, что настанет день — и ты проявишь интерес к музыке. Быть может, мне добыть пособие для начинающих пианистов в придачу к роялю?

— Боже, нет! — фыркнул Эбенизер, до глубины души оскорблённый предложением чудовища. — Я не собираюсь на нём играть. Поставлю в передней гостиной, чтобы соседи завидовали.

— Странный ты человек, — задумчиво произнёс монстр. — Но твое желание — закон.

Чудовище закрыло три чёрных глаза, захлопнуло пасть и начало извиваться всем своим телом, издавая при этом низкое гудение.

А потом его глаза вдруг распахнулись, чудовище замерло — и отрыгнуло рояль. Тот слегка поблёскивал от слюны, но в остальном был идеальным: небольшим, как хотел Эбенизер, и определённо красивым — на зависть всем соседям.

— Премного благодарен, — сказал Эбенизер, поднял рояль и зашагал к двери. У самого порога он обернулся. — О, чуть не забыл! Мне нужно от тебя ещё кое-что.

— Что бы это могло быть? — спросил монстр.

— Подарок на день рождения, — ответил Эбенизер. — В субботу мне исполнится пятьсот двенадцать лет, и я уже чувствую, как на моём лице снова появляются морщины. Так что мне опять потребуется эликсир молодости.

— Без проблем, Эбенизер. Рад помочь.

Чудовище закрыло глаза и принялось извиваться, но внезапно остановилось.

— Всё в порядке? — нахмурился Эбенизер.

— О, всё замечательно, — ответил монстр. — Но, прежде чем выдать тебе свежую порцию эликсира, я хочу кое о чём попросить. Принеси мне что-нибудь поесть!

Эбенизер вздохнул. Нужно было сначала попросить у чудовища эликсир, а уже потом — рояль.

— Ещё одного Винтлорианского пурпурногрудого попугая я добыть не смогу, — предупредил он. — Их осталось всего девятнадцать.

— Не беспокойся, попугаи мне больше не нужны, — ответил монстр. — Я уже знаю, что хочу съесть. Такого я прежде не пробовал.

Эбенизеру было непросто в это поверить — за долгие годы их «сотрудничества» он чего только не приносил чудовищу. Вспомнить хотя бы последний месяц: если не считать Патрика, монстр проглотил семь жемчужных ожерелий, старинный буфет, два пчелиных улья и небольшую статую Уинстона Черчилля.

— Какую-нибудь редкость? — предположил Эбенизер.

— Не редкость, но мало кому придёт в голову это есть, — ответил монстр. — Это кое-что весьма шумное, бывает разных форм и размеров, и найти это можно без труда в любой стране.

Эбенизер пораскинул мозгами. Что-то шумное, что легко достать. Играть в угадайку с монстром он никогда не любил.

— Это какая-нибудь труба? — спросил он.

— Нет. — Из пасти чудовища вырвался тихий склизкий смешок. — У меня жуткая аллергия на духовые инструменты. Съем один — и мне конец.

— Значит, пудель? Ты хочешь, чтобы я снова тащился в собачий приют?

— Нет, нет, нет, — рассмеялся монстр. — Это не вещь и не животное.

У Эбенизера кончились идеи. «Труба» и «пудель» идеально подходили под описание.

— Пожалуй, не буду тебя больше мучить. На сей раз я хочу съесть… ребёнка, — сказало чудовище, и по его лицу расползлась радостная слюнявая улыбка.

— Прости, не уверен, что правильно тебя расслышал, — пробормотал Эбенизер.

— Я хочу съесть ребёнка! — прогрохотал монстр. — Хочу отведать сочного, пухлого человеческого детёныша! Заглотить целиком его мягкое, нежное тельце.

Эбенизер нервно переступил с ноги на ногу, но ничего не сказал, подозревая, что монстр ещё не закончил.

А он не закончил.

— Хочу узнать, каков на вкус сопливый нос, — мечтательно вздохнуло чудовище. — Пухлые щёчки, грязные ногти и завшивевшие кудряшки!

Монстр весь вспотел от волнения. Глаза его горели голодным огнём. Он пристально посмотрел на Эбенизера и спросил негромко:

— Так когда ты сможешь подать мне ребёнка на обед?